46

Вивенна подавилась куском. Сушеное мясо сильно отдавало рыбой, но она усвоила, что если дышать ртом, то запах и вкус сглаживаются. Каждый кусок она запивала большими глотками теплой кипяченой воды.

Она сидела в комнате одна – в небольшой пристройке к зданию невдалеке от трущоб. Вашер платил за нее несколько монет в день, хотя сейчас его не было. Он умчался по какому-то делу.

Покончив с едой, Вивенна откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Она достигла той степени изнеможения, когда и заснуть нелегко. То, что каморка была очень мала, тем паче не помогало. В ней даже не удавалось вытянуться в полный рост.

Вашер не преувеличил, когда сказал, что работа предстоит напряженная. Остановка за остановкой, встреча за встречей. Вивенна выступала перед идрийцами, урезонивала их, заклинала не подстрекать к войне Халландрен. Никаких ресторанов, как с Дентом. Никаких обедов с разодетыми людьми под охраной. Только усталые работяги, мужчины и женщины, группа за группой. Многие из них не роптали, а то и вовсе не проживали в трущобах. Но они были частью идрийской диаспоры в Т’Телире и могли повлиять на друзей и близких.

Вивенне они нравились. Она им сочувствовала. Такая деятельность пришлась ей куда больше по душе, чем прежняя, с Дентом, а Вашер, насколько она могла судить, вел себя честно. Она решила довериться чутью. Решение было ее личным и означало, что до поры она будет помогать Вашеру.

Он не спрашивал, охота ли ей продолжать, – просто водил ее с места на место, рассчитывая на поддержку. И Вивенна не подводила, встречаясь с народом и вымаливая прощение, как бы тяжело это ни давалось. Она не знала, сумеет ли исправить уже содеянное, но была готова попытаться. Такой решимостью она добилась некоторого уважения со стороны Вашера. Тот выказывал его куда неохотнее, чем Дент.

«Дент постоянно морочил мне голову». Вспоминать о нем было по-прежнему нелегко. Разум отказывался признать очевидное. Вивенна подалась вперед, уставившись на голую стену в своей клетушке. Ее затрясло. Хорошо, что она так напряженно трудилась. Это позволяло не думать о неприятных вещах.

Кто она? Кем себя считать, когда пошли прахом все ее прежние старания с ипостасями? Ее уже не назовешь самоуверенной принцессой Вивенной. Тот человек умер, остался в погребе при окровавленном трупе Парлина. Ее уверенность проистекала из наивности.

Теперь она понимала, как легко ее провели. Знала цену забвения и успела вкусить мрачных истин подлинной нищеты.

Да, но той, другой, она тоже не могла себя считать – бродягой, воровкой, забитой тварью. То была не она. Те недели казались сном, навеянным одиночеством и предательством, подпитанным превращением в бесцвет и удушающей болезнью. Притворяться, что это стало ее подлинным «я», – значит пародировать истинных обитателей улиц. Людей, среди которых она пряталась и кому старалась подражать.

Что же оставалось? Была ли она кающейся, кроткой принцессой, которая склоняла голову перед простонародьем и обращалась к нему с мольбой? Отчасти это тоже игра. Она искренне сожалела, но превратила сломленную гордыню в орудие. Снова не то.

Кто же она такая?

Ей стало тесно в крохотной комнатушке. Вивенна встала и распахнула дверь. Район был не захолустным, но и не процветал. Обычное место, где жили люди. Улица расцвечена достаточно, чтобы выглядеть гостеприимной, но здания маленькие, и в каждом – по нескольку семей.

Она пошла по улице, стараясь не слишком удаляться от снятой Вашером каморки. Миновала деревья, восхищаясь их цветением.

Что она за фигура? Что осталось, когда сорвали маску принцессы и отняли ненависть к Халландрену? Решимость. Она была неподдельна, и это Вивенне нравилось. Она заставила себя стать той, кем пришлось, чтобы выйти за Бога-короля. Стремясь к этой цели, она упорно трудилась и жертвовала собой.

