Уайлен склонился над раковиной и плеснул в лицо холодной водой. Всего через пару часов начнется аукцион. Они покинут номер отеля перед рассветом. Было крайне важно, чтобы, если кто-то будет искать Иоганна Ритвельда после аукциона, он увидел бы, что тот давно съехал.

Уайлен кинул последний взгляд на позолоченное зеркало в ванной. Лицо, смотревшее на него, снова стало знакомым, но кто он на самом деле? Преступник? Беглец? Паренек, который неплохо – более чем неплохо – разбирался во взрывчатке?

Я – сын Марьи Хендрикс.

Он подумал о своей матери – одинокой, брошенной вместе со своим неполноценнным ребенком. Неужели она была недостаточно молода, чтобы родить достойного наследника? Знал ли его отец уже тогда, что захочет навсегда избавиться от любых доказательств существования Уайлена?

Но он знал ответ. Только он может позаботиться о том, чтобы его отец получил по заслугам за свои злодеяния. Только он может освободить маму.

Уайлен изучал свое отражение в зеркале. Папины глаза. Мамины кудри. Ему нравилось временно побыть кем-то другим, забыть, что он – Ван Эк. Но больше он прятаться не намерен. С тех пор, как Прайор сомкнул руки на его горле, он пустился в бега. Или, возможно, это началось задолго до попытки убийства, в те дни, когда он сидел в кладовой или сворачивался на подоконнике за шторой, надеясь, что все забудут о его существовании, что нянечки просто пойдут домой, что его преподаватели так и не придут.

Отец хотел, чтобы Уайлен исчез. Исчез так же, как исчезла его мама. Долгое время Уайлен хотел того же. Но все изменилось, когда он пришел в Бочку, нашел свою первую работу, познакомился с Джеспером, Казом и Инеж, когда он наконец понял, что чего-то стоит.

Ван Эк не получит желаемого. Уайлен никуда не пропадет.

– Я здесь ради нее, – сказал он зеркалу.

Розовощекого мальчика, смотрящего на него, это явно не впечатлило.

Солнце только начало вставать, а Пим уже вел Уайлена и Колма через черный выход отеля и по ряду запутанных улочек к площади перед Биржей. В любой другой день пекарня на Берштрате была бы уже открыта, готовясь обслуживать торговцев, направляющихся на Биржу. Но аукцион изменил обычный порядок вещей, и пекарь закрыл магазин, возможно, надеясь занять местечко поближе, чтобы посмотреть на торги.

В течение долгой мучительной минуты они стояли у двери на пустынной площади, пока Пим возился с замком. Уайлен вдруг осознал, что уже привык к ловкости, с какой Каз вламывался в закрытые помещения. Дверь распахнулась с чересчур громким звяканьем, и они зашли внутрь.

– Ни траура, – сказал Пим. Затем исчез за дверью прежде, чем Уайлен успел ответить.

Стеллажи пекарни были пусты, но в воздухе все еще витал запах хлеба и сахара. Уайлен и Колм сели на полу, прижавшись спинами к полкам, и попытались устроиться поудобнее. Каз оставил им строгую инструкцию, и нарушать ее было не в интересах Уайлена. Иоганна Ритвельда больше никогда не должны видеть в городе, и Уайлен точно знал, что сделает его отец, если обнаружит сына, плутающего по улицам Кеттердама.

Они сидели в тишине в течение нескольких часов. Колм задремал. Уайлен тихо напевал себе под нос мелодию, которая давно крутилась в его голове. Ей понадобятся ударные, что-то с «бах-бах-бах», как выстрелы.

Он осторожно выглянул в окно, увидел несколько людей, направляющихся к Церкви Бартера, скворцов, приземляющихся на площадь, и дальше, всего в паре сотен ярдов, вход в Биржу. Ему не нужно было уметь читать, чтобы распознать слова, выгравированные над аркой. Его отец цитировал их бесчисленное количество раз: «Enjent, Voorhent, Almhent». Трудолюбие, Честность, Процветание. С двумя из трех пунктов Ян Ван Эк хорошо справился.

