38

Жаворонок сидел на краю постели, уставившись в пол. Он тяжело дышал, его лоб густо покрылся потом.

Лларимар бросил взгляд на младшего писца, который опустил перо. Слуги сгрудились у стен опочивальни. По требованию Жаворонка они разбудили его необычно рано.

– Ваша милость? – позвал Лларимар.

«Чепуха, – подумал Жаворонок. – Мне снится война, потому что я о ней размышляю. Это никакое не пророчество и возникает не потому, что я бог».

Сон был предельно реален. Сам Жаворонок стоял безоружным на поле брани. Вокруг него гибли солдаты. Товарищ за товарищем. Он близко знал каждого.

«Война с Идрисом не была бы такой. Воевать пришлось бы безжизненным».

Он не хотел признать, что во сне его друзья не носили красочных одежд. Он смотрел глазами не халландренского, а идрийского солдата. Возможно, как раз поэтому случилась такая бойня.

«Идрийцы нам угрожают. Мятежные отщепенцы держат второй престол в границах Халландрена. Их нужно разгромить».

«Они этого заслуживают».

– Ваша милость, что вы увидели? – снова спросил Лларимар.

Жаворонок прикрыл глаза. Его посетили и другие видения. Повторяющиеся. Пылающая красным пантера. Буря. Юное женское лицо, поглощаемое тьмой. Пожираемое заживо.

– Я видел Рдянку, – ответил Жаворонок, рассказывая лишь заключительную часть сна. – С красным горящим лицом. Видел тебя, ты спал. И еще – Бога-короля.

– Бога-короля? – взволнованно повторил Лларимар.

Жаворонок кивнул:

– Он плакал.

Писец записал видения. Лларимар в кои-то веки не стал допытываться дальше. Жаворонок встал, усилием воли изгоняя из мыслей образы. Но он не мог игнорировать слабость в теле. Наступил день его трапезы, и ему предстояло вобрать дох или умереть.

– Мне понадобятся вазы, – сказал Жаворонок. – Две дюжины, для каждого божества, расписанные в их цвета.

Лларимар отдал распоряжение, даже не спросив, зачем это нужно.

– И камешки, – добавил Жаворонок, пока слуги его одевали. – Много.

Лларимар кивнул. Будучи одет, бог повернулся к выходу. В очередной раз готовый насытиться детской душой.

Жаворонок бросил камешек в вазу. Та отозвалась слабым звоном.

– Отлично, ваша милость, – похвалил Лларимар, стоявший рядом у кресла.

– Ничего особенного, – отозвался он, бросая второй камешек.

Снаряд немного не долетел до цели, и слуга, метнувшись вперед, положил его в соответствующий сосуд.

– Похоже, я в форме, – заметил Жаворонок. – Каждый раз успеваю.

После свежего доха ему стало намного лучше.

– В самом деле, ваша милость, – согласился Лларимар. – По-моему, к нам идет ее милость богиня Рдянка.

– Хорошо, – отозвался Жаворонок, бросая очередной камешек. На сей раз он попал. Конечно, вазы стояли всего в нескольких шагах от его кресла. – Блесну мастерством в метании камешков.

Он расположился на лужайке, продуваемой прохладным ветерком. Его шатер установили аккурат во дворовых воротах. Ему была видна стена, не позволявшая взглянуть на город. С такой помехой зрелище получалось весьма удручающим.

«Уж если держат нас взаперти, могли бы хоть оказать любезность и обеспечить красивую панораму», – подумал он.

– Во имя Радужных тонов – что ты делаешь?

Жаворонку не понадобилось смотреть – он и так знал, что Рдянка стоит рядом, уперев руки в бока. Он метнул камешек.

– Знаешь, – сказал он, – меня всегда удивляла одна вещь. Когда мы произносим подобные слова, непременно поминаем цвета. Почему не воспользоваться нашими именами? Мы же считаемся богами.

– Большинство богов не любит, когда в призывах и клятвах поминают их имена, – ответила Рдянка, садясь подле него.

