Глава 2
Пять лет, пять месяцев, пять дней
– Это произвол, – серьезно сказал Геворг Гамрян, декан матфака педагогического университета и по совместительству самый серьезный и авторитетный маг в этой части страны. – На твоем месте я бы обратился в трибунал.
– Все законно, Геворг, – ответил Эльдар. – Девушку спросили, она дала ответ. То, что перед этим ее похитили, то, что она уже ассистировала магу во время обряда и должна была стать его ученицей – уже не суть важно. Они не преступили закон по факту. Все. Ничего я не буду делать.
Хикмет и Аннушка просто взяли и умыли наглого выскочку. Схватили великого и ужасного Поплавского за шкирку и макнули мордой в самую грязную лужу, какую только смогли найти. Ах, ученицу тебе? Не по чину берешь!
У Хикмета по результатам оказались сломаны три ребра и челюсть и отбиты почки, левая рука Аннушки уже никогда не будет действовать так, как раньше, но это в целом было довольно слабое утешение.
Разумеется, ни в какой трибунал Эльдар обращаться не стал. Не захотел, чтобы его умыли еще раз, да на глазах у всего честного люда. На две недели он уехал из промозглого осеннего Турьевска на солнечные Канары, где лежал на шезлонге лицом вниз и ни разу не вошел в море. Вернувшись, Эльдар с головой погрузился в работу. Он затеял реконструкцию торгового центра и благодаря удачному стечению обстоятельств купил неплохой клуб, в котором имели обыкновение отдыхать сливки турьевского общества. Финансовые дела медленно, но верно пошли в гору. Он не узнавал специально – иногда до Эльдара доходили даже не слухи, а отголоски слухов о том, что Аннушка потихоньку учит Лизу любовной магии, молодая ведьма берет небольшие заказы, но ни у нее, ни у наставницы даже близко нет ни солидных клиентов, ни приличных заработков. Эльдар думал о том, каких высот могла бы уже достичь Лиза под его руководством, и испытывал что-то вроде тихой печали. Очень тихой, почти незаметной.
Приступов у него больше не было.
Они с Лизой случайно встретились ранней весной, когда Эльдар от нечего делать пошел вечером в клуб. Не в собственный – ради развлечения он всегда выбирался в другие места. На фейс-контроле его узнали, раскланялись и тотчас же устроили за одним из лучших столиков. Вместе с чашкой кофе официант принес маленькую афишку: сегодня в клубе выступал «Сплин». Эльдар слабо разбирался в современной музыке, но название группы ему понравилось – его жизнь в последние полгода была сплошным сплином, хандрой и разочарованием.
Тут-то он и увидел девушку, показавшуюся ему смутно знакомой. Девушка сидела за соседним столиком, потягивала разноцветный коктейль, и внезапно Эльдара словно обожгло: Лиза. Это же Лиза. Уже не унылая, вечно хмурая студентка – недорого, но со вкусом одетая барышня с небольшими средствами, знающая себе цену. Теперь Лиза держалась с невероятным внутренним достоинством. Эльдар рассматривал ее краем глаза поверх афиши. Да, Аннушка хоть и бездарная дура, каких мало, но все же сумела слепить из пацанки настоящую леди.
То, что леди зарыла свой талант на дне морском – другой вопрос.
Забыв свой коктейль, Лиза смотрела на Эльдара, не отрываясь. Он сделал знак официанту, попросил еще кофе. Да уж, есть ли смысл ходить в клуб, чтобы пить там кофе… Поймав-таки его взгляд, Лиза улыбнулась, виновато и жалобно. Эльдар вздохнул и поманил ее пальцем.
– Еще чашку кофе, – сказал он мигом подскочившему гарсону, когда Лиза пересела за его столик. Челядь в клубе была вышколенной; Эльдар мельком подумал, что обслуга у него начинает лениться. – И салат. И мясо. Ты ведь как всегда голодная, да?
Лиза не ответила.
«Хорошо, что она умеет чувствовать свою вину, хотя и не виновата, в общем-то», – подумал Эльдар и продолжал:
– Твои пять лет, пять месяцев, пять дней давно прошли, а жизнь не изменилась. Ты надеялась, что будешь что-то значить, а по факту как была, так и осталась пустым местом. Только теперь ты можешь привораживать мальчиков и девочек. Слабенько так. Тоненько.
Лиза вновь жалобно улыбнулась. Эльдар прекрасно знал, почему она сейчас молчит: сплетает для него легкую, почти невесомую приворотную сеть. Он мысленно ухмыльнулся: надо же быть настолько наивной и думать, что он ничего не заметит, размякнет и позволит себя использовать.
«Поддаться, что ли», – равнодушно подумал Эльдар.
– А могла бы города местами переставлять. Реки вспять оборачивать. Но по-прежнему живешь в общаге, и заработанного хватает только на лишние колготки. Ну и кофейку с подружками попить в «Балатоне» или где там сейчас студенты тусят…
Законченная сеть вспорхнула с ладоней Лизы и мягко прикоснулась к Эльдару. На несколько минут он позволил себе насладиться красками и огнями, которые внезапно стали ярче, ласковым и добрым миром, сосредоточившимся в девушке напротив, и предчувствием той самой большой и вечной любви, которую так сладко описывают поэты. Потом аккуратно снял сеточку усилием воли и скучным голосом произнес:
– Приворотные сети, милая моя, надо делать на растущую луну. А сейчас она убывает. Впрочем, дело такое… чем богаты, тем и лепим. Руки правильно ставить не умеешь, а туда же. К тому же, для людей с расстройствами психики подобные сети вообще ткутся иным манером. И я тебе советую никогда не привораживать шизоидов и психопатов. Ни за какие деньги. От этого проблем потом не оберешься.
Лиза моментально залилась стыдливым румянцем, словно Эльдар застукал ее за чем-то непотребным. Несколько минут они молчали. Официант принес заказ, но к еде они не притронулись.
– Как вообще дела? – спросила Лиза, в конце концов.
Эльдар пожал плечами.
– Джип продал. Клуб купил. Как сама?
В глазах Лизы стояли слезы. Готовились покатиться по щекам крупными горошинами.
– Эльдар, я ведь не знала…
– Что ты не знала? – с нарочитым безразличием спросил Эльдар, неожиданно резким движением ковырнув вилкой стейк и чувствуя, как в нем поднимается та горечь поражения, которую он все это время старательно запихивал в глубины души. Растоптали, унизили, не вынесли чужого успеха, и все это было как-то мелко и гадко…
– Что Аннушка станет моей наставницей.
Эльдар скривился.
– И что теперь?
Слез она все-таки не удержала. А плакала Лиза, как голливудская актриса: не размазывая косметику, не превращаясь в зареванную краснорожую девку. Эльдар подумал, что она хорошо играет свою роль. Очень хорошо. Будь он простым и заурядным – непременно бы купился и на эти слезы, и на эту трогательную мольбу в глазах.
– Стала и стала, – сказал Эльдар. Кофе кончился как-то уж слишком быстро, а ожидаемой бодрости не принес. – Учись. Книжки читай, Аннушку тряси, чтобы больше рассказывала. Можешь по дружбе и Хикмета тряхнуть – он, конечно, тот еще фрукт и овощ, но ряд интересных вещей знает. А я тебя кофием напою, по старой памяти, ну и довольно.
– Прости, – Лиза все-таки шмыгнула носом, на мгновение выбиваясь из образа. – Прости. Мне надо было прийти к тебе раньше.
Эльдар прекрасно понимал, почему она не пришла. Боялась до икоты. Все маги немножко чокнутые, но если уж учиться, то у того, кто еще не утерял сцепление с реальностью, как изволит выражаться Хикмет. И Лиза старательно училась – ровно до тех пор, пока не поняла, что учительница не даст ей и десятой доли тех возможностей, о которых говорил Оборотень – если он, конечно, не врал, а Эльдар Поплавский не имеет такой привычки. Эту учительницу саму неплохо было бы посадить за парту – повторить азы. А раз так, то собирайте вещи и идите на поклон к Оборотню. Сделайте вид, что встретились с ним совершенно случайно, затем сплетите приворотную сеточку, постройте ему глазки – он и сменит гнев на милость, у Аннушки заберет и научит всему, что знает сам.
Он это и выложил Лизе. Потом несколько минут любовался ее вытянувшимся лицом. А затем ему снова стало скучно. Впрочем, надо отдать Лизе должное: держалась она с достоинством. Деревенская девчонка, которую Эльдар нашел на полу в своем торговом центре, сейчас бы кинулась в ноги с ревом. Новая Лиза, которую выковало посвящение, взяла сумочку и встала.
– Что ж, ты прав, – сказала Лиза, изо всех сил стараясь удержать маску обиженного достоинства. – В любом случае, прости. Тогда с тобой поступили гнусно. Всего доброго, Эльдар, прощай.
– Сядь, – жестко приказал Эльдар, и Лиза рухнула обратно в кресло, будто у нее подкосились ноги. Теперь ей действительно было страшно: впервые за сегодняшний вечер, чье течение она более-менее просчитала, и Эльдар добавил уже мягче: – Концерт еще не начался.
– Не люблю «Сплин», – промолвила Лиза.
Эльдар усмехнулся.
– Ну и зря. А я люблю. Аннушка знает, что ты здесь?
Кажется, Лиза вздохнула с облегчением. Разговор начал переходить в практичную плоскость.
– Нет. Хикмет тоже не в курсе.
– Хорошо, – Эльдар вынул сигариллу, закурил и некоторое время задумчиво рассматривал Лизу сквозь струйки дыма, наблюдая, как меняется ее лицо. – Мои условия таковы. Я беру тебя в обучение. Если Аннушка обратится в трибунал, то я смогу тебя отстоять. Заказы ищи сама. Сорок процентов с каждого – отдаешь мне. Номер счета скажу.
Условия были откровенно грабительскими, и Эльдар это прекрасно понимал. Трибунал, конечно, за это дело не возьмется, Лиза уже имеет право самостоятельного выбора наставника, но в первый год после посвящения такие прыжки в сторону не очень одобряются. Прикрывать девушку придется уже не от тех, кто реализует волю трибунала, а от Аннушки и Хикмета – а они не отпустят добычу просто так, улыбнувшись и помахав рукой на прощание.
– Научу всему, что потребуется. Будешь не сопляков друг к дружке привязывать за шоколадку, а с серьезными людьми работать, – при упоминании о сопляках и шоколадках Лиза вскинулась, но потом все-таки предпочла промолчать, и Эльдар понял, что его холостой выстрел попал в цель. – Станешь работать в обход меня, чтоб деньги сэкономить – я узнаю. Станешь работать с кем-то еще – я узнаю. Станешь сливать информацию на сторону – я и об этом узнаю, – он бросил окурок в пустую чашку и закончил, как припечатал: – И поверь, ты тогда об этом очень сильно пожалеешь. Я не Аннушка и не Хикмет, со мной шутить не надо. Зверя ты видела. А я сам еще хуже.