Уайлен не заметил, что Колм проснулся, пока тот не сказал:

– Что заставило тебя соврать за моего сына в тот день в гробнице?

Парень опустился обратно на пол. Он тщательно подбирал слова.

– Наверное, я понимаю, каково это – совершать ошибки.

Колм вздохнул.

– Джеспер часто ошибается. Он безрассудный, глупый и склонный шутить не к месту, но… – Уайлен ждал. – Я хочу сказать, что от него много проблем, очень много. Но он того стоит.

– Я…

– И это моя вина, что он стал таким. Я пытался защитить его, но, возможно, тем самым взвалил на него что-то похуже всех опасностей, которые я видел. – Даже в тусклом утреннем свете, льющемся через окно пекарни, Уайлен заметил, каким усталым выглядел Колм. – Я тоже совершал крупные ошибки.

Уайлен нарисовал пальцем линию на полу.

– Благодаря вам у него есть к кому бежать. Независимо от того, что он сделал или что пошло не так. Думаю, это важнее всех ошибок.

– Видишь? Вот поэтому ты ему и нравишься. Знаю, знаю, это не мое дело, и я понятия не имею, хорошо ли он с тобой обращался. Скорее всего, он был сплошной головной болью. Но мне кажется, что ты положительно на него влияешь.

Лицо Уайлена залилось краской. Он знал, как сильно Колм любит Джеспера, видел это в каждом его жесте. Это что-то да значило, если он считал Уайлена подходящей компанией для своего сына.

Со стороны входа раздался какой-то звук, и они оба замерли.

Уайлен встал с колотящимся сердцем.

– Помните, – прошептал он Колму. – Не высовывайтесь.

Он прошел мимо печек к задней части пекарни. Здесь запахи усиливались, тьма была почти кромешной, но в комнате никого не было. Ложная тревога.

– Все нор…

Дверь распахнулась. Кто-то схватил Уайлена сзади. Его дернули за волосы, заставили открыть рот и засунули кляп. На голову натянули мешок.

– Привет, купчик, – сказал глубокий незнакомый голос. – Готов воссоединиться с папочкой?

Ему завели руки за спину и потащили через заднюю дверь пекарни. Уайлен споткнулся, едва держась на ногах и не видя, куда шагает. Парень упал, и его колени ударились о мостовую, но его тут же грубо подняли.

– Не заставляй меня нести тебя, купчик. Мне за это не платили.

– Сюда, – сказала какая-то девушка. – Пекка ждет в южной части собора.

– Стоять! – прозвучал еще один голос. – Кто тут у нас?

«Городская стража», – подумал Уайлен.

– Кто-то, кого советник Ван Эк будет очень рад видеть.

– Из команды Каза Бреккера?

– Просто будь хорошим мальчиком и передай ему, что в оружейной часовне его ждет подарок от Грошовых Львов.

Уайлен услышал шум толпы где-то неподалеку. Были ли они рядом с церковью? Через пару секунд его резко дернули вперед, и звуки изменились. Они зашли внутрь. Воздух похолодел, свет потускнел. Парня потащили по лестничным пролетам, его голени больно стукались о перила, а затем толкнули на стул и связали руки за спиной.

С лестницы прозвучали чьи-то шаги, потом звук открывающейся двери.

– Он у нас, – сказал все тот же баритон.

– Где?

Сердце Уайлена запнулось. «Вслух, Уайлен. Любой ребенок вдвое младше тебя может прочесть это без особых усилий». Он думал, что готов.

– Бреккер спрятал его в пекарне в паре кварталов отсюда.

– Как вы его нашли?

– Пекка приказал нам обыскать местность. Догадался, что Бреккер попытается выкинуть какой-нибудь фортель на аукционе.

– Несомненно, чтобы унизить меня, – сказал Ян Ван Эк.

С Уайлена сняли мешок, и он посмотрел в глаза своему отцу.

