Он проснулся, как всегда, в шесть утра. Для этого ему не нужен был будильник. Он надел спортивный костюм, кроссовки, ветровку с капюшоном и, несмотря на дождь, отправился на утреннюю пробежку в ближайший парк. Он никогда не менял своего маршрута, как, впрочем, и всех других своих привычек.

Город казался вымирающим – и не только потому, что стоял ранний час. Общественный транспорт прекратил работу неделю назад. Машин на улицах было много, но лишь немногие из них двигались. Нередко попадались и брошенные владельцами посреди проезжей части; они были исправны, ключи торчали в замках зажигания. Город словно погружался на морское дно – звуки стали глуше, цвета поблекли, даль была неразличима и размыта струями дождя.

Аптекарь бежал трусцой, и об него разбивались тысячи летящих капель. Шлепки кроссовок по лужам отдавались в переулках. Огромное количество бродячих кошек и собак провожали взглядами бегущего человека. Ирландский сеттер, явно совсем недавно лишившийся хозяина, пристроился к аптекарю и некоторое время трусил следом. Потом отстал, потеряв надежду снова обрести дом. Аптекарь не позвал пса за собой. Он хотел умереть так, как и жил – в одиночестве.

Мокрый парк встретил его похищенной у ночи свежестью, почти холодом. На темных аллеях было совершенно безлюдно. Аптекарь бежал, отмеряя километр за километром. Когда-то компанию ему составляли люди, имен которых он не знал, зато все они издали различали друг друга по стилю бега, регулярности, костюмам и еще по десятку признаков, что делало их ежедневные встречи не вполне обычными. Можно было видеть человека каждое утро в течение пятнадцати лет и не знать о нем ничего, кроме того, что после двух километров в темпе сто сорок ударов в минуту он начинает слегка приволакивать правую ногу.

Аптекарь оказался единственным, кто бегал до сих пор. Он вполне отдавал себе отчет, что в этом нет ни малейшего смысла. За исключением, вероятно, следующего пустяка: он не знал никакого другого способа противостоять надвигающемуся хаосу. Хаос приближался не только извне. Хаос готов был воцариться и в его собственной душе. Что-то безликое стучалось в ветхую дверь, заглядывало в окна, ворочалось в подвалах и поднималось, словно черное зловонное тесто…

Что оставалось аптекарю? Продолжать жить по-прежнему, будто ничего не случилось. Быть самим собой, хотя скоро слепая смерть сотрет все, что ему дорого. Случай и хаос правили миром. Жизнь была исключением из правил, так что тут можно было возразить?

Аптекарь не верил ни в бога, ни в дьявола. Он не верил также в человечность после того, как трое подонков убили его пятнадцатилетнего сына. Забили ногами в сортире. Жена не вынесла этого. В течение тринадцати лет он посещал ее в психушке, и с каждым годом ей становилось все хуже. Под конец она напоминала чудовище.

Но он помнил ее такой, какой она была в молодости. Он познакомился с ней в этом самом парке. Она сидела на скамейке и читала «Утраченный свет». Он не сумел пройти мимо…

Аптекарь закончил последний круг. Физически он чувствовал себя прекрасно. Куда лучше, чем в двадцать лет. Из всех препаратов, которыми сам же торговал, он употреблял разве что поливитамины. Да, он был в отличной форме и мог бы прожить еще, как минимум, лет тридцать.

На обратном пути тот же сеттер проводил его тоскливым взглядом. Бывший одноклассник, толстый и обрюзгший, сделал ручкой с балкона. Женщина в белом остановилась, поглядела вслед бегущему и покрутила пальцем у виска. А другая женщина – в черном, – вообразившая себя Смертью, погрозила ему пальцем.

Начинался новый день. Первый из шести оставшихся.

Вернувшись домой, аптекарь тщательно побрился и помылся запасенной водой. Пока брился, он слушал последние новости по радио. Генералы все еще готовились воспользоваться тем, что они называли «последним шансом». Речь шла о запуске сотни-другой ракет с термоядерными боеголовками в направлении космического бродяги с целью расколоть его на части или изменить траекторию. Но для этого он был слишком велик по любым оценкам, и хэппи-эндом в духе старого тупого фильма даже не пахло.

Аптекарь приготовил себе легкий завтрак: стакан яблочного сока, тосты, творог. Достать продукты становилось все труднее. Не исключено, что последние дни придется голодать. Его это не волновало. Он надел безукоризненно выглаженную рубашку, строгий костюм и отправился на работу. Он не видел причины опаздывать хотя бы на минуту.

Без пяти девять он уже открывал дверь аптеки и отключал сигнализацию. Он понимал, что однажды может увидеть свою аптеку разгромленной (такая участь постигла несколько магазинов на той же улице), но пока до этого не дошло. Ровно в девять он стоял за стойкой, готовый помочь профессиональным советом любому, кто в его совете нуждается. Ему не было скучно, несмотря на почти полную тишину и неизменный интерьер аптеки, где все было разложено по полочкам в идеальном порядке. Иногда он даже думал (наполовину в шутку, наполовину всерьез), не был ли Порядок для него единственной истинной религией?

Первый покупатель появился только около одиннадцати. Какая-то старушка зашла и попросила лекарство от головной боли. Она взяла столько таблеток, что хватило бы на пару лет вперед. Он не стал ее отговаривать. По-видимому, старушка жила в своем измерении времени, где неделя значила ровно столько же, сколько годы. Или не значила ничего.

