Глава VIII
В апреле 1932 года в котле на «Эдиондо» опять лопнула труба, третья за две недели, и совет директоров, состоявший из мистера Рандольфа и стенографистки, решил, что дешевле купить новый котел, чем то и дело останавливать старый.
Новый котел вскоре привезли, а старый выволокли на пустырь между лавкой Ли Чонга и «Ресторацией Медвежий стяг» и поставили на колоды дожидаться, пока мистера Рандольфа не осенит, что еще можно из него выжать. Постепенно заводской механик извлек из котла все его внутренности латать другое изношенное оборудование. Лежащий на колодах котел походил на старый локомотив без колес. Наверху у него была зачем-то большая дверь, а с одного конца маленькая дверца топки. Шло время, металл ржавел, краснел, трухлявел; вокруг котла буйно разрослись мальвы – осыпающаяся ржавчина служила хорошим удобрением. Цветущий мирт обвил бока, дикий анис приятно раздражал обоняние. Кто-то бросил рядом с котлом корневище дурмана, оно не погибло, скоро из него вырос мясистый стебель и над дверцей топки повисли огромные белые колокольчики, источающие по ночам томительный аромат любви, неправдоподобно сладкий и пьянящий.
В 1935 году в котел этот въехала семья – мистер и миссис Сэм Мэллой. Жилье оказалось надежное, просторное и сухое – котел уже давно был пустой. Правда, входить приходилось на четвереньках, через дверцу топки, но внутри можно было вытянуться и ходить по средней линии во весь рост. Словом, квартирка вышла отличная, сухая и теплая, пойди-ка поищи такую. Втиснули сквозь дверцу топки матрац и зажили припеваючи. Мистер Мэллой был доволен и счастлив, миссис Мэллой тоже – до поры до времени.
Ниже котла по склону валялись большие трубы, выброшенные тем же заводиком. Конец 1937-го ознаменовался богатейшим уловом сардин, рыбзаводы работали на полную мощность, и скоро сезонным рабочим стало негде жить. Тогда-то мистер Мэллой и начал сдавать трубы, что пошире, одиноким мужчинам по сходной цене. Одно отверстие заделал толем, другое завесил дерюжкой, и получились удобные спальни; правда, парням, привыкшим спать, поджав ноги, приходилось либо менять привычку, либо расстаться с мыслью о ночлеге под крышей. Были и такие, что не могли спать в трубе – будил собственный храп, отдававшийся гулким эхом. Как бы то ни было, мистер Мэллой получил хоть и маленький, но верный доходец и был теперь вдвойне счастлив.
Миссис Мэллой, как сказано, тоже была счастлива, – пока муж ее не стал домохозяином. Тут ее как подменили. Сначала ей захотелось коврик, потом ванну, потом шелковый цветастый абажур. А в один прекрасный день она вошла в котел, выпрямилась во весь рост и, переведя дух, сказала:
– У Холмана продаются шикарные шторы. Тюлевые с голубой и розовой каемкой. И стоят вместе с карнизом доллар девяносто восемь центов.
Мистер Мэллой сел на матраце.
– Шторы? – переспросил он. – Во имя всего святого, зачем тебе шторы?
– Мне нравятся красивые вещи, – ответила миссис Мэллой. – Я так хочу, чтобы тебе в нашем доме было уютно.
И у нее задрожала нижняя губка.
– Солнышко! – воскликнул Сэм Мэллой. – Я не против штор. И мне нравятся шторы.
– Всего один доллар девяносто восемь центов, – дрожащим голосом проговорила миссис Мэллой. – Тебе жалко для меня одного доллара?
Она хлюпнула носом, и грудь у нее поднялась и опала.
– Ничего мне для тебя не жалко, солнышко, – горячо проговорил мистер Мэллой. – Только, господи помилуй, что мы будем делать со шторами? Ведь окон-то у нас нет.
Миссис Мэллой плакала, плакала и никак не могла остановиться. А мистер Мэллой крепко обнял ее, пытаясь утешить.
– Мужчины совсем, совсем не понимают, что чувствуем мы, женщины, – рыдала миссис Мэллой. – Они просто не могут встать на наше место.
Сэм лег рядом с ней и долго гладил ее по плечу, пока она не уснула.