Михаил Пухов
Человек с пустой кобурой
Мы познакомились в порту. Внизу, за стеклянной стеной, делившей мир надвое, расстилались поля космодрома. Рейс задерживался, взять детектив я забыл и скучал в одиночестве. Публика подобралась обычная — человек двадцать туристов, их сопровождающий и толпа командированных вроде меня. Поговорить не с кем, послушать некого. И вдруг в зале появился совсем другой человек.
Таких видно издалека. Разумеется, опытным глазом. Он был разведчик дальнего космоса или кто-нибудь в этом роде.
С его пояса свисала огромная желтая кобура. При ходьбе он слегка прихрамывал на левую ногу. На лице, покрытом неровным космическим загаром, красовался большой белый шрам в виде ущербной луны. Словом, это был старый космический волк при всех регалиях. Из такого человека, как я неоднократно убеждался, можно выудить самую невероятную историю.
Он взял в автомате кофе и сел за мой столик. Рыба, если можно так выразиться, шла на крючок сама. Я мысленно поплевал на воображаемого червяка и тут же забросил удочку:
— Откуда у вас такой замечательный шрам?
— Хоккей, — объяснил он. По его галактическому загару стекали узкие струйки пота. — В юности я увлекался хоккеем.
— Стояли в воротах?
— Сидел на трибуне. — Он тронул белый шрам пальцем. — Ничто его не берет. Хоть гримом замазывай. Сорок дней загорал на море — все без толку.
Я терпеливо ждал, как и подобает настоящему рыболову.
— На море мне не понравилось, — сообщил он. — Камни острые, скользкие. Вчера полез купаться, упал, ушиб ногу.
Он осторожно пощупал левое колено.
— До сих пор больно. И жара там, на море, почти как здесь.
Он расстегнул свою огромную кобуру. Порывшись в ней, извлек мятый платок и вытер лицо.
Многие на моем месте решили бы, что рыбалка пропала и что пора в некотором смысле сматывать удочки. Но я не из тех, кто так легко отступает.
— Вы разведчик дальнего космоса? — спросил я.
— Да. Пилот десантного зонда.
— Но где же тогда ваш пистолет?
— Излучатель? — Его взгляд скользнул к желтому футляру. — Собственно, в первую очередь это инструмент. Если нужно что-то прожечь, пробить отверстие, вырыть колодец. Еще это сигнализатор и реактивный двигатель.
Он замолчал.
— Но и оружие, — сказал я. — Все равно: где он?
— Ну, это долгая история. — Он наконец клюнул. — Если хотите…
— Конечно, — сказал я. — Ничего, если я возьму еще кофе?
Он кивнул. Когда я вернулся от автомата, он вполне созрел. Я не успел сесть, а он начал рассказ.
— Это случилось после встречи с кораблем Пятой культуры. В том сезоне мы работали в одном шаровом скоплении. Скучное место. Звезды похожи, да и планеты. Жизнь не встречалась нигде.
— Почему?
Он усмехнулся.
— Спросите биологов. В скоплениях слишком светлые ночи, суточные ритмы ослаблены. А жизнь основана на контрастах. Так говорят. Да. Ну а потом мы наткнулись на звездолет Пятой культуры.
— Сразу Пятой? — спросил я. Он кивнул.
— Сначала мы решили, что это астероид. Больно уж он был велик — шар диаметром километров десять. Но именно шар. Это был корабль одной из исчезнувших цивилизаций — Пятой галактической культуры, брошенный экипажем миллионы лет назад. Этакая космическая «Мария Целеста».
Он замолчал, и я спросил:
— А почему команда покинула корабль?
— Не знаю. Возможно, она никуда и не уходила. Через миллион лет строить догадки глупо. Мы начали готовиться к высадке. Никто нас не заставлял. Мы разведчики, мы нашли корабль. Остальное не наше дело. Но смешно, если бы мы сразу ушли. Продолжать съемку планет? Дико было бы.
Вскоре мы, десантники, уже шагали к своим суденышкам. Настроение приподнятое, как на Олимпиаде. Это своего рода спорт — кто первым проникнет в корабль. В звездолетах Пятой культуры несколько входных тамбуров, но корабль велик. Сто тысяч гектаров полированного металла, и где-то затерян вход. Ориентиров нет. На каждого из нас приходилась площадь побольше этого космодрома. Вот и ищи. Мы разошлись по ангарам и стартовали.
Наверное, со стороны это выглядело эффектно. Две колоссальные машины среди пустоты, и вдруг одна бросает в другую пригоршню светящихся точек. «Моих друзей летели сонмы…» Возможно, так сравнивать пошло, но для другого мира ты всегда бог, нисходящий на землю. И мы мчались наперегонки к чужому кораблю, как стайка богов, покинувших Олимп в поисках развлечений. Так это выглядело. Ну а в действительности это работа.