Она бы убежала – так, что с фонарями бы не нашли – но не могла.
– Боишься? – доброжелательно спросил Эльдар. У сцены уже отладили оборудование, и зрители подходили поближе: концерт начнется с минуты на минуту. Что ж, «Сплин» так «Сплин».
– Боюсь, – призналась Лиза.
– Это правильно, – улыбнулся Эльдар. – Я сам себя боюсь.
* * *
– Он не сумасшедший. Он просто косит под дурака, прикрываясь своей… – Гамрян кашлянул, словно пытался скрыть небольшую заминку при подборе правильного слова, – магической особенностью. У нас ведь и без того весьма специфическая психика. Да, он был в психиатрической клинике, но в те времена и в том месте иначе и быть не могло. Карательная психиатрия, сами понимаете…
Аннушка оказалась не столь щепетильной, как Эльдар, и, обнаружив, что ученица лихо подписала контракт с другим наставником, оставив ее ни с чем, кинулась звать на помощь трибунал. Если осенью нахального Оборотня просто «опустили», то теперь Аннушка и Хикмет хотели его уничтожить. Без шуток – обработать так, чтобы мало не показалось, чтобы вернулся в свою Кондопогу на краю географии и там домовых метелкой гонял.
Гамрян прекрасно понимал, что Азиль и Максим, двое магов, присланных из столицы, могут и повестись на слезы и эмоции Аннушки. Он встретил московских гостей лично, у вагона, и увез в лучшую гостиницу города. Если тогда опоздал Эльдар, то теперь не успели Аннушка и Хикмет, застрявшие в организованной Гамряном пробке на проспекте. Небольшая фора по времени – в общем-то все, что было у Гамряна в данном случае.
– Поплавский снова подал заявку на второе посвящение, – негромко заметил Азиль, плешивый старичок с благообразной внешностью профессора математики. Подлинную жесткость его натуры выдавали резкие движения правой руки, когда он тушил в пепельнице очередной окурок – словно вгонял копье в грудь врага. И сама рука была хороша: изуродованная, скрюченная, с потемневшей кожей на запястье. Во время Великой Отечественной Азиль, которого тогда звали иначе, сошелся в честном поединке с немецким магом. На память о бое осталась изломанная кисть и склонность к периодическому забыванию некоторых слов. Его соперник так и остался удобрять белорусские болота. – Не понимаю, на что он рассчитывает. Рядом с ним всегда слишком много шума. Геворг, вы ведь не можете гарантировать, что во время посвящения он не перекинется и не порвет на клочья всю группу.
– Не могу, – признал Гамрян. – Но несчастные случаи бывали и с совершенно здоровыми людьми. Посвящение – дело непредсказуемое. Впрочем, сейчас важнее заявка госпожи Аннушки.
Максим, молодой, но исключительно талантливый волшебник, успевший к своим двадцати двум годам полностью закончить обучение в Праге и пройти второе посвящение у Томаша, светила европейской магии, потянулся к блюду с фруктами.
– Госпожа Аннушка, простите, полная дура, – цинично произнес он с таким выражением лица, будто имел с Аннушкой давние счеты, – если рассчитывала, что сможет прокатить на вороных человека с подобной репутацией, как у Оборотня. И дважды дура, если надеялась, что он забудет и простит. Эта юная ведьмочка сама может выбирать наставника. Азиль, Геворг, я прав?
Азиль и Гамрян согласно кивнули. Максим выбрал персик поспелее и помягче.
– Тогда в чем проблема? В том, что переход к другому мастеру на первом году после посвящения чреват осложнениями со здоровьем? Это ее здоровье, ей решать. Трибунал не видит проблемы в переходе от одного наставника к другому, – сказал Максим, и по его интонациям было ясно, кто именно, несмотря на возраст и колоссальный опыт, главный в тандеме московских гостей. Гамрян подумал, что не может прочитать психотип этого молодого человека и невольно обрадовался тому, что Максим не находится под его началом. Должно быть, тот еще тип, похлеще Эльдара. – Азиль, вы согласны?
Азиль кивнул и раздавил в пепельнице очередной окурок – словно растоптал поверженного врага.
– При этом сам факт перехода принес госпоже Аннушке как материальный, так и моральный ущерб, – продолжал Максим, – и трибунал не может оставить это без внимания. Поэтому мы присуждаем господину Поплавскому выплату компенсации в размере… – Максим задумался и прикрыл глаза, прикидывая цену, – ну пусть будет полтора миллиона рублей. Учитывая заработки Оборотня, это вполне приемлемая сумма.
Гамрян вспомнил, сколько сам официально зарабатывает на должности декана и вздохнул. Эльдар, конечно, всегда считал, что деньги – брызги, но тут вряд ли будет думать, что отделался легким испугом.
– Расходы трибунала также пойдут за его счет, – добавил Азиль. – Ты, Геворг, наверняка со мной не согласишься. Но пока этот шустрый мальчик будет занят работой, у него не найдется времени на мысли о посвящении.
Гамрян пожал плечами.
– Грабеж средь бела дня, конечно, – произнес он. – Но воля трибунала священна, и я ее принимаю.
Говоря это, он представлял, как на другом конце города, в пустом сейчас торговом центре, дико затосковал по потерянным капиталам Оборотень Эльдар.
Раскланявшись с московскими гостями и неофициально проконсультировав их о том, где в Турьевске можно неплохо отдохнуть душой и телом, Гамрян покинул гостиницу. Устроившись за рулем автомобиля – декан мог позволить себе абсолютно любой автомобиль из существующих на земле, но отдавал предпочтение классике и ездил на недорогом «форде» – он вынул из кармана маленькое складное зеркало и, раскрыв его, спросил:
– Ты все слышал?
Эльдар, стоявший перед зеркалом в своем рабочем кабинете, задумчиво поскреб заросшую рыжей щетиной щеку и сокрушенно промолвил:
– Да слышал, конечно. Завтра буду в переходе на гармошке играть. Разорили, в подштанниках по миру пустили.
– Передо мной-то не юродствуй, – сурово осадил его Гамрян.
С лица Эльдара мигом сошло нарочито истерическое, шутовское выражение, и Оборотень совершенно серьезно и спокойно промолвил:
– Да, Геворг, я слышал. Что ж, могло быть и хуже. Спасибо, что вмешался, я признателен.
– Париж стоит мессы? – уточнил Гамрян.
Он, откровенно говоря, не понимал, почему вокруг этой истории с молодой ведьмой возникло столько шума с самого начала. Девчонка и девчонка; они пару раз виделись, и хоть убей, Гамрян не различил в ней тех невероятных талантов, о которых рассказывал Эльдар.
– О да, – задумчиво произнес Эльдар. – Еще как стоит.
* * *
– Моя секретарша получает четыре тысячи, – угрюмо сообщил Эльдар. – И, как ты понимаешь, это очень хорошая зарплата.
При повышенной стипендии в триста рублей Лиза не могла с ним не согласиться. Они неторопливо брели по тропинке, петлявшей среди сосен – если в городе весна давно вступила в свои права, то здесь, в лесополосе на западной окраине Турьевска, зима еще не стеснялась напоминать о себе то рыхлыми почерневшими сугробами, то иззубренным льдом на темном теле ручья, то лягушкой, замерзшей в придорожной луже. Впрочем, весна вовсю отвоевывала территорию: влажный теплый воздух пах оттаявшей землей и молодой травой, на пригорках, где пригревало солнце, раскрывали желтые глаза цветы, и отовсюду слышалось журчание ручьев и пение птиц.
Не жалея дорогой обуви – Лиза подумала, что ее наставник дал маху, отправившись в лес в тонком темном пальто и легких ботинках, – Эльдар сошел с тропы и на несколько минут застыл у одной из сосен, закрыв глаза и к чему-то прислушиваясь. Лиза уже знала, что таким образом маг ловит легкие и переменчивые токи стихий, чтобы выбрать правильное место для проведения обряда. Постояв так, Эльдар обернулся к Лизе и произнес:
– Все готово, иди сюда.
Лиза, наряженная по случаю похода в лес в настоящий ватник и резиновые сапоги, шагнула к нему, мельком подумав, что по весне у сумасшедших случаются обострения. И что она будет делать, если Эльдар перекинется в зверя сегодня и здесь? Найдут ее тело любители шашлыков, ничего себе пожелание приятного аппетита…
С Аннушкой все было гораздо проще.
– Ты можешь отправляться к ней хоть сейчас и избавить меня от расходов, – Эльдар подарил ей самую очаровательную улыбку и взял за руки. – Начнем вместе или я один?
– Вместе, – выдохнула Лиза – словно в прорубь нырнула.
– Итак, – скучным голосом лектора начал Эльдар. – Сейчас вы, Лизавета Анатольевна, мой фамилиар. Не верьте в злых духов, которые принимают вид кошек, это все сказки для дурачков. Фамилиар – это помощник мага и ассистент. Без него маг может использовать для личных целей лишь те чары, что не изменяют самого мага… впрочем, это тоже сказки, но уже для умных. А что знают самые умные?
– Что фамилиар позволяет корректировать ход ритуала. Все, – сказала Лиза. – Скальпель магу подает.
Эльдар посмотрел на нее с уважением.
– Аннушка научила?
– В книжках прочитала.
Усмехнувшись, Эльдар потер кончик носа и произнес:
– Если в книжках, то ладно. Тогда держись.
И Лизу ударило.
Она не сразу поняла, что случилось. Вроде бы только что стояла под деревом и Эльдар держал ее за руку, и внезапно абсолютно все изменилось. Не было ни леса, ни весны – Лиза стояла посреди цветущего луга, солнце в жарком выбеленном небе окатывало ее теплыми волнами, и в ушах звенело от веселых голосов пчел. Лиза обернулась, пытаясь увидеть какой-нибудь ориентир и понять, куда попала – но здесь, насколько видел глаз, не было ничего, кроме луга.
А по лугу шли дети.
Совсем маленькие и уже подрастающие, они неторопливо брели среди высоких цветов и трав, то наклоняясь, чтобы понюхать цветок, то принимаясь играть с пчелами, то бегая друг за другом. Странные это были дети, и Лиза не понимала, в чем именно заключается странность. Она продолжала смотреть: дети были одеты по-разному, дорого и дешево, но одежда почти у всех была рваной и почерневшей. Но они – мальчики и девочки, кто-то совсем еще крошечный, а кто-то уже школьник, – выглядели совершенно довольными жизнью детьми, которые радуются лету и солнцу и занимаются своими играми.
