История десятая
О людях и их имуществе

Гав был хорошим копом аж до местного полудня, когда он вылакал что-то молокоподобное, составляя мне компанию за столиком – и сгинул. Я доела глазунью, старательно игнорируя все попытки доброй справочной системы осчастливить меня рецептурой и уровнем соответствия метаболизму. Не помру, особенно если не буду знать подробности. Конечно, глазунья слегка синяя, желтки, прямо скажем – чисто незабудки. Но я надеюсь на свой желудок. Он не то что гвозди, он переваривал известно чьи харчо и общество. Урчал, но справлялся. И сейчас урчит: значит, работает!

Профилактически почитав сводку происшествий, я осознала очевидное – вяловато, ажиотаж первых дней улегся, просто пьют и немного путают: день с ночью, мебель с габаритами, жилье с лифтами… Так себе гулянка.

И тут по мозгам жахнуло: полдень! В черепе защелкал метроном. С каждым щелчком гас ряд светильников. Тьма наступала, народ затихал в предвкушении.

Каждый полдень здесь отмечается особым действом. Конечно, не как открытие, когда взорвали нафиг атмосферу и после экстренно фильтровали слои до высоты в пять километров. И не как во второй день, когда был парад пластированных моделей, зрители дохли в экстазе и давке: до сотни сердечных приступов и три летальных исхода. Но сегодня день восьмой, по их счету он замыкает основной показ. Надо ждать чего-то эксклюзивного. Весомой кай-квиппы, так сказал бы любой воспитанный дрюккель.

Тьма вытеснила шум и сделалась гулкой, как универсум. Никто вроде не дышал – ожидание длилось и интриговало. В голове щелкало тише, я таращила глаза и предвкушала. Может, трипсы ударно побегут и снесут тут все до основания гор?

В сердцевине тьмы застонала свирель. Или не свирель, но так пронзительно, просто и горестно. Один луч прорезал мрак линией золотого реза. В него протиснулась женская фигура – черная, подсвеченная невесть откуда сзади, я точно знаю: все так видели, где бы ни находились. Тело было человеческое, по пояс обнаженное, сам пояс был золотой, и на нем крепилось жалкое подобие юбки, собранной из лоскутов или гибких перьев. Тело оставалось чернее мрака – и все же вокруг него копился золотой свет. Я икнула, опознав браслеты пырьей работы, те самые. И пояс. И ножные украшения. И шейное, и корону…

Тело изогнулась в первом движении танца. Музыки не было, только щелкало в голове и отдавалось болью в сердце – нам всем транслировали эмоции, безжалостно, в полную силу. Было сильнее, чем дурацкий взрыв атмосферы.

То есть я, вроде бы, знаю все про тихий омут и чертей. Гюль тот еще омут. Но это что надо было с ней сделать, чтобы она вышла на всеобщее обозрение и выплеснула изнутри – так вот, до дна? Как ей страшно, сладко и отчаянно одиноко. Сбывшиеся мечты и пустота завершенного праздника. Тьма в душе и слабое, остаточное свечение на коже, помнящей тепло рук.

Когда танец погас в тишине, свет стал постепенно возвращаться, а с ним и обыденность. Вокруг постепенно преодолели немоту и начали осторожно обсуждать: мол, пыры простоваты, ни разу не брали нормальную модель нужного класса, вот их эмо-эскизы и не находили понимания. Наконец перешагнули через гордыню, влились в общее русло торного пути к славе: фрахт телепата стоит очень дорого, тем более такого, готового отдать все и ни разу не сфальшивить.

Я дрожащими, прыгающими пальцами хлопала себя по карманам. Искала мобильник. Зарычала от злости: какой мобильник? Где я и где сотовая связь, блин. Тут все проще, но старые привычки не отпускают. Надо всего-то вызвать Гюль по внутреннему каналу габ-системы. Я для верности зажмурилась, снова в голове полыхнуло видение танца, пришлось быстро открыть глаза и еще быстрее заказать напиток – для прочистки горла, любой.

Гюль не отвечала и вообще не наблюдалась. Я выругалась и стала искать пыра, как его там? Он сам нашелся: уже во всю меня разыскивал и просил принять вызов.

– Сима, да? – пробасил этот ювелир большого веса. – Беда у нас. Гуля сбежала. Сама танец записала, сама все устроила, я был против, ей оно – вредно, да и затраты нервов понятные. Настояла и сбежала.

Пыр вздохнул тяжело, с отчаянием прямо. Я выхлебала напиток, обжигающе горячий и горький. Сморгнула слезу, подышала с открытым ртом. Ничего себе эффект сауны! Зато сознание проветрилось.

– Куда сбежала?

– Да совсем плохо. Дотанцевала – и шасть в портатор. Сейчас устанавливаем координаты и целостность доставки. – Голос чуть притих, – вот, прибыла успешно, уже дело. Габ «Уги». Далеко. Там у неё хоть есть тихий угол?

