Глава пятая
Вылазка
А потом наступила ночь. Холодная, сырая и безмолвная. Бледное сияние луны проникало внутрь, освещая испуганные и угрюмые лица собравшихся в первом отсеке, вокруг пробоины с вогнутыми рваными краями.
– Говорю же вам, я сам видел. Они знают об этой дыре. Даже трос нашли, чтобы спуститься вдоль борта, – прошептал Гай, словно его наверху могли услышать.
– Пока там тихо, – осторожно возразил Свимми, кивнув в потолок.
– Может, не этой ночью. Может, следующей. Но они обязательно попытаются.
– В пробоину больше чем одному не пролезть – с сомнением заметил Метис, сдвинув перегораживающий проход хлам и, примериваясь, просунул в отверстие по плечи голову. – А уж толстяк Шак точно застрянет. Да и высоко… здесь палуба выше, чем вдоль остального борта. Нет, этот путь для них закрыт.
– Они так не считают. Я это видел. Достаточно спуститься одному, открыть люк, и считайте, нас уже нет.
– Незаметно пробравшись из первого отсека в шестой? – хмыкнул Метис. – Как смогли, мы пробоину завалили. И потом, здесь всегда находится кто-то из наших. Если я правильно понял, ты как раз для этого и назначил здесь дежурство?
– Шак будет пробовать использовать любой шанс, а мы должны не дать ему это сделать. Что здесь непонятного? Неужели трудно поднять задницу, хотя бы для того, чтобы ее спасти? – Гай начинал нервничать, чувствуя, что Метис снова начинает его раздражать.
«А ведь это ты! – вдруг поразила своей очевидностью мысль, которая его не отпускала после брошенной сверху записки. – И к тому же, ты настолько самоуверен, что даже не пробуешь хитрить, маскироваться или поддакивать, чтобы усыпить подозрение?»
– Тоби, ты нас слушаешь? – оторвался от размышлений Гай, заметив, что Тобиас даже не пытается вникнуть в разговор.
Компьютерный наладчик смотрел в иллюминатор с отрешенным видом, с застывшими оловянными глазами, словно происходящее вокруг его не касалось.
– Звезды, – ответил задумчиво Тобиас.
– Звезды? – удивленно переспросил Гай.
– Да, звезды… их нет.
– Куда же они подевались?
Гай переступил через растянувшегося на полу Сида, наступив ему на ногу. Сид даже не шелохнулся. Наевшись мяса, он пришел в себя и теперь беспардонно спал, наплевав на все их проблемы. Гай протиснулся между ним и Тобиасом и выглянул в иллюминатор. На все черное небо светила ослепительно бледная, круглая луна. Ее сияющий диск висел строго над головой, и, чтобы увидеть его полностью, Гаю пришлось высунуть голову наружу.
– Их затмила луна, – уверенно произнес он, пытаясь вернуть Тобиаса в прежнее русло разговора. – Тоби, мы здесь ломаем голову, что нам делать, если Шак попытается проникнуть в трюм через пробоину?
– Звезд нет, – будто и не слышал его Тобиас. – Должны быть, а их нет. И луна необычно огромная. И светит почти как солнце. Так не бывает.
– Да это всего лишь полнолуние! Очнись!
– Если ты не привык смотреть на звезды в городе, то хотя бы вспомни, как было на побережье. Все небо сверкало от звезд.
– Это потому что от луны был только узкий серп! – нервно возразил Гай и тут же осекся, пораженный, хотя и поздно, но все-таки настигшей его догадкой.
Он снова выглянул в иллюминатор, и, закрываясь от заливающего сияния луны ладонью, до боли в глазах всмотрелся в черный горизонт.
– Вот-вот… – добивал его, словно читая мысли, Тобиас. – Было новолуние, а прошли лишь сутки, и наступило полнолуние. Да еще какое. И ни одной звезды.
– Что это значит?
– Не знаю. Я всего лишь вижу то же, что и ты.
Этого не может быть! – подумал Гай, затем сказал об этом Тоби. Тоби кивнул.
– А еще не может быть вот этого, – он ткнул пальцем на тень баржи, вытянувшуюся по воде рядом с бортом. – Но мы же вместе это видим? Луна над головой, а тень утверждает, что луна справа, над горизонтом.
– Да… – растерялся Гай. – Ты мастер ставить тупиковые вопросы! Много у тебя еще таких?
– Есть! – вдруг вдохновленно блеснул глазами Тобиас. – Грифы? Откуда они берутся и куда исчезли ночью? Вода океана мертва! Уж это я знаю точно. Мы сделали сотню проб, но там нет даже микроорганизмов. До суши расстояние немалое, но грифы летают над нами, словно их гнезда где-то рядом? Что в конце концов они едят?
– Нас! – вдруг захохотал Метис. – Если тебе, наладчик, больше нечем заняться, так я подскажу! Лучше подумай над тем, как нам выторговать завтра двух грифов за полтора плафона?
– Если Шак разнюхал про пробоину, то меняться они больше не будут. Зачем им часть, если можно взять все? – задал вопрос Гай, возвращая всех к прерванному разговору. – Может, даже этой ночью. Расчет на наш сон и яркую луну. С палубы до пробоины, повиснув на руках, не добраться. Метис прав – нос выше остальных бортов. А по тросу как по лестнице.