– Догоняй, Димка! – радостно кричала девочка в цветастом платье. В руках она держала обгоревшего медвежонка. – Догоняй!
Димка, рыжеволосый растрепанный паренек, сорвался с места и бросился к девочке. Та восторженно заверещала и пустилась наутек.
Что-то было не так, и Лиза в конце концов поняла, что именно.
Запах цветов теперь полностью забивала вонь сгоревшего на сковородке мяса.
Обернувшись в поисках источника смрада, Лиза увидела взрослых. Они стояли чуть поодаль и с ласковыми улыбками наблюдали за детьми: две девушки в форменных синих платьях, крепкий седеющий мужчина, немолодая женщина со старомодной стрижкой. «Ural Airlines», – прочла Лиза вышитую надпись на груди одной из девушек.
Стюардессы. Капитан.
Воздух рядом со стюардессами вдруг закрутился тонким разноцветным вихрем и сгустился в еще одну женщину – молоденькую, растрепанную и удивленную. На руках она держала сверток с грудничком.
Лиза почувствовала, что ее трясет.
Запах сгоревшего мяса усилился. За спинами взрослых медленно проступали очертания искореженной груды металла, которая раньше была самолетом. U…AL A…LI…ES – Лиза увидела остатки надписи на смятом боку, какие-то металлические и пластиковые потроха лайнера, чьи-то вещи, выброшенные из развороченных чемоданов, тонкую человеческую руку, безжизненно свисающую из железного смятого свертка – самолет словно попал в лапу великана: тот подбросил его на ладони и скомкал, будто конфетный фантик. Умирая, лайнер выбросил вверх левое крыло – протянул руку в небо, моля о помощи – но никто не откликнулся.
И Лиза закричала. Упала на колени, закрыла лицо руками и закричала.
Она пришла в себя от крепкой пощечины и подумала, что это мертвый капитан разбившегося лайнера отвесил ей оплеуху – потому что, в конце концов, рядом с погибшими надо вести себя прилично, пусть даже погибшие ведут себя вполне по-живому. Но это Эльдар. Лиза снова была в весеннем лесу, стояла на коленях на бурой прошлогодней траве под сосной, а чуть поодаль весело журчал ручеек, и маленькая птичка смотрела на Лизу с дерева любопытными черными бусинками глаз.
Эльдар смотрел с заинтересованным изумлением.
– Они погибли, – прошептала Лиза. – Рейс U15–25, Екатеринбург – Берлин, «Уральские Авиалинии». Никто не выжил, Эльдар… Никто.
Потом перед глазами мягко сомкнулась серая пыльная завеса, и Лиза упала на землю, не успев понять, что падает.
* * *
– А мы ничого, – сказал хвостопляс, поправляя поясок из алых ниток. Говор у него был мягкий, тягучий, с фрикативным «г». – А мы проходом из Ярославля в Рязань.
– Вали давай, – посоветовал Эльдар, и хвостопляс, до того крутившийся на прикроватном столике, спрыгнул на пол и юркнул под кровать. Там был маленький лаз в подпространство: Эльдар все собирался его законопатить понадежнее, но за делами забывалось.
За окнами серело хмурое и скучное турьевское утро. Сухие скрюченные пальцы абрикосов уныло скреблись по стеклу, без всякой надежды на то, что им откроют. Эльдара тошнило – утро пахло похмельем, дешевым вином в коробках и застоявшейся сигаретной вонью. Опустив руку, Эльдар нашарил у кровати коробку, встряхнул – пустая.
Вчера, вернувшись домой после обряда, Эльдар и Лиза просто напились – без затей, самого дешевого пойла, которое купили в круглосуточном ларьке неподалеку. Эрик избавился от всего спиртного в доме, чтобы не вводить брата в соблазн, но разве в России перестали продавать сивуху на каждом углу?
Лежавшая рядом Лиза всхлипнула во сне, но не проснулась. Эльдар откинул одеяло и убедился, что полностью одет, даже ботинки не снял. В левом не было шнурка.
Наступило самое время, чтобы вздохнуть с облегчением. Сон, приснившийся ему, оказался всего лишь сном – и Эльдар смел надеяться, что он все-таки не имеет отношения к реальности.
…Эльдар лежал на операционном столе и чувствовал, как по лицу струится пот. Убийственно равнодушная медсестра сперва закрепила ремнями его руки, потом неумело поставила капельницы – хотя, вполне возможно, что ее неумение было плохо скрываемым желанием причинить боль – а затем быстрыми спокойными движениями бритвы прошлась по груди и животу. Где-то справа тикали часы.
– Пророчества очень интересная вещь, – услышал Эльдар равнодушный мужской голос, и его словно бросили в прорубь: голос принадлежал Илье Мамонтову – и это было плохо. Очень плохо, хуже не бывает. – Их трактуют по-разному, но в итоге мы сходимся в одном.
Послышались шаги, и в поле зрения появился Мамонтов собственной персоной – высокий, обрюзгший, производивший впечатление невероятной, невиданной мощи. Сила, заключенная в некрасивом сгорбленном теле, желала лишь одного: вырваться и уничтожить.
– Предсказанное будущее нельзя менять.
Короли, президенты, министры, банкиры обладали всего лишь иллюзией власти, пусть и очень крепко скроенной, почти непоколебимой иллюзией. Настоящий владыка мира сейчас стоял перед Эльдаром и рассматривал его со спокойным равнодушием ученого, исследующего очередную белую мышь. Эльдар не знал, сколько лет этому человеку, и человек ли Мамонтов вообще. Говорят, что однажды группа имперских магов попробовала провести очень древний и очень опасный обряд, чтобы остановить разгорающееся пламя мировой войны…
Металлическая рыбка скальпеля вынырнула из кюветы и неторопливо поплыла между пальцев Мамонтова. Лезвие блестело и дрожало в нетерпении, стремясь вырваться и пробежать по распятому Эльдару – от горла до паха, чтобы исполнить сарабанду на его внутренностях.
– За что наезд? – спросил Эльдар, попробовав сойти за делового и стараясь изо всех сил, чтобы голос не дрожал. В девяностые он насмотрелся всякого, и операционный стол, на котором, вполне вероятно, готовятся извлекать органы, был не самой страшной вещью. – Я не сопляк какой, серьезные вещи делаю. Кого хочешь за меня спроси.
Скальпель выпрыгнул из руки Мамонтова и сплясал у Эльдара на плече. Оставленный автограф взбух алыми каплями.
Имперские маги хорошо знали свое дело. Проблема была только в том, что Вселенная не любит, когда ее берут за горло. В обряде была допущена ошибка, распоровшая брюхо Мироздания – и оттуда выполз Мамонтов. Говорят, что всё оставшееся от несчастных магов, смогли упаковать всего в один мешок. Говорят, что Мамонтов потрошил их собственноручно. Много чего говорят о том, кто вышел из иной, неправильной реальности и стал властелином планеты.
– Не делай вид, Эльдар, что ты меня не узнаешь. И не притворяйся идиотом, поумнее прочих будешь.
Эльдар закрыл глаза. Скальпель теперь танцевал возле его горла, едва-едва касаясь кожи.
– Я тебя узнал. Здравствуй, Илья.
– И тебе не хворать, – ухмыльнулся Мамонтов. – Давно хотел на тебя посмотреть, давно…
Эльдар подумал, что для этого не обязательно встречаться на операционном столе. Хотя Мамонтов, вполне возможно, хотел посмотреть на Эльдара изнутри.
– Да не бойся, не бойся так, – почти миролюбиво произнес Мамонтов. – Я сегодня добрый. Thaami luhor faramene?
– Amin foram, – откликнулся Эльдар. Когда на древнем языке магов задают вопрос, будешь ли ты честным, то отвечать отрицательно нельзя.
– Отвратительный язык. Язык сломаешь, – сказал Мамонтов, усмехнувшись неожиданному каламбуру. – Возможность лишиться левой почки придаст тебе дополнительную честность. Итак. Номер рейса?
– Рейс U15–25, Екатеринбург – Берлин, «Уральские Авиалинии», – откликнулся Эльдар, повторив слово в слово сказанное Лизой.
Мамонтов одобрительно похлопал его по щеке: рука владыки мира была горячей, сухой и тяжелой, словно камень, нагретый на солнце.
– Пророчества нельзя воспринимать всерьез. И менять тоже, – произнес Мамонтов. – А ты купишь билет на этот рейс и сядешь в самолет.
Некоторое время Эльдар молчал, усваивая сказанное.
– Лиза не видела меня среди мертвых, – наконец произнес он.
Мамонтов довольно кивнул.
– Потому что ты не умрешь. Ты вернешься домой.
…Привычный утренний сумрак комнаты казался мягким теплым одеялом. Режущий свет ламп в операционной остался там, где и был – во сне.
«Он тебе не брат, мальчик. Вы – две версии одного и того же человека».
Собравшись с силами, Эльдар поднялся с кровати. Комнату сперва качнуло, и он ощутил подбирающийся к горлу комок тошноты, но потом окружающий мир снова обрел равновесие и устойчивость.
«Разве ты не задумывался о том, что у магов почти не бывает детей? А у Сергея Поплавского их целых двое? А еще однажды отец обмолвился матери о том, что рискнул заглянуть туда, куда заглядывать не стоило – и вскоре у тебя случился первый приступ».
Голос Мамонтова, звучавший в голове, был издевательски заботливым. Подойдя к трюмо, Эльдар включил маленькую изящную лампу и долго всматривался в свое отражение. Лиза на кровати снова всхлипнула, но не проснулась.
«Ты сбой программы, Эльдар. Заблудившийся файл, угодивший с одного компьютера на другой. А авария станет дискетой, на которую тебя запишут, чтобы вернуть обратно».
У отражения были разноцветные глаза, карий и голубой. Пока Эльдар смотрел, голубой глаз потемнел и тоже стал карим. Эльдар подумал, что Эрик всю жизнь старался не смотреть в зеркало больше необходимого. Возможно, боялся, что его глаза тоже поменяют цвет.
«Параллель, откуда мы оба родом, почти не отличается от этого мира. Разница только в том, что там ты будешь абсолютно нормальным».
Зверь, стоявший за спиной, ворочался в утреннем сумраке и расправлял плечи.
* * *
Проснувшись, Лиза не сразу поняла, где находится и почему у нее во рту настолько мерзко, словно там переночевала конница Буденного и сто чертей. Оглядевшись, она увидела просторную спальню, обнаружила, что лежит под одеялом на широкой кровати, на широкой кровати со сбитым и скомканным бельем – Лиза поежилась и подумала, что ей нельзя пить, особенно в компании Эльдара. Впрочем, откинув одеяло, Лиза убедилась, что полностью одета и вздохнула с облегчением. Всем прелестям минувшего дня еще недоставало пьяного секса.
