История четырнадцатая. Стратегия в переводе с пырского
Когда катер Бмыга вынырнул из прыжка, возле габа Уги было так тесно, что любое пилотирование в неавтоматических режимах подпадало под запрет. Сам запрет смысла не имел: габ не принимал гражданские корабли с того момента, как в центре получили сигнал бедствия, отправленный ут-габрехтом Серафимой Жук… Единственное исключение из запрета было сделано для Бмыга по личному распоряжению габрала Рыга.
Катер протиснулся в «щель» нейтрального пространства меж чудовищными по массивности армадами всевозможных «наблюдательных групп», склонных доверять, но проверять. И перепроверять. И, наконец, убедившись в отсутствии подвоха, отсылать данные на повторную экспертизу…
Саид ждал официального опекуна на пирсе. Вопреки всем бедам, он радовался, втайне от себя самого по-детски полагая: пыр справится, уж он-то не допустит худшего. Радость остро пьянила, накладываясь на вечернюю еще усталость. Тогда Саид довел себя до частичной утраты зрения от перегрузки мозга, но из упрямства не бросал попыток собрать из обломков сознание Тьюитя. Ночью Ика торжественно, на вытянутых руках, доставило цветок энна, уложило на капсулу, закрывающую наиболее пострадавшую из голов габмурга.
– Гармония, – прошелестело Ика, улыбаясь Саиду. – Отдыхай.
Это было прямое и грубое, на уровне приказа, влияние. Такое обвораживающе-заботливое, что возразить не получилось. Пришлось заснуть на целых два часа, до сигнала о прибытии катера. И вот Саид, шатаясь, добрел до пирса, чтобы прижаться к стене и старательно изгонять из взгляда мольбу о разгрузке. О подобном просить – невозможно, тем более пропала Гюль, сам Бмыг на грани срыва. Наверное. Срыв у пыра – подобного Саид еще не наблюдал и мысленно не мог представить…
Саид зевнул и старательно промассировал уши. Вроде бы это должно на время помочь взбодриться. Сколько еще ждать, кто знает? Прежде любой гость габа сам себя регистрировал. Теперь катер благонадежного в любом смысле пыра тщательно изучают два габарита со спецоборудованием и три дрюккеля из рюкла ошт. Рыг хотел лично поторопить подчиненных, но не смог. Он опять весь в бесконечных пояснениях к убийственно длинным отчетам…
Габ вибрирует тревогой. Запах беды, однажды принятый через память землянина Билли, норовит вернуться хотя бы невнятным ощущением.
Чудится невесть что: дорога во тьму, последняя дорога. Чей мысленный взор всматривается в космический мрак, чьи губы шепчут невнятные слова о воздаянии и провинности? Саид снова растер уши, чтоб они полыхали жаром. Невыносимо читать чужие мысли, а чужие ночные кошмары – это перебор.
– Гав, – жалобно выдохнул телепат. – Я на пределе, правда. Не хочешь быть чалмой, ну пристройся хоть кепочкой на макушку… Сетчатой. А то вон – «далека дорога твоя… смертной долиной идем… нет приюта и не…»
Голос сорвался. Саид ощутил озноб, ползущий по спине. Кошмар был реален и внятен. Кошмар уже не шептал, а грохотал слитным хором мыслей, подобных звеньям нерушимой цепи. Цепь наматывалась на кулак. На многие кулаки. Пальцы касались граненых, заполированных звеньев.
– Гав! – закричал телепат и побежал, спотыкаясь и слепо трогая стену.
Морфа рядом не было. Кошмар приближался с каждым шагом, заранее омертвляя решением, не подлежащим отмене. Те, кто искал дорогу во тьму, уже отдали себя смерти, хотя пока продолжали дышать. Саид в три прыжка достиг главного коридора служебных пирсов, оттуда метнулся в стволовой канал правого причального крыла, рухнул в сервисную шахту, вертикальную, отчего-то задействующую направленное тяготение высокой интенсивности. В потоке было сложно падать с контролируемой скоростью, приходилось бросать тело от стены к стене трубы, переводя падение в серию диагональных бросков, тормозясь в каждом касании с поверхностями и набивая шишки.
Дно. Ноги едва смогли принять удар, не порвав коленные связки. Три люка. Все задраены наглухо.
– Гребанные фанатики, квиппа вам в печень, – сквозь тошноту выговорилось случайно всплывшее Симино ругательство. – Код… код! Чертовы бородавчатые бронебошки!
«Бронебошки» обладали великолепной защитой сведений высокой приватности. Пока удалось вскрыть нужное, носом пошла кровь, зрение снова замерцало, угрожая отключиться вовсе.
За спиной едва слышно прошуршало. На плечи легли легкие ладони. Скользнули к вискам.
– Вам следует беречь себя, агрессия выжигает, будучи направлена в пустоту, – прошелестел голос Ики. – Сравним это с контактным боем. Промах расходует больше сил, чем прицельный удар. Ваш гнев сейчас – чистый промах. Не ведаем, кто вас убедил избрать такую сторону, выходя из здорового бинарного баланса андрогинности, но вы определенно склонны к устаревшей модели мужского поведения, вы демонстрируете необоснованную агрессию.
