4
Барона Каэверли разбудило неясное ощущение тревоги. Впрочем, он вообще последнее время часто спал весьма плохо. Чутко, просыпаясь от малейшего шороха, а иногда и вообще просто так, потому что ему что-то почудилось. Ну, вот как в этот раз…
Все началось еще тогда, когда до барона дошли известия о том, что кто-то упокоил Угрюмого Пеппия. У Угрюмого была самая сильная банда из тех, что находились под негласным управлением барона, и приносила ему очень неплохой доход, который к тому же был уже до медяка учтен в его будущих планах. Так что известия эти были весьма неприятными, и барон несколько ночей долго засыпал, ворочаясь и кляня злодейку судьбу, подкинувшую ему такую подлянку.
Но особой тревоги у него тогда не возникло. Разбойная доля — дело такое… из числа тех, кто встал на стезю разбойника, смертью от старости умирает едва ли один из ста. Да и эти единицы по большей части последние годы жизни влачат весьма жалкое существование, чаще всего выпрашивая милостыню, демонстрируя сердобольным прохожим культи отрубленных палачом рук и ног и обрывки вырванных им же ноздрей и ушей. Остальные гибнут либо во время какого-то очередного грабежа, нарвавшись на слишком зубастую добычу, либо, будучи выслеженными егерями, — от «брака» с «пеньковой вдовой». Ну, или если совсем уж не повезет, — после приговора суда медленно сгнивают на каменоломнях и рудниках от обвалов, желудочных болезней и истощения. Очень редко кому удается избежать всего сказанного… А какой может быть иной исход, если в бандиты, как правило, попадают откровенные тупицы и неудачники? Потому что как еще можно назвать людей, которые оказались в разбойниках по большей части совершенно случайно. Вот жил себе такой человек, хорошо ли плохо, но обычно — пил, ел, занимался крестьянским трудом либо каким ремеслом, а потом — раз напился и прибил либо прирезал кого-то по пьяни — и все. Или на каторгу, или в бега. Ну а потом либо в наемники, либо в разбойную ватагу… Или там чего украл, но опять же или по пьяни, или настолько тупо и бездарно, что поймали за руку, — и опять тот же выбор.
Причем как раз в бандитах оказываются самые никчемные — трусы, лентяи и неумехи. Потому как хоть в наемниках и не спрашивают особо, кто, какой, откуда, но зато сразу же берут в оборот и нагружают по полной. Да еще и в бою молодняк, как правило, сразу же ставят в первую линию. Сумеет под мечами врагов вспомнить и применить все, чему успели научить, и выжить — есть смысл дальше с ним возиться, а нет — так нет. Свежее «мясо» на замену всегда найдется. Наемничество — ремесло суровое, трусы и неумехи в одном с тобой строю это не просто ненужные расходы, это прямая угроза собственной жизни. Так что для того, чтобы пойти в наемники, нужен либо собственный сознательный выбор, либо большое личное мужество. А вот в бандиты… в бандиты идет всякая шваль. У них же не жизнь, а малина! Пограбил, набрал добра и серебра, а то и золота с каменьями — и гу-уляй не хочу! Все бабы твои!