Ханжой она тоже была. Теперь она познала подлинное смирение. По сравнению с ним ее прошлая жизнь казалась наглее и возмутительнее, чем любая цветастая юбка.

Она верила в Остра. Любила учение пяти видений. Смирение. Жертвенность. Чужое горе – превыше собственного. Но она начинала думать, что вместе со многими другими зашла в этой вере чересчур далеко и сама ее кротость стала формой гордыни. Теперь она поняла, что избрала ложный путь, сосредоточив веру на одежде, а не на людях.

Ей захотелось научиться пробуждать. Зачем? Что это вскрыло в ее личности? Ее религия отвергала подобное орудие. И только ли ради могущества она за него взялась?

Нет. По крайней мере, она так надеялась.

Оглядываясь на недавние события, Вивенна досадовала из-за постоянной беспомощности. И да, это казалось частью ее настоящего «я». Она была женщиной, которая готова на все, лишь бы увериться в своих силах. Вот почему она так усердно училась в Идрисе. Именно поэтому ей захотелось освоить пробуждение. Она стремилась познать как можно больше и подготовиться к возможным невзгодам.

Ей хотелось научиться всему. Пусть это дерзко, но правду не утаить. Она желала впитать все, что требовалось для выживания. Невежество оказалось самым унизительным изъяном за время ее пребывания в Т’Телире. Такой ошибки она больше не повторит.

Вивенна кивнула себе.

«Значит, пора упражняться», – подумала она, вернувшись в каморку. Достала веревку, которой связывал ее Вашер, – первую свою пробужденную вещь. Дох она уже вернула себе.

Вивенна вышла наружу, поигрывая зажатой меж пальцев веревкой. «Команды, которым меня научил Дент, – простые фразы. „Держи вещи“. „Защищай меня“». Он говорил о важности намерения. Пробудив свои путы, она заставила их двигаться, как часть собственного тела. Это было нечто большее, чем команда. Та оживляла, но намерение – сознательная инструкция – указывало цель и образ действий.

Вивенна остановилась у большого дерева с тонкими ветвями, которые под бременем цветов склонились до земли. Встав подле ветки, она дотронулась до ствола, чтобы воспользоваться цветом коры. Простерла руку с веревкой.

– Держи вещи, – скомандовала она, испустив дох. И ощутила укол паники, когда мир потускнел.

Веревка дрогнула, но пробуждение обесцветило не дерево, а тунику. Та посерела, а веревка змеей обвилась вокруг ветки. Дерево чуть хрустнуло, когда она затянулась туже. Однако свободный конец начал причудливо изгибаться.

Вивенна хмуро наблюдала, пока не сообразила, в чем дело. Веревка обмоталась вокруг руки, пытаясь удержать и ее.

– Остановись, – приказала Вивенна.

Ничего не произошло. Та продолжала затягиваться.

– Твой дох – ко мне.

Веревка замерла, и дох вернулся. Вивенна размотала ее. «Все в порядке, – подумала она. – Команда „держи вещи“ работает, но она довольно расплывчата. Веревка опутает не только то, что я хочу связать, но и пальцы. Что, если попробовать иначе?»

– Держи эту ветку, – скомандовала она.

Дох снова покинул ее. На сей раз в большем объеме. Брюки обесцветились, а веревка обвилась вокруг ветки. Свободный конец остался неподвижным.

Вивенна забрала дох обратно. Это, как объяснил Вашер, не вызывало потрясения, попросту возвращая к нормальному состоянию. Если провести без доха несколько дней, то восстановление сил окажется непомерной нагрузкой и захлестнет. Немного похоже на чрезмерно пахучий плод, от которого откусывают понемногу.

Она осмотрела одежду, совершенно серую. Из любопытства попробовала еще раз пробудить веревку. Ничего не вышло. Она подобрала палку и повторила. Теперь сработало, и палка лишилась цвета, хотя потребовалось намного больше дохов. Наверное, потому, что та была не особенно яркой. Древесный же ствол вообще не годился для извлечения красок. Очевидно, что нельзя обесцветить живой объект.