Первое побуждение – послать Ику так далеко, как позволит знание ругательств – иссякло. По гибким пальцам в кожу и далее, в сознание, стекал прохладный покой. Целительный. Зрение возвращалось. Дыхание успокаивалось. Сложный, набранный незнакомым методом код, требующий ментальных усилий, звукового ряда и движений пальцев, наконец поддался, выговорился, подумался, отстучался в сфере опознания нужного люка. Путь из тупика был открыт. Но, – Саид снова поежился, – этот путь вел во тьму.
– Мы в костюмах, мы успеваем, – шелестело Ика, поддерживая под спину. – Надо задраить люк. Сейчас они откроют внешний, хотелось бы избежать разгерметизации всего отсека.
Саид поднапрягся и отстучал второй код, на сей раз добытый из головы дежурного мурвра в зале контроля служебных отсеков. Губы сложились в кривую ухмылку. Телепат доу – страшное оружие… если он согласен стать таковым. Любой секрет, известный хоть кому-то, уже не секрет.
Десять шагов по темному коридору. Руки цепляются за подходящую скобу, следуя совету сознания: впереди, в зале, открывают люк. Хлопок, и малая часть габа утратила атмосферу. На лицо сползла защитная пленка. Можно идти. И – страшно… Там, в двух шагах, начинается чужая тропа во тьму, уже принимающая идущих. Их намерения стойки, их вера крепка. Ноги шагают, как чужие, ноги предали. Телепат всегда влияет и подвергается влиянию. Сейчас он не сможет остановить идущих, он уже топает, спотыкаясь, им во след.
– Отдай им, – шепчет в ухо Ика. – Все отдай. Именно сейчас дай им услышать.
Саид, пошатываясь, миновал изгиб коридора и замер, удерживаемый идянином. В пустом зале было темно. Десятки крошечных огоньков дрейфовали в пустоту, все дальше. Каждый огонек располагался на ладони хряса, одетого в бесформенную хламиду. Хрясы тоже дрейфовали дальше и дальше от стены габа, и телепат с ужасом ощущал, как леденеет их плотная, покрытая пластинками панциря, кожа, как она раздувается мешком, как мерзнут глазные щитки, а последний выдох облачком изморози покидает легкие.
– Отдай, – еще раз шепнули в ухо.
И Саид отдал. Он толком не знал, что именно, не старался выбрать умное и цельное. Содрал с себя ужас последнего живого в этом зале – и отдал, как кровоточащую жертвенную шкуру… Он был гол и беззащитен, ведь рядом гасли жизни – те, утраченные во время поиска спасательных капсул. Он падал вдоль здания медиков Багрифа, чтобы разлетелось вдребезги неумение так жить. Он смотрел в одну точку, сидя на балконе райского мира империи, в кругу семьи – в полнейшем вакууме, где нет ничего настоящего… Зачем отдавать эту многократную боль, переживая ее снова, невыносимую? Даже Ику скрутило, впервые можно его прочесть, поймав солидарное отчаяние.
Дальний огонек погас. Затем еще, и еще. Саид прикусил губу, теплая соль ощутилась во рту. Огоньки пропадали, вместе с ними гас, растворялся в обычном пространстве мистический путь во тьму. Бесформенные, уродливо раздутые туши одна за другой вплывали в зал. Ика металось, вдруг став очень быстрым – оно, оказывается, уже закрепило страховку и теперь собирало последователей «пути» из-за обшивки габа, сгребало в недавно покинутый смертниками зал. Плита люка скользнула на свое место. Восстановилась среда обитания. Разом включились свет, нормированное притяжение и осредненный по габу климат.
Тела лежали на полу жуткой кровоточащей грудой. Темно-бурая кожа. Бородавчатые сплющенные головы без волос. Плотно зажмуренные щитки с изморозью на иголках ресниц.
– Хрясы, – сказал самому себе Саид. И добавил, чтобы совсем успокоиться: – Живучесть до шестидесяти единиц. Значит, вот-вот очухаются.
Ближнее тело дернулось. Пальцы проскребли пол. Хряс зарычал, сел, хотя изуродованная кожа лопалась и кровоточила по мелким трещинкам. Обрывки полуразрушенных легких дрогнули, заполняясь воздухом.
– Святой, ханноравный, – хриплым голосом возвестил хряс.
Упрямо встал, жутко шатаясь, добрел до Саида и согнулся, трогая ботинки. Саид с новым ужасом глянул на Ику. Идянин излучал невозмутимость и опять не читался. Хряс повторно заполировал ботинки движением обеих ладоней, уткнулся лбом в пол и заревел нечто чудовищное, переходящее в инфразвук. Саид отодвинулся в коридор и заспешил удалиться. Он прочел в сознании полный отказ от исходного намерения уйти во тьму.
