Телефон Эда оказался занят. Я не на шутку испугалась. Отступив и пропуская следующего посетителя в очереди, я снова набрала номер мужа.

– Лили?

Слава богу!

– Что случилось? – выпалила я.

– Ничего! – радостный голос выдавал наплыв эмоций.

Меня накрыло волной облегчения.

– Ты занята?

Странный вопрос. Эд же знает, я всегда занята. Портретная галерея – настоящий бунт с моей стороны: мне сейчас полагается быть в офисе.

– Отдыхаю часок после заседания.

– Вы выиграли? – С годами Эд научился проявлять живой интерес к моей работе.

– Выиграли, – ответила я с гордостью.

– Отличная работа, – искренне похвалил он. – Можешь ко мне подъехать?

– Зачем? Чтобы на тебя посмотреть?

– У меня сюрприз.

– Приятный?

– Очень.

Меня, словно ребенка, охватило любопытство.

– Ну, минут сорок я могу выкроить, – отозвалась я, выходя из музея на улицу.

Галерея Эда занимает старый подвал, в котором, по уверениям мужа, кроется огромный потенциал, особенно в чудесной резной викторианской колонне посередине.

На открытие собралось много народу: анонимный покупатель (даже Эду не назвали его имени, сделка совершалась через дилера) расшевелил интерес публики. Когда клиенты спрашивали, не прихожусь ли я родственницей художнику Эду Макдональду, я с гордостью отвечала, что это мой муж. Но прошло меньше года, и интерес уменьшился: акриловые краски, кричащие тона и широкие резкие мазки мало кому пришлись по вкусу.

Нелестные рецензии задевали Эда за живое, лишая уверенности. На днях он принес домой три бутылки красного вина.

– Я же не сразу все выпью, – с вызовом заявил он.

Я промолчала. Я знаю, что у мужа есть недостатки, но ведь и я не без греха. Мы спокойно поужинали вместе, как всегда в будни, без визга Тома, возмущающегося, что кто-то испортил его тарелку, положив по ошибке на нее горошину («Я же вам говорил, я ненавижу зеленый цвет!»).

Ему бы сейчас еще одну удачную сделку, чтобы укрепить самооценку и оплатить расходы. Может, думала я, осторожно спускаясь по узким каменным ступенькам, потому-то он и выдернул меня с работы? Нашелся новый покупатель?

В галерее я сразу увидела затылок мужа. От этого во мне родилось ощущение спокойствия и удовлетворения.

– Лили! – Эд повернул голову, произнеся мое имя так, словно я его знакомая, которую он давно не видел, а не жена, которую он не далее чем утром поцеловал на прощание. – Угадай, кто час назад пришел к нам в галерею?

Из-за колонны вышла миниатюрная женщина с гладким черным каре – копия моего, за исключением цвета. Но женщина была совсем молоденькой – чуть за двадцать. Широкая сияющая улыбка на блестящих пухлых губах приоткрывала мясистые молодые десны. Широкий гладкий лоб. Очень красивая, но не стандартной красоты. На такое лицо можно заглядеться. Я вдруг начала теребить свой серебряный браслет с необъяснимым беспокойством.

– Здравствуйте, Лили! – нараспев сказала девушка и вдруг расцеловала меня в обе щеки, после чего отступила на шаг.

Внутри у меня прошел холодок, будто невидимый нож рассек меня надвое.

– Вы меня не помните? Я Карла!

Маленькая Карла, жившая в соседней квартире больше десяти лет назад, когда мы с Эдом только поженились? Застенчивая, но вместе с тем не по годам развитая девочка, чья красавица мамаша крутила роман с Тони Гордоном? Карла, она же «Маленькая итальянка»? Как же она превратилась в эту самоуверенную молодую женщину с блестящими губами и безукоризненным цветом лица, с продолговатыми кошачьими глазами, элегантно подведенными? А какое самообладание! Мне потребовалось много лет, чтобы достичь такой уверенности в себе.

Но, конечно же, это Карла. Франческа в миниатюре, за исключением длинных локонов. Копия своей матери-одиночки из седьмой квартиры.

– Где же ты была все это время? – вырвалось у меня. – Как поживает твоя мама?

Прелестное, напоминающее жеребенка создание опустило подбородок и чуть склонило голову набок, словно раздумывая над моим вопросом.

– Мама прекрасно, спасибо. Она в Италии. Мы там уже довольно давно…

– Карла нас разыскивала, она нам писала, – перебил Эд.