– Там я живу и она тоже. Сейчас найду морфа и отправлю к ней. Гав мудрец, не даст ей накручивать себя. Что у вас за разлад?

– Так не знаю, – возмутился ювелир. – Я сделал ей предложение. По всей форме, чтобы переехала ко мне на астероид, а генная несовместимость – пустяк, душа-то у неё тонкая, и вся как есть в один тон с моей звучит.

– Блин. – Тихо поразилась я. – А это… ну в смысле… Стоп! Я сообразила. Так вы, значит, лазали по горам – и все?

– Разговаривали.

– Пыры такая отсталая раса, что я хочу срочно переехать к вам, в заповедник непуганых порядочных мужиков, – скороговоркой забормотала я. – Бмыг, ты слышишь? Она же из прайда, она как бы тебе объяснить… с особенностями строения. И это не так просто. Это время надо.

– Шли морфа, одной ей нельзя, – строго велел пыр. – Время, так время. Разберемся. Отбой.

Гав уже крутился под ногами. Воинственно мявкнул, выслушав мои сбивчивые пояснения и сгинул – ну, растворился, как и не было его. Значит, вот-вот возникнет у Гюль на коленях. Будет наша гейша рыдать, мордой в мех – и без глупостей. С морфом по-другому не получится, в нем-то я уверена.

Шатаясь и натыкаясь на людей и нелюдей, я слепо побрела куда подальше. Обдумать происходящее. Это ж прямо дубиной по голове. Я для Гюль не семья, но в то же время она такая беззащитная, ранимая. Я отвечаю за неё. Сама внушала про ценности и выбор, так кто ж думал, что пыры так быстро выбирают! Где Игль? Он зараза, зато умный, с ним можно обсудить. О: в прыжке, недоступен, но скоро будет здесь. Где…

За спиной громко хлопнуло, эхо гулко и неприятно отдалось по коже. Я эмпат. Здравствуй, большая неприятность, слышу тебя, хоть и с запозданием.

Стою в довольно просторной секции коридора, вдруг выгороженной в замкнутый бокс двумя герметизирующими перегородками. В правой стене дверь. Она уже открывается, чтобы пропустить ко мне гостей. Пять штук. По сложению не пыры, но к тому стремятся, не покладая штангу. Интеллект так и переливается в мышцах, весь туда ушел. Наверняка какие-то сервисные клоны без полного статуса.

Я проверила связь. В голове тихо, как на кладбище, куда меня сейчас могут направить. Я мысленно прокричала всем, кого знаю: Игль телепат, но он далеко. Гава я сама отослала. Гюль дома. Кранты? Пока нет, но вроде мы в процессе.

– Тебе привет от тех, кого ты посмела назвать врагами, – пробубнил заученное самый квелый качок, наверное – самый умный.

Проверяю связь на габаритов. Вроде мне вшили базовые навыки боя, оружия в общем-то нет, костюм у меня – не полная защита. Ладно, будем помирать с музыкой, но довольно быстро: оркестр подобрался многочисленный… И кто, в каком мире сказал, что женщин не бьют? Вот сказочник.

– Запрос, – пробубнил тот же умник. – Получено подтверждение.

Утром я хотела кого-то замочить. Бумеранг вернулся – и въехал мне промеж глаз, говорю ничуть не образно. От первого удара я успела уклониться, все же я девочка не самая тихая, в шок опять же не впадаю. Но эти ребята умели работать в группе. Они скрутили меня даже быстрее, чем я смела надеяться. Только и успела одному порвать губу и второму надавить на глаз, а третьему нос попортить и под колено пнуть, побольнее. Потом меня прижали к стене и занялись проверкой прочности костей. Кажется, мой враг решил, что хорошая Сима – мертвая Сима… Становилось все темнее в прыгающей от ударов голове. Боль сделалась сплошной, жуткой. Я не могла дышать – один из уродов методично бил по ребрам, прогибая их до позвоночника, едва я пробовала ухватить хоть глоток воздуха.

Дверь снова ахнула, резко ударилась в стену. Я смогла вдохнуть. Тот, кто проверял мои легкие, сполз куда-то вниз с пустыми обморочными глазами и нелепо раскрытым слюнявым ртом. Второй врезался мордой в стену у самого моего уха. Хрястнуло так, что мне забрызгало щеку. Третий завизжал и брякнулся… А дальше не помню. Стало темно, я падала, и меня бережно ловили, хотя и это было больно…

– Сима, хватит отдыхать, я оплатил ускоренное лечение, а не долгий здоровый сон, – сообщил голос безжалостного практика Игля. – Быстро, нет времени.

– Это ты их завалил? Благодарю, – я подумала, потому что лицо было сплошной плюхой и я ровно ничего в нем не ощущала.

– Не я, – с отчетливым сожалением выдавил честный тэй. – Жаль… Был бы повод к торгу. Открой глаза, у тебя все нормально с лицом, ты здоровее себя вчерашней. Просто поверь в это.