– Ханноравный, – бегом минуя коридор и взлетая в восстановившей невесомость сервисной межярусной трубе, шептал Саид. – Сима узнает, задразнит… Ханноравный. Докатился.
Было немного стыдно признать: руки дрожат, и крупно. За спиной снова ощущается дыхание Ики. Идянину придется почти тащить на себе «ханноравного». А что скажет Бмыг…
– Благородность от габ-службы, – рявкнул в ухо голос Рыга. – Эти фанатики все же нашли лазейку вовне! Как ты их тормознул? Мало мне было проблем, так еще эти! Они, видите ли, нашли нарушения в адресации доставки и опозорены. Они, накати на них губр, жаждут уйти в путь искупления.
Рыг отключился и продолжил бушевать, ограничив бешенство размерами дежурного зала. Саид кое-как переступал с ноги на ногу. Было неприятно помнить, как ему протирали ботинки, намереваясь еще и поцеловать правый.
– Теперь вы войдете в их единую летопись, – с отчетливой иронией пообещало Ика. – Вы смогли донести до них идею ценность жизни, как груза каждого живущего. Будучи грузом, жизнь стала святыней, требующей доставки от рождения к естественной смерти. Мы, обитатели Иды, трижды пытались им дать такую поправку. Не преуспели. Вы можете быть на нас в обиде, мы влияли на них и на вас, совевшая четвертую попытку. Добавим, мы в недоумении. Вы справились почти без нашей помощи. Вы неполны, но убедительны и искренни. Иногда половинчатое сознание лучше резонирует в режиме экстренной помощи. Так говорила Яхгль, рассказывая о том, как вы ее спасали. Мы не учли, но готовы пересмотреть и обдумать.
Снова в душе выросла неприязнь к умному и спокойному идянину. Саид отстранился, мысленно отослав Ике отрицание общения. Помогло: дальше он брел один. Пока не увидел Гава, истошно скулящего, сочувствующего другу… Морф прыжком забрался на плечо и следующим движением скрутился в чалму, закрывая лоб, уши, затылок аж до седьмого позвонка. В габе сразу стало тише и уютнее. Переутомленное сознание обрело отдых. Стало посильно улыбаться: вон Бмыг, его уже впустили в габ, процедуры проверки гостя исчерпаны.
– Живой, – с облегчением выдохнул Бмыг, поддел Саида под локоть и потащил, навалив на плечо.
В тоне сказанного не был вопроса, но смысл несказанного читался. Саид и Гюль – два клона одной последовательности. Даже без телепатии и прочих сверхспособностей они связны плотнее, чем близнецы. Гибель или увечье одной «половинки» будет принята второй.
– Нет совсем, – виновато отозвался Саид, он действительно не ощущал ничего относительно сестры.
– Прекрасно, – Бмыг посветлел лицом. – Сейчас нет – это и есть да!
– Поговорили, называется, – проскрипел один из дрюккелей, после проверки катера провожающий гостя к его каюте.
Это был крупный инсект с полным инженерным набором оборудования и нанесенной на спину меткой ут-габнора. Именно он, – теперь Саид и не сомневался, – дважды соединял сознание с телепатом и хорошо опознавал Саида даже в лицо. Хотя прочие ошты трудно учились различать людей.
– Привет, Тикка, – зевнул Саид. – Второй раз спрашиваю, ты правда решил не уходить из габ-системы… после?
– Вам сюда, приятного отдыха. Второй раз игнорирую глупость людскую, – отрезал ошт и умчался.
Он, конечно, знал, что мысли от доу не спрятать и на удалении, равном размеру всего габа… Но убегал усердно. От мыслей и от себя. Саид кривовато, но заинтересованно, улыбался, глядя вслед. Ошт Тикка научился мысленно отделять себя от прочих в рюкле. Он порой дерзновенно полагал: у него есть право на мнение. Заразился он такой нетипичной для инсекта идеей от доу. Вряд ли дрюккели, поколение за поколением задействующие избранных людей в воспитании своего молодняка, готовы поделиться тайной глубины взаимного влияния сознаний. Признавая их право быть вне общего обсуждения, Саид тоже предпочел оставить наблюдения невысказанными.
– Билли? – Бмыг обозначил новый интерес.
– Ждем, – отозвался Саид.
Оба знали: Саид, после обнаружения блокировки в сознании Уильяма Вэйна, отправил прямое сообщение Огге. «На правах доу», – сказал он разъяренному Рыгу, когда тот примчался с пеной у рта и пустым для всякого сканирования и контроля «телом письма», содержащего лишь телепатическое приглашение. Огга, вот уж чего не ждали, на вызов ответил, пусть и через посредника. Дрюккель высокого ранга долго смотрел на собеседника, затем помялся и закрыл все глаза. После томительной паузы он проскрипел: проблема понятна, помощь будет оказана. Ждите…
Саид зевнул. Встряхнулся, жестом указал Бмыгу нужную каюту. В голове пыра змеями шевелились мысли. Саид их изучал, сдвинув набекрень морф-чалму. И реагировал на одни молчанием, а на другие…
– Рыг, прошу внести данные по гостю. Полный статус посла расы. И еще, тебе не понравится. Я обязан сопровождать опекуна до точки… контрольной, скажу так. Контрольной, вполне верное понятие.