Я задышала ровно, совсем как в суде, когда надо проявить особую осторожность.

– Вот как?

Это не ложь, а всего лишь вопрос.

– Дважды. – Карла смотрела на меня в упор.

Я вспомнила первое письмо с итальянской маркой, которое пришло на наш прежний адрес год назад и было передано нам новыми жильцами.

Моим первым побуждением было выбросить письмо, как и все другие послания с просьбами дать денег, которые мы постоянно получаем. Люди считают, что, если имя художника у всех на слуху, значит, он богат. В действительности даже с долей в трастовом фонде, выгодной продажей картины и моей зарплатой мы не живем на широкую ногу. Платежи за квартиру и галерею съедают львиную долю доходов, а тут еще дорогостоящее лечение для Тома и его неопределенное будущее.

Я, как всякий нормальный человек, не против помощи людям, но если дать деньги одному, что начнется? Однако Карла – другое дело. Она права, в какой-то мере своим успехом мы обязаны ей.

Год назад я почти решилась на разговор с Эдом, но тут как раз вышла язвительная критическая рецензия, в которой прямо спрашивалось: с какой стати столько отваливать за «грубую акриловую мазню, каких полно на Монмартре»? Муж был сильно задет. Я долго убеждала его, что критик ошибается, а письмо Карлы отложила до лучших времен.

Но затем пришло второе, на адрес галереи, где Эд выставлял свои работы. К счастью, когда его переслали нам домой, я столкнулась с почтальоном по дороге на работу. Узнав марку и почерк, я сунула конверт в портфель и вскрыла его в офисе. Письмо было написано уже агрессивнее. Требовательнее. Честно говоря, оно меня испугало: я чувствовала за этим руку Франчески. Если дать маме с дочкой энную сумму, они уже не отвяжутся.

Я снова отложила письмо, солгав себе, что займусь им «рано или поздно», и благополучно забыла о нем. Это было неправильно, теперь я понимаю. Но если бы я написала ответ, объяснив Карле наше финансовое положение, она могла бы и не поверить.

– Мы беспокоились, когда вы так неожиданно съехали, – говорил Эд. – Почему вы не сказали, куда уезжаете?

Его вопрос вернул меня в тот вечер, когда я в последний раз видела Карлу, к скандалу между Тони, Франческой и мною, подогретый тем, что я тогда как раз решала, разводиться с Эдом или нет.

– Да, – сказала я, скрипнув зубами, – мы очень о вас волновались. – Я взглянула на картины за спиной Карлы. Трудно было не обратить внимания, что весь зал увешан ее детскими портретами. – Как вам нравятся эти работы? – Можно позволить себе маленькую провокацию, чтобы Карлу оставила ее настороженность. Да и я буду выглядеть более невинно в этой истории с оставшимися без ответа письмами.

Девушка вспыхнула густым румянцем.

– О, очень красиво! – Она покраснела еще ярче. – То есть не в том смысле, что я красивая, а, ну, вы понимаете…

– Но ты очень красива, – вмешался Эд. – Прелестный ребенок! Мы оба так считали, правда, Лили?

Я кивнула.

– Помнишь твой портрет, который Эд представил на конкурс? Он занял третье место. Тогда его не купили, но недавно картина ушла к какому-то коллекционеру. – Говоря это, я пристально смотрела на Карлу.

В письмах она упоминала и конкурс, и продажу картины, но сейчас с деланым удивлением ахнула, прикрыв пальцами рот. Ногти и губы искусно выкрашены в одинаковый розовый цвет. Ноготки идеально овальной формы. Ни одного скола на лаке.

– Потрясающе! – восхитилась она.

Возможно, сейчас ей неловко за требовательный тон второго письма, которое, как она думает, мы не получили. Это можно понять.

– Вот почему я пытался тебя отыскать, – пылко прибавил Эд.

Это для меня новость. Но иногда Эд ради красного словца скажет и не такое.

– Я выручил крупную сумму, – молол языком мой муж, заходясь не просто от восторга, а прямо-таки от настоящей эйфории. Я знаю эти признаки: сейчас он способен на любое безрассудство. Я тронула его за локоть в надежде, что он опомнится, но Эд выпалил: – И смог открыть собственную галерею!

Он осекся, и я поняла, что мы с ним думаем об одном и том же (такое с нами часто бывает, как у многих пар, которые прожили в браке достаточно долго).

– Мы должны отблагодарить тебя, – нехотя сказала я, смирившись с благородным жестом, пусть это нам было и не по карману.