– Что ты предлагаешь? – скривился, услыхав свое имя Метис, всем своим видом давая понять остальным, что решать такие вопросы дано только ему, ну и еще немного Гаю.
– Упредить их! Выбраться наверх и сбросить бухту с тросом в воду.
– Я пасс! – тут же поднял руки клерк по делам колоний.
– Каждый сам за себя, один бог за всех! – откликнулся Святоша, закутавшись в рясу.
На героическую вылазку он явно тоже не собирался.
– Через рубку на бак не пробраться. Проползти вдоль всей баржи незаметно не получится, – заключил Гай, словно и не заметив их трусости. – Придется выбираться через пробоину. Кто считает, что может сделать это лучше других?
– Ты предложил, ты и лезь, – ухмыльнулся Метис, но, перехватив угрюмый взгляд и вспомнив кулак Гая на собственной челюсти, сконфузился и поспешил поправиться: – Но ведь ты один видел, где стоит эта чертова бухта? – И вдруг, словно осененный новоиспеченной мыслью, он ткнул пальцем в Дрэда. – Пусть он лезет!
– Я? – хлопнул ртом Дрэд.
– Ты же карманный воришка! Наверняка и в стенах лазил? Тебе же что в вентиляционный воздуховод в дом пролезть, что в эту дыру, ничего не стоит?
– Ты забыл, что он потерял пальцы, – возразил Гай.
Но Дрэд неожиданно встал и, громко выдохнув, решился:
– Он прав. То, что ты хочешь сделать, я сделаю лучше других. А это? – он поднял обезображенную правую руку замотанную в тряпку. – Так я всегда работал левой. Правую с какой-нибудь ерундой суешь под нос жертве, предлагаешь купить или в подарок, а левую ему в карман.
Гай недовольно отвернулся. Дрэда он считал трусоватым для такого опасного дела и втайне рассчитывал, что вызовется Ульрих. Напарником себе в этой вылазке он видел или его, или Тобиаса. Ну или в крайнем случае Свимми. Но Ульрих молчал, а Тоби, задумавшись, продолжал смотреть в иллюминатор, будто и не слышал.
– Ладно, – так и не дождавшись, согласился Гай. – Я буду тебе помогать. Выберемся из пробоины, станешь мне на плечи. Бухта с тросом стоит на краю. Может, повезет, и ты до нее дотянешься. Подтащишь к краю и сбросишь за борт. Если нет, то вскарабкаемся на палубу. Главное, делать все тихо, чтобы нас не заметили. Между носом и остальной палубой стоят грузовые короба – спрятаться можно. Обратно точно также – я опускаю тебя на руках, пока не нащупаешь опору, потом уже ты подставляешь мне плечи. Изнутри тебя будут страховать, держа за ноги.
И тут внезапно заговорил Ульрих.
– Ты, Гай, останешься здесь. Здесь ты нужнее. С Дрэдом полезу я. Я, если хочешь, тоже среди вас не балласт. И в шурфах приходилось ползать, и в норы угольные спускался – справимся.
– Согласен! Но только ты и я! – обрадовался Гай.
– Нет, я и Дрэд. И хотя бы в этот единственный раз – прекрати наконец спорить.
Нога скользнула по гладкому металлу, пока наконец не попала в разрыв между двумя вогнутыми внутрь лепестками. Ощутив надежную опору, Дрэд распластался по отвесному борту, вжавшись лицом в каждую его вмятину. Раскинув руки, он чувствовал пальцами, словно присосками, шершавость облезлой краски, выпуклость шляпок заклепок, теплоту, будто живой, стальной поверхности баржи. Ощущения казались настолько реальны, что ему на миг и вправду представилось, что баржа живое существо. Она плывет, живет своей жизнью, а они как паразиты расползлись по ее палубе, набились в трюм и грызут ее изнутри. А еще он вдруг кончиками пальцев ощутил едва различимую вибрацию. Легкий зуд передавался под каждый ноготь, на фаланги каждого пальца. И эти пальцы были все! Дрэд взволнованно сглотнул. Прижавшись щекой к отвесной стене, он прислушался к собственному телу. Вернее, к той его части, которая лишилась конечностей. Нет, ноющая боль в перерубленных костях не прошла. Но теперь это представлялось так, словно пальцы вернулись на место, просто теперь саднят, попав под свалившийся камень или неумелый удар молотка. Рискуя свалиться в воду, Дрэд отстранился от борта, чтобы повернуть голову и увидеть правую ладонь. Но чуда не произошло. Короткие черные обрубки никуда не исчезли, а новые пальцы не появились. Он скрипнул зубами, разозлившись, что так легко дал самому себя провести. Затем взглянул отвесно вверх. До края палубы руками не дотянуться – не хватает полуметра. Да если бы и достал, Дрэд сомневался, что сумел бы подтянуться. За последние дни он здорово ослаб. А вот бывало раньше…
– Подвинься влево, – шепнул Ульрих, выбравшись по пояс из пробоины и прервав воспоминания Дрэда о не таком уж и далеком прошлом.
Дрэд засеменил, мелко переставляя босые ступни по рваному краю, и, качнувшись, поспешно вжался в борт.
«Раньше мне эта вылазка была бы что прогулка по главной городской улице, – с тоской вернулся он к всколыхнувшим душу воспоминаниям. – Перемахнул бы и не заметил!»