Приняв сказанное, система связи габа довольно долго молчала. Рыг – и отсюда его яркое сознание читается в подробностях – сперва рычал от восторга, а затем ревел от бешенства: пыры, составляя группу для решения задачи, не ошибаются с адресацией. Значит, они установили нечто важное относительно потенциального врага, пока неведомого остальным. Это в понимании мурвра – уже победа. Но пыры пожелали втянуть в дело телепата, формально – он из их расы: ведь Гюль жена Бмыга и сестра Саида… Между тем, в отношении доу так много инструкций и все они такие категоричные, что отпускать его нельзя. Никуда! И это не может не бесить.
– Не возразят, – пообещал Бмыг. Он не слышал мыслей, но знал, как они движутся. – Рыг, я допускаю участие еще одного разумного в группе, будь он хоть сафаром, хоть трипсом. Но учти, три – наибольшая допустимая численность, так полагаем мы, пыры. Две доли суток – максимальный срок моего отдыха. Это официальное заявление. Координаты не укажу. Пока что они не получены.
В каюте Саид моргал, ощущая, что мысли гаснут в киселе переутомления – и свои, и чужие. Ика вон – недавно грубо отстраненное вовне, куда подальше, явилось, поразило телепата внезапностью визита. Впрочем, оно не читаемое. Опять. И невозмутимое.
– Мы обдумали, – сказало оно. – Мы говорили с габнором. Если вам встретится подобный нам, но нацеленный повелевать, ему предстоит простая работа в отношении вас. Третьим в группе будем мы. Да.
– Их тут сколько? – оживился Бмыг, озираясь.
– Бинарное сознание, а может и подсознание… надсознание, вбоксознание, – скривился Саид и попробовал избавиться от идянина еще раз: – Ика, вы слишком ценны для родной Иды.
– Мы для вас некомфортны в общении? Это допустимо. Даже естественно. Но мы сделали выбор. Мы не понимаем, как можно назначать цену за жизнь, тем более не понимаем, почему цена бывает разной, вы только что показали хрясам иное, ханноравный Саид. Жизнь есть искра, всякая искра неповторима. Мы будем оберегать вас. Вы будете оберегать нас. Разные способности, общая работа. – Ика дрогнуло уголками губ. – Не скажу, что цели общие. Мы пока не видим целей. Мы в смятении. Обязаны многим человеку Билли. Тоже важно.
– Лучше бы Яхгль явилась оберегать, – честно признал Саид.
– Она совершенно окончательно огорчила нас, – Ика покачало головой и всплеснуло гибкими руками. – Приняла предложение мурвров о временном статусе. Аморальное легкомыслие. В нынешних условиях тратить силы на капризы! Чужие капризы. Мы обладаем полноценным даром симпатии, двусторонним в активной форме. Она лишь дитя, дар ее неразвит. Хотите, мы скажем больше? Вы некомфортны для нас. Мы с вами взаимно нечитаемы в ряде форматов. Мы не понимаем, как вы могли отказаться от бинарности. Аморально. Но мы не меняем чужих правил и не позволяем менять своих.
Саид стравил зевок сквозь зубы. Он второй день не верил в свой индекс живучести. Так уставать – неприлично.
– Доля суток на сон, – велел Бмыг. Оглянулся, кивнул Ике. – Я слышал вас. Не буду делать глупостей и отказываться. Ждем на пирсе через две доли суток. И, знаете… мой воспитанник пацан и шалопай. Вы ему интересны, вы мне интересны и мы рады общению. Так что комфорт выстроим. Постепенно.
Ика кивнуло и сгинуло. Саид зевнул, рискуя вывихнуть челюсть. В глазах потемнело. Когда это прошло, он сидел в кресле и смотрел в упор на опекуна. Бмыг принимал разгрузку – полную, ведь из обморока телепат раскрывается, как сорванная с крепления пружина…
– Угм… – невнятно буркнул Бмыг, зажимая нос, чтобы не пачкать кровью костюм. – Даже так.
Сейчас он знал все или почти все, что накопилось в голове воспитанника. Боль, когда убивали Симу. Страх, когда стало ясно, что живущая в габе Сима – подделка. Отчаяние, когда пропала сестра. Надежду, не имеющую внятных оснований. Упрямство, требующее лечить Тьюитя и Билли. Чтобы не множить утраты и верить: худшее пройдет стороной, если отпихивать всеми силами.
– Молча вздыхают слабаки, я разочарован в тебе, почти, – сообщил Бмыг вывод по отношениям с Симой. Прикрыл глаза, закидывая голову и втягивая носом, чтобы унять кровотечение. – Так… Что за подозрения по хмырю Таю? Давай внятнее.