Я постаралась и со второй попытки поверила. Стало легче дышать. Повозившись и не найдя в себе ожидаемой боли, я села, осмотрелась. Оказывается, я не в палате больницы, а дома – ну, в гостевом домике у пляжа. Игль все такой ж смешной, в шортах и отпускной шелковой рубашке. На лицо только совсем не отдыхающий он: загара ноль, скорее сун тэй бледноват от злости, холодной и довольно ядовитой.

– Не ты. А больше я тут никого толком не знаю, – сообразила я, пробуя говорить и снова удивляясь отсутствию боли. – Оставил наблюдателя?

– Не получилось, наши люди прибыли только что, – виновато поморщился он. – Все так криво вышло, что кривее вроде и не бывает. Ты жива чудом. Так, не отвлекаемся. Ставь квиппу.

Это он правильно распорядился, на квиппу я реагирую сразу – верю в серьезность дрюккелей. В голове возник сам собой документ, я мысленно его одобрила, не вникая, все равно сейчас это бесполезно, а Игль определенно пока что на моей стороне. Пусть и временно.

– Теперь у тебя два гостя, – поставил меня в известность Игль и жестом указал себе за спину. – Чуть позже объясню. Редкая штука твое чудо спасения, наши ученые что угодно отдадут за право исследования, а я надеюсь, ты такое право им дашь. Называется клон-резонанс. Причем объемный, а сверх того трехсторонний, с эхом.

– Бред, – помотала я головой и пихнула Игля в сторону, спуская ноги с дивана и норовя рассмотреть причину своей невероятной живучести.

Причина сидела совершенно заклиненная, в полном шоке, с такой прямой спиной, что можно править по ней линейки. Закутанная в кокон с головой, вся белая. Только глаза сумасшедше синие, по кромке эта синь уходит в черноту. И косички, вроде, до колен.

– Зарина, Джамиля, Гюзель, – шепотом процитировала я внезапно всплывший в сознании поименный список одного прославленного в кино прайда… то есть гарема. – Гюльчатай. Бли-ин… Это уже другое кино: Зита и Гита в космосе. А я их мать. То есть мать их, что же это я? Благодарю, хочу знать имя. Ты почему взрослая? Ты вообще то, что я думаю – или не то?

– Следующий номер в клон-последовательности, – спокойно уточнил Игль, поворачивая меня к себе и похлопывая по щекам. – Это шок? Неужели пробило и тебя, прямо рад, шок – признак здоровья психики… иногда. Ты разумно перебрала там, при отключенной связи, всех знакомых телепатов, в том числе Гюль. Была прямая угроза жизни, сильный импульс. Новый клон последовательности срезонировал. Теперь вот беда, он тебя спас, тебя же прочитал, и полагает, что свободен от прежнего прайда. Через тебя он частично впитал память Гюль, это и есть резонанс с эхом, где габбер Сима – резонатор. Поняла?

– Как в тумане. Ежик… Тьфу ты. Все, я оклемалась. Это не Гюль. Не та Гюль. Не тот? Не то…

– Это клон, вся та же основа и ноль личной памяти, его вырастили с нарушением закона, ускоренно. Вторично нарушили законы, пребывая на этой планете: в возрасте личности менее доли цикла пытались сделать заказ на пластирование тела с целью сдачи во фрахт. Гюль была обещана в прошлом сезоне и вот… кое-кто очень любит заработки, независимо от их грязности.

– Так это ж младенец, – ужаснулась я. – Педофил божественный, кастрировать урода!

– Тупым ножом, – подсказал Игль. Рассмеялся. – О, весь состав тэй-корпуса прослушал незаконную копию тех твоих переговоров с Альгом. Кстати, я все оформил по младенцу, теперь, еще раз уточняю, это твой новый гость, тут уж никуда: жизнью обязана, неси ответственность. Сейчас завершаю составление официального отчета по допросам. Всех пятерых нападавших я лично «вскрыл» на полную глубину сознания и подсознания. Приказ был предельно внятный: убить. Ты можешь подать иск против Игиолфа, что будет громко, скандально и в целом обречено на судебную волокиту с кучей проблем, без перспективы на должное наказание. Я бы советовал сделку. Если готова мне верить, ставь квиппу.

– Да.

– Решительно, не ожидал. Отсылаю приватное сообщение и жду реакции интмайра Олера.

– В чем сделка?

– Они не мешают возобновлению следствия по делу Дэя. Сверх того, тебе дают право навестить его прямо теперь и еще дважды в ходе доследования. Не много, они легко отделались и примут условия. Но я прочел тебя: этого и хочешь. Верно?

– Что тебе надо, хитрый лис, раз ты еще и добрый?

– Опознание с полным считыванием сознания и подсознания. Немедленно.

– Кого ж еще я знаю такого важного?

