Харрис арестовал Билли еще утром. Когда Грейс вернулась с работы, окна трейлера были темны и все в доме осталось на своих местах, как прежде. Только Билли нет, и он не придет. Возможно, никогда. Надо бы разжечь камин – на случай, если ночью похолодает, но она никак не могла собраться с духом. Не могла заставить себя подняться со стула. Сначала была уверена, что с ним не случится ничего дурного, – слепая материнская надежда в чистом виде. Неспособность взглянуть правде в лицо. Придется привыкать к новым ощущениям. Думала, ты идешь на большие уступки, но это ничто в сравнении с тем, что еще предстоит.

Она всегда считала – непонятно с чего, – но всю жизнь была уверена, что рано или поздно обязательно появится кто-то, кто позаботится о ней, как она сама заботилась о других – о матери, Верджиле, о Билли. Однако по сей день что-то никто не объявился. И непохоже, что объявится в скором времени. Видимо, она сама приняла то единственное неправильное решение, не пожелав бросить Верджила, уехать отсюда и от него туда, где ее сын, возможно, вырос бы совсем другим человеком, и в результате теперь она потеряла Билли.

Все ради Верджила. В том, что Билли кончил именно так, сплошь ее вина, ее неправильный выбор. Твои три семестра в колледже – давно ты перестала напоминать об этом всем и каждому? И колледж ты тоже бросила из-за него – Верджила, потому что муж не мог в одиночку оплачивать семейные счета. И все обижался и ворчал, когда, мол, это баловство окупится. Но ты не расслышала самый первый звоночек. Мне было двадцать два. Маленький ребенок на руках, в Долине депрессия. Чудо, что вообще удалось проучиться хоть сколько-нибудь. Сейчас, оглядываясь назад, она подумала, что в прошлом была куда храбрее и самостоятельнее. И это тоже отрезано и выброшено. Научиться чему-то в жизни можно только на своей шкуре – ты так ничего и не поймешь, пока не начнешь сам принимать решения. К добру или не к добру, но тебя, такого как есть, формируют люди вокруг. Верджил подточил ее, как река подтачивает берега, эдакая постепенная эрозия. Убедил бросить учебу, уговорил устроиться на работу, которую она ненавидела, он быстро разобрался, что женой легко можно манипулировать, можно вынудить ее содержать никчемного мужа. Маленькое чудо, в их-то кругу, но он как-то справился – за счет жены, а теперь вот и сына. Всего-то и надо было, что врать каждый день, будто бы ищет работу, а в те редкие моменты, когда и впрямь работал, тратить заработанное на себя, вместо того чтоб приносить получку домой. Она вспомнила, как обалдела, увидев в налоговых документах, сколько на самом деле получал Верджил, – до семьи доходили крохи.

Сейчас про это совсем тошно думать. Целиком и полностью ее ошибка, на Верджила не свалить. Она должна была раскусить его давным-давно. Ей просто не приходило в голову, что человек может настолько бесстыже манипулировать близкими.

А ведь есть еще и Харрис. Он тысячи раз предлагал себя, а ей надоело, а теперь, когда надоело ему, ей вдруг отчаянно захотелось Харриса. Грейс не любила признавать такие вещи, но ведь это правда, человек действительно так устроен – больше всего хочется именно того, что недоступно. Верджил вечно вынуждал ее сомневаться в его чувствах, заставлял ревновать, и в итоге она за ним бегала и добивалась его. А Харрис всегда был абсолютно откровенен.

Опять затошнило, от одних только мыслей. Она сама спустила в унитаз собственную судьбу и заодно судьбу Билли. Глубокий вдох. Конечно, это несправедливо. Труд всей твоей жизни, твое дитя. Но она не так уж стара. Вполне протянет еще лет тридцать-тридцать пять. Неплохая перспектива. Нужно обрести новые цели. Прекратить жить для других. С тех пор как Билли решил застрять в Бьюэлле, большую часть времени она только и делала, что тревожилась о нем, а за собой совсем перестала следить. Опустилась совершенно. У других женщин тоже есть сыновья, но они как-то справляются. Билли загнал ее на эти американские горки. Вверх и вниз и опять вверх. А сейчас вот вниз. Но он не нарочно. Просто так уж он устроен.

Надо взять себя в руки. Нечего жить для других. О господи, подумала она, я не должна сейчас думать о таких глупостях. Но не могла ничего поделать, тем не менее. Билли сделал то, что сделал, и тут уж ничего не изменить. Она должна жить дальше.