В своей среде таких же рисковых, с наэлектризованными от ползания рядом с кабелями волосами и с набрякшими темными мешками под мутными глазами от постоянного недосыпания, воришек, он, несмотря на молодость, слыл авторитетом. Здоровяков в их обществе не ценили. Пролезть в подающий воздух в квартиры воздуховод под силу только мелкому и гибкому. Бывало, узкая гофрированная труба поворачивала под острым углом, и приходилось изгибаться, едва не ломая позвоночник. У Дрэда он был словно резиновый, и потому Дрэд заслуженно пользовался репутацией довольно успешного вентиляционщика. Попался он по-глупому. Удача вскружила голову, и на свое очередное дело он полез нагло, без разведки, без слежки за хозяевами. Лез спонтанно, в расчете на везение, увидев незакрытый люк воздуховода. Все бы ничего. Так бывало и раньше, когда, не тратя времени на обязательные правила для других воришек, сам он их грубо нарушал, и все сходило с рук. Но в тот раз ему не повезло с хозяином квартиры. Мало того, что он оказался дома, так у него еще было все в порядке со слухом. Услышав едва различимый шорох в воздуховоде, он недолго наблюдал за трубой, протянувшейся под потолком, и сразу все понял.
В тот день все шло наперекосяк. Уже случалось, что хозяева заставали Дрэда на месте преступления. Сценарий в таких случаях всегда был один – крики, паника, метания по квартире в поисках полицейской кнопки. Хватало времени, чтобы даже не торопясь затянуть мешок с добычей и исчезнуть через покрытый пылью воздуховод, закрыв за собой сетку.
Этот хозяин был не такой. Этот, не подавая виду, что Дрэд обнаружен, вышел в соседнюю комнату и вернулся с тяжелым парализатором. Затем, прикинув на глаз место, где мог спрятаться Дрэд, начал палить от стены, отсекая путь к бегству. Память не давала забыть, как от тяжелых инфразвуковых волн гудела труба воздуховода. Дрэд бросался то вперед, надеясь добраться до развилки в соседнюю квартиру, то назад, к выходу. Но выстрелы каждый раз ложились все ближе и ближе. И повсюду нестерпимый гул, до тошноты рвущая перепонки вибрация, да качающаяся ходуном труба! Потом хозяин точно вычислил его место и сделал роковой выстрел. Все тело Дрэда будто сжалось до размеров крикетного мяча, а потом разлетелось на миллиард осколков. Он лежал в собственной блевотине, со стеклянными глазами и ничего не мог поделать. Он существовал, но словно отдельно от своего тела. Казалось, он его видел, но видел со стороны – неподвижное, точно окаменевшее, застывшее, будто потек вулканической лавы. Таким оно и оставалось, когда приехала полиция. Полицейские разобрали воздуховод, и он вывалился, как переполненный мешок дерьма, рухнув с трехметровой высоты, безжизненно, без звука, с замедлившимся до одного удара в минуту, сердцем.
– Я поставил всего лишь на второе деление, – будто оправдываясь, произнес склонившийся над ним хозяин.
– Спасибо, мистер, – полицейский пнул Дрэда ногой и задумчиво почесал в затылке, прикидывая, стоит ли надевать на него наручники или так к вездеходу дотащить. – Знакомый тип, – наконец принял он решение и приподнял Дрэда за воротник, определяя вес. – Скользкий, юркий и наглый. Но вы его пригвоздили так, что он не скоро очнется.
– Что с ним теперь будет?
– Понятно, что – отчуждение. По-другому теперь не бывает.
– А он жив? – в голосе хозяина прозвучало сомнение.
– Жив. – Полицейский оттянул Дрэду веко и посветил фонариком.
– Должен бы уже прийти в себя… ведь всего второе деление…?
– Мелкий. Малая масса, вот и принял луч на все тело. Ничего, пока доедем, очухается.
Полицейский ошибался – Дрэд уже начал приходить в чувство, но все равно был словно набитая ватой кукла. И дело здесь было не в парализаторе. Страх парализовал его тело куда сильнее луча инфразвука.
Страх! Как он его ненавидел! Он пытался с ним бороться, переломить, заставлял себя его пересилить. Иногда получалось, иногда нет. Чаще нет. Все зависело от того, насколько ему было страшно. Но вызов он ему старался бросать всегда. Так случилось, когда он не дал Тобиасу уйти в трюм последним и, задержавшись в рубке, потерял пальцы. Так было и сейчас.
Страх! Стоило Метису ткнуть в него пальцем, и Дрэд тут же почувствовал его скользкую лапу, вцепившуюся в горло ледяной хваткой. Но где-то в душе вспыхнула искра борьбы, и он бросил страху вызов. Бросил, но тут же понял, что его ждет еще одно поражение. Это было не то поле боя, где он мог надеяться на победу.
Вот и тогда, одно лишь услышанное от полицейского сквозь притупленное сознание, слово – отчуждение – сделало из него безжизненную марионетку. Страх был главной его слабостью и главным его врагом. Если случалось что-нибудь ужасное, если на него накатывал жуткий страх, он тут же безнадежно цепенел.
Ульрих выполз, распластался рядом и, толкнув в бок, шепнул:
– Становись мне на колено, потом взбирайся на плечи.
Дрэд протолкнул накативший воспоминаниями в горле ком и оперся ступней на подставленную ногу Ульриха. Приподнявшись, он вытянул вверх руки и нащупал невидимый обрез палубы. Зацепившись левой рукой и оставшимися тремя пальцами на правой, он почувствовал себя уверенней. Легко взобравшись на подставленные плечи, он подтянулся и выглянул вдоль палубы.