Так что поначалу барон не обеспокоился. Но после того, как в течение двух недель на ноль оказались помножены еще две крупные банды, он встревожился. А когда, подняв всех своих информаторов, барон так и не смог узнать, кто именно разобрался с этими бандами, у него засосало под ложечкой. Потому что никто из его контрагентов и информаторов даже не представлял себе, кто здесь, на западе, в настоящее время был на такое способен… То есть нет, представлять-то представляли, конечно, такие были, и они были достаточно известны — герцоги, пара-тройка графов посильнее, сводный отряд из городской стражи более-менее крупного города и пары-тройки дружин относительно сильных баронов — и так далее… Но судя по той информации, которую удалось собрать барону Каэверли, никто из этих потенциально опасных лиц и сообществ в последнее время не предпринимал ничего подобного. Более того, никто ничего подобного даже не планировал. Люди здесь, на западе, были настолько запуганы, что даже не решались ничего предпринимать. Но ведь это же случилось! А значит, здесь, на западе, появилась некая новая сила, от которой нужно было ждать всего самого плохого…
Ему очень не хотелось в это верить, очень! Потому что если все обстояло именно так, то это означало резкое нарушение, а то и полное крушение всех его планов. А также той жизни, к которой он уже успел привыкнуть… Нет, к настоящему моменту барон «заработал» уже почти в три раза большую сумму, чем та, на которую он рассчитывал, когда, так сказать, «вступил в отношения» с Кривым Кабаном. Но ведь всем известно, что аппетит приходит во время еды, не так ли? Вот и у барона Каэверли он также… пришел. К тому же выяснилось, что барон сильно просчитался с планируемыми расходами. Потому что женщины, даже попавшие в затруднительное положение, все равно остаются женщинами. А у женщин аппетит всегда безразмерен. И зависит вовсе не от того, что ей действительно нужно или, скажем, просто хочется, а от того, что ей могут дать. Ну во всяком случае так обстояло дело с теми женщинами, с которыми отношения у барона сложились настолько близко, что он посчитал для себя менее обременительным исполнить какую-то часть их желаний и прихотей, нежели сказать им «нет» и… получить полной мерой все, что последует после этого. К тому же с появлением денег и к самому барону вернулись все его старые привычки. А в молодости он был тем еще транжирой…
Поэтому, несмотря на то что холодная логика требовала немедленно свернуть все опасные контакты и начать решительно рубить концы, барон Каэверли поступил почти точно наоборот. То есть не просто не обрубил концы, но еще и попытался выжать максимум из того времени, которое, как он считал, у него осталось… Впрочем, это типичное поведение для любого бандита, не так ли? Все они грабят, насилуют и убивают до последнего момента, до того, как опасность не становится абсолютно очевидной… после чего с воплями разбегаются по щелям, моментом забывая про все байки о «воровском братстве», которые они так любили слушать или рассказывать, изрядно приняв на грудь у походного костра или на теплой городской «малине». Вот и барон тоже, искренне считая, что уж он-то — совсем не это тупое, трусливое и развращенное разбойничье быдло, попался в абсолютно стандартную для не только разбойничьего, а вообще абсолютно любого тупого быдла ловушку жадности. Ну оглянитесь вокруг — разве возле вас таких мало? Жадных и кичащихся своим «умением жить», своим, во многом ворованным, достатком, обожающих напяливать на себя горы золота или модных шмоток и хвастающихся не чем-то, что они создали собственным талантом, упорством и честностью, а некими «бирками», «вывесками», подтверждающими их условную принадлежность к «узкому кругу ограниченных людей» — машинами дорогих марок, ношением одежды раскрученных брендов, фотографиями с отдыха на палубах дорогих яхт или с танцполов престижных ночных клубов. Потому что ничего своего, чем можно было бы похвастаться, у них, увы, нет…
Так что действительно рубить концы барон Каэверли начал только после того, как была разгромлена банда Кривого Кабана, повязанного с бароном куда как сильнее, чем любой другой разбойничий главарь. Ведь именно с договора с этим бандитом и начались приятные перемены в жизни нищего барона. Но когда от Кругзана пришло короткое сообщение, что Хромого в Каглуме не оказалось, барон понял, что все, он не успел. И окончательно потерял сон…
Проснувшись, барон несколько мгновений лежал, прислушиваясь к ночной тишине и пытаясь понять, чем именно вызвана разбудившая его тревога. Как и ранее, чем-то подсознательным или на этот раз… закончить мысль он не успел. Потому что из-за неплотно прикрытых на ночь ставен до барона донесся раздраженный голос капитана его стражи, бывшего наемника, а затем разбойника — Кривозуба:
— Ах ты ж, дюблая отрыжка ухнака, ты чего это тут творишь?!