– Альга, – сун тэй сглотнул и поморгал, его самого чуть не трясло от недавнего шока. – Я нашел капсулу в системе Кайт. Совершенно заброшенный сектор пространства, капсула начала подавать сигнал при появлении корабля, годился любой корабль. Просто до меня там никто не появлялся. Тело в стазисе. Не могу поверить данным, хотя мы все тщательно сняли, провели детальный анализ. Только что пришел ответ. Причин сомневаться в абсурдных выводах нет, даже зацепки нет, все чисто: тело было в стазисе два полных цикла. Процесс восстановления сознания идет медленно, есть частичные провалы по краткосрочной памяти последнего дня до стазиса, картина достоверная, этого нельзя сымитировать.

– Выстрел в голову…

– Именно, – сразу согласился Игль и вроде чуть успокоился, довольный сравнением. Покивал и повторил тихо, серьезно: – выстрел мне в голову и мозг в брызги. Этого никто не ждал. Невозможно! Кого мы отправили в шлак? Кого я опознал? Да ладно я, три человека в ранге не ниже сун, понимаешь? Я читаю этого Альга и не ощущаю разницы с тем. Хотя я читаю этот клон Гюль и четко вижу отличия. Теория полного считывания телепатом моего уровня проработана и не дает погрешности, дело не в памяти, дело в личности и связях! Но теория бессовестно рушится, хотя мы к такому не готовы. Кругом сплошные погрешности, вопросы без ответов. Шлак – это было скоропалительно. Увы, ничего не вернуть, не отменить.

Он накрыл голову руками и сгорбился, погрузился в свои умнющие мысли. Я медленно встала и, растопырив руки, сделала первый шаг – лечение было мега быстрое, последствия от него не рассосались, только боль ушла. Все кости, как чужие, связки будто из резины, тянутся и не держат. Ноги ватные. Еще шаг. Всего четыре их до удобного места на полу рядом с клоном Гюль.

– Нарекаю тебя Саидом, – сообщила я несчастному младенцу. – Иначе я в вас запутаюсь. К тому же ты другой, ты полез в бой, это здорово. На мой вкус, по-мужски. Как тебе имя? Ты говоришь? Прости, если я глупо треплюсь, я вообще не очень умная.

– Саид, – голос у этого клона был чуть ниже, манера говорить иная, более отрывистая, с упрощенными интонациями. – Хорошо. Есть имя. Есть я. Нет давления. Нет приказа от всех. Они ломали. Больно. Никогда не просили. Ломали. Всегда смотрели: чужой. Брезгливость. Неполная замена.

– Почему ты стал защищать меня?

– Видел танец, не мой, но – мой. Эхо в голове, все громче. Потом боль. Ты звала и просила. Никто не просил, ты – просила. Звала меня, прямо именно меня. Меня, не общность и не того, кого надо звать «божественный». Он и прочие… больше не придут?

– Ха, пусть попробуют! Мы им по жвалам, – пообещала я. – Пошли, надо опознать дядю Альга. А потом мы вытрясем из дяди Игля средства и найдем тут парк аттракционов. Детям полагается радоваться жизни.

– Мудро, сам хочу впасть в детство, – согласился Игль, очнувшись от размышлений. – Пошли. Готов поспорить на жалование за долю цикла: ты сочтешь его другим человеком. Альга.

– Жалование мы так и так протранжирим, заметано.

Саид послушно встал, ощутив мое намерение покинуть дом. Бережно поддел под локоть и повел. Я споткнулась. А если снова клонируют? Дед Мазай и зайцы… Где я столько морковки нагребу?

– Сейчас генный материал под арестом, идет разбирательство по вопросу незаконного сокрытия факта пропажи Гюль. Вообще-то оно давно идет, но мы по ряду причин… притормозили дело. Сразу по прибытии в габ «Уги» советую поговорить с ней. Любой клон старше пятнадцати – полноценная личность. Гюль имеет право принять решение по всему материалу клонирования. Например, прервать последовательность и вывести себя из прайда навсегда.

– Ты что-то очень добрый. Это плохо.

– Тебе не угодить.

– Альг сказал ровно то же.

– Может, он – и есть он, хотя не знаю, как это так, – запутался Игль и смолк.

Мы дохромали до транспорта. Игль взял на себя управление, и я смогла еще раз увидеть море с высоты. Красиво. Саид таращился на воду синими глазищами, даже не моргал. Я отдышалась, и меня стало распирать от вопросов и мыслей. Первое и главное: никогда не хочу быть телепатом! Это же ад кромешный, знать доподлинно, что о тебе думает каждый встречный-поперечный. Вольно или невольно подстраиваться. Или отрицать чужие мысли, отделять себя от них. И все равно быть голой в самом плотном коконе одеяний. Еще есть мысль. Нафига телепаты разговаривают? Ну, то есть как мы, вслух проговаривая все.

– Нас учат быть неотличимыми от обычных, – шепнул Саид. – Больно учат. Первые десять дней жизни меня взрывало изнутри черепа каждый раз, если я молчал, когда надо выражать вслух что-то. Привык быстро.

Я мысленно пожалела снова: нет у меня «калаша». Хреново. Сейчас бы шлеп – и уродом меньше. Беднягу просто дрессировали. Его человеком и не считали, вот и вся игра в гейш… заменимых. Интересно, зачем их кутают в ткань до глаз?