Вивенна оставила ветку в покое и вернулась в каморку за цветными носовыми платками Вашера. Затем опять пошла к дереву. Можно ли наполнить веревку дохом, а потом дать команду что-то держать? Как это вообще сформулировать?

– Держи вещи, которые я велела держать, – скомандовала она.

Без толку.

– Держи ветку, когда я велю.

Снова ничего.

– Держи все, что я скажу.

Тщетно.

Сзади раздался голос:

– «Держи, когда бросят».

Вивенна подскочила и крутанулась на месте. Позади стоял Вашер, державший Ночного Хищника острием вниз. На плече висела котомка.

Вивенна вспыхнула и оглянулась на веревку.

– Держи, когда бросят, – произнесла она, воспользовавшись для цвета платком.

Дох излетел, но веревка осталась вялой. Тогда Вивенна отшвырнула ее в сторону и попала в свисавшие ветви. Веревка мгновенно связала их и туго затянулась.

– Полезные слова, – оценила Вивенна.

Вашер вскинул бровь:

– Пожалуй. Хотя и опасные.

– Почему?

– Верни веревку.

Вивенна замешкалась, сообразив, что ветви слишком высоко и ей их не достать. Она подпрыгнула, но так и не дотянулась.

– Я предпочитаю веревки подлиннее, – сказал Вашер. Он перехватил Ночного Хищника за клинок и пригнул ветви изогнутой крестовиной. – Если всегда удерживать свободный конец, то волноваться не придется, она никуда не денется. Вдобавок ее можно пробуждать, когда нужно, а не запирать уйму дохов в веревке, которая еще неизвестно, понадобится ли.

Вивенна кивнула, извлекая из веревки дохи.

– Идем, – позвал Вашер, направившись к дому. – Ты достаточно постаралась, на сегодня зрелищ хватит.

Вивенна последовала за ним, увидев, что несколько прохожих стоят и глазеют на нее.

– Как они заметили? – спросила она. – Уж не настолько открыто я действовала!

Вашер фыркнул:

– А много ли народа в Т’Телире разгуливает в серой одежде?

Сгорая от стыда, Вивенна вошла за Вашером в каморку. Тот поставил на пол котомку и прислонил к стене Ночного Хищника. Вивенна посмотрела на меч. Ее слегка тошнило при каждом взгляде на него, и память о том, как сильно замутило от прикосновения, была по-прежнему свежа.

Да еще голос у нее в голове. Может, почудилось? Когда она спрашивала, Вашер привычно замыкался и категорически отказывался ответить.

– Разве ты не идрийка? – отвлек он ее, усевшись.

– Она самая, насколько я знаю.

– Для почитательницы Остра ты необычно увлечена пробуждением. – Он говорил с закрытыми глазами, головой прислонившись к двери.

– Я не очень хорошая идрийка, – ответила Вивенна, садясь. – Теперь. Я могу с равным успехом учиться пользоваться тем, что имею.

– Недурно, – кивнул Вашер. – Я никогда толком не понимал, почему остризм вдруг отвернулся от пробуждения.

– Вдруг?

Он снова кивнул, не размыкая век:

– До Панвойны было иначе.

– Серьезно?

– Конечно.

Он часто так изъяснялся – упоминая факты, которые казались ей надуманными, но тоном обыденным, словно доподлинно ведал, о чем говорит. Не предполагая и не колеблясь, как будто знал все на свете. Она понимала, почему ему порой бывало трудно поладить с людьми.

– Не важно, – сказал Вашер и открыл глаза. – Кальмаров всех уплела?

Она кивнула:

– Это были они?

– Да, – отозвался он, вынимая из котомки очередной оковалок сушеного мяса. – Еще хочешь?

Ее затошнило.

– Нет, благодарю.

Он помедлил, оценивая ее взгляд.

– А что? Я дал тебе плохой кусок?

Она мотнула головой.

– Тогда в чем дело?

– Ни в чем.

Он сдвинул брови.

– Ни в чем, я сказала. – Она отвернулась. – Просто я не очень люблю рыбу.

– Не очень любишь? Я кормлю тебя уже пять дней.

Она молча кивнула.

– И всякий раз ты ешь.