– Что там? – закряхтел внизу Ульрих.
– Ничего, – наиграно беззаботно ответил Дрэд. – Я ничего не вижу. У меня перед носом торчит какой-то ящик.
– Это не то.
– Знаю. Не дурак.
– Смотри бухту, – начинал нервничать Ульрих. – Она где-то с краю. И не кудахтай там на всю баржу. Говори шепотом и мне вниз.
– Ты можешь сделать шаг вправо? – шепнул Дрэд.
Изогнувшись в невероятной позе, Ульрих застыл на одной ноге, наклонившись вправо. Теперь Дрэд смог выглянуть из-за ящика и увидеть узкий участок, от торчавшего в носу на тонкой штанге разбитого фонаря до сдвоенных пеньков швартовочных кнехтов. Где-то между ними темнела бухта с накрученным на нее тросом.
– Ну? – не выдержал Ульрих.
– Вижу.
– Достанешь?
– Легко. Если только растянуть мне руки метров на десять.
– Дьявол! – качнулся под ногами Ульрих. – Кто-нибудь живой есть?
– Чисто.
– Придется тебе вылезать.
Дрэд промолчал. Страх липкой рукой шевельнул на затылке волосы, и его ледяные щупальца обвились вокруг шеи. Появившаяся было легкость в руках внезапно улетучилась, сменившись так некстати накатившим онемением.
– Не бойся, – будто почувствовал его страх Ульрих. – Когда поднимешься, то ползи, не торопясь и не задирая зад. Тебя никто не заметит. Кати бухту на наш борт, а как сбросишь, сразу ко мне. Я тебя поймаю.
«Как просто сказать: тебя не заметят! – сглотнул Дрэд. – Каким образом тут спрячешься, если луна светит, словно прожектор на городской стене? Не хватает только полицейских вышек!»
– Давай! – торопил Ульрих. – Ты мне уже все плечи оттоптал.
– Я не смогу, – неожиданно признался Дрэд.
Он хотел сказать, что лучше, пока не поздно, повернуть назад. Страх уже победил, даже не начав битву. Но Ульрих понял его по-своему.
– Не достаешь? Подожди, сейчас я приподнимусь.
Он закряхтел, и Дрэд закачался, испугавшись рухнуть в воду.
– Так пойдет?
– Пойдет, – шепнул Дрэд. Он вдруг понял, что назад у него дороги тоже нет, как нет ее и вперед. Теперь он все делал вопреки. – Не шевелись. Замри.
Отпустив острую грань возвышающегося над палубой борта, он подтянулся, схватился за трос леера и, протиснувшись под ним, рухнул рядом с ящиком. Вжавшись лицом в шершавое, пахнущее маслом железо, Дрэд замер, боясь открыть глаза, потому что был уверен, стоит ему их открыть, и он увидит рядом гигантскую фигуру Шака. Конечно же, они уже его услышали! Как не услышать, если его сердце, выпрыгивая из груди, стучит как барабан! Его грохот разбудит даже мертвого!
Прошла минута, другая, но ничего не происходило.
– Дрэд? – позвал Ульрих. – Ты как?
– Угу, – невпопад промямлил Дрэд, едва справившись с заклинившим горлом.
– Молодчина. Давай уже, не медли, а то я еле стою – железо ноги режет.
Дрэд еще сильнее вжался в палубу, затем заставил себя ползти. Круглая катушка с намотанным на нее тросом маячила совсем рядом. Ее тень растянулась вдоль баржи, и Дрэд невольно вспомнил Тобиаса. Что он там говорил о тенях? Луна вверху, а тени словно сами по себе? Дрэд оглянулся вокруг и понял, что с ним самим как раз то, все правильно. Он не отбрасывал тени, точнее, она лежала прямо под ним, как и должно быть при светящей прямо над головой луне. Неправильно было все остальное. Если от бухты тень легла в направлении рубки, то от кнехтов она упала в противоположную сторону и была гораздо короче.
«Что за чертовщина?» – чуть не произнес вслух Дрэд.
– Катишь? – напомнил о себе Ульрих.
– Сейчас! – спохватился Дрэд.
Бухта лежала на боку и оказалась куда тяжелее, чем можно было предположить. Подсунув руки под круглые дуги, Дрэд попробовал поставить бухту вертикально, чтобы ее можно было катить как колесо. Но бухта даже не дрогнула. Тогда он попробовал сдвинуть ее, уперевшись ногами в намотанный между обводами трос, а спиной в выступ на палубе.
– Что ты там возишься? – торопил Ульрих.
– Я не могу сдвинуть ее с места.
– Не будь идиотом, – злобно зашипел из-за борта Ульрих. – Тебе было сказано катить, а не тащить.
– Не могу. Она будто привинчена к палубе, – всхлипнул Дрэд.
– Не истери. Передохни и попробуй еще раз.
В ответ Дрэд застонал, надавив на бухту плечом. Заскользив по палубе ногами, он едва не расплакался, ощутив свою полную беспомощность.
– Не могу.
– Слабак, – Ульрих громко сплюнул, затем завозился, заскрипев ботинками по гладкому борту. – Помоги!