– Мы должны всегда ощущать общность прайда и отделенность от внешнего, – сообщил Саид, подумал и стащил с головы ткань. – Хорошо. Не душно. И ты не наказываешь.

– На шею сядет, – предрек Игль, не оборачиваясь.

– Завидуешь?

Он промолчал, заложил крутой вираж и прибавил скорость, нас вдавило в кресла, Саид засмеялся, похожий на лодку транспорт чиркнул бортом по воде и взметнул длинную радужную волну, нас же накрывшую. Промокли до нитки. И это было здорово. Вообще дурачиться и замечать прелесть окружающего особенно сладко, если до того тебя убивали. Вкус к жизни прибивают кулаками на печень, ага…

Саид еще немного подумал и стащил длинную накидку, мокрую и, наверняка, ужасно неудобную. Остался в рубахе и широких штанах типа шаровар. Тощий он, совсем пацан, недоросль. В длину вытянулся, одного роста с Гюль, а вот округлостей пока нет, и мне куда комфортнее считать его парнем, а не чем-то среднеродным. Хотя… Косички эти дурацкие. Гюль шли, ему – ни капельки. Впрочем, не мне решать.

– Их бы под корень, – закивал телепат.

– Невежливо всегда отвечать на молчание, надо делить мысли на поток общего толка, каналы средней приватности и тонкий интим, – назидательно велел Игль. – Нижние порядки брать неэтично. Учись видеть… поверхность, там есть нечто вроде отражения, как в воде. Смотри на отражение и не лезь в глубину. Понял?

– Да, я вроде… считал, как надо.

– С меня? – ужаснулся сун тэй.

– С тебя трудно. Там пленки и засветка. Если, конечно, очень постараться, наверное, в спокойном настроении я могу пробить до дна.

– Поговори с Гюль, – почти жалобно попросил меня Игль. – Это надо заканчивать. Ты сама только что подумала: что остается от личности, если ей негде укрыться? Чудо, что Гюль не урод психически и морально.

– Она смогла приспособиться через тонкое чтение искусства. Жила в картинах, пырских браслетах и музыке. Эфирное создание.

– Эфирное? Ну-ну. Саид, как ты отделал тех плохих дядей?

– Взял, – Саид посмотрел на свои узкие ладони с длинными изящными пальцами, – и стал долбить об стенку, пока не ушел отклик сознания.

– Именно, – злорадно кивнул Игль, он врубил автопилот и, наконец, обернулся к нам. – Сима, он вообще не умеет драться. Но реакция чудовищная. И долбил он так… эфирно, что у одного челюсть из затылка торчала, когда прибыли габариты. – Сун тэй посмотрел на Саида почти отечески, – а прибыли они очень скоро, потому что вибрация коридора превышала все нормы и погрешности.

– Хороший мальчик, – похвалила я Саида.

Игль заржал в голос – первый раз вижу, чтобы он открыто выражал эмоции без попытки их пригасить. Развеселился. Осознал с запозданием, что я в смысле дуростей заразна. И сразу надел улучшенную версию маски покоя. Тоже меня читает, зараза. У меня в мозгу и выловил: мол, слишком ты приоткрылся, сун тэй, на человека стал похож, это опасно. А вдруг завтра меня же надо будет пырнуть или пугнуть? Саид захлопал ресницами, настороженно изучая милого юношу Игля и заново его оценивая. Игль сделал морду попроще. Снова не справился: или позволил себе быть человеком, или счел, что так удобнее со мной работать – но подмигнул Саиду и улыбнулся мне.

– Сима, объясни мне, лично мне, без всякого учета моей принадлежности к корпусу: почему ты успешно игнорируешь то, что тебя читают? Обычно люди опасаются телепатов. Презирают и даже ненавидят. Руки моют после рукопожатия, я и такое встречал. Резко замыкаются, начинают складывать циферки в уме или вспоминать песенки. Но ты даже и не пытаешься.

– У меня интеллект тридцать один, – старательно представляя свои глаза честными до прозрачности, сообщила я.

– О, эту сказку мы все знаем. Невербуема ввиду отсутствия ментального потенциала, – хихикнул Игль. – Есть разница между оцифрованным параметром и умением использовать потенциал. Второе и создает атипичность, примерно так я думал. Но с тобой все сложнее. Ты словно живешь в ином измерении, плоском! Там наглядно видна абсолютная правда и вдобавок ярко светит настоящая справедливость. Конечно, у нас вполне взрослый мир, мы давно выбрались из-за силового барьера и научились решать масштабные проблемы мирно, не упиваться ленью и не сходить с ума от спокойной жизни. Ты по идее младше и, прости, примитивнее.

– Это просто. Вообще все в мире просто, – сообщила я глубокомысленно. – За одного битого дают двух небитых по самому невыгодному курсу обмена. Я битая, Игль. Мне делали больно. По-разному. Можно было начать мстить, это выбор. Можно было начать пить – это тоже интересный способ выживания. Можно плюнуть на всех и переть напролом. Можно хрен еще знает что и как. Ели делать вид, что все люди не такие и им не больно. А я знаю: всем больно. Поэтому одних мне жаль, а другим надо дать в тыкву. Все.