– Я завишу от вашей пищи. И не собираюсь жаловаться.

Нахмурившись, он откусил немного и начал жевать. Вашер был по-прежнему одет в рванье, почти в лохмотья, но Вивенна пробыла с ним достаточно долго и знала, что он держал одежду в чистоте. У него несомненно имелись средства на покупку новой, но он предпочитал вещи старые и ветхие. Неизменной оставалась и растительность на лице – не то щетина, не то бороденка. Она не отрастала больше, хотя Вивенна ни разу не видела, чтобы Вашер ее подравнивал. Как ему удавалось поддерживать нужную длину? Делал ли он это намеренно, или она присочиняла лишнее?

– Ты не такая, как я ожидал, – заметил Вашер.

– Была бы такой. Несколько недель назад.

– Сомневаюсь, – ответил он, вгрызаясь в мясной оковалок. – Такая сила духа не развивается за несколько недель на улице. На мученичество тоже не похоже.

Она посмотрела ему в глаза:

– Я хочу, чтобы вы рассказали мне больше о пробуждении.

Он пожал плечами:

– Что ты желаешь услышать?

– Даже не знаю, как на это ответить, – сказала Вивенна. – Дент научил меня нескольким командам, но в тот же день вы меня похитили.

Вашер кивнул. Он некоторое время сидел молча.

– Итак? – спросила она наконец. – Может быть, что-нибудь скажете?

– Я думаю.

Она состроила удивленную мину.

Он нахмурился:

– Я занимаюсь пробуждением очень и очень давно. Мне всегда бывает трудно объяснить. Не подгоняй меня.

– Ничего страшного, – сказала Вивенна. – Не спешите.

Глаза Вашера метнули в нее молнию.

– Одолжений мне тоже не нужно.

– Я не делаю одолжений, всего лишь вежливо говорю.

– Ну так в следующий раз будь вежлива и воздержись от снисходительного тона, – огрызнулся он.

«Снисходительность? – опешила Вивенна. – Не было ее!» Она уставилась на Вашера, а он все жевал сушеного кальмара. Чем дольше она находилась в его обществе, тем меньше боялась, зато раздражалась сильнее. «Он опасный человек, – напомнила себе принцесса. – Он усеял город трупами, применив свой проклятый меч, чтобы заставить людей резать друг дружку».

Несколько раз она подумывала о бегстве, но в итоге решила, что это глупо. Она не видела ничего дурного в его старании остановить войну, а мрачное обещание, которое он дал в подвале, прочно засело в памяти. Она поверила ему. Не без колебаний.

И с настоящей минуты намеревалась быть чуточку бдительнее.

– Ладно, – произнес он. – Пожалуй, так будет лучше. Мне надоело, что ты расхаживаешь со своей яркой аурой, которой даже не можешь воспользоваться.

– И?..

– И думаю, что нужно начать с теории. Существуют четыре разновидности биохроматических сущностей. Первая и самая выдающаяся – возвращенные. В Халландрене их называют богами, но я предпочитаю звать их «стихийными сознательными проявлениями биохромы в умерших носителях». Странно в них то, что они единственные биохроматические создания, которые возникают естественным путем, и это теоретически объясняет их неспособность использовать или жаловать свое достояние. Конечно, все живое обладает определенным количеством биохромы. Этим же может объясняться и то, что существа первого типа сохраняют сознание.

Вивенна моргнула. Она ожидала другого.

– Тебе интереснее существа второго и третьего типа, – продолжил Вашер. – Тип второй – это бессознательные проявления в умерших носителях. Их сотворение обходится дешево даже неумелыми командами. Таков закон биохроматического параллелизма: чем ближе носитель к живому существу, тем легче его пробудить. Биохрома есть жизненная сила, а потому тяготеет к образчикам жизни. Но это приводит нас к другому правилу – закону соизмеримости. Он гласит, что количество дохов, необходимое для пробуждения чего-либо, не обязательно соответствует силам пробужденного. Квадратик ткани и ее кусок, вырезанный в форме человека, потребуют совершенно разного объема дохов, но, когда их зарядят, будут, по сути, одинаковыми. Объяснение тут простое. Некоторые люди представляют себе, что пробуждать – это как налить воды в чашку. Ты льешь, пока чашка не наполнится, после чего объект оживает. Аналогия ошибочная. Вместо этого представь, что пробуждение – это как стук в дверь. Ты стучишь и стучишь, и одни двери отворить легче, чем другие, но если уж они открываются, то одинаково.