Поднявшись с кровати, Лиза нашарила на полу аккуратные гостевые тапочки и медленно вышла из комнаты, думая о том, что ей нужны самые банальные вещи: душ и кофе. Эльдар, сонный и угрюмый, обнаружился в светлой столовой. Компанию ему составляла чашка кофе, на которую он смотрел так, словно никак не мог сообразить, что делать с напитком.
– Доброе утро, – сказала Лиза. – У тебя анальгина не найдется?
Эльдар посмотрел на нее усталыми воспаленными глазами, и Лиза подумала, что наверняка он тоже зарекается пить в ее компании.
– Там, в шкафчике, – он неопределенно махнул рукой в сторону встроенной мебели, и Лиза, наугад открыв одну дверцу, подумала, что шкафы в этом доме наверняка хранят массу темных тайн. Например, под пачкой бумажных полотенец вполне может обнаружиться отрубленная рука.
Спазм тошноты поднялся из желудка и сдавил горло. Лиза вспомнила вчерашнее видение и привалилась к шкафу, чтобы не упасть. Эльдар вопросительно поднял бровь.
– Что с тобой? – поинтересовался он, и Лиза к своему удивлению услышала волнение в его голосе.
– Да так, – сдавленно проговорила она. – Вспомнила вчерашнее.
Эльдар понимающе кивнул.
– Сходи в душ, – предложил он. – Я пока завтрак соображу.
Через полчаса, сидя рядом с Эльдаром за столом и задумчиво ковыряясь в омлете, Лиза подумала, что вся эта сцена словно взята из какого-нибудь дурацкого сериала: после бурной ночи любви девушка, укутанная в банный халат не по размеру, завтракает вместе с молодым миллионером, и жизнь готовит ей только хорошее. До таких сериалов была очень охоча ее мать – в часы, свободные от спиртного и драк с папашей.
– Значит, твоя квалификация – провидчество, – задумчиво сказал Эльдар. Судя по глубокой складке, которая пролегла на его переносице, у Эльдара были свои мучительные и неприятные размышления. – Ты видишь будущее. То, что может случиться при определенных обстоятельствах.
Лиза подняла на него испуганный взгляд и спросила:
– То есть, самолет разобьется?
Эльдар кивнул и отодвинул пустую тарелку.
– Да. И этому нельзя помешать.
Запах омлета снова вызвал тошноту. Хотя, возможно, виной этому было воспоминание о разбившемся лайнере и детях, которые бежали по цветущему лугу в стране мертвых и не понимали, что умерли. Лиза прижала к губам салфетку и некоторое время глубоко дышала через нос, пытаясь справиться с тошнотой. Эльдар задумчиво катал по столу хлебный шарик и не смотрел в ее сторону.
– Я не хочу быть провидицей, – промолвила Лиза. – Нет. Это слишком тяжело.
Эльдар грустно усмехнулся.
– Такова твоя природа, дорогая. С этим уже ничего не поделаешь.
– Зачем я тогда вообще пошла в твой торговый центр? – Лиза отложила салфетку и задумчиво уставилась в окно. Весна выдалась темной, сырой и грязной – почти как осень. – Ну вот кто меня тогда с пар прогнал?..
Эльдар хмыкнул.
– Твоя природа, Лиз. Это нельзя подавить. Как ни думай, ни ворочай, ты ведьма. Рано или поздно ты бы ей все равно стала. Провидцы, кстати, хорошие деньги получают, так что не переживай вперед времени.
Лиза хотела ответить на это максимально язвительно и хлестко, но тут по дому разлилась бойкая трель звонка в дверь. Эльдар со вздохом поднялся и поплелся открывать.
Его не было десять минут – когда он, побледневший, угрюмый, с сжатыми в ниточку губами вернулся в столовую, Лиза не сдержала испуганного «Ах!» – настолько разительным был контраст. В руке Эльдар держал разорванный конверт и лист бумаги с печатями и добрым десятком размашистых подписей.
– Что случилось? – промолвила Лиза, испугавшись, что произошло нечто такое, перед которым ее вчерашнее видение – совершенный пустяк. – Эльдар, что с тобой?
Он сел, задумчиво бросил конверт на стол перед собой и несколько минут молча крутил его по столешнице, а затем неожиданно схватил, скомкал и запустил в стену. Конверт вспыхнул и рассыпался по столовой горстью огненных искр – вскоре письмо составило ему компанию.
Лиза едва не вскрикнула, но в последний момент сдержала крик, закусив губу.
– Ты любишь Прагу? – отстраненно, словно обращаясь не к ней, а куда-то в пустоту внезапно спросил Эльдар. – Прага. Хороший город.
* * *
Эльдар Прагу не любил.
Поклонником великолепного чешского пива он никогда не был, а местное вино не считал за вино вообще. Удивительная архитектура, башни и мостовые оставляли его равнодушным. А пивную «У Пиждюха» в Жижкове, довольно оригинальном бывшем цыганском районе недалеко от центра Праги, где ему назначили встречу, он возненавидел сразу же, как только вошел внутрь.
– Настоящий пролетарский пивняк, – сказал Эльдар хмуро. – Как с картинки. Наслаждайся аутентичностью.
По нынешнему времени народу тут было немного, в основном, туристы, приехавшие в Прагу выпивать, так что свободные места нашлись сразу, и Лиза с Эльдаром устроились в небольшом отдалении за столиком у стены. Недорогое светлое пиво, дым коромыслом и пара местных пьяниц у стойки окончательно завершили картину утра, и Лиза довольно сказала:
– Красота.
Эльдар пожал плечами и хмыкнул.
– Кушай на здоровье, не обляпайся.
Лиза впервые оказалась за границей, и Прага своей удивительной красой и очарованием просто смела и покорила ее. Девушке все нравилось, все было интересно, и хмурая физиономия постоянно недовольного Эльдара удивляла ее не меньше статуй на Карловом мосту. Она не знала, что Прага давила на него всем своим каменным душным телом. Конь Жижки на холме, нависавший над улицами и переулками, бряцал металлическими сочленениями суставов и в нетерпении бил копытом, пытаясь покинуть постамент.
– Ты пей, развлекайся, только бога ради, в беседу не лезь, – проворчал Эльдар. – Голову оторву.
Стоило Эльдару произнести это в высшей степени вдохновляющее пожелание, как в пивницу вошел жизнерадостный толстячок средних лет, тащивший за собой сумку чуть ли не с себя ростом. Люди в зале сразу же засуетились: первыми подались на выход местные пьяницы, у туристов нашлись срочные дела, и, бросив на стол купюры, они чуть ли не бегом покинули заведение. Бармен поставил на стол Эльдара и Лизы три кружки темного пива и ушел на кухню.
Толстячок оставил свою сумку посреди зала и сел рядом с Эльдаром.
– Доброе утро, – сказал он по-русски. – Как добрались?
– Доброе утро, Томаш, – уважительно промолвил Эльдар. Лизе показалось, что буйный Оборотень несколько побаивается этого человека с совершенно мирной внешностью продавца цветов или книг. – Добрались замечательно, Прага как всегда прекрасна.
– Да брось ты, – толстячок Томаш усмехнулся и миролюбиво похлопал Эльдара по руке. Тот напрягся, и Лизе на мгновение увиделся зверь, сжавшийся в комок, со вздыбленной шерстью на загривке. – Вот барышне мой город нравится, а ты его не любишь. Оставляй ее тут, мне в науку. В накладе не останешься.
Пристальный взгляд светло-серых глаз скользнул по Лизе, и ей показалось, словно на какое-то мгновение ее бросили в костер. Ничего доброго и обманчиво миролюбивого не было в этом человеке – он был таким же непроницаемым, равнодушным и холодным, как темный всадник на холме.
– Благодарю за предложение, – сказала Лиза, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, не срываясь в испуганный сип. – Но я уже выбрала наставника, и менять его не буду. Это некрасиво.
Эльдар посмотрел на нее с искренней благодарностью. Томаш откинулся на стуле и довольно произнес:
– Вот и умница. Эльдар, хорошая девочка у тебя, подает надежды. Очень далеко пойдет, это уже сейчас ясно. Но ты ведь приехал сюда не ученицей хвастаться?
Эльдар кивнул и некоторое время молчал, глядя на свои руки и собираясь с мыслями.
– Мне нужна помощь, Томаш, – промолвил он так, словно это признание потребовало у него слишком много душевных сил.
– Что ж, я добра не забываю, – с достоинством сказал Томаш, отпивая из своей кружки. Напряжение, искрившееся в воздухе, потихоньку стало спадать: беседа поворачивала в мирное русло. – Избирательное выпадение памяти никому не делает чести. Чем смогу, помогу.
– Продави в Москве мое второе посвящение, – произнес Эльдар. Лиза вдруг поняла, что на самом деле здесь не утро и не весна, стекающая в лето, а поздняя осенняя ночь, среди каменных пальцев улиц завывает ветер, разбрасывая горстями сухие листья, и памятник на холме готов сорваться с места и втоптать в булыжник случайного прохожего.
– Плохо тебе? – с неожиданной и очень искренней заботой спросил Томаш, и Эльдар кивнул.
– Плохо, – выдавил он еле слышно. – Давит.
Лиза поняла, что увидела мир глазами Эльдара, на какое-то мгновение перехватив его чувства. Осенняя стылая ночь с льдистым крошевом звезд отступила – в безлюдную пивницу снова вошло весеннее утро, пронизанное солнечным светом. А Эльдар был кувшином, в который лили и лили воду – собственные силы распирали его, но не находили выхода. Второе посвящение могло бы помочь, но вчера в нем официально отказали – именно этот отказ Эльдар и бросил в стену скомканным огненным шаром.
– Я московским не указ, – с сожалением вздохнул Томаш. – Можно было бы у нас попробовать, но сам знаешь, как к этому отнесутся.
Эльдар ухмыльнулся, и карие глаза вдруг вспыхнули на свету зеленым, звериным. На всякий случай Лиза взяла в руки кружку, чтобы ударить Эльдара, если он вдруг перекинется в чудовище прямо здесь. Пусть потом ей небо с овчинку покажется – это все равно лучше, чем быть разорванной монстром.
– Я принесу тебе голову Мамонтова, – откликнулся Эльдар. – Вместе с короной.
Томаш пристально посмотрел на него и вдруг расхохотался от души. Бармен, выглянувший в зал, тотчас же испуганно юркнул назад в укрытие. Отсмеявшись, Томаш залпом осушил кружку, вытер губы и серьезно произнес:
– Все бы тебе шутки шутить, мой дорогой.