– По мне, так они слишком напыщенные, – заметил Жаворонок, метнув камешек. Промахнулся, и в вазу его положил слуга. – Лично мне бы такие клятвы польстили. Жаворонок Отважный! Или – клянусь Жаворонком Отважным! По-моему, чуть трудно выговорить. Наверно, можно сократить до Жаворонка!

– Клянусь, ты с каждым днем все более странный, – сказала она.

– Вообще-то, нет, – возразил он. – В этом конкретном утверждении ты вовсе не клянешься. Если только не предлагаешь нам клясться личными местоимениями. «Ты!» Тогда получится: «Во имя тебя – что ты делаешь?»

Она буркнула невнятное.

Он взглянул на нее:

– Пока я твоего недовольства ничем не заслуживаю. Я еще только начал. Тебя должно раздражать что-то другое.

– Всематерь, – ответила она.

– Что, так и не отдает тебе команды?

– Теперь отказывается даже разговаривать со мной.

Жаворонок бросил камешек в вазу.

– Ах, если бы Всематерь знала, сколь освежающе действует раздражение, которого она себя лишает, отказываясь от общения!

– Я никому не докучаю! – вспылила Рдянка. – Я правда была с нею довольно обходительна.

– Тогда подозреваю, что загвоздка в тебе, – сказал Жаворонок. – Мы боги, моя милая, и быстро устаем от нашего бессмертного бытия. В эмоциях, понятно, мы ищем крайностей – не важно, приятных или нет. В определенном смысле значение имеет лишь абсолютная величина эмоции, а не ее положительный или отрицательный заряд.

Рдянка не ответила. Замолчал и Жаворонок.

– Жаворонок, дорогой, – сказала она наконец. – Во имя тебя – что это значило?

– Я точно не знаю. Само вырвалось. Впрочем, я могу представить смысл умозрительно. С цифрами.

– Ты здоров? – спросила она с искренним беспокойством.

В его сознании ожили картины боев. Лучший друг – человек, которого он не знал, – умирал, пораженный в грудь мечом.

– Не уверен, – ответил Жаворонок. – В последнее время мне многое странно.

Рдянка помолчала.

– Хочешь, вернемся ко мне во дворец и пошалим? Мне от этого всегда бывает лучше.

Улыбнувшись, он бросил камешек.

– Ты, милая, неисправима.

– Я же богиня страсти, ради тебя святого, – напомнила она. – Мне надо играть свою роль.

– В последний раз, когда я справлялся, ты была богиней честности.

– Честности и откровенных эмоций, мой дорогой, – проворковала Рдянка. – И позволь мне заметить, что страсть – одно из самых искренних чувств. Ладно, давай о тебе – что ты делаешь с этими дурацкими камешками?

– Считаю, – ответил он.

– Свои глупости?

– Их, – кивнул Жаворонок, бросая опять, – и жрецов, которые проходят в ворота наряженными в цвета того или иного бога или богини.

Рдянка наморщила лоб. День был в разгаре, и в ворота туда и обратно постоянно сновали слуги и разного рода актеры. Однако жрецы и жрицы появлялись лишь изредка в случае, если их призывали пораньше посетить богов.

– Каждый раз, когда входит служитель какого-то бога, я бросаю камешек в соответствующую вазу, – объяснил Жаворонок.

Рдянка проследила за следующим камешком, который он метнул и промазал. Слуги, как было велено, подобрали его и положили по назначению. В лилово-серебристую вазу. В сторонке лужайку пересекла жрица Утешителя, спешившая во дворец своего бога.

– Я в тупике, – призналась наконец Рдянка.

– Это просто, – сказал Жаворонок. – Видишь кого-нибудь в пурпуре – швыряешь камешек в вазу того же цвета.

– Да, милый. Но зачем?!

– Естественно, чтобы следить, сколько жрецов каждого бога приходит во двор, – ответил Жаворонок. – Дело замедлилось, теперь они текут слабой струйкой. Шныра, тебе не сложно посчитать?