– Нет.
– Угм… Может, я в тебе и не разочарован, – развеселился Бмыг. – Она тоже. А-ах, разгрузочка! Вроде, два сосуда лопнуло. Или три?
– Три, – виновато подтвердил Саид, считывая данные диагноста, встроенного в костюм пилота. – Инсульт, паралич и расстройство памяти. Это если бы ты был человеком. Бмыг, а я – человек?
– Ты недоросль, позволяющий себе не держать удар. Пыры не интересуются терминологией. Пыры не строят мнений на основе чужих определений, вот потому мне сразу глянулся Ика. Буду звать «он». Тоже, додумались – оно… Какой из «оно» комфорт общения, ну?
– Правда.
– Спи. Ты нужен здоровый и очень, очень работоспособный.
– Вы нашли… врага?
– Как человек, – с долей ехидства сообщил Бмыг, – ты обязан знать: у человека есть один извечный и неодолимый враг во вселенной. Сам он, человек. Мы и не искали, это хлопотно и неэффективно. Мы структурировались. Как пыр, ты должен понимать, о чем я. А вот как дрюккель…
– Я?
– Точно не я, – Бмыг рухнул в кресло и закрыл глаза.
Пока Саид ловил обрывки мыслей и пробовал составить из них внятную идею о себе – дрюккеле, пыр глубоко нырнул в отдых. С уважением покосившись на опекуна, Саид тоже… нырнул. В пырском варианте отдыха, рядом с сознанием Бмыга, под чалмой морфа, было тихо. Пыры не позволяют нарушать свой покой никому, если так надо для дела. Бмыг был готов к очень важному делу.
Когда Саид открыл глаза, в прошлое умчалась доля суток и еще небольшой хвостик времени. Бмыг бодро напевал и растирался полотенцем. Из полуприкрытой двери душевой веяло ледяным холодом. Саид поежился, вспомнив дорогу хрясов во тьму – но упрямо шагнул в душ. Жидкость подавалась под давлением и весьма условно могла называться водой, хотя имела температуру замерзания гораздо ниже и норовила оставить на коже тонизирующее обморожение. Такое воздействие душа – идея пыров, не понятная ни единому врачу другой расы… Грубые полотенца в большой вселенной тоже отмерли за ненадобностью. И, если бы прогрессивные расы выживали в пырьем душе, они бы смотрели на дикарей с презрением без примеси восторга.
– Готов, – отметил Бмыг. Поморщился и добавил: – Изнежился ты. Как тренировки?
– Тьюитя надо – того, Билли надо, и… – начал оправдываться Саид.
– Изнежился, – кивнул Бмыг.
Шагнул в коридор, резко пожал руку Ике, не успевшему даже отодвинуться. Пырьми раскачивающимся бегом помчался к катеру. Саид спешил следом, наконец-то ощущая себя опекаемым и значит, защищенным. Гав принял форму фиксирующего позвоночник ворота.
Габариты и дрюккели ждали на пирсе. Молча отсалютовали кто как умел, молча позволили всем подняться на борт. Бмыг ткнул толстым пальцем в навигацию – одна кнопка, пыры не любят усложнять. Программу полета залили извне. Саид успел это осознать, когда катер метнулся в разгон и прыгнул.
Сознание поймало удар, по тяжести сравнимый с кулаком Рыга – значит, прыжок длинный.
– Первая точка, – сообщил Бмыг. – Теперь могу конкретизировать задачу. Помимо прочего, чем заняты три иных посла, мы изучили данные по занятым в акции врага клонам. Особенно нам интересен их старший. Превосходный мозг. Что важно и необычно: мозг имеет особенности, это не… не штамповка. Мы пыры. Мы чуем родство, исходник мозга принадлежал полукровке, да. Ика, я для тебя говорю, Саид уже считал с памяти. Клон-командир скопирован в плане мозга с очень интересного оригинала. Когда я улетал, мы еще не пришли к выводам, какого именно. Сейчас у нас пять вариантов. Здесь – первый.
– Так мало? – удивился Ика, которого Саид тоже начал звать «он», следуя логике опекуна и ощущая внутреннее успокоение. – Нелогично оставлять столь явный след.
– Они и не хотели, – отозвался Саид. – Клоны должны были погибнуть. Но сперва клоны отказались уничтожать Симу и этим сломали планы хозяев. Затем их командир впал в кому, но не передал подчиненным приказ на самоликвидацию. Для клона отказ от подчинения почти невозможен. Он и сейчас в коме. Я собирался заняться его мозгом после того, как справлюсь с прочим неотложным.
Ика обдумал сведения, наблюдая пространство за бортом. Неяркую пожилую звезду, пять планет, видимых системе ориентации корабля. Ближнюю с ее тремя крупными спутниками…
– Это… свалка? – поразился Ика, не в силах промолчать.
Бмыг как раз жестом смахнул проекции и включил визуальный обзор. Красивый эскиз ближней планеты исчез под коростой орбитального мусора.