Эльдар развернулся на стуле и вытянул ноги в проход. На левом ботинке по-прежнему не было шнурка; Лиза давно это заметила, но до сих пор не спросила, куда он подевался, списав эту деталь на определенную эксцентричность наставника. Но Томаш, увидев ботинок без шнурка, натурально поменялся в лице.
– Ты знаешь, сколько народу уже пробовало… – начал он и осекся. Махнул рукой. – Один такой как раз в Праге жил. Тут, в Жижкове, напротив костела. Мамонтов тогда святого Вацлава с постамента согнал, и бедолагу потом с булыжников оттирали. Надолго науки хватило.
Лизу передернуло. Однако Эльдара злосчастная судьба пражского мага не испугала и, судя по всему, нисколько не впечатлила.
– Видишь ли, Томаш… Мы с Мамонтовым немного родственники, – он сделал паузу, словно не мог подобрать слова. – Короче, я тот, кто может выдрать Кощееву иглу из яйца и утки.
Томаш недоверчиво покачал головой.
– Там ведь еще и заяц был… – задумчиво произнес он и воскликнул: – Слушай, Эльдар! Ты мне искренне симпатичен, я буду жалеть, если ты умрешь. А ты умрешь, это точно, и смерть твоя будет страшной. Я не хочу тебя оттирать с жижковской мостовой.
– Не придется, – сказал Эльдар, и хищный блеск в его глазах стал таять. – Вот увидишь.
* * *
В Праге они провели неделю.
Когда Эльдар впоследствии изредка вспоминал эти легкие весенние дни, до краешка наполненные теплом, светом и любовью, то испытывал что-то среднее между благодарностью и неприязнью. Он был признателен Томашу за то, что маг наложил несколько заклятий и позволил Эльдару получить определенное удовольствие от жизни, а неприязнь была связана с тем, что Эльдар терпеть не мог, когда в его душе ковырялись, пусть и из лучших побуждений.
Томаш считал, что делает последний подарок идущему на эшафот, а благотворительности Эльдар тоже не любил.
Но сетка заклинания сорвалась с ладоней чешского мага, и Эльдар почувствовал…
Он смутно помнил, что было после того, как они с Лизой покинули пивницу. Вроде бы потом они доехали на стареньком дребезжащем трамвайчике до центра города, вроде бы гуляли по Вацлавской площади – Прага заключила их в объятия, и теперь в них не было боли, только тепло и радость. Лиза смеялась от счастья, и Эльдар смотрел и понимал, что улыбка идет из самой ее души, наконец-то согревшейся после долгой и темной турьевской зимы. А потом они стояли на Карловом мосту, и Эльдар вдруг обнял Лизу – и она не отстранилась от объятия и ответила на его поцелуй.
Томаш был уверен, что балует Эльдара перед неминуемой смертью от руки Мамонтова. Каким бы ни был человек, которого скоро будут отскребать с булыжников, но он достоин толики счастья напоследок. Отчасти это было так. Оборотень Эльдар, почти не знавший ни любви, ни душевного тепла, в ту пражскую неделю любил, был любим и был искренне счастлив своей любовью.
Заклинание иссякло через неделю, дав им сполна насладиться чистым и свободным чувством, которое не успело приобрести неминуемых оттенков раздражения. После поездки, проснувшись утром в своем доме, Эльдар подумал, что мимолетный весенний роман с Лизой ему просто приснился.
Лиза, которая в ту минуту стояла на кухне в общаге и пила кофе, ненавидела весь мир и хотела умереть.
* * *
– Ну и что? – спросила Вера. – Это, по-твоему, повод?
Веру заселили в комнату Лизы после того, как Ануш завалила сессию и перевелась на заочное. Вера была анорексичной, почти двухметровой блондинкой с убойным чувством юмора и здравым смыслом, доведенным практически до абсурда. Лиза не ожидала, что они подружатся, но они подружились. Видимо, Лизе не хватало той спокойной, основательной приземленности, которая позволяет держаться на ногах после того, как начинается землетрясение.
– Я его боюсь, как не знаю, что, – призналась Лиза.
После лекций они с Верой сидели в недавно открывшейся пиццерии и препарировали огромное колесо «Маргариты». У Веры через два часа была тренировка в школе танцев, где она обучалась румбе у настоящего кубинца, у Лизы вечером намечался небольшой заказ, и в целом они никуда не торопились.
– Ну и что? – пожала плечами Вера, прожевав очередной кусок пиццы. – Можно подумать, у него там хвост вместо того самого.
– Лучше бы хвост… – вздохнула Лиза.
Метод «Ну и что?» был любимым Вериным способом решения проблем. Проблеме задавался вопрос «Ну и что?» ровно до тех пор, пока не следовал ответ: «А ничо!». Как правило, ответ сопровождался резкими жестами.
– Меня бы кто в Прагу свозил, – сказала Вера. – По заграницам катаешься, копеечки не потратила, будь благодарной мужику, в конце концов. Что ему еще-то с тебя взять?
Лиза понимала, что Вера абсолютно права – при ее уровне информированности. О том, что с каждого Лизиного заказа Эльдар получает кругленькую сумму, соседка, разумеется, не знала. Вера была в курсе припадков «Лизкиного ухажера», считая его кем-то вроде эпилептика, но полагала, что из этого не стоит делать проблему.
О том, что зверь как-то раз чуть не порвал Лизу на клочки она и не подозревала.
И о том, что Томаш просто подложил Лизу под Эльдара – разумеется, из лучших побуждений поставив общий приворот, – Вера не знала тоже.
– С души воротит, – призналась Лиза. – Он послезавтра приедет, а я не знаю, как ему в глаза смотреть.
Вера взяла с блюда еще один кусок.
– Мне бы твои проблемы. Слушай! – воскликнула она. – А отдай его мне! Я не против в Прагу съездить. И хвостов не боюсь, я на них бывала чаще, чем ты на свежем воздухе.
Лиза печально усмехнулась. Если бы все ее проблемы решались так просто – возьми и передай другому, а этот другой не только не возражает, но еще и доволен приобретением.
– Он не согласится, – сказала Лиза.
– А тогда и радуйся, – припечатала Вера. – Не всем так везет.
На двери звякнул колокольчик, и в пиццерию вошел очередной посетитель. Увидев его, Лиза вздрогнула и хотела спрятаться под стол, но потом убедилась в своей ошибке: это был Эрик, не Эльдар. Бросив на стул легкий кожаный портфель, он сел спиной к Лизе и принялся листать меню. Несколько минут Лиза смотрела на него, думая о том, что давно не видела Эрика и, к удивлению своему, ужасно по нему соскучилась. Вера толкнула ее ногой под столом.
– Чего лыбишься?
– Знакомого увидела. Слушай, я на минутку…
Вера проследила за ее взглядом и уважительно покачала головой. Эрик производил впечатление серьезного человека – даже так, со спины.
– Солидные у тебя знакомые, чо. Ладно, скачи давай, вечером увидимся.
Лиза встала, быстро поправила блузку на груди и, стараясь выглядеть максимально непринужденно, подошла к соседнему столику. В голове мелькнуло, что она наверняка смотрится нелепо, но дальше раздумывать было некогда, и Лиза, удивляясь самой себе, сказала:
– Эрик, привет!
Эрик улыбнулся и отложил меню. Кажется, он тоже был рад ее видеть – Лизе хотелось верить, что это действительно так, и в его потеплевшем взгляде есть нечто большее, чем просто обычная вежливость.
– А, Лиза! Как съездили?
– Прекрасно. – Девушка подумала, что не знает, куда девать руки и понятия не имеет, почему чувствует такое тепло в груди. – Я очень рада тебя встретить.
* * *
Матфак Турьевского педагогического навевал на Эльдара несказанную тоску. Высшего образования он так и не получил – после психиатрической лечебницы да в девяностые Эльдару было не до диплома, получил аттестат за девять классов, ну и слава богу. Впрочем, его буйная натура вряд ли смогла бы усидеть за партами в лекториях и по уши в интегралах, так что Эльдар не слишком расстраивался по поводу отсутствия образования, только институты почему-то недолюбливал… Но делать было нечего – Гамрян не приглашал коллег по магическому дару к себе домой, а Эльдар сейчас нуждался в его помощи.
Выслушав рассказ о путешествии в Прагу, Гамрян что-то прикинул, велел секретарше перенести заседание совета факультета на завтра и повел посетителя в свой кабинет. Эльдар послушно шел за деканом и думал, что идет на прием к зубному.
Надо бы сходить, кстати.
Заперев дверь и на ключ, и на соответствующее заклинание, Гамрян встал в центре кабинета и произнес:
– Ну что, разоблачайся… агент.
Снимая рубашку и брюки, Эльдар думал, что похож на призывника в военкомате и всеми силами должен откосить от армии. Гамрян тем временем вынул из ящика стола красный маркер и нарисовал на своей левой ладони несколько иероглифов.
– Становись лицом к окну.
– Больно будет? – криво ухмыльнувшись, осведомился Эльдар. Гамрян выразительно посмотрел на него, словно опять хотел посоветовать вести себя прилично и не юродствовать. Эльдар кивнул и закрыл глаза.
Прикосновение ладони с иероглифами к затылку отдалось колючей болью по всему телу. Эльдару раньше не приходилось очищаться от чужих заклятий такой силы; он сжал челюсти и приготовился терпеть. Однако боль довольно скоро смягчилась – рука Гамряна стала словно бы отдельным живым существом, которое тяжелыми лапками топало по голове. Приятного мало, но вытерпеть можно. Эльдар по-прежнему был благодарен Томашу, но сейчас больше всего хотел очиститься от воспоминаний и иметь свежий разум. Ему думалось, что и Лиза хочет того же.
Она его не любила и не смогла бы полюбить. Да и незачем. От этого никому не будет хорошо.
Через четверть часа Гамрян опустил руку (от усилия ладонь словно налилась свинцом, но Эльдар об этом, разумеется, не знал) и произнес:
– Все чисто, никаких следов.
Эльдар ощутил моментальный укол тоскливой горечи и искренне ответил:
– Спасибо, Геворг, я признателен.
– Ты бы лучше с трибуналом окончательно рассчитался, – посоветовал Гамрян, усаживаясь за стол и доставая из внутреннего кармана пиджака заветную серебряную флягу. Во фляге что-то чрезвычайно заманчиво булькало, но Эльдар прекрасно понимал, что отведать ее содержимого ему никогда не придется. – Азиль уже два раза намекал. Не жди, когда он будет говорить в открытую.
Эльдар подумал, что когда его тщательно продуманный план будет реализован, то Азилю останется только закрыть рот и помалкивать в тряпочку.
– Хорошо, Геворг, – с подчеркнутым смирением произнес он, застегивая рубашку. – Я постараюсь.