Лларимар поклонился, кликнул нескольких слуг и писцов, велел им перевернуть вазы и сосчитать камешки.

– Мой милый Жаворонок, – проговорила Рдянка. – Я искренне прошу простить меня за то, что в последние дни мало думала о тебе. Всематерь грубо не отвечала на мои предложения. Если мое невнимание повредило твой хрупкий рассудок…

– Благодарю, мой рассудок в полном порядке, – перебил ее Жаворонок, садясь прямо и наблюдая, как слуги пересчитывают камешки.

– Тогда, наверное, ты вконец заскучал, – продолжила Рдянка. – Тебя надо развлечь.

– Я отлично развлекаюсь. – Он улыбнулся еще до того, как завершился подсчет.

Меньше всего камешков досталось Милосердной.

– Жаворонок? – окликнула его Рдянка.

Ее игривость начисто испарилась.

– Сегодня я пораньше призвал жрецов и занял позицию здесь, у ворот, еще до восхода солнца, – ответил Жаворонок, глядя на нее. – Мы считали, наверно, часов шесть.

Лларимар вручил Жаворонку список богов и жрецов, прибывших в одежде соответствующих цветов. Изучив его, Жаворонок кивнул.

– И что? – спросила Рдянка.

– И то. Я собираюсь отправить слуг во дворец Милосердной – пусть подсчитают, сколько там жрецов. Подозреваю, что уже знаю ответ. У Милосердной их не меньше, чем у всех. Они попадают во двор иным путем.

Рдянка взирала на него все так же недоуменно, но затем лицо ее прояснилось.

– По туннелям?

Жаворонок кивнул.

Рдянка со вздохом откинулась на спинку кресла.

– Что ж, по крайней мере, ты не свихнулся и не заскучал. Ты всего-навсего одержим.

– В этих туннелях, Рдянка, что-то происходит. И это имеет отношение к убитому слуге.

– Жаворонок, у нас есть дела гораздо важнее! – Рдянка покачала головой, приложив руку ко лбу, как будто у нее могла болеть голова. – Не могу поверить, что ты до сих пор возишься с этой историей. Честно! Королевство стоит на пороге войны, и твое положение в ассамблее впервые становится важным, а тебя заботит, какой дорогой приходят во двор жрецы?

Жаворонок ответил не сразу.

– Тогда, – сказал он наконец, – позволь мне изложить мои соображения.

Он потянулся и поднял с пола стоявшую у лежака коробочку. Воздел ее выше, показывая Рдянке.

– Коробка, – бесцветно откомментировала она. – Очень веский аргумент.

Он снял крышку, и внутри оказалась маленькая серая белка. Она сидела совершенно неподвижно, уставившись вперед, и ветерок колыхал ее мех.

– Безжизненный грызун, – сказала Рдянка. – Да, это намного серьезнее. Я чувствую, что уже колеблюсь.

– Человек, который вломился во дворец Милосердной, использовал эту штуку для отвлекающего маневра, – продолжил Жаворонок. – Ты знаешь, дорогая, как взламывать безжизненных?

Она пожала плечами.

– Я тоже не знал, пока не приказал моим жрецам взломать этого. Очевидно, нужны недели для того, чтобы обрести власть над безжизненным, не зная нужных кодовых слов. Я даже толком не понимаю, как это делается, – что-то связанное, видимо, с дохами и пытками.

– С пытками? Безжизненные ничего не чувствуют.

Жаворонок тоже повел плечом.

– Так или иначе, слуги взломали мне этого. Чем сильнее и опытнее пробуждающий, создавший безжизненного, тем труднее взломать его детище.

– Вот почему нам нужны команды Всематери, – подхватила Рдянка. – Если с ней что-нибудь случится, ее десять тысяч окажутся для нас бесполезными. Для взлома такой оравы потребуются годы!

– Коды есть еще у нескольких ее жриц и у Бога-короля, – сказал Жаворонок.