Барон досадливо скривился. Похоже, капитан застал спящим очередного караульного. «Ну, теперь начнется шарманка…» — раздраженно подумал барон, поворачиваясь на бок и прикрывая глаза в попытке снова заснуть. Но заснуть ему не удалось. Потому что буквально через пару мгновений от ворот донесся какой-то гулкий удар, будто кто-то уронил на булыжник двора что-то тяжелое. После чего снова послышался голос капитана дружины барона, но уже какой-то удивленный, а вернее даже ошарашенный:
— Ах, ты ж… Э-э-э… а ты кто? Откуда взялся? — И почти сразу же: — Тревога! Враги! К оружию!
Барон тут же вскинулся и сел на кровати, испуганно прислушавшись. Лежащая с другой стороны стройная женская фигура зашевелилась и, оторвав голову от подушки, удивленно произнесла:
— Дорогой? — собрав в одном этом слове целый сонм разных оттенков — вопрос, озадаченность, тревога, просьба успокоить… и тут же еще и раздражение, и обещание будущих проблем. Но барону Каэверли было на это наплевать. Даже не повернув головы, он свирепо рявкнул:
— Заткнись! — и настороженно прислушался. Пару мгновений со двора не было слышно ничего, кроме тяжелого дыхания и лязга железа, а затем раздался полный боли вой, мгновенно перешедший в череду полувсхлипов-полустонов, сразу после чего послышался скрип распахиваемых ворот и встревоженные голоса. А чуть позже вопли, лязг столкнувшихся клинков, хлопки тетив и ругань полились уже нескончаемой рекой. Барон Каэверли судорожно сглотнул и вытер ладонью мгновенно вспотевший лоб.
Он не был военным… Нет, как дворянин, барон, естественно, обучался военному делу. И когда был совсем еще молод и глуп, даже, помнится, грезил, как он мчится в полных латных доспехах на могучем боевом коне, повергая наземь врагов, разя мечом грязных орков и купаясь во всеобщем восхищении перед своей доблестью и силой. Ну-у-у… теоретически. Как бы… Если бы к этому не надо было прилагать особенных усилий и-и-и… не особо подвергать опасности свою жизнь. Вот чтобы — раз, и он уже на коне и разит… Потому что здесь, на западе, все уже привыкли к тому, что жизнь в империи размеренна и безопасна. И считали это правильным и неизменным. Так что молодежи даже приходится специально как-то напрягаться, чтобы отыскать способ пощекотать себе нервы. Ну тем, кто хотел… А юный барон хотел этого далеко не всегда. Нет, он, конечно, участвовал в дуэлях, но ведь дуэль это же совсем другое, нежели настоящая боевая схватка. Потому что здесь, на западе, никого не убивали на дуэлях уже как минимум лет двадцать. Это было просто не принято. Ведь на дуэли всегда есть возможность сдаться, причем сделать это можно было весьма пафосно. Ну там отшвырнуть в сторону клинок и гордо воскликнуть нечто типа:
— Пусть вам сегодня и повезло, но боги еще покарают вас за то, что вы сегодня выступили на стороне лжи! — А потом так: — Я извинюсь, как этого требует дуэльный кодекс, но запомните мои слова!