– Нет, в их понимании это не свалка, а скопление. У них во всем неизбежны завалы и кучи, – отозвался Бмыг. – Мы их опекуны. Раз в сто циклов прилетаем и чистим. Прошлая уборка была сорок два цикла назад. Надо, пожалуй, уплотнить график. Да, предупреждаю сразу. Габ-система выдает для этого сектора пространства и этого социума класс опасности ут-рууф. Они не чудовища, но тормозить себя в замыслах не умеют, так что надо своевременно сторониться. Н-да… это был инструктаж, Ика. Как сторониться, неизвестно. Поэтому и класс угрозы близок к рууф.
– Они… дикари? – заинтересовался Ика.
– Гении, – расхохотался Бмыг. – Это не мусор, Ика. Это полезности, они так живут: швыряют на орбиту все подряд и после роются в кучах, выискивая то, что нужно. Когда мы наводим порядок, они ужасно злятся. Им некомфортно жить при любом порядке.
– Но – гении? – уточнил Ика.
– Поверь, да. Все пользуются их теорией ускоренного прыжка уже пять сотен циклов. Применяют ими созданный принцип дистанционного анализа вселенной. Список того, что они создали, огромен. Правда, им самим это не интересно, они не оглядываются… Три сотни циклов назад средних лет пыра совершила тут экстренную посадку. Не знаю, может, она в их мусор врезалась и получила травму головы, – задумался Бмыг, массируя затылок. – Влюбилась, осталась. Навела порядок. Родила жизнеспособного гибридного сына. Обязала нас опекать этих беспомощных, но опасных себе и окружающим, умников. – Бмыг обернулся к Ике и подмигнул. – Пырья специализация. Опека. А ваша вроде – вправка мозгов, я так понял.
– Гибридный потомок жив? – задумался Ика.
– Признан выдающимся умом, удостоен посмертного скальпирования с полной записью мозговых ритмов, – добил идянина Бмыг. Дал время отдышаться. – А ты думал! Они скальпируют своих гениев. Ткани и срез мозга помещают в пантеон. Полагают мозг высшей ценностью и несравненным проявлением человеческой уникальности. Саид, ты пробовал синхронизироваться с тем клоном, как тебя просил Рыг?
– Да.
– Его просил я. Прекрасно. Тогда ты опознаешь сходство на уровне компетентности доу.
– Что даст опознание? – запутался Ика.
Саид благодарно покосился на идянина. Сам он намеревался задать тот же вопрос. Но, названный избалованным, промедлил, чтобы не получить еще одно нелестное прозвище…
– Посетить пантеон имеет право любой житель вселенной. Смотреть на срезы мозгов прилетают реже редкого. Добровольно образцы тканей тут не выдают даже соплеменникам и прямым потомкам, это святыня. Значит, мы изучим список посетителей за последние циклов сто. Если мозг не тот и список пуст, отправимся по второму адресу.
Бмыг сердито косился на орбитальный хлам и фыркал от злости, когда по борту катера с грохотом било очередное нечто «полезное». Но угроза порчи обшивки не отвлекала пыра от дел. Он добыл из ниши три букета с ярко-лиловыми лентами. Выдал пассажирам памятки посетителей пантеона и убедился, что костюмы обоих приобретают, согласно внесенным капитаном коррективам, нужные цвет и фактуру.
– Как себя вести? – осторожно уточнил Саид.
– Не реагировать на умников, – отозвался Бмыг. Вздохнул. – По мере сил не реагировать.
Катер сел. Люк раскрылся, в переходник сразу поперло снаружи нечто сыпучее, скомканное, звякающее – еще не запущенное на орбиту или же ссыпавшееся оттуда…
– Дурдом, – широко улыбнулся Саид, припомнив годное Симино словечко.
– А-ааа! – завизжали вдалеке, будто отзываясь на определение.
Скоро топот приблизился. Гуманоид ростом в полтора раза выше Саида мчался, нелепо складывая к самой груди колени тощих, как прутики, непропорционально длинных ног. Такими же тощими руками он размахивал во все стороны. Всклокоченные волосы летели за этой пародией на человека, будто старались отстать, отделиться от чужой спешки… По узкой спине гуманоида отчаянно лупил рюкзак, надутый гигантским пузырем.
– А-ааа! – обитатель планеты повторил боевой клич и затормозил, опираясь о хлам руками, спотыкаясь и падая на колени.
– Совершил открытие? – шёпотом предположил Ика. – Мы ощущаем в нем экстаз. Полное, исключительное счастье.
– Вряд ли, – Бмыг искоса глянул на Саида, раздавленного, пьяного от обилия и спутанности чужих мыслей. – Может, ключи нашел. Или носовой платок. Почему-то эти ребята запираю дома. Старая привычка. Вроде бы они опасаются, что мы начнем внеплановую уборку и оттуда тоже вычистим ценный хлам. Ика, не страдай. Это генетически наш прямой родич, человек, а вернее – энгон, отличия поднакопились… На спине у него не домик, а небольшая сумка с самым необходимым. Что в сумке, он не знает. Всегда так, понимаешь? Энгоны и прочие местные, кто явился и заселился в этот мир из-за сходства жизненных устремлений и из любви к хламу, живут ради открытий. Думают о большом. Бродят по уши в грязи, ценной и комфортно утоптанной.