Он посмотрел на нее.

– Понятно?

– Ну… – Вивенна провела с наставниками все юные годы, но объяснения Вашера выходили за рамки даже их методов преподавания. – Немного мудрено.

– Так хочешь ты учиться или нет?

«Ты спросил, понятно ли мне, – подумала она. – И я ответила». Но вслух возражать не стала. Пусть лучше он говорит.

– Биохроматических существ второго типа в Халландрене называют безжизненными, – сказал Вашер. – От первого типа они отличаются в нескольких отношениях. Безжизненного можно создать по собственной воле, а для пробуждения нужно всего несколько дохов – примерно от одного до ста, в зависимости от команд. Заряжаясь, они питаются собственным цветом. После пробуждения у них не бывает ауры, но дох поддерживает их и устраняет потребность в еде. Они могут умереть и нуждаются в особом спиртовом растворе, чтобы сохранить дееспособность через несколько лет после пробуждения. Поскольку носитель органический, дох пристает к телу и не может быть изъят.

– О них мне немного известно, – сообщила Вивенна. – У Дента и его бригады есть безжизненный.

Вашер умолк.

– Да, – наконец сказал он. – Я знаю.

Вивенна наморщила лоб, заметив странное выражение на его лице. Несколько минут они посидели молча.

– Вы говорили о безжизненных и командах, – подтолкнула Вивенна.

Вашер кивнул:

– Команда нужна, чтобы пробудить их, как и все остальное. Командам учит даже ваша религия – она гласит, что именно Остр командует возвращенным вернуться.

Она тоже кивнула в ответ.

– Теорию команд понять нелегко. Возьмем, например, безжизненных. Нам понадобились столетия, чтобы открыть самые действенные способы перевести труп в состояние безжизненного. Даже сейчас мы не вполне понимаем процесс. Пожалуй, именно это – главное, что я хочу до тебя донести: биохрома сложна и большей частью нам непонятна.

– Что вы имеете в виду? – спросила Вивенна.

– Только то, что сказал, – пожал плечами Вашер. – Мы толком не знаем, что делаем.

– Но вы так искусны и точны в описаниях…

– Кое-что мы выяснили. Но пробуждающие существуют не так уж давно. Чем больше узнаешь о биохроме, тем лучше понимаешь, что куда большего мы не знаем. Почему так важны специальные команды и почему их надо произносить на своем родном языке? Что изначально оживляет сущности первого типа – возвращенных? Почему безжизненные так тупы, а возвращенные совершенно разумны?

Вивенна кивнула.

– Создание биохроматических существ третьего типа есть то, что мы традиционно и называем пробуждением, – продолжил Вашер. – Речь идет о проявлении биохромы в органическом носителе, который весьма далек от жизни. Лучше всего получается с тканью, хотя можно использовать и палки, соломинки и другие растительные материалы.

– А кости?

– Они ведут себя странно. Чтобы их пробудить, нужно намного больше дохов, чем для цельного тела, и они не так податливы, как материя. И все же дох пристает к ним довольно легко, поскольку они когда-то жили и сохранили память о жизни.

– Значит, идрийские истории об армиях скелетов не вымысел?

Он усмехнулся:

– О, от начала и до конца. Если хочешь пробудить скелет, надо правильно разложить все кости. Это немалый труд для объекта, на который уйдет от пятидесяти до сотни дохов. Цельные трупы куда предпочтительнее экономически, даже если дох пристает к ним так прочно, что уже не вернуть. Но я все же видел очень занятные штуки, которые проделывали с пробужденными скелетами. Так или иначе, сущности третьего типа отличаются от других. Это те самые предметы, которые обычно и пробуждают. Биохрома пристает к ним крайне слабо. В итоге приходится тратить уйму дохов – зачастую намного больше сотни. Преимущество, разумеется, в том, что дохи можно вернуть. Это позволило поставить массу опытов, которые пополнили представления о методах пробуждения.