– Но как разделить эти категории?

Саид и Игль уставились на меня, как будто я круче Сплетника Зу и прямо сейчас открою им тайну вселенной, а заодно дам ключ от той квартиры, где еще со времен дикости рас лежат деньги. С процентами. Блин, ну они что – не читают?

– Иногда ты говоришь быстрее, чем думаешь, – шёпотом подсказал Саид. – И говоришь ты в одну сторону, а думаешь в другую… С тобой интересно проговаривать мысли вслух. Вроде у них цвет и вес уточняются.

– Ладно, бубню вслух, а заодно думаю: атипичная я. В сказках у нас есть Иван-дурак: все живут себе, пряники хряпают и баб тискают, царя-батюшку травят. А он такой атипичный, что пешком прет в тридевятое царство за яблочками. На кой? Всю жизнь не понимала, а вот, – я обвела руками несколько излишне загнутый улыбкой местный горизонт, – тридесятое, блин, царство и я, Сима-дура. Высокий статус. Горжусь. Объяснить не могу. Вернуться к норме – не хочу. Кстати, Альг мне намекал, что я энергичная неудачница. Я обиделась, а он просто не хотел говорить слово «дура». Тогда я не поняла бы смысла, который сейчас вроде бы вижу.

– На месте, – азартно хлопнул в ладоши Игль и обернулся к управлению.

Транспорт плавно замедлился и пошел на снижение, к самой воде. Снизу всплыло к поверхности огромное нечто, блеснуло неживым глянцем борта, прорезая волну. Космический катер – скорее всего «Стрела», одолженная мною Иглю для полета – был малой рыбкой-прилипалой на боку огромной поверхности, все выше выпирающей из синего-синего моря. «Наши» в понимании Игля ребята прибыли со своей хавкой и своей же жилплощадью. Может, и антирадар прихватили, чтобы никто их не штрафовал за превышение борзости. Влезли ведь в чужую область универсума, и без приглашения.

– Сам ри тэй, – сказал Игль, вскидывая руку к груди в оттренированном и почти рефлекторном приветствии высшего начальства. – Сима, давай я буду говорить.

– Ага, и думать, – шепотом посоветовала я себе.

Всяческие каверзные и несколько хамоватые мыслишки табунами принялись вытаптывать извилины. Мне было неудобно, но унять себя я просто не умею. Саид повздыхал, первым выбрался из транспорта, подал мне руку. Затем сместился за спину и положил ладони на плечи.

– Меня учили быть экраном, только я не очень хотел и делал вид, что плохо усваиваю, – сообщил он. Вздохнул и добавил, покосившись на Игля, – когда я делал успехи, мне давали сладкое. Два раза.

Я сразу представила торт, летящий в невинную мордаху рослого младенца. Он так удивился, что снова заморгал – прямо чую, хоть и стоит он за спиной.

Ри тэй был человеком пожилым на вид, невысоким и, кажется, со своим лицом. Может быть, и даже наверняка, возвращенным ему с достижением высокого статуса. На меня этот закаленный всеми штормами политики универсума агент-резидент смотрел доброжелательно, отечески. Достоверно кстати: я прямо прониклась. Улыбнулась и сделала реверанс. Правда, Саид решил – споткнулась, и поддел под мышки.

– Вы готовы провести опознание с полным считыванием сознания и подсознания? – уточнил ри тэй, не сообщив имени – так что меня не за что убивать врагам империи, я страшного секрета не узнала. – Процедура не очень приятная, многие люди полагают недопустимым вторжение в приватность. Но я готов заверить, мы снимаем лишь данные по текущему мгновению. Без ретроспективы.

– Верю. – Я гордо похлопала Саида по ладони, – и вам не обмануть меня.

– Это то самое, о чем я особо сообщал в отчете, – тихо выговорил Игль. – Боюсь быть поспешным в выводах, но диапазон считывания оцениваю как «доу», причем стабильно по всему объему.

– Крайне необычно, – оживился ри тэй, рассматривая нас с Саидом, как последнего недобитого двуглавого динозавра. – Надо отработать тему. Габбер, прошу вас, проходите и будьте гостьей. Я вышел встретить и лично уточнить: если вы пожелаете высказать просьбу, мы постараемся исполнить. Дело ведется в полностью приватном режиме, официально оплатить помощь невозможно. Подумайте.

На золотую рыбку старший из тэев был мало похож. Историю старухи и разбитого корыта я смутно помнила. Эти два момента в сумме давали что? Не фиг шутить и выпендриваться. Проси, Сима, малогабаритную избушку и вали подальше от моря, пока не отняли ордер и ключи…

Я думала глупости, а сердце прыгало в горле, даже кашель иногда пробивал. Сейчас я увижу того, кто первым встретился мне посреди габа, полного нелюдей. И я не хочу, чтобы все знали, как я тогда была незащищена, прямо голое мясо без кожи. Он смотрел – а я трепыхалась. Это была ни на миг не влюблённость, слишком мало времени и слишком много впечатлений. Но моя загадочная эмпатия тогда проснулась. Определенно – именно тогда!

