Э. Г. Герштейн
1
31 дек. 36 г. <Ленинград>
Милая Эмма, я до сих пор не поблагодарила Вас за Ваше осеннее гостеприимство и заботы обо мне. Простите меня. Уже четыре месяца я болею, сердце мешает мне жить и работать.
Сейчас мне принесут Вашу статью о Лермонтове, и я буду ее читать в новогоднюю ночь.
Меня сняли с пенсии, что, как вы можете себе представить, сильно осложняет мое существование.
Надо бы в Москву, да сил нет. Целую Вас крепко.
Ваша Анна
2
<7.1.1943. Ташкент>
Милая Эмма, простите, что не ответила Вам сразу. Знаю, что не сердитесь. В ноябре я чуть не умерла, теперь вернулась к жизни.
Целую. Анна
3
<Весна. 1943. Ташкент>
Дорогая Эмма,
месяца два тому назад Надя и я написали Вам по письму в ответ на Ваши изящные письма, но нашему эпистолярному искусству, очевидно, не повезло, и оно потерпело аварию где-то в районе Ел. Мих. Фраткиной.
Напишите мне. Как живется Вам, где Сергей Борисович, Осмеркины?..
Мой Левка пишет, что поехал в экспедицию и рад этому.
Он здоров и благополучен.
19 марта я получила от него первую телеграмму.
Целую Вас
Ваша Ахматова
У меня было два тифа, и я лежала в 4-х больницах.
4
14 февр. 1944. <Ташкент>
Дорогая Эмма,
благодарю Вас за Ваше милое дружеское письмо. Теперь, да и всегда, голос друга – великое утешение.
Очень горько было узнать о Вашей утрате и знать, что во время такого тяжелого испытания Вы были одиноки.
Я получила московский вызов, жду ленинградского, о высылке которого уже имею телеграмму из Союза писателей.
Скоро увидимся.
Целую вас. Ваша Ахматова
Привет друзьям!
5
<Начало июня 1945. Ленинград>
Дорогая Эмма, еще раз благодарю Вас за письмо о Леве. Мне подали его одновременно с Левиным письмом. Последние месяцы я очень тревожилась, не получая от него с фронта ни слова. Я недавно узнала, что его бабушка умерла в декабре 1942 г. в Бежецке.
Поздравляю Вас с нашей общей Великой радостью – Победой.
Отчего Вы ни слова не написали о себе? Я так давно не была в Москве, что ничего о всех вас не знаю. Как Николай Иванович, Евгений Яковлевич? Где Вы работаете и занимаетесь ли Лермонтовым? Меня выбрали членом Пушкинской Комиссии. Я 16 дней пролежала из-за гриппа с осложнениями, только вчера встала. Целую.
Лева пишет свой адрес 28807-г, а Вы 28807-ч. Я послала две одинаковые открытки по этим двум адресам. Хоть одну он получит. Живу очень пустынно. Вижу мало людей.
Шлю привет и поздравления друзьям-москвичам.
6
15 июня <1945. Ленинград>
Милая Эмма,
Ваша телеграмма встревожила меня. Что называете Вы своим вторым письмом? Писали ли Вы мне еще или это относится к письму, в котором Вы переписали Левино письмо от 28 мая?
Сейчас посылаю Вам телеграмму: «Получила ваше письмо от 7-го июня». Пишу – 7-го, но в сущности даты не знаю – она так смазана.
Что случилось, Эмма?
Я хотела ответить Вам подробно, поговорив с Л. Я. Гинзбург относительно Ваших лермонтовских дел. Не исключена возможность, что я скоро буду в Москве – Ардовы зовут меня на дачу.
Еще раз спасибо за все, милая Эмма!
Жду вестей.
Ваша Ахматова
Леве пишу часто, но пока ответа нет.
7
<Начало августа 1945. Ленинград>
Дорогая Эмма,
писал ли Вам Эйхенбаум? Я встретила его, как теперь говорят, на Эренбурге и заговорила о Вас. Он ответил вполне удовлетворительно. Сказал, что очень ценит Вашу работу, очень хочет работать с Вами, спросил, живете ли Вы еще на Щипке и т. п. Я, конечно, хотела написать Вам об этом сразу, но заболела и только вчера встала с постели. Левушка пишет довольно часто. Мне предлагают перевести несколько вещей Бараташвили и принять участие в его юбилее в октябре в Тбилиси. Тогда увидимся. – Ваша Ахматова.
8
26 сент. <1952. Ленинград>
Милая Эмма, посылаю сегодня Ниночке мой перевод стихотворения Виктора Гюго («Надежды хрупкие…»). Его надо как можно скорее доставить в Гослитиздат, редактору Гюго Нине Ильиничне Куцошвили. Я очень прошу Вас это сделать, потому что у Ардовых он может заваляться. Стихи эти идут в юбилейном издании Гюго, и меня очень торопят их сдать.