– Безусловно, – согласился Эд.

Он не смотрел на меня, но я читала его мысли, как со страницы раскрытой книги. Сколько он ей должен? Сколько мы можем себе позволить?

– Где ты остановилась? – спросила я Карлу, чтобы выиграть время.

– В хостеле в Кингс-Кросс, – вздохнула Карла. – Там столько тараканов…

Уверенная в себе особа исчезла. Передо мной стояла молоденькая девушка, покинувшая свою родину и с трудом привыкающая к городу, который сильно изменился за десять лет. Я перестала думать, какую сумму мы ей дадим и как мне неловко в присутствии этого живого напоминания о прошлом. Мне снова захотелось ей помочь – отчасти из чувства вины.

– Ты обязательно должна у нас поужинать.

– Да-да! – Эд засиял, как медная монета.

Мысленно он уже ее рисовал. Отличная идея – повзрослевшая «Маленькая итальянка». Никаких кудряшек – гладкое каре. Новый стиль. Пастель, а не акрил. Эд поговаривал о смене живописной манеры… Мне вдруг показалось, что появление Карлы в нашей жизни – как раз то, чего моему мужу недоставало для творческого подъема.

– Приходи сегодня, – с разгону пригласил Эд.

Нет, это чересчур. Мне надо с ним поговорить.

– Как раз сегодня не очень удобно, – сказала я, шаря в сумке в поисках ручки. – Дай мне свой телефон, я тебе позвоню.

Карла с готовностью написала номер.

– В колледже скоро начнутся занятия, но я выберу время. – Она выпрямилась. – Я защитила в Италии диплом юриста и теперь намерена пройти курс обучения в Англии и подтвердить свой диплом. Я буду как вы, Лили!

Почему мне вдруг стало трудно дышать? Почему мне показалось, что эта красивая девушка посягает на мою территорию? Это моя вотчина, а не ее!

– Тебе придется выдержать очень жесткую конкуренцию, – услышала я свой голос. – В этой сфере не прощают ни малейших промахов. Ты действительно этого хочешь?

– Вы стали моим кумиром! – Глаза Карлы засверкали. – Я помню знаменитое дело о трагедии из-за бойлера, которое вы как раз вели, пока Эд меня рисовал. Я изучала этот процесс в университете. Как звали обвиняемого – Джо Томас? Вы твердили, что он невиновен, и клялись заставить весь мир в этом убедиться…

Ее речь показалась мне заранее отрепетированной. Значит, Карла приехала не просто так? Или у меня разыгралось воображение при имени человека, которого я всячески стараюсь забыть?

Усилием воли я отогнала мысль о сегодняшнем телефонном разговоре с Джо Томасом.

– Лили будет помогать тебе с учебой, – влез в разговор Эд. Он как ребенок – старается угодить. Я понимаю почему. Он чувствует себя обязанным. В конце концов, на этой девочке он построил свою карьеру.

– Созвонимся и договоримся об ужине у нас дома. – Я вложила ей в ладонь свою визитку. – А пока вот наши координаты.

– И это возьми, – муж сунул Карле двадцатифунтовую банкноту. – От метро возьмешь такси.

– Эд, – сказала я, стараясь держаться спокойно, – можешь прийти сегодня пораньше? Нам надо кое-что обсудить.

Он замолчал, стараясь поймать мой взгляд. Кое-что обсудить. Кое о чем нужно поговорить. Всякий раз, когда мы произносили эту фразу, речь шла о серьезных вещах. О нашем браке. О тесте на беременность. О диагнозе Тома. А теперь о том, сколько мы заплатим Карле.

– Конечно, – неуверенно ответил он. – Я буду дома, когда ты придешь. – Он засмеялся. – Моя жена теперь важная птица, днюет и ночует в офисе. У нее там даже одеяло есть!

Сарказма от него я не слышала много лет. Ночевать на работе я еще не начала, просто часто поздно возвращаюсь домой. А как иначе, если я один из старших партнеров фирмы?

– Мы еще кое-чего не сказали Карле, – произнесла я.

Эд нахмурился:

– То есть?

Ох уж эти художники… Всегда-то они умеют отгородиться от реальности.

– У нас есть ребенок. Сын. – У меня это вышло неуверенно, как всегда, когда я говорю незнакомым людям, что у меня есть сын. – Его зовут Том.

– Правда? – взгляд Карлы смягчился. – Я очень хочу с ним познакомиться.