— И очень опасная, — вставил я.
— Да. Но группа скоро распалась, и я остался один на один с космосом. Силуэт нашего звездолета сжимался за кормой зонда, открывая звезды шарового скопления. Незабываемое небо.
— Это естественно.
— Почему?
— Будь оно другим, вы бы о нем не помнили.
— Вы правы, — сказал он невозмутимо. — Оно именно такое. Даже не скажешь, что черное, так много звезд. И все крупные, яркие. Не небо — застывший фейерверк. И только тень нашего корабля сжимается за кормой, да впереди вспухает пятно. Черное, круглое. Это я приближаюсь к чужому. Моих товарищей, конечно, не видно. Нет их. Скорость небольшая, самолетная. Ощущение, будто все застыло, да и время почти стоит.
Но потом оно вновь появилось. На последних километрах. Чужой корабль закрывает полнеба, зонд тормозит — то ли посадка, то ли швартовка…
И вот я уже стою рядом с зондом в центре плоской равнины. Корабль-то круглый, но большой. Такой, что выпуклость не ощущается. Стоишь на плоской равнине, до горизонта метров сто или двести. Над головой звезды. Под ногами тоже звезды, только размытые. В обшивке отражаются, а она матовая, металл немного изъеден. Когда видишь это, понимаешь, что время состоит из событий. Каждое пятнышко на обшивке — это след столкновения с пылинкой. Происходят такие встречи, скажем, раз в минуту. А сколько минут в миллионе лет? Столько, что обшивка сплошь матовой стала. Я стою, размышляю над этим, и нужно куда-то идти. И немного жутко. Старый звездолет похож на замок с привидениями. Страшные истории рассказывают об этих кораблях.
— Что вы имеете в виду? — прервал я его. — Звездолет был мертв, вы сами об этом сказали.
Он тронул пальцем шрам на лице.
— Нет. Жизнь всегда остается. Такой звездолет — это целая искусственная планета. Своя атмосфера, своя флора, своя фауна. Там живут не только микробы. Центр корабля занят оранжереями. Но это не заповедник прошлого. Жизнь на покинутых кораблях миллионы лет развивается без помех. Эволюция идет зигзагами, плодит чудовищ. Так говорят. Кстати, не будь этого, наша находка не представляла бы интереса.
— Почему?
— Кораблей Пятой культуры найдено много. Они почти одинаковы. Но эволюция на каждом из них шла по-своему, и биологи каждому радуются. Я стоял на поверхности корабля, не зная, где искать вход. Пошел наугад, и мне повезло.
— На вас напали чудовища?
— Нет. Просто я посадил зонд в нужное место. Всего через несколько шагов металл подо мною задрожал. Ускорений не ощущалось, но звезды исчезли, стало темно.
Потом вспыхнул свет. С трех сторон меня окружали слепые стены. Четвертая была прозрачной.
Собственно, дальше я мог не идти. Нашу маленькую олимпиаду я и так выиграл. Чтобы вернуться, достаточно было остаться в подъемнике, и он вынес бы меня наверх. Но ждать я не стал. Торопясь, чтобы лифт не ушел, я шагнул внутрь корабля сквозь прозрачную стену.
— И на вас напали чудовища?
Он поморщился.
— Я вынул из кобуры излучатель и шагнул внутрь. План звездолета я знал. Все входы соединены туннелями с рубкой управления. Раньше я много читал о навигационных приборах Пятой культуры. Да и очевидцы рассказывали. Мне хотелось увидеть это своими глазами. Профессиональное любопытство, если угодно. До рубки было километра полтора. Воздуха в скафандре оставалось на два часа. Стены туннеля, слегка загибаясь, уходили вдаль. Странные стены. Там ветерок дул вдоль туннеля — слабенький, почти неощутимый. Вентиляция или просто сквозняк. Но за миллионы лет он такое сделал за стенами — никогда не поверил бы, если бы кто рассказал. Он все скруглил, загладил все неровности. Отполировал стены до блеска.
В общем, там было чисто и светло. Я вложил излучатель в футляр, защелкнул крышку. Возможно, не так уж страшны эти старые звездолеты. Никакого движения не замечалось даже в боковых коридорах — дорогах в глубь корабля. Я шел и размышлял о разных вещах. В основном о том, как попроще представить себе миллион лет. Задумавшись, я не заметил, как обстановка в туннеле изменилась. Стало темнее, от сглаженных выступов потянулись длинные тени. И моя собственная тень извивалась впереди, на магнитном полу и стенах. Я брел неизвестно куда. Справа зияли отверстия боковых ответвлений. Незащищенный, я шагал по открытому месту, а из узкой черноты нор за мною кто-то следил.
Это было как наваждение. От тишины, полумрака, ритма шагов… Я остановился. Но впереди, сливаясь с моей тенью, шевелилось что-то черное, длинное.