Мы шагали по коридору, очень похожему на стандартные для любого габа – светло, просторно, свежо. Окна по одной стене притворяются настоящими и дают вид на парк – осенний, немного пасмурный, сквозь тучи пробиваются лишь отдельные острые лучи. В них влетает туман, вспыхивает перламутром и мчится дальше, снова набухая дождевой серостью.

Три яруса вниз. Опять коридор, и снова тот же парк по правую руку. Впереди шлюз. Пустота прозрачной трубы. Еще шлюз. Еще раз труба. И еще шлюз. Круглая комната. Три одинаковых тэя в креслах. Все встали и церемонно мне поклонились. Саид заспешил, почти прижался к спине – он один и уловил, что я не буду чинно отвечать на поклон. Некогда. Пока есть экран, могу успеть. Пять быстрых шагов – и пнуть гада под колено. И еще по морде разок – светски, просто ладонью. Он меня допрашивал однажды, и тогда я не смогла ничего изменить и допустила худшее: казнь моего Тэя, у меня же на глазах…

– Садист. Мне пять ночей снилась казнь, – сказала я согнутой спине. И добавила, не оборачиваясь: – Или это чмо убирается, или я ухожу.

– Уведите, – ровным тоном велел ри тэй, он стоял у самого шлюза и старательно не смотрел на меня.

– А вот к послу империи на планете йорфов у меня нет претензий, – мстительно добавила я, кивая второму из одинаковых служащих корпуса. Сама удивляюсь, что различаю их! Но ведь различаю на раз… – Готова просить прощения за дурость с цитрамоном и мелким шрифтом. Но так я устроена: если меня сочли глупой, грех не воспользоваться.

Ри тэй кивнул и жестом предложил послу – тому самому, что покорял галактику йорфов и надорвался, покоряючи – удалиться. Дисциплинированный сотрудник сгинул, и даже меня не покусал, хотя было за что, и зубы у него чесались… Саид вон – так и зыркает. Оберегает, почуял недружелюбие.

– Садитесь, – предложил ри тэй и занял одно из кресел, показал пример. – Сейчас доставят объект. Он в полусне, сознание восстанавливается медленно. Можете задавать любые уточняющие вопросы. Хотя, кажется, мы не истратим много времени. Это тэи Эльх и Марль, их специализация состоит в выявлении правдивости показаний. Сун тэя Игля вы знаете. Сейчас перед вами полный состав контрольной группы. Я наблюдатель, как и ваш… Саид.

Пришлось прекратить делать вид, что я ничего не понимаю. Отвести Саида и усадить в кресло, хотя бедолага позеленел и очень переживал, отпуская мою руку. Почему все убеждены, что думать вслух – более стыдно, чем думать молча? Потому что стараются казаться. Это как внешность: надо прятать целлюлит и шпаклевать морщинки. Наверное, со мной и правда сильно неладно. У меня один костюм и я по этому поводу не переживаю. Мне Гав натаскал местной крутой косметики, а я так и не разобралась, что есть что.

Уважаемая комиссия по приему меня в надежные свидетели расселась, все вместе мы образовали милый такой кружок. В середину вместо праздничного стола с нижнего яруса подняли саркофаг. Крышка отползла, и я смогла увидела Альга.

Он был в точности тот же. На миг я даже обрадовалась: уцелел, казнь была обманом, мистификацией. Затем встала, качнулась вперед и нагнулась над бортом саркофага, вглядываясь в тусклые полуприкрытые глаза. Не было там ни капли бездонности великого универсума. Только служебное рвение больной, но все еще годной к делу овчарки…

– Это ваш Альг, – тихо огорчилась я. – Моего Тэя вы отправили в шлак. Очень жаль.

Надолго повисла тишина. Я все смотрела в пустые глаза, хотя не желала этого. Альг тоже на меня таращился, у него жутко болела шея, видно по напряженному лицу, по скованности позы. Но что-то нас держало, я постепенно снова перегнулась через бортик совсем близко к его лицу. Альг откинулся на подушку и побелел так, будто его облили чудо-сродством для удаления пятен. И сейчас он весь растворится, до капелюшечки.

– Тоска пополам с любопытством, – медленно, будто под пыткой и против воли, выдрал из себя слова Альг. – Смешать, но… но не взбалтывать. Не взбалтывать. Не вскрывать то, что нам не принадлежит… Не отдавать архив…

Он захрипел и вытянулся, затем тело выгнуло в дугу, Альг опирался лишь на затылок и пятки, жутко покачиваясь с боку на бок. Я с силой отолкнулась от бортика и упала назад, в своевременно подставленные руки Саида. Мимо меня уже наклонились все три тэя, общим усилием прижимая Альга к лежаку, пока встревоженный ри тэй лично набирал какие-то приказы, прижав запястье к блоку контроля саркофага. Наконец Альг расслабился и затих, лицо стало медленно розоветь.