Барон и сам поступал так не один раз. А что — и нервы пощипал, и никакого особенного урона. Хотя, конечно, его противники поступали так куда чаще. Потому что барон Каэверли был весьма умен и всегда старался соглашаться на схватку, только если противник был явно слабее его. А от дуэлей с более сильными противниками старался всячески уклониться. Но, как известно, поединок — вещь не очень-то предсказуемая. И если ты понял, что ошибся в силе противника, то лучше красиво выйти из неудачно складывающейся для тебя ситуации, нежели тупо лезть на рожон. Потому что надо быть полным идиотом, чтобы реально, по-серьезному, рисковать своей такой драгоценной, такой единственной и неповторимой жизнью. Ведь каждый человек — это же целый отдельный мир, с его мечтами, чаяниями, желаниями и любовью. Разве не так говорят философы? Вот и барон с ними был полностью согласен. Особенно в отношении себя самого. Иначе он ни за что бы не пошел на ту сделку с Кривым Кабаном…
И вот теперь, похоже, ему предстояла реальная схватка не на жизнь, а на смерть. Ибо глупо ждать пощады от тех, кто уже вырезал или развесил по обочинам дорог не одну сотню таких же вполне себе живых людей, со своими желаниями, надеждами и чаяниями. А теперь пришел за ответом в его собственный замок, который он, вот досада, так и не успел восстановить в достаточной мере. А все из-за этих баб, которые требовали от него все больше и больше денег…
Барон зло покосился на делившую с ним ложе кровососку, которая уже села на постели и закуталась в одеяло, а затем быстро вскочил на ноги и судорожно бросился к висящему на вешалке доспеху. Однако подбежав вплотную, замер. Мысли метались как испуганные мячики. Зачем надевать доспех, если пока он оденется и выбежит наружу, все закончится? То есть либо гарнизон замка отобьет нападение, либо… А вот если произойдет второе либо, то эта громоздкая хрень точно помешает ему бежать… ну, или спрятаться. Значит, не надеваем! А вот меч… меч стоит взять. Может, придется прорываться. Да и все равно необходимо будет выглянуть наружу. Ну хотя бы для того, чтобы прикинуть, как там идут дела. Вот он и выглянет с мечом в руках. Дабы добавить воодушевления своим воинам. И еще чего-нибудь пафосное проорет…
— Дорогой, что случи…
— Заткнись!!! — истерично возопил барон и, схватив меч, бросился в сторону балконной двери.
Проорать ничего не получилось. Едва только барон Каэверли грозным пинком распахнул двери и выскочил на балкон, который когда-то, когда донжон и весь замок еще только строились, должен был играть роль стрелковой галереи, но уже очень давно не использовавшийся по изначальному предназначению, как любые слова просто застряли у него в глотке. Потому что… потому что внизу все было уже закончено. Двор замка оказался завален трупами, одетыми в форму его дружины, а несколько десятков бойцов, часть из которых, кстати, носила вполне узнаваемые накидки императорских егерей, тушила горящую караулку и деловито вязала около полудюжины его дружинников, которые, как видно, успели бросить оружие и потому умудрились остаться в живых. А у самых ворот стояли два человека и молча смотрели на все происходящее…
Барон испуганно сглотнул и… это оказалось его ошибкой. Потому что довольно гулкий звук долетел до находившихся внизу людей, и половина из них тут же развернула головы в его сторону. Несколько мгновений над двором висела тишина, нарушаемая только треском угольев на уже потушенной караулке, после чего один из тех двоих, что стояли около ворот, сделал приглашающий жест рукой и произнес:
— Спускайтесь, барон, не заставляйте нас посылать людей, которые приволокут вас силой.
Барон снова сглотнул, после чего постарался взять себя в руки.
— Кто вы-й… — грозно начал он, однако голос подвел его, на втором слове дав петуха. Барон осекся, откашлялся, а затем начал снова:
— Кто вы такие и почему столь подло напали на мой замок?
— А вы спускайтесь, — усмехнулся тип, стоявший возле ворот, боднув барона ледяным взглядом. — Здесь и познакомимся.