В холодильнике нашлись апельсиновый сок и бутылка водки, и она сделала себе большой стакан “отвертки”. Адвокат ей не по карману, во всяком случае хороший. Если прекратить платить за дом, может, и удастся накопить, но все равно потребуется несколько месяцев. К тому времени будет поздно. Надо было довериться Харрису. Общественный защитник, а что. Грейс покачала головой. Нет, она немедленно прекращает тратить деньги. Начинает копить. Пускай она потеряет дом, но не оставит сына в руках общественного защитника. С таким же успехом можно просто отказаться от суда.

Так, не беги впереди паровоза.

Она вышла на заднюю террасу, прихватив с собой бутылку и сок, прихлебывая коктейль, смотрела, как постепенно темнеет небо. Когда же это было? Три года назад, а будто вчера, она советовалась с Харриет, директором Кризисного центра, насчет того, что надо сделать, чтобы получить должность консультанта. Или социального работника, неважно. Они тогда сели рядышком и подробно все записали. Учеба, колледж, вот к чему свелась основная задача. Это основной барьер, и ты должна его взять. Это так просто, уверяла Харриет, потом просто добавляешь к имени пару букв, ВА, МА, да неважно. Но без этого так и будешь копаться в дерьме. Лучше, конечно, магистр. Заметив, должно быть, выражение лица Грейс, она улыбнулась и весело пожала плечами. Послушай, мы же все равно стареем, независимо от того, на что решаемся. Стареем-то мы в любом случае.

Так, надо добавить. Небо окончательно потемнело, одна за другой зажглись звезды. Она вспомнила, как Верджил выдал ей как-то, это был выпускной год Билли, они смотрели футбольный матч, Билли только что выиграл очко для “Иглз”. А классного парня мы вырастили, да? Так прямо и заявил. В тот момент, пожалуй, ее глаза начали открываться – какие могли быть мы в том, что касалось воспитания Билли? Она одна тянула эту лямку с первого дня вплоть до того самого момента на стадионе и предполагала, что Верджил понимает: погонять мячик с пацаном часок раз в неделю не означает воспитывать ребенка. Так или иначе, именно тогда на трибунах ее влюбленность в Верджила начала потихоньку растворяться, хотя до окончательного финала прошло еще три года. Нынешняя неприязнь Билли к отцу ей даже отчасти доставляет удовольствие. Какой же ты бываешь мелочной, однако.

А кем бы ты сейчас была, прими тогда предложение Бада Харриса? Уже отработала бы шесть лет на государственной службе, гарантированная пенсия, медицинская страховка. Билли вырос бы в большом городе, далеко от здешнего болота. Нет, подумала она, ты не могла. Ерунда это все, не могла ты тогда принять такой подарок.

У тебя были собственные надежды, грандиозные. Не на себя, нет, на Билли. Думала, он особенный, мечтала, что сын вырастет тем, кем на самом деле не был и не мог стать. Вечно с тобой одна и та же история. Любовь застилает тебе глаза, мешает видеть правду. И теперь.

Ладно, будь что будет. А ты должна сделать все, что сможешь, и точка. Грейс посидела еще немножко, поплакала. И довольно, скомандовала она себе. Вставай. Хватит пить. Решительно швырнула бутылку через перила террасы в палисадник, прямо на грядки.

А потом к дому подъехал пикап, сначала она увидела свет фар, а следом и сама машина остановилась во дворе. Торопясь выяснить, кто же это, Грейс даже запнулась на пороге. Перед входной дверью стоял Харрис, в форме.

Он сразу заметил, что она плакала, обнял, и она тесно прильнула к нему.

– Зайдешь в дом?

– Давай сначала расскажу тебе кое-что.

Грейс поняла, что сейчас услышит страшное.

– В таких серьезных случаях это стандартная процедура, его увезли в Фейетт. Я заставил его помыться и побриться, перед тем как фотографировать, потому что, скорее всего, уже завтра утром его фото появится в газетах.

– А как вообще?

– Не в нашу пользу. По крайней мере, пока он не начнет говорить, не расскажет, что именно произошло.

– Фейетт – это новая тюрьма, – пробормотала она. И заставила себя уточнить: – Та самая, где все охранники обколотые.

– Билли сумеет за себя постоять. Он здоровый парень, и с ним не захотят связываться лишний раз, даже в таком месте.

– Его не выпустят под залог?

– Решающее слово за окружным прокурором.

– Сейчас я жалею, что не голосовала за Сесила Смолла.

– Я тоже, – вздохнул Харрис.

– Для них это ведь просто большая игра, да? Они и понятия не имеют, что творят с судьбами людей.

– Да. Думаю, им это не приходит в голову.