Дрэд подполз к краю и, свесившись, подал ему руку. Ульрих едва не стянул его вниз, но дотянувшись до отверстия якорного клюза, повис, просунув в дыру пальцы, затем, рванув, перемахнул через борт и повалился рядом.
– Она? – кивнул он на темнеющий цилиндр с серединой, зауженной, словно талия.
– Она.
Ползать Ульрих не стал. Лишь мельком взглянув в сторону рубки и, не заметив ничего подозрительного, он пригнулся, перебежал к бухте и спрятался за ее округлой тушей. Взяв паузу в несколько секунд, Ульрих прислушался, но вокруг по-прежнему было тихо. Тогда, присев, он подхватил бухту за круглый поручень и, скрипнув от натуги зубами, поставил вертикально.
– Всего-то делов, – хмыкнул он, взглянув на Дрэда. – Чего разлегся? Покатили.
С бухты свалился трос, толщиной в палец и заскрипел, угодив под колесо. Его скрип показался Дрэду ударившим с неба громом. Он едва снова не растянулся на палубе, если бы не Ульрих. Тот спешил сам и подгонял Дрэда.
– Не бойся. Успеем.
Но дальше трос вконец запутался и, прочертив по палубе борозду, выдал такой визг, что на этот раз замер даже Ульрих.
– А вот это уже перебор, – прошептал он, оглядываясь, и с трудом переводя дыхание. – Шевелись, воришка, пока нас не застукали.
Докатив бухту до края палубы, они поставили ее вертикально и, подтянув распутавшийся трос, уложили рядом. Осталось лишь перевалить бухту через возвышающийся наплыв борта, и дело сделано.
Дрэд подставил плечо под опоясывающее колесо и вдруг оглянулся. Позже он клял себя за этот неуместный поворот головы, будто это могло что-то изменить. Но тогда он был уверен – не оглянись, и Хали бы не появился. А так, он его словно материализовал. Только что все было чисто, но стоило оглянуться, и вот она – вытянувшаяся из-за бочки застывшая тень.
Уже было поверивший в удачу Дрэд почувствовал, как руки внезапно отказались ему повиноваться. Страх снова вцепился в горло, чтобы на этот раз уж ни за что не разжимать скользких щупалец. Поначалу он был уверен, что тень принадлежит Шаку. Такой леденящий страх могли в нем вызвать только мысли о Шаке. Он его не видел, но отчетливо представил, как тот застыл перед мощным броском, чтобы одним движением разорвать Дрэда на несколько частей.
Икнув, Дрэд вцепился Ульриху в локоть и вогнал в него пальцы до хруста в костяшках. Ульрих взглянул в его застывшее лицо и сразу все понял. Он лишь мгновение шарил глазами вдоль палубы, а затем тоже заметил длинный силуэт с вжатой в плечи головой. Догадавшись, что обнаружен, силуэт зашевелился и встал.
Хали не спешил звать на помощь или, отрезая путь к бегству, бросаться в атаку. Он стоял и молча наблюдал, вращая в руке намотанную вокруг кисти цепь. Также в полном молчании он сделал пару шагов, нацелившись на все еще прятавшегося за бухтой Ульриха. Дрэда он даже не брал в расчет. К тому же, здраво рассудив, что Ульрих ему тоже не соперник, Хали шуметь не стал, дабы раньше времени не сбежались ненужные помощники. Зачем делиться с кем-то лаврами победителя? Он позовет всех, но позже. Он предъявит Шаку тела лазутчиков и под восхищенными взглядами остальных небрежно разведет руками: – мне эти двое, что тараканы в эрзац-брикете! Раздавил и не заметил!
Ему нужна показательная победа. Своим тоже не помешает предупреждение, что он не так и прост, на тот случай, если кому-то захочется потягаться с ним силой.
Ульрих нехотя поднялся и заглянул за спину Хали. В то, что Хали один, верилось с трудом, и он искал еще тени, спрятавшиеся в засаде. Затем все его внимание захватила вращающаяся цепь. Хали с ней управлялся умело. Выписав в воздухе восьмерку, он прочертил диагональ и внезапно выбросил хлесткий удар, нацеленный Ульриху в голову. Ульрих едва успел увернуться, и Хали расплылся в довольном оскале.
– Неплохо… – еле слышно шепнул он, словно опасаясь быть услышанным спящими товарищами. – А вот так!
И снова цепь описала два круга, затем, набрав скорость, и скрывшись в размытом, едва видимом очертании, ударила Ульриху в ноги.
Эту атаку Ульрих пропустил и, скривившись от боли, рухнул как подкошенный к ногам Хали. Но добивать его Хали не торопился. Он начинал входить во вкус.
– Вставай, – проворковал он, заново начиная вращать цепью. – А сейчас я покажу тебе прикус шакала. Он ломает руку, как горелую ветку. Догадайся, какую?
Набирая скорость, цепь описала один оборот, потом начнет другой, за ним будет удар! Этот алгоритм Ульрих уже разгадал, а потому дал ей замкнуть первый круг, но когда цепь успела скрыться во втором, бросился вперед, выставив перед собой левый локоть. Хали ничего не понял и удивленно отступил назад, пытаясь вырвать вдруг ставшую непослушной цепь. Цепь накрутилась на руку Ульриху, и теперь уже Ульрих скалился ему в лицо. Хали спешно дернул на себя, но рывок получился слабым, неподготовленным. Зато в ответ Ульрих чуть не оторвал ему руку. Хали едва устоял, попятившись на подогнувшихся ногах и шаря за спиной в поисках опоры. Хотя и паниковать он тоже не торопился. Пусть он и досадно потерял свое оружие, но под брючиной у него был козырь. Прошедший день он не растратил даром и тайно смастерил заточку из найденной в судовом хламе закаленной спицы. Ее он готовил на всякий случай. Скорее для своих, чем для тех, кто прятался в трюме. В трюме и так скоро все передохнут. А вот когда их не станет, то тогда и свои станут чужими. Хали это понимал и уже начинал готовиться.