– Вы говорите о командах? – уточнила Вивенна.

– Именно, – ответил Вашер. – Как ты убедилась, большинство примитивных команд срабатывает легко. Если приказать сделать то, что объекту по силам, и выразиться попроще, команда сработает.

– Я испытала несколько простых команд. На веревке. Ничего не вышло.

– Они могли казаться простыми, но были сложными. Простые команды укладываются всего в два слова. «Схвати что-нибудь». «Держи что-нибудь». «Иди вверх». «Иди вниз». «Обвейся вокруг». Но даже команды из двух слов бывают сложнее, и нужно поупражняться в умозрении, то есть в воображении. Ну, воспользоваться своим сознанием, чтобы…

– Это я понимаю, – сказала Вивенна. – Как сгибать мышцу.

Он кивнул:

– Допустим, команда «Защищай меня» тоже состоит из двух слов, но крайне сложна. Как и другие – например, «Достань что-нибудь». Предмет нужно правильно наставить. И тут начинаешь по-настоящему понимать, насколько мало мы знаем. Наверное, есть тысячи команд, которые нам неизвестны. Чем больше добавляешь слов, тем сложнее становится умозрение, а потому на открытие новой команды порой уходят годы.

– Как на открытие новой команды для сотворения безжизненных, – задумчиво подхватила Вивенна. – Триста лет назад тем, кто знал однодоховые команды, изготовление безжизненных обходилось намного дешевле, чем остальным. Это неравенство и привело к Панвойне.

– Да, – согласился Вашер. – Или, по крайней мере, стало одной из ее причин. Нужно понять, что мы еще дети, когда речь заходит о пробуждении. Дело осложняется тем, что многие люди, которые узнают новые важные команды, никогда ими не делятся и, вероятно, уносят знание в могилу.

Вивенна кивнула, отметив, что поучения Вашера по мере того, как он увлекся темой, стали более непринужденными и мягкими. Ее удивляла его осведомленность.

«Сидит на полу, жует сушеного кальмара, неделями не бреется и одевается в рубище, что того и гляди развалится. А похож на ученого лектора. Ходит с мечом, который курится черным дымом и заставляет людей убивать друг друга, но упорно старается остановить войну. Кто он такой?»

Вивенна глянула в сторону, где стоял прислоненным к стене Ночной Хищник. Возможно, дело было в обсуждении технических аспектов биохромы или просто в ее растущем подозрении, но она начала понимать, в чем загвоздка с этим мечом.

– А какой четвертый тип? – спросила Вивенна, вернувшись взглядом к Вашеру.

Тот промолчал.

– Первый тип – человеческий труп, наделенный разумом, – сказала она. – Второй – он же без разума. Третий – пробужденный неразумный предмет вроде веревки. А можно ли создать пробужденный разумный предмет? Как возвращенного, но только не в человеческом теле?

Вашер встал:

– На сегодня достаточно.

– Вы не ответили на вопрос.

– И не собираюсь. И не советую задавать его снова. Понятно? – Он пронзил ее взглядом, и ее зазнобило от его резкого тона.

– Хорошо, – сказала она, но глаз не отвела.

Он невнятно буркнул себе под нос, полез в котомку и вытащил какой-то предмет:

– Вот, принес тебе кое-что.

Он бросил на пол длинный сверток. Вивенна встала, подошла и развернула тряпицу. Внутри оказался узкий, хорошо надраенный дуэльный клинок.

– Я не умею им пользоваться.

– Так научись, – сказал Вашер. – Если умеешь драться, то и неприятностей меньше. Я не обязан каждый раз выручать тебя из беды.

Вивенна вспыхнула:

– Только однажды и выручили.

– Повторится.

Она нерешительно взяла вставленный в ножны меч и удивилась, какой он легкий.

– Идем, – сказал Вашер. – Я подготовил новую встречу.