Я бы позвонила Вам, но не доверяю Вашему телефону, памятуя, как плохо Вас вызывают. Позвоните мне, предупредив открыткой. Как Ваши дела и здоровье? В Ленинграде я чувствую себя хуже, чем в Москве, но пока все еще сносно.
Погода невообразимая. Целую Вас.
Ваша Ахматова
Позвоните в бухгалтерию Гослитиздата Е-1–89–45 и спросите, когда будут платить за осетин, и скажите, что я в Ленинграде.
9
2 октября <1954. Ленинград>
Милая Эмма Григорьевна, с трудом нашла Ваш адрес, – позвонить не могу – нет талона. В понедельник у меня начался озноб. t° 39,1. Позвали доктора, на другой день то же. Пенициллином сбили жар, но я до сих пор совсем больна. Работать не могу – слабость, удушье. Скорей всего это реакция на огорчения разного рода. Вы, наверно, сказали обо мне все, известные Вам, дурные слова. На большее я не надеюсь. Ирочка хворает. Аня вся в пятерках. Книга Ник. Ив. уже распродана. Петров пишет о ней и очень хвалит. Привет ему, т. е. не Петрову, и милым сестрам Игнатовым. Целую. Ваша Ахм.
10
<7 сентября 1955. Ленинград>
Благодарю письмо чувствую себя дурно – Ахматова
11
16.12 <1956. Ленинград>
Эмма, только вчера меня посетила И. Н. Томашевская, которой я передала Вашу просьбу к Пушк. Дому. Она обещала скоро все выяснить. Я погибаю от страшных головных болей, которые не дают мне заснуть. С ужасом думаю о горе, постигшем Вашу семью. Очень прошу Вас передать мой привет Вашей матушке и сестре. Ваше последнее письмо недоразумение. Я ничего у Вас не просила. Пенсия пришла. Ахм.
12
<25 июня 1957 г.>
Беспокоюсь ваше здоровье сама нездорова целую – Ахматова
13
25 окт. <1958? Ленинград>
Что с Вами? Не пугайте меня. Какие там ссоры. Бред. Лучше скажите, как Вы без одежды, питья, еды и почти без жилища умудряетесь делать архивные находки. По-моему, Вас надо показывать за деньги. В самом деле все это меня весьма тревожит. Здесь ничего нового.
Целую. Ваша Ахматова
Что Надя?
В самом деле все у меня так плохо, что я больше ни на что не надеюсь. Впрочем, Эмма, Вы все знаете.
14
1 августа 1958. Комарово
Эмма!
На Ваш вопрос о моем здоровии не так легко ответить. Во-первых, как Вы знаете, мне пошел семидесятый год и это одно не украшает самочувствия. Во-вторых, я ношу в себе четыре смертельные болезни, от которых никто и никогда не обещал мне исцеления, и каждая из них дает о себе знать. Короче говоря, сердце болит каждый день и ходить даже так, как до последней болезни, я не могу. Все это, вероятно, в порядке вещей, но думать об этом, а главное, формулировать все это в словах не так уж весело. Последний хирург, который смотрел меня в Ленинграде, сказал, что операция необходима, но невозможна из-за состояния сердца. Вот, кажется, и все. А впрочем, я живу обычно: сижу на крыльце, «хожу гулять» до дачи Плоткина, пытаюсь работать. Смерть М. М. тяжело поразила меня.
Обо всем остальном (весьма существенном), что содержит Ваше письмо, я надеюсь поговорить с Вами по телефону, когда доберусь до городской квартиры.
Где Маруся и как ее здоровье? Я не пишу ей, потому что вообще не могу писать, а еще потому, что она не может распечатывать письма (это следующий этап нашего с ней заболевания), но люблю ее и постоянно вспоминаю.
Лева договора не получил, и все замерло.
Целую. Ахматова
15
29 января <1959. Ленинград>
Милая Эмма,
Роман Альбертович подробно доложит Вам об исполнении Вашего поручения. Он был на высоте положения – звонил раз сто и добился результата.
Очень прошу Вас переписать эти четыре стихотворения Панта в моем переводе и доставить тов. Зимину в И-во Ин. Литературы – хотя бы по почте. Телефон Зимина И1–76–40. Позвоните ему сегодня же и скажите, что рукопись готова. Это очень спешно.
Я – плохая. Картину эту Вы так часто видели, что не стоит ее описывать. В феврале все же надеюсь быть в Москве.
Вчера приехал Боря Ардов. Говорит, что продолжает завидовать Вашему Павлику.
Я почти никого не вижу в Ленинграде – одна не выхожу.
Виноградов, кажется, по моей просьбе все сделал для Срезневских. Ак. Наук хлопочет за них.
Напишите мне несколько слов о себе, о Марусе.
Целую Вас.
Ваша Ахматова
16
<20 августа 1958. Комарово>
Вторично позвоню пятницу вечером письма Вяземского нужны могу дать деньги целую Ахматова