Гамрян состроил очень выразительную гримасу, словно собирался сказать, что показушная кротость не обманула его ни на миг, но в это время на столе ожил телефон. Сняв трубку и услышав звонящего, Гамрян вопросительно изогнул правую бровь, а затем протянул трубку Эльдару.
– Тебя. Хикмет.
– Элечка? – Хикмет говорил с медовой лаской, но она с трудом скрывала его торжество. – Грохнули твою ученицу, Элечка.
Эльдар почувствовал, как под ногами качнулся пол. Хикмет наверняка ощутил его реакцию, потому что ухмыльнулся и добил:
– И братца грохнули. Допрыгался.
* * *
Эрика и Лизу обнаружили в березнячке за городом. Любители весенних шашлыков, вышедшие на прелестную светлую полянку, пронизанную лучами полуденного солнца, наткнулись на два тела, висевшие на деревьях. Их повесили головами вниз – смерть была мучительной, но достаточно быстрой.
Любители шашлыков побили все рекорды по бегу.
Стражей порядка отсекли на подходах к месту преступления – когда убивают магов, человеческая милиция вряд ли может оказаться полезной. В то время как Гамрян привел онемевшего от горя Эльдара на поляну, здесь уже толпился народ. Хикмет и Аннушка поспели первыми: сейчас они стояли в благоразумном отдалении и, что-то деловито обсуждая, с любопытством смотрели на повешенных – тела Эрика и Лизы так пока и не сняли. Гамрян заметил знакомых знахарей из прокуратуры и знающего мага, работавшего патологоанатомом. При виде Эльдара говорившие умолкли; Оборотень сделал несколько шагов по траве и приблизился к брату. Глаза Эрика были закрыты, и Эльдар невольно этому обрадовался. Струйка крови, стекавшая из носа мертвеца, уже подсохла. Эльдар смотрел на темно-красную дорожку на лице Эрика и чувствовал: что-то идет не так. Неправильно. Впрочем, теперь это вряд ли имело какой-то смысл – Эльдар всматривался в лицо брата, строгое и спокойное, и видел самого себя, зверя, повешенного в лесу и умершего навсегда.
Он отошел от Эрика и, протянув руку, дотронулся до Лизы. Мертва. Остекленевшие мутные глаза глядели куда-то сквозь Эльдара; он вспомнил, как Лиза смотрела на него на Карловом мосту какую-то неделю назад, и в груди что-то сжалось – словно сердце схватила рука в ржавой латной перчатке. Он перевел взгляд: юбку Лизы, пышным шелковым колоколом окружавшую тело, трепал весенний ветерок, бежевые колготки были аккуратно заштопаны у бедра. На колготки ей денег, как всегда, не хватало… Сознание выхватывало какие-то кусочки происходящего, осколки мозаики: размазанную помаду, свежую ссадину на безжизненно болтавшейся тонкой руке, кружево на юбке – и осколки отчего-то упорно не желали складываться в единое целое.
За спиной кто-то начал говорить, но осекся. Лицо Лизы было в крови – так всегда и бывает, когда человека вешают за ноги, и кровь приливает к голове. Эльдар прикоснулся к засохшим потекам и произнес:
– Akereme foram.
Ему казалось, что прошло невероятно много времени. Тысяча лет, никак не меньше. Эльдар не убирал руку – и, наконец, почувствовал на пальцах влагу. Засохшая кровь взбухла крупными каплями и медленно заструилась по лицу девушки.
– Здесь четыре знающих мага, – скучным голосом произнес Эльдар, не оглядываясь на собравшихся. – Четыре. Какого черта они не видят истину?
Хикмет и Аннушка составили групповую пантомиму «Мы возмущены». «Пусть только рот откроют, – подумал Эльдар с непривычной для себя яростью, – с землей сровняю». Старичок-патологоанатом и Гамрян подошли к висящим, всмотрелись в их лица, и Эльдар увидел, что маги начинают понимать, что происходит на самом деле.
Грязная муть во взгляде Лизы утекла, сменяясь осмысленностью и жизнью, и Эльдар опустил руку. А Лиза всмотрелась в него и закричала так страшно, что Эльдар отшатнулся. Девушка билась в петле, кровь, струившаяся из ее носа и рта, летела в стороны, и это было настолько жутко, что Эльдар, видавший всякое, чувствовал, что не может пошевелиться.
– Уберите его! Убийца!
Гамрян взмахнул рукой, и веревка оборвалась. Лиза шлепнулась в траву и попыталась удрать – прямо так, на карачках, но Эльдар подхватил ее и встряхнул несколько раз. Девушка рванулась в сторону, и ей почти удалось освободиться. Почти.
Потом Эльдара оттащили в сторону – похоже, у него началось нечто вроде истерики; а после Лизой и ожившим Эриком занялись Аннушка и Гамрян. Эльдар, которого придерживали Хикмет и знахари, следил за манипуляциями знающих магов и ощущал, что его знобит. Зверь ворочался за спиной, пытаясь встать во весь рост, Хикмет чувствовал это и наверняка готовил очередной шар невиданной доселе силы – раз уж бить, то наверняка.
– Она сказала, что я убийца, – произнес Эльдар.
Хикмет ухмыльнулся, но счел нужным побыстрее стереть ухмылку.
– Бредит, Элечка, – ласково произнес он, и Эльдар подумал, что хочет втоптать турка в траву. – Мало ли что померещилось? Ты как понял, что они живы? Приморожены, да?
– Я не понял, – прошептал Эльдар. – Я просто хотел, чтобы они были живы.
– Это тебе предупреждение, – совершенно серьезно сказал Хикмет. Смертоносный шар в его пальцах переливался всеми оттенками синего. На какое-то мгновение Эльдар подумал, что это турок и Аннушка повесили его брата и Лизу в лесу, и успел испытать помрачающий разум наплыв ярости, но потом понял, что для такого у них никогда не хватит сил. – Сделаешь что-то не так, и их повесят уже по-настоящему.
Хикмет даже не подозревал, насколько был прав. Лиза, которая заливалась слезами и билась в руках Гамряна, как пойманная рыбина, вдруг успокоилась и обмякла. Аннушка гладила ее по голове, приговаривая что-то невнятно-ласковое.
– Кому-то ты очень сильно перешел дорожку, – с прежней серьезностью продолжал турок.
– Я знаю, – ответил Эльдар. – Знаю.
* * *
Вечерняя прохлада неторопливо шагала по коридорам общежития, и слишком жаркий для середины мая день недовольно отступал, прятался в синеве теней, забивался под лестницы и растворялся с сигаретным дымом. Лиза сидела на подоконнике и смотрела в окно. Во дворе, на лавочке под кленом расположились первокурсники с гитарами и пивом. Мелькнула мысль присоединиться к ним и ненадолго забыть все, что случилось сегодня, но Лиза знала, что никуда не пойдет. Просто будет сидеть здесь, смотреть, как день сменяется вечером, а тот уступает вахту ночи, а завтра наступит утро, и ей, возможно, станет легче.
– Лиз, – окликнули ее.
Она обернулась: на лестнице стоял Эрик. Пока Лиза смотрела, его силуэт дрогнул и растекся каплями по ступеням.
Лиза моргнула.
– Подойти можно? – спросил Эльдар.
Все-таки это был он… Разочарование легко кольнуло под ребро и ушло.
– Подходи, – ответила Лиза и шмыгнула носом.
Лодыжка до сих пор болела, и там, где ее обхватывала веревка, на коже остался темно-красный распухший рубец. Эльдар неторопливо поднялся по лестнице и присел рядом. Лиза откуда-то знала, что будет потом: он спустится вниз и уйдет на улицу, во тьму, а перед ней останется все тот же туманный и грустный вид за окном – дымные окраины, весенний простор и прохлада вечера, а Эльдар не будет преградой ни ее взгляду, ни ее жизни.
– Тебе надо уехать, – сказал он. – Ткни пальцем в глобус, куплю билет. Уезжай, Лиза.
Циничная и здравомыслящая Вера бы сказала нечто вроде «поматросил и бросил» и непременно задалась бы вопросом о количестве подъемных на новом месте жительства. Лиза молчала и чувствовала только грусть, ничего больше.
– Ну, допустим, уеду я, – сказала она. – Что это изменит?
Эльдар вздохнул. Провел ладонью по подоконнику, задумчиво посмотрел на пальцы.
– Ты будешь жить. Эрик будет жить.
К первокурсникам присоединились какие-то незнакомые Лизе девки самого развязного и затрапезного вида. Лиза откуда-то знала, что будет дальше. Эльдар уйдет, а она спустится к пьяной компании, наклюкается в дрова и с кем-нибудь проведет ночь.
Вера сказала бы, что следует выбрать приличный город вроде Вены или Цюриха. Лиза молчала.
– Потом я убью Мамонтова, и ты вернешься, – произнес Эльдар. – Это ведь не навсегда. Но пока… – он посмотрел в окно на первокурсников, усмехнулся чему-то своему. – Пока вы с Эриком делаете меня уязвимым.
Лиза подумала, что слова застревают у него в горле, и Эльдару приходится делать невероятное усилие, чтобы вытолкнуть их оттуда. Она словно увидела все, что он готов был сказать – это были зеленые шипастые шары, от которых немел язык.
– Ты и брат – единственные люди, которых я люблю, – сказал Эльдар, и шары утратили цвет и силу, растаяли в воздухе. – Я не хочу, чтобы вас повесили по-настоящему. Или сделали что-то еще… У Мамонтова оригинальная фантазия, знаешь ли. Так что уезжай. Билет куплю, денег дам, – он помолчал, задумчиво водя пальцем по подоконнику. – Знаешь, это страшно, когда не можешь защитить тех, кто тебе дорог. Но я хочу сделать все возможное.
Лиза не поняла, что улыбнулась – даже как-то удивилась, когда губы дрогнули.
– Я не люблю тебя, Эльдар, – сказала она. – Прости. Я тебя боюсь.
Видимо, Эльдар ожидал чего-то вроде таких слов, потому что даже не изменился в лице. Лиза смотрела и видела, как радужка его левого глаза наливается голубизной, а потом цвет снова скатывается к каре-зеленому, звериному – и это было единственным, что выдавало его волнение. Первокурсники подхватили гитару и своих девок и отправились в общежитие – вскоре снизу донеслись их развязные веселые голоса, и пьяное эхо заплясало на лестнице.
«Хорошо, что мы на третьем этаже, – подумала Лиза. – А они живут на втором».
– Мне не нужна твоя любовь, – со спокойной отстраненностью промолвил Эльдар. – Мне нужно, чтобы ты жила. Чтобы Эрик жил. Поэтому уезжай.
На втором этаже хлопнули двери, и в общежитии ненадолго воцарилась тишина. Как сказала бы Вера, ну и что? Уезжать так уезжать. Доучиваться при тех раскладах, что выпали на долю Лизы, вряд ли есть смысл.