Как толстая слепая змея, оно двигалось там, неуклюже тыкаясь в стены. Оно меняло форму у меня на глазах, а потом размеренно закружилось, становясь вывернутым наизнанку смерчем с нацеленной на меня глубокой воронкой. Вращение замедлялось.
Отступать я не привык. Я вновь расстегнул кобуру и приблизился к черной воронке.
Она уже не вращалась. Как чья-то симметричная пасть, она застыла поперек туннеля, и ее края сливались с его стенами. По внутренней поверхности воронки бежали концентрические волны.
Я стоял перед ней неподвижно.
Черные волны сходились в центре воронки, утихая. Я заметил, что воронка мелеет. Она распрямлялась, становясь гладкой мембраной, отделявшей меня от цели.
Я торопился, но время и кислород у меня еще были. Я стоял неподвижно. Мембрана была упругой, кто-то наделил ее простейшим из инстинктов… вы знаете, о чем я… Время от времени она вздрагивала, словно чего-то ждала.
Я положил руку на излучатель.
Мембрана напряглась, стала заметно тверже.
Я снял руку. Мембрана снова расслабилась. Стояла, боязливо подрагивая, и почему-то напомнила мне собаку. Бездомную собаку, ждущую, чтобы с нею заговорили.
Она загораживала мне путь, но я к ней хорошо относился. Время у меня пока было. Я сел перед нею на гладкий вогнутый пол.
«Я тороплюсь, — сказал я ей. — Мне хочется попасть в рубку, и у меня мало воздуха. Ты меня понимаешь?»
Казалось, она внимательно слушает.
«Пусть это прихоть, — сказал я, — но мне очень хочется там побывать. Пропусти меня, пожалуйста».
Она заколебалась.
«Пожалуйста, пропусти меня в рубку», — еще раз попросил я.
Задрожав, она медленно расступилась. И я пошел дальше.
— А пистолет? — напомнил я, когда он замолчал. — Куда он делся? Вы обещали…
— Да, — сказал он неопределенно, — потом я оказался в рубке. Я долго пробыл там, разглядывая диковинные приборы, назначение которых знал из книг. Самым любопытным был шар в центре рубки. Специальной тонкой иглой я прокалывал в нем отверстия, и против них на сферических стенах загорались звезды, как изображение в планетарии. Если бы я нарисовал на шаре настоящее звездное небо какого-нибудь района, корабль немедленно перенес бы меня туда. Но вероятность случайного совпадения ничтожна, и я мог забавляться сколько угодно. Вдруг в разгаре своих занятий я обнаружил, что прошло уже больше часа и что нужно срочно возвращаться к зонду, если я не собираюсь остаться здесь навсегда. Я побежал к зонду.
— Понятно. — Разумеется, я был разочарован. — Короче, вы оставили пистолет в рубке.
— К сожалению, нет. В туннеле я снова наткнулся на мембрану. Она ждала меня, виляя несуществующим хвостом. Мы хорошо относились друг к другу. Казалось, все было как в прошлый раз. Но вы понимаете, что ситуация изменилась.
«Пропусти меня, пожалуйста, — сказал я ей. — Я очень тороплюсь».
Она уловила нетерпение в моем голосе и заколебалась.
«Пожалуйста, пропусти», — еще раз попросил я.
Она напряглась, стала плотнее.
«Пропусти», — повторил я. Спокойно, как мне казалось.
Она сделалась еще тверже. Я ее понимал, но у меня не было времени. Я уже ничего не мог с собой поделать.
«Немедленно пропусти меня! — крикнул я. — Ты меня слышишь?»
Она дрогнула, подалась назад, уплотнилась и стала глухой, как стена крепости.
— И вы…
— Да, — сказал он. — Если бы у меня не было излучателя, все было бы по-другому. Я нашел бы нужные слова. Но…
Он замолчал, потом сказал:
— С тех пор у меня не было случая, чтобы оружие было действительно необходимо. Это естественно. По-моему, оружие есть орудие зла и еще то, чем борются с вооруженным злом. Но даже войны, о которых никто давно не вспоминает, выигрывались не только оружием. Тем не менее у вас на поясе висит «универсальный инструмент», который, как вы правильно выразились, «и оружие тоже». Ясно, что продолбить дырку можно не только в стене. Вы им пользуетесь, потому что оно у вас есть. Только поэтому. Вы никогда не охотились?
— Нет.
— Жаль, — сказал он. — Вы бы поняли лучше. Когда входишь в лес с ружьем, все меняется. По-другому реагируешь на все: на звуки, запахи… И смотришь не так, и идешь иначе, и думаешь. Словом, ты другой человек. Понимаете?
Потом он сказал:
— И наоборот — без оружия ты тоже другой человек.
Он ушел, а через полчаса объявили рейс на солнечную систему, и я в толпе других двинулся на посадку.
