Находясь в эмиграции, Н. И. Евреинова чрезвычайно безпокоилась о судьбе Нилуса, сидевшего тогда в тюрьме в Москве на Лубянке. Вот ее письмо от 11 апр. 1925 г.: Дорогая X, вот уже третье письмо, которое я вам пишу. Жду с нетерпением хоть маленькую весточку, одну открыточку, что наши страстотерпцы, святые мои, С. А. и Е. А.? Если бы вы знали, какая иногда тоска обхватывает мое сердце. Каждый день со страхом и надеждой заглядываю в почтовый ящик наших дверей, и всё нет ничего. Последнее ваше письмо от 15 февраля, и после этого ни строчки. Может быть, я чем-нибудь вас огорчила? Во всяком случае — невольно, этому вы можете доверить. От сердца любящего пишу, что кроме глубокой любви и высокого уважения я ничего другого не чувствую к вам, а мою любовь к дорогим моим С. А. и Е. А. ничто и никто из меня не исторгнет, она будет длиться во веки веков. Я в моей жизни никого не встречала выше их в смысле христиан, людей примерных во всех отношениях. Перед ними я преклоняюсь и радуюсь, что Бог дал мне их узнать.