Зажатая в кулаке заточка в свете луны угрожающе блеснула, и он уверенно напал первым. Вернее, попытался напасть, но тут же отступил назад. Ульрих не хуже него управлялся с цепью, и Хали опрометчиво чуть не подставил под удар голову. Глядя на выписываемые перед носом размытые круги, Хали вдруг понял, что, пожалуй, врага он недооценил. Мгновение, и от его уверенности не осталось и следа. Продолжая растерянно улыбаться, он попятился, затем набрав полную грудь воздуха, обернулся в сторону рубки. Пришло время звать на помощь!
Но фору в два круга Ульрих ему не дал. Цепь изогнулась петлей и, перелетев через голову, обхватила шею Хали, жестко, словно потерявшая сигнал удавка. Он захрипел, пытаясь закричать и сбросить шахтера со спины, но Ульрих держал его крепко, не давая издать ни звука. Перед глазами поплыла кругами цветная радуга, и тогда Хали повалился, всем весом подминая противника под себя. Он лежал сверху, глядя на белый диск луны и прижав Ульриха спиной к палубе, брыкаясь и хрипя, пытался достать его локтем. Но того, казалось, это не сильно-то и беспокоило. Ульрих продолжал затягивать цепь с невозмутимым хладнокровием, понимая, что враг уже обречен. Отсчет пошел на секунды, а дальше один из них поднимется победителем. Хали это тоже понимал и, цепляясь за жизнь, изворачивался, молотил по палубе ногами, старался схватить хотя бы крошечный глоток воздуха, но все было напрасно. Его противник ни на мгновение не давал слабины. В последнем проблеске сознания Хали вдруг почувствовал в кулаке шершавую рукоять заточки. Ее он так и не выпустил. Неестественно вывернув руку, он просунул острое, как игла, жало под левый бок и налег, дергаясь и выкручиваясь в дугу. Для удара не было ни размаха, ни сил. Он лишь медленно давил, обхватив рукоять двумя руками.
Неожиданно его противник вздрогнул. Заточенная сталь проткнула кожу и теперь медленно, но неумолимо входила между ребер. Не выдержав, Ульрих застонал, пытаясь отстраниться, но теперь луч надежды почуял Хали. Ему показалось, что цепь на шее слегка ослабла, и он прекратил извиваться, оставив последние силы на движение заточки. Ульрих, пытался то отстраниться, чтобы увеличить между ними спасительное расстояние, то налегал на цепь, затем не выдержал:
– Дрэд!
Но Дрэд наблюдал за ними широко раскрытыми глазами и не мог двинуться с места. Онемевшие руки, ноги, пальцы не могли шевельнуться ни на миллиметр. Словно не Хали, а Дрэд был опутан цепями, намертво пригвоздившими его к палубе. Свободными остались только глаза.
– Дрэд, помоги!
Но глаза видели перед собой страшный оскал Хали, и от этого державшие его оковы сжимали еще крепче. Онемевшее тело превратилось в полено. Казалось, даже воздух в его легких застыл, не в состоянии протиснуться в заледеневшее горло. Сердце, как и тогда, в воздуховоде, скованное лучом парализатора, замерло в предчувствии беды.
– Дрэд… – теперь Ульрих не звал, а стонал, сцепив зубы и продолжая затягивать цепь.
Но и этот жалобный стон не смог вывести Дрэда из ступора. Он смотрел на извивающиеся у ног тела, и видел лишь выкатившееся из орбит глаза Хали и перекошенное болью лицо Ульриха.
Внезапно борьба стихла. Показалось, что Хали пытается встать, но, шевельнувшись, его тело безжизненно откатилось, и из-под него тяжело выбрался Ульрих. В его боку торчала воткнутая по рукоять заточка. Ульрих качнулся и едва не упал, склонившись над Дрэдом.
– Вставай, – выдохнул он еле слышно.
Но теперь все внимание Дрэда было приковано к качавшейся в такт дыханию Ульриха рукоятке, и, казалось, он был на грани потери сознания.
– Вставай, – Ульрих схватил его за волосы и вдруг поперхнулся вздувшимся на губах кровавым пузырем. – Очнись, дерьмо! – Размахнувшись, шахтер влепил Дрэду тяжелую пощечину, отчего его голова на тонкой шее резко откинулась назад. – Помоги!
Скривившись, Ульрих взялся за рукоять, пытаясь ее вытащить.
«Не надо!» – хотел было подсказать Дрэд, вспомнив услышанный от своих друзей воришек совет, что такую глубокую рану лучше держать закрытой, но было поздно. Ульрих уже держал заточку в руках, затем, не глядя, швырнул за борт. Потом он взялся за бухту с тросом. Дрэд уже окончательно пришел в себя и, чувствуя свою вину, старался хоть как-то ее загладить. Он хрипел, толкая бухту, и всячески показывал, что делает это из последних сил. Скользил ногами по гладкой палубе, напирал плечом, стонал, скрипя зубами. Наконец бухта с громким всплеском свалилась за борт, и Ульрих упал, едва не перевалившись следом через леера.