Гуманоид сел на тощий зад и воззрился на Бмыга огромными небесно-лазоревыми глазищами.
– Уборка? – бледнея, шепнул гуманоид.
– Посещение пантеона, – Бмыг предъявил букет. Порылся в кармане и добыл платок. – Держи. Что еще надо?
– Карандаш бы, – тощий гигант порозовел крупными хрящастыми ушами. – мысль есть, а записать…
Он сбросил со спины рюкзак и стал остервенело копаться в его недрах, от усердия прикрывая глаза. – Ведь должен быть. Сейчас… Ага… Подержите.
Он неловко сунул Бмыгу комок попахивающей несвежим ткани. Затем всучил Ике диск, мигающий множеством лампочек и уронил на ногу Саиду молоток, обмотанный проволокой.
– Заменитель, – спокойно сообщил Бмыг, добывая пишущее устройство и бережно укладывая ком ткани в мусор близ голой пятки гуманоида.
– Да-да, – в лазоревых глазах вспыхнул восторг. – Ага!
Гуманоид на корточках переполз к катеру и принялся азартно заполнять надписями борт. Бмыг тяжело вздохнул, отобрал у Ики диск и зашвырнул в кучу мусора. Жестом велел не отставать и побежал прочь, гневным шепотом рассуждая, как теперь быть с обшивкой: может, на ней формула особо удачного вечного двигателя? Так не вырезать же! Придется скопировать и поставить на видном месте. Чтоб не сразу завалили мусором…
– Мы сказали бы, что они больны, – прошептал Ика, улыбаясь и заглядывая в лицо Саиду. Он мчался рядом, не прилагая усилий и оставаясь на полшага впереди. – Но мы в восторге! Они до того иные, что мы ощущаем… обратное сходство. Мы иная сторона их болезни. Мы ничего не открываем для науки ума, но гармонизируем себя, отношения и среду обитания. Если нас поселить по соседству, может быть, станет лучше? Они не сочтут нас угрозой или оружием, а империя нас полагает тем и другим сразу. Они аморальны, но просто оттого, что все желают проверить. Мы слишком моральны, но лишь по причине настройки на движения души. Они…
Бмыг резко остановился и протянул руку, ощупывая воздух. Саид был готов поклясться, что там – пустота, но воздух пошел рябью и постепенно позволил рассмотреть стену-невидимку.
– Будет трудно, – пообещал Бмыг. – Морфа на голову. Я говорил, в их пантеон редко наведываются. Еще шаг, и узнаете, почему.
Сжав зубы и жмурясь, Бмыг сделал шаг и растворился в пустоте. Саид заставил себя идти следом. Он ощущал за спиной дижение Ики и его любопытство. Теплый ветерок на коже вмиг поменял направление и остыл. Нога ступила на ровное основание, гулкое эхо отозвалось и полетело вдаль.
Череп, если верить ощущениям, сделался огромным, заполнил собою вселенную – и наполнился сомном нездешних голосов. Сухих, как трение осенних листьев. Далеких, как умершая давным-давно галактика, чей свет сеется, сеется, унося в бесконечность призрак жизни.
– Свет в каждом, искра, – расцвела мысль.
– Изнежился! – рявкнуло во весь вселенски огромный череп. – Веду к цели. Направляю.
Саид, не помня себя, плыл сквозь хаос мыслей, как сквозь ураган, ранящий каждым обломком, всякой песчинкой, вовлеченной в могучий поток. Он налегал на бурю всем весом и продирался, а буря рвала пологи с сознания и выветривала, выстужала душу. Наконец, впереди возникло подобие утеса. Саид прильнул, отдышался, все еще не чуя себя, но хотя бы веря: он еще существует. Утес пульсировал упорядоченностью. Хаос урагана обтекал его, чтобы добровольно признать своим центром и позволить отстроить структуру, непостижимую никому из живых, лишних тут, гостей.
Тьма обморока густела. Мир распадался в шелесте мертвых мыслей, колючими льдинками бьющихся о лампаду жизни… Ика держал лампаду и сам был светом. Ика улыбался.
– Вдох-выдох! – скомандовал Бмыг, подкрепив приказ ударом по грудине.
Конечно, от удара приключился выдох. Саид закашлялся и открыл глаза. Сперва вокруг было темно, затем звездочки понеслись веселым хороводом. Мурашки в онемевшей руке добавили впечатлений. Еще усилие – вдох.
– Ика, я больше не стану сомневаться, стоит ли вас полагать наилучшим спутником телепата, – тихо извинился Саид.
– Время идет, – напомнил Бмыг. – Что по делу?