– Вена, – сказала Лиза. – Всегда хотела побывать в Австрии.
Эльдар что-то прикинул и кивнул.
– В это время года там чудо как хорошо, – сказал он и пошел вниз.
* * *
Работа всегда помогает отвлечься. Депрессия – работай. Голова болит – трудись. Аппендицит – вырежи и продолжай впахивать. И на глупости не будет времени, и денег поднимешь, а с деньгами все вопросы и проблемы превращаются в крупные или мелкие расходы, не более того. Эта простенькая мантра всегда помогала Эльдару переключиться с тоскливого уныния на определенный душевный подъем.
Выпив принесенную заботливой Светочкой чашку кофе, Эльдар обложился бухгалтерскими ведомостями, отчетами продаж и бумагами поставщиков и занялся насущными делами. Привычный труд помогал отвлечься и не думать о том, что именно сейчас самолет, уносящий Лизу в Вену, оторвался от взлетной полосы, а поезд, в одном из купе которого устроился Эрик, отходит от вокзала.
Эрик не хотел уезжать. Эльдар думал, что придется тащить брата на вокзал за руку.
Не пришлось. Эрик всегда отличался здравомыслием.
Ровно в десять утра секретарша заглянула в кабинет и доложила:
– Эльдар Сергеевич, к вам тут какой-то Погремыкин. Очень сильно просится.
«Какого-то Погремыкина» Эльдар встретил с распростертыми объятиями. Этот маленький человек с огненно-рыжей шевелюрой и громоподобным голосом, невесть как помещавшимся в щуплом тельце, занимался тем, что изготавливал ткани ручной работы для нужд ролевиков и исторических реконструкторов. Сейчас же Погремыкин принес Эльдару небольшую коробочку, из которой извлек простенький льняной платочек. Ни монограмм, ни рисунка, ни вышивки – просто невзрачный кусочек ткани, но Эльдар, увидев его, просиял. Это была первая хорошая новость за долгое время.
– Волос хватило? – спросил он, осторожно ощупывая казавшийся невесомым платок.
Погремыкин важно кивнул и осведомился:
– Что ставить собираетесь?
– Ночь на Лысой горе, – совершенно серьезно ответил Эльдар. – Я буду Басаврюк. Сами понимаете, нужна полная идентичность.
Погремыкин спросил о времени проведения ролевки, посокрушался тому, что не сможет присутствовать лично и, получив щедрое вознаграждение за работу, поспешил раскланяться. Каким-то шестым чувством он понял, что господину Поплавскому больше не следует надоедать своим присутствием, да и вообще стоит забыть и о заказе, и о заказчике. А Эльдар снова сел в свое кресло и, глядя в окно, туда, где по проспекту текли машины и спешили люди, стал неторопливо разминать платок в пальцах.
Погремыкин не подвел. Все выданные ему волоски были аккуратно переплетены с нитями. Когда Эльдар дотрагивался до них, то волоски вспыхивали алыми огоньками и медленно гасли. Смертоносная сила, заключенная в них, была безжалостной и бесконечной.
«Я не хочу оттирать тебя с жижковской мостовой», – услышал он голос Томаша. Словно бы наяву маг выступил из весеннего воздуха, соткавшись из гудения проводов и пыли, пляшущей в солнечных лучах, укоризненно покачал головой и растаял. Эльдар усмехнулся. Мамонтов, при всей его непостижимой власти, не способен отменять законов природы, на которых и базируется магия – что этого мира, что Параллели.
Можно запереться в комнате и наглухо занавесить окна, вообразив, что ночь вечна. Но этим ты не уберешь солнца из Вселенной. Мамонтову следовало бы понимать такие простые вещи – но он не считал нужным этого делать. Тем лучше для Эльдара.
Секретарша осторожно постучала в дверь. Эльдар аккуратно, словно величайшую ценность, сложил платок, убрал в карман и обернулся.
– Что, Света?
На лице секретарши было широкими мазками выписано самое красноречивое недоумение.
– Эльдар Сергеевич, к вам Лиза Голицынская.
Эльдар встал. По его подсчетам Лизе сейчас следовало быть на полпути к Вене. Он и сам не ожидал, что кабинет вдруг качнется, словно на волнах, а в приоткрытое окно ворвется соленый морской ветер, и штора вскипит, как парус пиратского корабля.
– Пусть проходит, – сказал Эльдар и не услышал слов.
Лиза медленно вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Она двигалась очень осторожно, словно шла по тростинке над пропастью. Эльдар вышел из-за стола и сделал шаг навстречу.
– Я ведь говорил тебе – уезжай, – произнес он, и тогда Лизу прорвало, и она чуть ли не одним прыжком пересекла кабинет и бросилась ему на шею. Эльдар обнял ее и подумал, что перестает понимать происходящее. Вообще.
– Я не могу тебя оставить, – услышал он. – Не могу.
* * *
Когда Эльдар отвез Лизу в общежитие и велел не высовываться оттуда до тех пор, пока он не разберется со своими проблемами, далеко-далеко, в другом пласте реальности, Лали шла через ночной лес и знала, что когда-нибудь он закончится. Мысль была очень простой и пахла болотными травами и тиной. Сладкий воздух был наполнен ароматами сырой земли и мха на стволах деревьев, а в небе раскинуло свои корни и ветви зеленое созвездие Иисуса-на-болотах. Лали не смотрела вверх: созвездие внушало ей безотчетный ужас, словно лохматые звезды могли вдруг сорваться со своих мест и рухнуть вниз.
Где-то в другом мире ее звали по-другому, но Лали не хотела об этом думать. Мысли не нравились ей, они были колючими и неудобными, и голова начинала болеть, стоило Лали задуматься о чем-то, кроме приятных будоражащих запахов гниения.
Кхаадли с трепещущими зелеными крылышками потянулся за ней, но передумал.
– Тебе нравится здесь, Лали? – пророкотал знакомый голос.
Она вздрогнула и отпрянула в сторону, но чужая рука не дала ей убежать. Лали смотрела, не в силах отвести взгляд: перед ней стоял владыка леса и болот, и его тяжелая мантия, испещренная белыми цветами смертохлебника, спадала с горбатых плеч и тянулась на обочину. Возле ног государя крутились два сквернолова с оскаленными пастями, и Лали испуганно заскулила. От скверноловов, огромных псов с половинчатой мордой, нельзя было убегать, нельзя было показывать им спину, но стоять на месте было выше ее сил.
– Нра…вится, – прохрипела Лали, приплясывая на месте. Из пастей скверноловов капала слюна. На серебряных доспехах владыки затейливо переплетались обнаженные человеческие фигурки, предававшиеся неназываемым страстям.
– Приведи сюда зверя, – ласково сказал владыка. – Приведи Эльдара сюда, в Параллель.
Имя тоже было колючим, имя заставляло думать, и Лали снова заскулила, тоскливо и жалобно.
– Во славу Исусанаболотах, – забормотала она, сев в мокрую траву. – Мы ве… руем и трепещем.
Владыка с неудовольствием скривился.
– Молиться не надо, – сказал он. – Древние боги тебя не услышат, а того, кому ты молишься, никогда не было. Мне спустить скверноловов или ты все-таки начнешь соображать?
Перспектива была очень неприятной. Лали встала и принялась водить ладонями по телу, стирая тину. С длинных, слипшихся сосульками волос капала вода.
– Умница, – похвалил владыка. – В другом мире я заморозил твоего двойника и повесил на дереве, чтобы Эльдар понял серьезность моих намерений. В этом мире я могу утопить тебя в болоте, русалочка, набив тебе рот водорослями. Могу прорастить через твое тело дерево с тысячью глаз. Много могу. Хочешь попробовать?
Лали отступила в сторону, и скверноловы тотчас же оскалились снова, дернувшись на обрывках веревок. В прошлое полнолуние их изловили на западной окраине леса и повесили на самых высоких деревьях, чтобы вороны выклевывали их глаза и обдирали мясо с костей. Когда в очередной раз луна скруглила бугристую морду, скверноловы ожили и пришли на зов владыки.
– Я не… могу уйти туда, – провыла Лали. Язык почти не слушался: она слишком долго была вдали от воды. – Но я… могу спеть для другой меня… Которая там. И она… все сделает, во славу Исусанаболотах…
Владыка усмехнулся, и Лали увидела его истинный облик: череп с криво налепленными лоскутами кожи и мяса, длинные седые волосы, вьющиеся по плечам, корона из сухих веток и отрубленных человеческих пальцев.
– Пой, – приказал он. – Пой не для нее – для него. Ты великий соблазн, который увлекает на дно, в ил и водоросли, ты смерть без возврата. Приведи мне зверя.
Лали кивнула, и оцепенение, наложенное владыкой, спало, а скверноловы хором рявкнули так, что русалка сорвалась с места и бросилась туда, где среди деревьев бойко журчал прохладный ручеек. Ароматная вода с запахом придонных трав и мертвой рыбьей икры остудила ее искромсанные ступни, и Лали долго стояла просто так, чувствуя, как утекает усталость, и бледное тело наполняется силой и жизнью.
За их миром милостью Иисуса-на-болотах лежало множество иных миров, но двойники здешних существ обитали только в одном из них. Лали знала, что у нее есть пара, но никогда не пробовала до нее достучаться. Впрочем, воля владыки нерушима. Лали переступила с ноги на ногу, чувствуя, как отупение проходит, и мысли обретают яркость и остроту отточенного лезвия, которое рассекает тонкую кожицу, отделяющую один мир от другого. Отражение русалки дробилось и расплескивалось в воде: теперь это был не загнанный испуганный зверек, а полное силы и страсти гибельное существо, зовущее моряков на скалы.
Вскинув руку, Лали провела ладонью в воздухе, стирая звездную пыль, насевшую на кожицу между мирами, и увидела того, кого владыка хотел вернуть обратно. Человек с некрасивым именем сидел в бетонной коробке за уродливым деревянным приспособлением и перебирал мертвые белые листы. Лали знала, что за лесом, в невероятной дали, тоже есть такие коробки и такие же деревянные чудовища с ногами, но настолько далеко она никогда не забиралась. Говорят, что все ручьи там заточены в трубы с железным запахом крови, а циклопические многорукие и многоногие люди предаются непостижимым и страшным занятиям.
Эль-дар. Лали попробовала на вкус имя и скривилась. У владыки имя тоже было гадким. Иль-я Мам-он-тов. Не произнести.
– Эльдар, – позвала Лали, и звук отразился от стволов деревьев и разлетелся по болоту светлячками. – Эльдар.