– Спускайся, я тебя подержу, – прошептал он Дрэду.
– Нет, ты! – вдруг заупрямился Дрэд, как и тогда в рубке вдруг разозлившись на собственный страх.
– Спускайся, ублюдок, или ты думаешь, я тебя прощу?
– Ульрих, я… – начал было оправдываться Дрэд, но шахтер вдруг согнулся пополам и зашелся кровавым кашлем. – Подожди! Я сейчас! – засуетился Дрэд. – Эй, там, внизу! Быстрее! – позвал он, свесившись через борт. – Принимайте!
Схватив Ульриха за ноги, он едва не силой столкнул его за борт и повис вниз головой, зацепившись коленями за тумбы кнехтов. Снизу его услышали, и навстречу потянулась чья-то тень.
– Держу, – услыхал он голос Гая. – Что с ним?
– Ранен, – не стал вдаваться в подробности Дрэд.
Гай высунулся из пробоины по пояс и, нащупав руки висевшего вниз головой Ульриха, приказал стоявшему сзади Свимми:
– Хватай меня за ноги!
Дальше Дрэд не выдержал и разжал пальцы. Перевернувшись, Ульрих рухнул вниз, подняв тучу брызг. Гай крепко держал его за руки, и шахтер висел по пояс в воде, безвольно свесив голову на грудь. В свете луны его лицо с закрытыми глазами превратилось в серую маску, и Гаю стало не по себе, словно он держал за руки мертвеца. Одним махом втащив Ульриха внутрь баржи, Гай передал его Святоше и снова высунулся, ловя уже болтающегося на леерах Дрэда. Воришка, словно ящерица, сполз по шершавому борту и, почувствовав на ногах хватку Гая, уверенно перехватил руки, хватаясь за рваные края пробоины. Юркнув внутрь, он повалился рядом, покосившись на бледное лицо Ульриха. Святоша прислонил шахтера к борту и, задрав рубашку, разглядывал посиневшую рану с запекшимися под кожей пятнами крови.
– Что произошло? – спросил Гай.
– Бухта сброшена, – ответил Дрэд.
– То, что она сброшена, мы слышали, – отмахнулся Гай. – Что с Ульрихом?
– Там был Хали.
– Хали? Это он его? А что с Хали?
– Мы его убили.
– Это очень хорошо – еще минус один, – кивнул Гай. – Но что случилось с Ульрихом? Святоша, как он?
– Плохо, – поморщился тот в ответ.
Гай склонился, заглянув через плечо в сутане. Рана была скверная. Можно сказать, дрянная рана. Невзрачная снаружи, но не оставляющая сомнений в своей глубине и серьезности.
– Внутреннее кровотечение, – словно опытный врач пощупал пальцами вокруг прокола Святоша. – Из него хлещет, как из шланга, но все внутрь.
– Ты ему поможешь?
– Это мой долг. Я помолюсь за него.
– И все?
– А что ты еще хотел? Ему конец. Удивляюсь, как он до сих пор дышит.
Молчавший до этого Тобиас тоже осмотрел рану и, соглашаясь, кивнул:
– У него пробито легкое. Святоша прав – обширное внутреннее кровотечение. Нам его не спасти. Перетащите его во второй отсек, а я принесу попить. Пусть он хотя бы напоследок не испытывает жажду.
Бесчувственного Ульриха поволокли в узкую дверь и, собрав все, что могло хоть как-то смягчить жесткий пол, уложили на ворох ветоши.
– Дрэд? – снова взялся за воришку Гай. – Расскажи, как все произошло?
– Мы нашли бухту… – начал сбивчиво Дрэд. – А она оказалась не с краю, как ты говорил! – он вдруг понял, кто во всем виноват. – Гай, все было не так, как ты обещал! Трос лежал за контейнером в носу баржи.
– Они его перетащили, – спокойно парировал Гай. – Дальше?
– Да, да… – сглотнул Дрэд неожиданно пересохшим горлом. – Мы взяли бухту и сбросили за борт. Теперь они не смогут спуститься вниз. Но она оказалась очень тяжелая. А ты говорил, что все будет легко! Ты нас обманул!
– Откуда взялся Хали?
– Хали? Хали… Хали… – разволновавшись, Дрэд никак не мог начать рассказ. – Прятался за каким-то ящиком. Но я его первым заметил!
– Он был один? – недоверчиво уточнил Гай.
– Один.
– Кого-нибудь ты еще видел?
– Нет. Они все возле рубки – с носа не видать. Он сплошь заставлен железными баками, хотя и не такими большими, как ты обещал. Все оказалось не так!
– Расскажи, как Хали ранил Ульриха?
– Он напал на нас из засады. Набросился и ударил его сзади.
Дрэд вконец запутался и замолчал, не зная, что сказать дальше. Он сжал вспотевшие ладони и склонил голову, радуясь, что второй отсек гораздо темнее первого, и Гай не видит его мечущихся глаз. Больше всего он боялся, что Гай сейчас спросит – а где был ты? Почему не помог? Отчего ранили Ульриха, а не тебя?