Фу, у меня от сердца отлегло. Угробить второй экземпляр одним взглядом – это было бы слишком. Саид отнес меня и усадил в кресло, не отпустил руку. Заглядывает в глаза, сейчас у него радужки не синие – серые с зеленоватыми прожилками, мерцающе-тревожные. От каждого изменения их оттенка у меня что-то в голове выправляется, боль уходит, покой распространяется.

– Сейчас совсем пройдет, – пообещал клон Гюль, ничуть не похожий на свою двойняшку. – Это просто, меня не учили, сам знаю, как брать боль и вытирать.

Я обняла тонкую сильную ладонь, не мешая упрямому младенцу сидеть на полу. Пока что без него слишком плохо, а ну, как свалюсь? Вялая я, поджилки вздрагивают. Еще бы немного, и прогнуло бы меня в такой же, как у Альга, судороге. Почему так думаю – не знаю, но наверняка я права.

– Сима, выпей, – велел Игль, придвигая кресло себе и второе – Саиду. – Все хорошо. Видимо, надо извиниться, мы не этого ждали. Тот, кто тебя встретил и выглядел как Альг, он первым срезонировал об твою дикую, неосознанную эмпатию. Очень сильную, понимаешь? Обычно эмпаты берут только сектор или часть эмоционального спектра. А ты, похоже, впитываешь все. Он встрепенулся, когда ты забрала его боль, ему стало легче и он в благодарность напоил тебя стимулятором, чтобы возместить потери… энергетики. Так мы видим по общему восприятию реконструкции. Затем вполне осознанно тот человек, если он вообще человек, дал тебе наводку на систему Кайт и закачал в тебя посылку для настоящего Альга. Только что ты отдала память двух циклов, пока не знаем, чью. Принять такое трудно, надо медленно и сложно вживлять чужие воспоминая в мозг и не путать их со своими, ведь тогда трудно разделить ответственность. Но Альг опытный. Он справится.

– А говорили без ретроспективы, – обиделась я.

– Это не мы, ты сама, – отмахнулся Игль и ссутулился. – Ты, Сима, по сути, резонатор. С точки зрения теории невербальных коммуникаций есть стабилизаторы и резонаторы. Первых больше, люди не склонны к раскачке, мы консерваторы и держимся за привычное. Ты исключение, резонатор, ты усиливаешь… колебания. Проявляешь то, что в нас спит. Лже-Альг искал некий ответ и, вероятно, нашел – при твоей помощи. Гюль искала выход из тупика, – и ты дала ей выход, хотя взрослая часть прайда, выпадая из общности, всегда гибнет, это аксиома. Корабль кэфов ощутил в себе право изменить закон и выйти из сектора ИА, потому что ты резонировала на преимущество справедливости над догмой. Дэй с тобой сам заговорил, хотя до того и отвечать-то не соглашался, как будто не слышал большую часть вопросов. Наконец, вот Саид, он не считает себя клоном и очень быстро меняется в сторону самостоятельности.

– Достаточно, – строго сказал ри тэй. – Сима, полагаю, вы не хотели бы углубляться в подробности теории?

– Меньше знаешь, крепче спишь.

– Безупречное утверждение, – ри тэй позволил себе улыбку. – Вы готовы изложить просьбу?

– Да. Три желания у меня, значит.

– Три? – поразился старый командир интриганов.

– У нас в сказках всегда три. Одно я оставлю про запас. Второе: Саиду хоть на первое время справить документы и выдать подъемные, мальчику учиться надо. Есть у вас какая-нибудь система помощи несчастным сироткам?

– Можно поискать способ.

– Во-во, нужно. Третье желание: хочу сопровождающего Игля на три дня с полным кошельком, чтобы была мне и Саиду гулянка с сопроводителем, вот.

– Почему Игль?

– Потому что вы достали его! – возмутилась я. – Посмотрите, в каком виде у вас люди выходят из отпуска. Ни загара, ни толстых щек, ни оптимизма. Мы его откормим, он нас избалует.

– Детский сад, – покачал головой ри тэй и покинул комнату, более не уделяя мне внимания.

А мне и не надо. Мы рванули на выход, Игль тащился следом и вздыхал для вида: мол, приказ есть приказ. Но я-то знаю, он готов прыгать от восторга. Небось, забыл, что такое полноценное, содержательное безделье. Вон – очухался, возглавил поход и вмиг доволок нас до шлюза. Значит, обратно летим «Стрелой», той самой, одолженной у меня, а вернее у габ-системы, девять дней назад. Или восемь? Со счетом у меня плохо, я же лежала при смерти.

– Девять, – подсказал Саид.

Значит, вот-вот вернется еще один отпускник – Билли, землянин. Тогда мы, пухлые от сожранных сладостей и пестрые от мишуры, полетим домой, в габ Уги.