И Каэверли понял, что если он хочет получить хотя бы маленький шанс на то, чтобы не то что просто продолжить свою только-только наладившуюся и ставшую такой удобной и приятной жизнь, но и вообще остаться в живых, ему надо немедленно бежать. Причем бежать как можно быстрее и как можно дальше, а там, далеко, забиться в самую узкую и глухую щель… Поэтому барон резко отпрыгнул назад и бросился к красивой резной двери, за которой располагалась его личная гардеробная. Потому что именно из нее начиналась тайная лестница, ведущая вниз, в подвал донжона, к подземному ходу. Вот Темные, он не знал, успели ли его очистить! Нет, барон точно помнил, что отдавал такой приказ, но вот проверить выполнение так и не удосужился. Идиот! Все дела, дела, развлечения, женщины, а самого главного-то…
— Стынц! — Каэверли, уже почти добежавший до своей цели, резко отшатнулся назад, потому что в косяк двери, к которой он так стремился, перед самым его носом воткнулась стрела. После чего от входных дверей в его личные покои послышался хриплый и слегка запыхавшийся голос:
— Будешь дурить — вторую всажу в поясницу. Отвечать на вопросы милорда отнявшиеся ноги тебе нисколько не помешают.
— Й-а-а… — испуганно проблеял барон, замерев и не рискуя сделать последний, спасительный шаг, но затем дворянская спесь взяла свое и, он гневно начал, разворачиваясь: — Да как вы сме… — Но в этот момент за его спиной послышался голос еще одного из захватчиков:
— А чего ждать-то? Давай сейчас и всадим. Парочку.
— Нет-нет, — поспешно вскрикнул барон, мгновенно растеряв весь свой гонор, — я готов. Я уже иду!
Пока спускались по лестнице, слегка успокоившийся барон Каэверли прикидывал варианты того, что может ему грозить. Выходило, что пока ничего серьезного. Он — дворянин, барон и подвержен только суду лорда. К тому же даже герцог не имеет права судить его только и исключительно своей волей, а должен собирать судебную коллегию. А вот тут, даже если у напавших на замок имеются против него очень веские обвинения, уже возможны некоторые варианты. Недаром он последнее время активно окучивал местный «свет». По большей части, конечно, его «слабую» половину, но и «сильную» тоже. И хотя среди тех дворян, что ушли с дружинами к Эл-Северину, откликнувшись на призыв этого новоявленного императора, авторитет барона Каэверли был не особенно высок, то вот среди тех, кто все это время высидел здесь, у него уже успела сложиться кое-какая репутация. Недаром он столько денег спустил на разные воспомоществования. Благотворительность, она всегда окупается… Так что если его судьи будут именно из вторых, особо серьезных проблем можно не опасаться. А так скорее всего и будет. Первых-то вернулось не так и много, причем большинство из этих вернувшихся все еще отлеживалась по своим владениям, отходя от ран… Утвердившись в этих выводах, барон, выйдя на двор, высокомерно огляделся.
Основная суета во дворе уже прекратилась. Зато из внутренних помещений замка вовсю слышались испуганные крики, взвизги и плач. Похоже, захватчики не особенно церемонились с прислугой. Вот интересно, а эту сучку, которая так умело затихарилась в его кровати, они найдут? Каэверли вскинул голову и гордо начал:
— Кто вы такие и что вам на…
— Связать, заткнуть кляп и положить в сторонку, — равнодушно бросил тот тип, который предлагал ему спуститься. Второй боднул его укоризненным взглядом, но не стал ничего говорить, а только вздохнул.
— А-няй! — Барону заломили руки и одновременно ловко всунули в рот довольно грязную тряпку. Вон даже песок на зубах заскрипел… Еще несколько движений, и хозяин взятого штурмом замка оказался умело упакован и положен на бок у угла воротной башни.