В ответ Дрэд запутается еще больше, выдаст себя задрожавшим голосом, и все все поймут. Конечно, они будут к нему беспощадны. И не разжалобить никого отрубленными пальцами или жалким видом растрепанного и голодного подростка. Вспомнят, что они с ним разные. Он воришка, лазающий в их отдельные жилища, а они особы из правительственных кластеров и учреждений.
– С палубы в пробоину без троса спуститься легко? – спросил Гай, и Дрэд с трудом скрыл облегченный вздох.
– Если снизу помогут, то можно. А если нет, то вряд ли. Запросто свалиться в воду.
– Но все же возможно?
– Да, – кивнул Дрэд. – Если будут держать сверху, и кто-то не заплыл жиром, то может и пролезть. Пробоину лучше заложить, как было прежде.
Гай посмотрел на Святошу, державшего за руку Ульриха.
– Пока дышит, – пожал тот безразлично плечами, и Гай, склонившись перед дверью, юркнул в носовой отсек. За ним потянулись остальные. Дрэд услышал, как загремел металл. Открытую пробоину снова заваливали стащенным со всех отсеков хламом. Теперь во втором отсеке он остался с Ульрихом один. Шахтер не подавал признаков жизни, но Дрэд чувствовал его едва уловимое дыхание. Он посмотрел на изрытое оспой лицо с черными пятнами угольных угрей. Закрытые глаза впали, лоб и щеки покрылись серыми бороздами. Стало немного жутковато, и Дрэд невольно отстранился, не зная, что ему делать дальше. Можно было пойти помогать остальным, но он боялся, что кто-нибудь внимательно посмотрит в его лицо и все поймет – его страх в глазах написан лучше любого признания вины.
Пошарив взглядом по темным углам, затем там, где лунный свет падал в иллюминаторы и освещал бледные пятна, Дрэд хотел поискать какую-нибудь тряпку, чтобы накрыть лицо Ульриха. Его соседство превращалось в пытку. Но и уйти он не мог. Чтобы выглядеть достойно в глазах остальных, он должен оставаться с шахтером до последней минуты его жизни. Их породнило общее дело, просто одному повезло больше, другому меньше. Так бывает. Зато потом никто не сможет бросить Дрэду в лицо, что он не помог товарищу в беде. А их общую тайну Ульрих никогда уже не выдаст, ну а Дрэд тем более.
Неожиданно Дрэд словно почувствовал укол в затылок. Он медленно обернулся. Теперь глаза Ульриха были открыты. Наклонив голову, он смотрел на Дрэда безразлично, взглядом, обращенным вовнутрь, и будто сквозь него. Тонкие серые губы изогнулись и издали едва слышный стон.
– Что? – склонился Дрэд.
Затем взгляд нащупал глаза Дрэда, стал колючим, и внезапно Ульрих рванулся вперед, обхватив его рукой за шею. Дрэд вскрикнул, и не в силах выпрямиться, попятился, тряся головой и пытаясь сбросить руку. Но Ульрих держал его, как клещами, и Дрэд на четвереньках поволок его по полу отсека. Не выдержав накатившего ужаса, он вдруг закричал диким воплем. Он голосил, словно потерял разум. Ни на секунду не прекращал кричать, срывая голос, когда сбежался весь соседний отсек. Свимми пытался отодрать от него Ульриха, но тот словно сросся с ним, подмяв под себя и не отпуская шею. Дрэд забился в истерике и, уже ничего не соображая, завывал, никого не узнавая.
Пришел он в себя, когда вдруг понял, что больше никто его не душит. Гай хлопал по его щекам, а в спину больно давила переборка. Ульрих лежал у противоположного борта, и теперь кто-то другой накрыл его лицо. Святоша Джо совершил короткий обряд, проведя по диагонали крестом, и обернулся к Гаю:
– Мы должны от него избавиться.
Гай кивнул, но Святоше этого показалось мало.
– Все там будем. Но если оставим, то окажемся гораздо раньше. Уже днем он доставит нам большую проблему.
– Поторопились мы с пробоиной, – согласился Гай. – Придется открывать еще раз.
Ульрих словно не хотел покидать баржу и сопротивлялся, не желая протискиваться в пробоину, расставив быстро коченеющие руки. Свимми пришлось его обвязать, сплетя из тряпок веревку. Тобиас и Гай просунули шахтера головой вперед, затем отпустили ноги. Тело скрылось и шлепнулось в воду, окатив брызгами их лица. Гай отшатнулся, но Тобиас вдруг высунулся наружу, провожая его удивленным взглядом.
– Мы должны были это сделать, – положил ему на плечо руку Гай. – Святоша прав, утилизатора у нас нет.
– Я не об этом. Ульриха ударило о борт, затем отшвырнуло и завертело как щепку. Ты даже не представляешь, какое мощное течение нас несет. Это совсем не то, что было тогда у берега.
Тобиас вдруг сел и, соединив перед лицом кончики пальцев обеих рук, некоторое время внимательно разглядывал образовавшуюся фигуру. Потом, заметив обращенные на него взгляды, будто оправдываясь, вымученно улыбнулся:
– Много бы я отдал за то, чтобы понять, что здесь происходит. Не смотрите на меня так, потому что отдать-то у меня и нечего. Да и кому отдавать – непонятно. А самому мне не разгадать эти тайны. Так что ответа не ждите. Спросите лучше Святошу. Впору прислушаться к его ереси. Хотя, возможно, что это мы все несем чушь, а он знает истину.