В четверть первого напротив аптеки остановился скоростной двухместный автомобиль с нездешними номерами, из которого вылез здоровенный загорелый парень лет тридцати. На нем был дорогой костюм, надетый на голое тело, и розовые домашние тапочки – судя по всему, женские.

Несмотря на эти маленькие нюансы, парень вел себя абсолютно уверенно. Распахнув дверь аптеки, он радостно сообщил с порога:

– Папаша, тебя мне бог послал. Я уж было подумал, что в этой дыре все аптекари передохли. А с другой стороны, на хрена теперь лекарства, верно? – Парень подмигнул и захохотал так, словно выдал анекдот года.

Аптекарь слушал его с вежливой улыбкой, ожидая, когда клиент перейдет к делу. Возможно, дорогие презервативы. Возможно, виагра. Возможно, что-нибудь по рецепту с красной полосой. Аптекарь навидался всякого.

Но парень попросил:

– Слушай, глянешь на мою телку, а? Не пойму я, что с ней. Отключилась ни с того ни с сего, такая херня.

Аптекарь не стал терять времени. Вдвоем они подошли к машине. Парень открыл дверцу со стороны пассажира.

На сиденье полулежала очень красивая девушка лет двадцати пяти в платье, которое больше напоминало ночную рубашку. Аптекарь поднял ей веки, затем пощупал пульс. Посмотрел на парня внимательнее. Тот выглядел совершенно нормальным.

– Она мертва, – сказал аптекарь. – И уже довольно давно.

ПАРЕНЬ искренне удивился.

– Вот блин. Плохая примета, правда?

Он деловито нагнулся, выволок девушку из машины и положил на тротуар. Полез во внутренний карман пиджака, выудил крупную купюру и сунул ее аптекарю.

– Это на похороны. Ее звали Роза, – бросил он напоследок, обошел свою тачку, уселся в водительское кресло и с шиком отвалил.

Аптекарь посмотрел по сторонам. За этой сценой наблюдали вороны, бродячие собаки, а также человек, шатавшийся по улице последние пару дней с плакатом на груди: «Покайтесь, ибо близится час расплаты!».

Аптекарь отлично понимал, что рассчитывать не на кого. Морги были забиты до отказа, могильщики разбежались. Холодильник, в котором он хранил препараты, был слишком мал.

Он вынес из аптеки старый халат и накрыл им труп. Отогнал ворон, которые уже проявляли заинтересованность. На его телефонные звонки никто не ответил, хотя автоматическая станция все еще работала.

После шестого звонка он снова услышал шум двигателя на улице – довольно редкий звук в последнее время. Сквозь витринное стекло он увидел армейский джип, остановившийся перед аптекой. У аптекаря появилось вполне определенное предчувствие. И, как показало ближайшее будущее, интуиция его не обманула.

Вошли трое. Один в форме полковника, с лицом полковника, с повадками полковника. И двое тех, что выполняют любые приказы – это также можно было прочесть по их лицам.

Полковник улыбался, как белая акула. Он ткнул большим пальцем себе за спину и спросил:

– Это ты ее грохнул? Надеюсь, вначале хотя бы получил удовольствие?

Аптекарь слушал с непроницаемым видом, жалея лишь об одном. О том, что в этой стране запрещена свободная продажа оружия. Хотя за минувшие дни он запросто мог бы подсуетиться и обзавестись нелегальной пушкой. Но от своего фатализма отрекаешься только тогда, когда наступает фатальный конец.

Полковник скомандовал:

– Давай все, что есть по списку Д.

Аптекарь кивнул. Значит, список Д. Честно говоря, он думал, что все начнется немного раньше или до этого вообще не дойдет.

Он сказал вежливо и отчетливо:

– Полковник, как вам известно, я должен видеть приказ, подтверждающий ваши полномочия изъять препараты по списку Д.

Полковник посмотрел на него иронически. Солдаты ухмыльнулись.

Полковник приказал тому, что стоял справа:

– Предъяви этой крысе наши полномочия.

Гора мускулов пришла в движение. Аптекарь получил удар прикладом в живот и осел на пол среди битого стекла, хватая ртом воздух. Когда он снова смог вдохнуть, солдаты уже взламывали замки и переворачивали складское помещение вверх дном.

Так хаос ворвался в его жизнь на целых пять дней раньше назначенного срока. У него украли пять дней жизни. Это не так уж мало, если верить старой басне, что примерно за такое же время был создан мир. Но все уничтожить можно еще быстрее.

Аптекарь с трудом поднялся на ноги. Он испытывал ненависть к слугам хаоса – чистую и сверкавшую в его мозгу, как первый снег. Полковник повторно удостоил его вниманием лишь тогда, когда он приблизился вплотную.

Это было роковой ошибкой старого вояки. Он слишком рано сбросил со счетов штатского слюнтяя. Тот полоснул его осколком стекла по горлу.

В полковнике оказалось много крови. Почти столько же, сколько дерьма. Но аптекарь этого, к своему сожалению, не увидел. Солдаты расстреляли его из автоматов, и он умер, получив сорок пуль в корпус. Его швырнуло на улицу через витринный проем, стекло в котором уже осыпалось, и он упал рядом с мертвой красавицей.

Им предстояло пролежать так оставшиеся пять дней. На третий день Роза уже пахла отнюдь не духами, аптекарь тоже не благоухал. А прежде их попробовали на вкус бродячие псы. Но не обглодали до костей. К тому времени еды для собак было вдоволь.