Обыск замка и допрос слуг занял около получаса. Ну да замок у баронов Каэверли строился довольно давно, когда он еще был в первую очередь укреплением, а не жильем, и потому основной задачей зодчего было сделать так, чтобы стены замка можно было защищать максимально ограниченным гарнизоном. Поэтому сам замок был не очень-то большим. К парочке, так и не покинувшей своей позиции у ворот, время от времени подбегали воины и что-то негромко докладывали. Что именно, барон расслышать так и не смог. Но вот разглядеть этих двух сумел хорошо. Тем более что все эти полчаса его никто не трогал. А затем обыскивающие добрались до его покоев…
Сначала из донжона послышался женский визг, быстро ушедший куда-то в ультразвуковую часть спектра. После чего из расширенных проемов бойниц, ныне ставших окнами, полились потоки ругани… Если бы не тугой кляп, не позволяющий шевелить нижней челюстью и губами, барон Каэверли, скорее всего, криво усмехнулся бы. Маркиза Тевлери, с которой он делил эту, столь неудачную для него ночь, считалась самой шикарной любовницей запада. И после сегодняшней ночи барон понимал почему. Маркиза оказалась о-о-очень горячей штучкой. Она возбуждалась от простого прикосновения к обнаженной коже, а во время секса орала, визжала и царапалась как безумная, своими множественными, дикими оргазмами заставляя любого из своих партнеров чувствовать себя настоящим мачо и крутым, брутальным самцом. А ради такого мужики способны пойти на очень многое… И маркиза этим весьма умело пользовалась, выжимая из своих любовников деньги, драгоценности, новые туалеты и иные подарки в виде породистых лошадей, карет и, самое главное, оплаты своих долгов, каковые она плодила со всей широтой своей страстной натуры. Причем она делала это настолько виртуозно, что то один, то другой из ее любовников вынуждены были запираться в своих замках и не казать оттуда носа, будучи обложенные разъяренными кредиторами. Вследствие чего барон Каэверли первое время даже старался держаться от нее подальше. Но когда он изрядно поправил свое материальное положение, а затем и благодаря своей «непримиримой борьбе с бандами» стал едва ли не самым обеспеченным владетелем запада (ну надо же было как-то легализовать свои доходы), она сама открыла на него охоту. И у барона не осталось шансов… А вот интересно, на что она сумеет развести эту парочку?
— Да как вы смеете, грязный мужлан?! Немедленно уберите руки и не смейте ко мне прикасаться! Я — маркиза Тевлери и требую к себе подобающего отношения! — Полуодетая женская фигура, вылетевшая из дверей донжона, тут же заставила всех находящихся во дворе оставить свои дела и повернуться в ее сторону. Двое, стоявшие у воротной башни, быстро переглянулись, потом второй, ну, который с укоризненным взглядом, сделал шаг вперед и учтиво поклонился:
— Прошу простить, госпожа, я — виконт Аскавирал. Могу я узнать, как вы оказались в этом замке?
— А-а-а, вы — дворянин! — Звонкий голос маркизы заставил птиц заполошно взметнуться с крыш и коньков башен и крытых галерей, на которых они устроились на ночь. И вот что удивительно — звуки яростной схватки в замковом дворе не заставили их как-то всполошиться, а вот голос маркизы…
— Немедленно прикажите схватить этого грязного мужлана и повесить на воротах! Он посмел обойтись со мной крайне грубо. Вы же рыц… — Она запнулась и окинула его подозрительным взглядом. Да уж, тип, назвавшийся виконтом, был одет крайне простонародно. — Вы точно рыцарь?
— Да, госпожа маркиза. — Горделивый кивок сразу же развеял любые сомнения. К Темным богам одежду, держаться с таким природным достоинством способен только аристократ.
— Значит, вы принимали обеты защищать женщин, детей и стариков! Я — женщина, и меня оскорбили. Я требую защиты! — И маркиза не менее горделиво вскинула голову. На несколько мгновений во дворе замка повисла слегка ошеломленная тишина, а затем снова послышался голос первого:
— Где ты ее нашел, Коском? — Барон удивленно вскинул брови. А этот-то покрепче будет… У второго-то, ты только погляди, глаз горит, грудь колесом, румянец, а этот — все такой же холодный.
— Дык в кровати вот этого, ваша милость, — ухмыльнулся старшина арвендейлцев, кивая в сторону аккуратно упакованного хозяина замка, — у стеночки спряталась и покрывалом укрылась. А как услышала, что я собираюсь кровать мечом проверить, — так и выскочила!