Грейс рассеянно поставила стакан на перила террасы, потом опять взяла и прикончила одним глотком. – Ты ни в чем не виновата. Ты сделала больше, чем любая другая мать.

– Всего один неверный шаг, но я совершала его каждый день.

– Некоторые люди всю жизнь так и живут.

– Ну да.

– Что ты пьешь?

– “Отвертку”.

Короткая пауза.

– Хочешь?

– А для взрослых что-нибудь есть?

– Поищем.

– Ну тогда пропущу стаканчик.

– Мне надо отыскать бутылку, серьезно. Только что зашвырнула ее в огород.

– Я достану, – расхохотался он.

Они вошли в дом, Харрис с фонариком в руках выскочил на минутку на задний двор и вернулся с бутылкой. Потом он стоял, глядя в окно, а может, на их отражения в оконном стекле, пока она готовила выпивку.

– Ты помидоры уже посадила?

Грейс кивнула.

– Я свои тоже скоро высажу. Надеюсь.

Она опять кивнула и протянула ему стакан. Харрис сделал глоток, улыбнулся. Среднего роста, среднего веса, да вообще весь средний, а здесь, в ее кухне, он казался даже маленьким в своей полицейской форме. Но на людей он производил совсем иное впечатление, даже в битком набитой комнате вокруг него образовывалось почтительное пустое пространство, он умел так себя поставить. Но сейчас, даже с оружием на поясе, это был просто Бад Харрис. В этом весь Харрис – терпеть не может строить из себя кого-то. И этим он отличается от Верджила, который рассуждает о чем угодно, выпендривается, вечно все и всех оценивает, даже если при этом мило улыбается. И это тоже никогда прежде не приходило ей в голову.

– Чувствую себя полной идиоткой из-за того, что наговорила тебе вчера, – сказала она. – Я была не в себе, но понимаю, это не оправдание.

– Я себя чувствую так каждое утро, – усмехнулся он. – Давай присядем.

Они устроились на диване в гостиной, она с краю, а он примерно посередине.

– Можешь подсесть поближе, если хочешь.

Он так и сделал, и они тихо посидели, держась за руки. Он поправил кобуру, чтобы не впивалась ей в бок, прикрыл глаза и положил голову ей на плечо. Тело его расслабилось и обмякло, как будто они только что занимались любовью. В комнате темно, но они не зажигали свет. Грейс разглядывала Харриса как в первый раз. По-своему симпатичный, вытянутое лицо, подвижная мимика. Из него получился бы отличный клоун, он запросто мог состроить любую рожицу, забавный парень. Она ласково провела ладонью по его макушке, короткий ежик волос по бокам и сзади. Большинство мужчин его возраста предпочитают отрастить волосы подлиннее и зачесывать как-нибудь похитрее, скрывая намечающуюся лысину. А он каждую неделю стрижет себя машинкой. Как будто ему нечего скрывать. Однажды Грейс предложила ему брить голову, как коп в сериале, но он отказался, сказал, дескать, это пижонство.

Наверное, это зов тела, собственное тело подталкивает тебя, понимая, что тебе нужен кто-то, кто позаботится о тебе. Тело очень прагматично. Но не сердце. Нет, это что-то другое. Когда его дыхание касалось ее шеи, по телу пробегали мурашки. Она опустила ладонь на его ремень, но Харрис осторожно убрал руку.

– Потому что ты на дежурстве?

– Я все жду, что мне объяснят, почему это должно получиться сейчас, если не получилось раньше.

– Но ты же пришел.

– Подумал, что должен.

– Мы можем попробовать еще раз.

Она вновь положила руку ему на бедро.

– Иногда я думаю, понимаешь ли ты, что это нечестно.

– Я не специально.

– Знаю. Но от этого не легче.

Он чуть отодвинулся, потом встал, выпрямившись во весь рост в маленьком трейлере. Она вдруг сообразила, что пялится прямо в его ширинку, и он это заметил.

– О господи, Грейс. – И рассмеялся.

– Меня так просто не остановить.

– Возможно. – Он отвел взгляд, откашлялся. – Давай подождем пару дней. Тебе нужно чуть успокоиться.

– Ладно.

– Ну пока. – Он наклонился, нежно поцеловал ее в лоб и вышел.

Она слышала, как он легко сбежал по ступенькам крыльца, потом удаляющийся шум мотора. Понимала, что надо встать, включить свет, но не хотелось, ей спокойно было просто лежать в темноте; в гостиной еще пахло его лосьоном после бритья, она еще помнила его прикосновения. Похоже, впервые за много недель – нет, месяцев – у нее появилась надежда.