– Доу не стоит быть внутри пантеона мертвых, – укорил пыра Ика. – Но мы прочли: он видел сходство. Можем оценить как высокое. Точнее сам он не ответит сегодня. Добавим, мы выявили там, в мертвом вихре, след живого. Мы умеем. Мы тонко различаем следы по обрывкам растраченных эмоций и сил души. Гуманоид. Мужчина. Пришел под влиянием внешнего указания. Себя не помнил. Сознание было сильно повреждено в пантеоне. Раса… затрудняемся гарантировать, но скорее всего клон-копия истинного человека. Мы наблюдали очень похожее. К нам прибывал такой гость, чтобы лгать. Давно.
– Я прилетел сюда с готовым ответом на борту? – удивился Бмыг.
– Ложная личность, – продолжит Ика. – Мы читали. Было влияние черной стороны нашего дара. Мы следили. Он сказал, что из империи. Он сам верил. Но – ложный след. Мы искали, интересная загадка. Мы обратились в тэй корпус. Мы первый раз так поступили. Спросили: кто готов предоставить ложные личности под заказ? Долго не было ответа. Затем сказали, вопрос сложный. Слишком.
– Я задавал такой же с полгода назад, – растирая затылок, пробормотал Саид. – Я лечился и вроде уловил фальшь в одном гуманоиде. Позвонил Иглю… Он постарался не ответить и резко погасил канал.
– Ты доу или как? – возмутился Бмыг.
– Доу, – с внезапным приливом гордости Саид выпрямился. – Он знал ответ. Он быстро прервал разговор. Весь массив ассоциаций я не мог взять, но их центром был Игиолф Седьмой. И еще: Игль сразу подумал о проблеме урегулирования наследия Олера. Острая мысль, он будто обрезался об нее – и погасил канал связи.
Бмыг хлопнул в ладоши.
Саид встряхнулся, наконец-то полноценно обретая зрение и радуясь: уцелел, не замерз и не сошел с ума… Прямо перед носом теплый пух Гава. Морф переживает, но другом гордится – вон, золото лоснится по кончикам волосков… Когда Гава залег на плече, стал виден замусоренный мир и бредущий невесть откуда, из тумана, тощий гуманоид. Очередной. Высоченный, в черном одеянии с капюшоном. В руке длинная палка. Точно так в мире Симы описывают смерть. Хотя нет: это ж не коса, это – метла.
– Убираемся, – заискивающе сообщил «смерть», выше поднимая метлу и поправляя рюкзак-горб на спине.
– Грязь развозите, – припечатал Бмыг. Развернулся и зашагал к катеру.
– Пыр-полукровка, – Саид плелся следом, опираясь на плечо Ики и не делая попыток отстраниться. – Он был систематизатор. Он, если я верно понимаю, выстроил из местного хаоса нечто… самоуопрядочиваемое?
– Называется структурирование научных данных по алгоритму свободного ветвления, – буркнул Бмыг. – Теперь они хоть иногда знают, что открыли. До того по пять раз открывали, забывали, заново копошились в идее, как…
Бмыг резко остановился. На месте, где только что был катер, мигнуло, вспыхнуло зеленым – и задымило.
– Так, – без удивления отметил пыр. – Провели эксперимент. Они все время… проводят. Первое, что хорошо: нас не было на борту. Второе, что неплохо: они обычно аккуратны в расчете натурных экспериментов, их предварительно выверяют в моделях. Полагаю, катер скоро появится.
– Как скоро? – осторожно уточнил Ика.
– Или скоро, или я начну уборку досрочно! – взревел Бмыг во всю силу легких. Помолчал, поправил ворот. – Теперь очень скоро. Наверное.
«Очень» он произнес с особенной, неподражаемой иронией. Сел и стал ждать, глядя на пустое место, обозначенное дымом.
Саид тоже сел. От гомона сложнейших мыслей энгонов мутило. Гнев Бмыга кипел под крышкой и не обжигал. Пыр не волновался по поводу задержки. Он был частью группы, созданной для решения проблемы. Он нашел свой фрагмент решения, и группа немедленно приняла это к сведению. Группа – как воспитанник пыра и телепат Саид только сейчас осознал ее в относительной полноте – была чем-то смутно похожа на «дорогу тьмы» хрясов. Пырья структура пронизывала мир, тонко отзываясь на натяжение каждой своей нити.
– Тот нелюдь, Тай, – шепнул Саид, ощущая и себя нитью, – он сказал однажды Симе о черной звезде и солгал. Он через Симу отправил сообщение империи. После он еще раз солгал ей, копируя прежний прием. Он назвал звезду Йотта. Это может быть важно?
– Проверят, – пообещал Бмыг.
На месте катера полыхали зеленые зарницы. Вокруг сидели и стояли уже семеро энгонов, в разных точках замусоренной равнины возникали все новые и брели, чтобы влиться в научный диспут о сбое эксперимента и ненаучный – о смысле жизни пыров, которые всюду наводят порядок, который хуже катастрофы…