Тот покачал головой.

– Каждый раз, когда я думаю, что мое разочарование в тебе достигло крайней степени, ты убеждаешь меня в обратном.

Они находились в маленькой часовне, увенчанной куполом. На на стене висели картины, написанные маслом, где изображались сцены битвы и груды оружия. Должно быть, часовня была подарена семейством производителей оружия.

За последние пару дней Уайлен изучил схему Церкви Бартера, составляя карту ниш и альковов в крыше вместе с Инеж, делая наброски собора и пяти длинных пальцев с нефами руки Гезена. Он в точности знал, где находится, – в одной из часовен на вершине мизинца. Пол был укрыт ковром, дверь выходила на лестницу, а единственное окно открывалось на крышу. Даже не будь у него во рту кляпа, вряд ли бы его крики о помощи кто-то услышал, помимо картин. Позади Ван Эка стояли двое: девушка в полосатых брюках, пшеничные волосы сбриты с одной половины головы, и грузный парень в клетчатой рубашке и подтяжках. У них были фиолетовые повязки на руках, обозначающие, что их помощью заручилась городская стража. Под ними находилась татуировка Грошовых Львов.

Бандит ухмыльнулся.

– Хотите, чтобы я позвал Пекку? – спросил он Ван Эка.

– Нет нужды. Пусть следит за подготовкой к аукциону. Да и я бы предпочел справиться с этим лично, – Ван Эк наклонился. – Слушай сюда, мальчик. Призрак была замечена с членом Триумвирата гришей. Я знаю, что Бреккер работает с равкианцами. Несмотря на все твои многочисленные недостатки, в тебе все равно течет моя кровь. Расскажи, что он планирует, и я позабочусь о тебе. Ты получишь денежное пособие. Будешь жить где-нибудь в комфорте и уюте. Сейчас я вытащу кляп. Если закричишь, я позволю друзьям Пекки сделать с тобой все, что пожелают, ясно?

Уайлен кивнул. Отец вытащил кляп из его рта.

Парень провел языком по пересохшим губам и плюнул в лицо Ван Эку.

Купец достал из кармана белоснежный платок с монограммой. На нем был вышит красный лавровый венок.

– Подходящий ответ от мальчишки, который едва может складывать фразы. – Он вытер слюну с лица. – Давай попробуем еще раз. Скажи мне, что задумал Бреккер с равкианцами, и я оставлю тебя в живых.

– Как оставил в живых маму?

Его отец едва заметно вздрогнул – марионетка, которую дернули за веревочки, а затем отпустили.

Ван Эк дважды сложил грязный платок и спрятал его. Затем кивнул парню с девушкой.

– Делайте все, что потребуется. Аукцион начнется меньше чем через час, и я хочу получить ответ к тому времени.

– Держи его, – сказал крупный Грошовый Лев девушке. Та подняла Уайлена на ноги, и парень достал кастет из кармана. – После этого он уже не будет таким симпатягой.

– Кого это волнует? – Ван Эк пожал плечами. – Просто следи, чтобы он оставался в сознании. Мне нужна информация.

Парень окинул Уайлена скептическим взглядом.

– Ты уверен, что хочешь доводить до этого, купчик?

Уайлен призвал всю свою браваду, которую перенял от Нины, мужество, которому научился у Матиаса, сосредоточенность, которую наблюдал у Каза, храбрость, которой учился у Инеж, и дикую, безрассудную надежду, которую взял от Джеспера, веру, что, несмотря на все преграды, они все равно победят.

– Я ничего вам не скажу.

Первый удар сломал ему два ребра. От второго он закашлялся кровью.

– Может, нам сломать тебе пальцы, чтобы ты больше не мог играть на своей чертовой флейте, – предложил Ван Эк.

«Я здесь ради нее, – напомнил себе Уайлен. – Я здесь ради нее».

Но, в конечном итоге, он не был Ниной, Матиасом, Казом, Инеж или Джеспером. Он был просто Уайленом Ван Эком. Он все им рассказал.