– Ага, – кивнула Рдянка, – и ты воображаешь, что он возьмет и передаст их нам? Если нас вообще к нему подпустят!

– Я лишь объясняю, что одним-единственным убийством всю нашу армию не разрушить, – ответил Жаворонок, приподняв белку. – Не в этом дело. Сотворивший это существо обладал немалым количеством дохов и знал, что делает. Заменил кровь ихорным спиртом. Наложил безупречные швы. Команды, управлявшие грызуном, были крайне мощны. Это шедевр биохроматического искусства.

– И что с того? – спросила Рдянка.

– И он его выпустил во дворце Милосердной. Совершил отвлекающий маневр, стремясь проникнуть в туннели. За ним последовал кто-то еще, и этот второй убил человека, чтобы тот не рассказал об увиденном. Что бы ни находилось в туннелях и куда бы они ни вели, это стоит потраченного доха. И убийства.

Рдянка покачала головой:

– Мне все равно не верится, что это тебя волнует.

– Ты сказала, что знаешь о туннелях. Я велел Лларимару поспрашивать – оказалось, и другим о них известно. Они якобы используются как складские помещения. Их приказали построить разные боги и в разные периоды придворной истории. Но, – возбужденно продолжил Жаворонок, – это прекрасные места и для тайных операций! Двор находится вне юрисдикции обычной городской стражи. Каждый дворец подобен маленькому независимому государству! Расширить несколько погребов, чтобы туннели соединились с другими, да подкопаться под стены, чтобы тайно приходить и уходить…

– Жаворонок, – перебила его Рдянка, – если там происходит нечто настолько секретное, почему жрецы пользуются этими ходами, чтобы попасть во двор? Разве это не покажется слегка подозрительным? Я хочу сказать, что если уж ты заметил, то неужели другим это трудно обнаружить?

Жаворонок осекся и немного покраснел.

– Конечно, – сказал он. – Я так увлекся, притворяясь полезным, что напрочь забылся! Спасибо, что напомнила, какой я болван.

– Жаворонок, я не хотела…

– Нет, все совершенно правильно, – возразил он, вставая. – Зачем заморачиваться? Мне нужно вспомнить, кто я такой: Жаворонок, ненавистный самому себе бог. Самая никчемная личность, какой когда-либо даровали бессмертие. Только ответь на один вопрос.

Рдянка помедлила.

– Какой же?

– Почему? – спросил он, глядя на нее. – Почему мне ненавистно быть богом? Почему я веду себя так легкомысленно? Почему я подрываю свой авторитет? Зачем?

– Я всегда полагала, что тебя забавляет контраст.

– Нет, Рдянка, я был таким с самого первого дня. Пробудившись, я отказался поверить, что стал богом. Отказался занять свое место в пантеоне и при дворе. С тех пор я и вел себя соответственно. И насколько я вправе судить, здорово поумнел за прошедшие годы. Что к делу не относится. Я должен сосредоточиться лишь на одном важном сейчас вопросе – «почему?».

– Не знаю, – призналась она.

– Я тоже. Но кем бы я ни был раньше, тот человек старается проявиться. Он упорно нашептывает мне, вынуждает раскапывать тайну. Все время напоминает, что я не бог. Постоянно подталкивает меня заниматься этим делом с легкомысленным видом. – Жаворонок покачал головой. – Не знаю, кем я был, – никто не говорит. Но у меня зарождаются подозрения. Я был человеком, который не смог бы сидеть сложа руки и смотреть, как нечто необъясненное уплывает в туман забвения. Я ненавидел секреты. А сколько их при дворе, я только сейчас начинаю понимать.

Рдянка выглядела растерянной.

Жаворонок направился к выходу из шатра, и слуги поспешили следом.

– А теперь прошу прощения, – сказал он на ходу, – но у меня есть дело.

– Какое? – вопросила Рдянка, вставая.

– Навестить Всематерь, – бросил он через плечо. – Надо разобраться кое с какими командами для безжизненных.