— Да как вы смеете! — Голос маркизы вознесся до самых верхних высот. — Я не позволю… — но продолжить ей не дали, потому что из проема двери, ведущей в донжон, выскочил радостный тип в накидке старшего егеря и радостно прокричал:
— Нашли! — Он подбежал к своим командирам и, гордо выпрямившись, продолжил: — Нашли, милорд.
— Что нашли? Сокровищницу? — взволнованно уточнил виконт. — И что там?
— Не-ет, сокровищницу-то мы давно отыскали. В ней-то ничего не… кхм, то есть там только деньги, причем серебро и всего один сундук, и-и-и… ну всякая ерунда была. Ткани там, одежда, оружие украшенное, но не шибко хорошее. А больше ничего. Но когда я начал слуг спрашивать… — Тут Грикс криво ухмыльнулся, вследствие чего графиня даже заметно вздрогнула, и продолжил: — Так уже третий указал на такого плюгавенького старичка. Мол, он-то и есть доверенный слуга хозяина. Вот этот-то старичок и показал тут один тупичок. А там — скрытая дверка. И как ловко сделано: не зная — нипочем не заметишь! Там на стене гобелен висит, но старый и ветхий — никто и не позарится, а на полу сундук стоит тяжеленный… Ну а за дверкой комната без окон, а в ней все как вы говорили — и золото, и ковры узорчатые, и посуда всякая дорогая, и оружие с латами все изукрашенное.
Барон Каэверли прикрыл глаза и яростно стиснул зубами кляп. Тусмер… урод! А как клялся: «Можете быть покойны, ваша милость, — ни единого звука из моих уст никто не добьется!» В этот момент барон почувствовал, как кто-то резким движением, так что заломило зубы, вырвал кляп из его рта и, не удержавшись, зарычал:
— …ский выкидыш! Сын свиньи и крысы! Да чтоб тебя… — Но в следующее мгновение кляп вновь оказался в глотке барона.
— Зря вы так, — укоризненно произнес тот налетчик, который доложил об обнаружении его секретной сокровищницы. — Старичок-то ваш дюже не хотел говорить. — Тут он снова повернул голову в сторону первого: — Но вы ж знаете, милорд, у меня такие умельцы имеются — скелет заговорит!
— Пойдем, покажешь, — коротко приказал «милорд», но не успел сдвинуться с места, как на весь двор снова разнесся звонкий голос маркизы:
— Стойте! — Все замерли. Маркиза решительно подошла к отдавшему приказ и, ткнув пальцем ему в грудь, спросила:
— Кто вы такой?
Тот нахмурился, но нехотя ответил:
— Герцог Арвендейл, к вашим услугам, маркиза!
— Вот как? — Пухлые губки маркизы насмешливо изогнулись. — Не знала, что среди герцогов империи возникла новая мода — захватывать замки провинциальных баронов и грабить их сокровищницы.
— Я о такой моде не слышал, — спокойно отозвался герцог, — зато я не так давно услышал о том, что барон Каэверли, оказывается, имеет прямое отношение к тому разбойничьему беспределу, что творится здесь на западе. И что большинство ограбленных замков местных дворян — дело именно его рук.
— Да что вы говорите? — ахнула маркиза. — Но-о-о… это точно? Вы уверены?
— Практически да, — кивнул герцог. — Но для того, чтобы убедиться в этом окончательно, мы и захватили этот замок.
Маркиза несколько мгновений рассматривала стоящего перед ней человека, очень соблазнительно покусывая губку, а затем перевела взгляд на лежащее у угла башни тело.
— Барон, неужели это правда? Неужели за трагедией бедняжки Стольвинер стоите вы? И замок виконтессы Альматир тоже ваша вина? — Она замолчала, как будто ожидая ответа, а затем сделала два шага вперед и решительным жестом воткнула свою ручку под локоть герцогу.
— Я иду с вами. Я должна своими глазами увидеть ваши доказательства.