В бетонной коробке на стене висело отражающее стекло. Кажется, оно называлось зеркалом, но Лали не была в этом уверена. Впрочем, сейчас было важно не название, а то, что отражающее стекло помогало позвать существо из соседнего мира. Лали никогда не пробовала докричаться до кого-то из обитателей края песка и камня, но сейчас у нее получилось. Эльдар даже листы разронял от удивления.
– Эльдар, – повторила Лали. Ее голос был медом горьких болотных трав и прохладной росой, и, наверное, никто бы не услышал в нем сухого скрежета костей и тяжелого духа гниения. – Эльдар, приди ко мне.
– Лиза? – Эльдар вышел из-за деревянного животного на четырех ногах и подошел к стеклу. Казалось, что он стоит здесь, в лесу, у ручья – ощущение проникновения из одного мира в другой было полным. Лали даже потребовалось закрыть глаза и снова их открыть, чтобы убедиться, что наличие Эльдара в ее мире – иллюзия.
– Лали, – сказала русалка и увидела зверя.
Ей понадобилась вся ее сила духа, чтобы не заорать от ужаса.
Зверь был огромен и страшен – когда-то подобные ему населяли лес, внушая панический трепет всем его обитателям. До сих пор о них, умеющих делать живое неживым, ходили жуткие рассказы среди жителей этих мест. Милостью Иисуса-на-болотах, чьи зеленые звезды-провозвестницы сейчас отражались в переливах воды ручья, звери были истреблены, но один остался и пристально всматривался в Лали бешеными темными глазами.
Он нужен владыке, чтобы убивать, править и ужасать, подумала русалка. Сила скверноловов, мощь йэкудли, даже власть землестрашцев – ничто перед ним. И сейчас зверь стоял в ручье, и Лали никак не могла убедить себя в том, что это лишь туман и морок.
А потом Эльдар взял русалку за плечи и притянул к себе. Зверь пронзительно пах смертью, и Лали не знала, где чудовище, где человек и где теперь она – все трое переплелись в туго смотанный клубок. «Это я буду лежать на дне, в иле и водорослях», – успела подумать Лали, и ночь взорвалась болью и тысячей осколков, впившихся в ее тело.
Эльдар рванул Лали вперед и вверх и оставил истекать кровью между мирами. Русалка повисла в воздухе, не чувствуя ничего, кроме боли, и одновременно постигая все: и зверя, медленно слизывавшего кровь с ее плеча, и бусины миров, нанизанные на пульсирующую, налитую гноем нить, и Древних богов за краем всех реальностей, которые вечно играли в кости, забыв и об игре, и о ставках. На дне великого моря ворочался, пробуждаясь, древний змей, лес бурлил тысячей голосов, запахов и душ, а Лали беспомощно болталась между жизнью и небытием, и безумно хихикающий Иисус-на-болотах не торопился прийти ей на помощь.
– Хочешь сюда? – спросил Эльдар и медленно потянул Лали вперед. Осколки зеркала неспешно раскраивали ее тело, и тяжелые капли крови падали вниз, в ручей. – Или обратно? Что тебе нужно?
– Владыка велел… призвать тебя, – проговорила Лали. Язык заплетался. – Владыка сказал, что ты ему нужен.
Эльдар улыбнулся, но в улыбке не было ничего живого. Так мог бы улыбаться Великий Мор, шагая с косой по миру.
– Yahaschere imili foram, – откликнулся Эльдар, и зверь, жадно лакавший кровь русалки, оскалился сотней изломанных клыков. – Передай, что я приду.
* * *
После видения разбившегося лайнера Лиза стала бояться снов. Об этом никто не знал, кроме Эрика: Лиза совершенно случайно проболталась ему о том, что пьет кофе литрами, чтобы заснуть уже на рассвете. Эрик поставил пару простеньких заклинаний, которые действительно помогли Лизе спать как убитой без всяких снов – но то ли их срок действия иссяк, то ли Лизе в самом деле следовало увидеть будущее, потому что сон все-таки пришел.
Во сне Лиза ехала через город в сторону дома Эльдара, сидя в роскошном алом спорткаре, думала о том, что давно пора поменять машину на что-то более спокойное и что она видеть не желает Эльдара, но бизнес есть бизнес – им предстояло вместе решить достаточно крупное дело. На правой руке Лизы красовалось крупное обручальное кольцо из белого золота с россыпью бриллиантов – и кольцо, как и машина, сейчас раздражало владелицу тоже.
Она заподозрила неприятности сразу же, остановившись возле ворот дома Эльдара. Ворота были открыты, и охранник, сидевший в будочке, бессмысленным взглядом таращился в газету, лежавшую на коленях, и никак не реагировал на появление спорткара Лизы. Покинув машину, Лиза вошла в ворота и заглянула в будочку. Охранник не уделил жене своего работодателя ни капли внимания – он выглядел спятившим, и Лиза, мысленно прикоснувшись к его вискам, убедилась в том, что Миша Гулайтис, подающий надежды знахарь, действительно лишился рассудка.
Лизе стало страшно. Дом, утопавший в бело-розовой пене цветущих абрикосов, вдруг словно оскалился на нее, словно уверял: голубушка, свихнувшийся охранник – это еще мелочи. Зайди, взгляни, у меня много сюрпризов. А потом мы прекрасно проведем вместе время. Все вместе.
После сон перебросил Лизу от будочки охранника в гостиную дома. В гостиной же царил самый настоящий хаос, словно по ней прошел смерч, безжалостно разметавший мебель, книги из шкафов, мелкие магические мелочи, похожие на сувениры из дальних стран. Лиза сделала несколько шагов – под ногами захрустело стекло – и увидела лежащего на полу Эльдара. Его слепой взгляд был устремлен в потолок, на ухе запеклась струйка крови, и изломанное тело лежало как-то настолько жалко и неумело, что Лиза с внезапной ясностью поняла – Эльдара убили, и это не какая-то обратимая магия, он умер навсегда.
Она заорала так, что, должно быть, перебудила половину общежития. Во всяком случае, Вера и Мася вскочили со своих кроватей так же резво, как и Лиза, которую натурально сбросило на пол.
– Ты чо вопишь, дура? – Мася недовольно терла левый глаз, разрушая заготовленный с вечера макияж. Вера хлопала Лизу по щекам, а сама Лиза никак не могла понять, где находится, откуда в доме Эльдара вдруг взялись ее соседки по комнате и куда, собственно, делся труп. Наконец, явь переборола видения, и Лиза села на кровать и заплакала. Мася увидела, что размазала косметику, и раздосадованно проворчала:
– Тьфу ты, кобыла припадочная. Глаз перекрашивать из-за тебя.
Вера, которая не красилась в принципе и не собиралась идти на две первые пары, отнеслась к внезапному подъему гораздо спокойнее соседки.
– Ты чего, Лиз? Приснилось что?
– Эльдара убили, – прошептала Лиза. На какой-то миг сон и явь смешались, и она была свято уверена в том, что Эльдар сейчас лежит в разгромленной гостиной, и что ты ни делай – помочь ему невозможно. – Вер, Эльдара убили.
Вера, которая, как и остальные обитатели общаги, была в курсе магических способностей Лизы (Лиза не так давно приворожила к Вере молодого преподавателя по современному русскому языку, который теперь радостно закрывал глаза на все прогулы объекта своей внезапной страсти – Вера с удовольствием отчитывалась перед ним в свободное время) нисколько не удивилась сказанному и отнеслась к словам соседки совершенно серьезно.
– Позвони, проверь, – спокойно сказала она. – Не ответит, так поедем туда. Может, ментов надо вызывать, раз убили.
Мася покачала головой и полезла в тумбочку за салфетками.
– Колдуны… – буркнула она. – С вами, я смотрю, хрен выспишься. Я бы на месте Эльдара вашего сама себе башку об дерево разбила, чтоб ваших рож не видеть.
– Поддувало завали, – равнодушно посоветовала Вера. – Лиз, давай звони уже. Надо решать, ехать или дальше спать.
У Лизы уже два месяца был собственный сотовый телефон, стильная «Нокия», предмет голодной зависти всего общежития. Набрав номер Эльдара, Лиза долго слушала гудки, смотрела в окно, где тихо начинало розоветь утро, и знала, что ей никто не ответит, а значит, Вера права, и надо быстро собираться и ехать. Когда она окончательно потеряла надежду, Эльдар все-таки снял трубку и сонным голосом осведомился, кто это такой добрый его будит в пять утра.
Лиза еще никогда не чувствовала такого облегчения. С плеч свалился, по меньшей мере, Эверест.
– Это я, – сказала она. – У тебя все в порядке?
Эльдар сонно усмехнулся.
– Привет, Лали. Чего не спится в ночь глухую?
Вера и Мася вопросительно смотрели на Лизу. Она показала им большой палец – дескать, все в порядке – и отвернулась к окну.
– Лали?
– Так, заглядывала одна знакомая, – Эльдар усмехнулся. – Что случилось?
Лиза подумала, что по всем канонам жанра ей полагается почувствовать укол ревности. Но укола не было, и она не могла этому не порадоваться. За окном сползало к горизонту огромное созвездие с крупными зелеными звездами, и Лиза почему-то знала его название: Древо Болотного Господа. Созвездия не могло здесь быть: Лиза зажмурилась и, когда открыла глаза, увидела, что чужие звезды исчезли.
– Мне приснилось, что тебя убили, – призналась она. – Я пришла, а ты…
– Сны редко говорят правду, – грустно заметил Эльдар и велел: – Лиз, не смотри в окно. Ты ведь смотришь?
Лиза кивнула, словно он мог ее увидеть. Подхватила со стула халат и вышла в коридор – соседки за спиной дружно вздохнули с облегчением. Общежитие уже просыпалось: на кухне кто-то успел поставить чайник и кастрюлю с водой для пельменей, в душевой шумела вода, и на лестнице, где обычно торчали курильщики, маячила чья-то тень.
– Почему не смотреть? – спросила Лиза, привалившись к стене.
– Миры сдвигаются, – серьезно сказал Эльдар. – Это не страшно, но неприятно. Слушай, если, кроме моей смерти, ничего интересного больше не намечается, то иди спать. У меня сегодня важный день, хочу отдохнуть.
Вот теперь Лизу пронзило пониманием. Зеленое созвездие, миры сдвигаются, шнурок на ботинке Эльдара так и не появился…
– Сегодня? – прошептала она внезапно севшим голосом. – Сегодня?!
– Да, – откликнулся Эльдар. – Грань между мирами максимально тонка, и йэкудли уже готовы идти по моему следу. А я принесу смерть, неизбежную и неотвратимую. Так что иди спать. Позвоню вечером.
Из трубки потекли короткие гудки. Лиза выключила телефон и несколько минут стояла в коридоре, не зная, что делать дальше. Потом решительно тряхнула головой и пошла одеваться.
