Глава 2
Маркиз Тирлен посмотрел на верного Лорта. Сейчас мужчина чувствовал себя намного лучше, а потому и окружающим миром интересовался гораздо интенсивнее.
— Так что удалось узнать по нашей девочке?
— Очень мало. В Алетаре она около года.
— Вот как?
— Пришла с караваном, который вел шифф Нарис.
— Откуда?
Лорт замялся.
— Сейчас я не могу ответить на этот вопрос. Возможно, позднее.
— Почему?
— Госпожа Лимира была занята переживаниями за дочь, и не обратила внимания, когда девушка прибилась к каравану. Это же не дорогая карета, а дешевые телеги. Кто-то появляется, кто-то уходит…
Маркиз кивнул.
— Насколько мне известно, у шиффа есть записи.
— Да, но шиффа сейчас здесь нет. Он ушел в Мирол, к его западной границе, в загорье.
Маркиз нахмурился.
— Тебе не кажется, что эта… госпожа — врет?
Лорт покачал головой.
— Не думаю. Можете с ней сами поговорить, господин, но… это ж не благородная дама. Это мать, которая ехала к больной дочери, и не знала, застанет ли ее в живых. На Ветану она обратила внимание после несчастного случая.
— Какого?
— Была гроза. Молния ударила в дерево, пострадали люди. По свидетельству госпожи, именно наша девочка оказала им помощь, и сделала это хорошо. Никто не умер. После этого шифф перевел ее в «чистую» часть каравана и снизил плату, а сама Лимира решила воспользоваться ее услугами.
— И не прогадала, — маркиз задумчиво потеребил пальцами кустистую седую бровь. Раньше и брови и ресницы у него были черными, но после того удара поседели.
Он весь стал, словно лунь, и это огорчало маркиза. Знать, конец близится. Но хоть дела свои он уладить сможет. А если повезет — то и о сыне позаботится.
— Откуда шел караван?
— Так из Мирола.
— Наша девочка из благородных, определенно.
— Или бастард. Может быть и так, и этак.
— Надо потихоньку навести в Мироле справки. Сначала в той части, которая на нашей стороне гор, потом и в загорье. Искать будем молодую девушку, аристократку, какая она есть. Заметь — мага.
— Именно аристократку?
— Да, Лорт. Не верю я в бастарда. Девочка прячется, что есть сил, но внутреннее достоинство не скроешь. Будь она приемышем, она вела бы себя иначе. Была бы благодарна, покорна, унижена… когда получаешь кусок хлеба из жалости, это очень заметно. Ветана не такая. Когда она расслабляется, то ведет себя, как и моей жене не всегда удается.
Лорт непочтительно хмыкнул.
Госпожу маркизу он не слишком уважал.
Да, девочку взяли из нищеты, чтобы родить наследника, разыграли втемную, только она-то этого не знала. И клятвы свои брачные нарушала осознанно. К тому же была достаточно легкомысленна, глуповата и простовата. Ну, какая умная женщина признается первой встречной лекарке?
Так что маркизу Лорт не уважал, но внешне этого не показывал. Наоборот — отношения у них были самые безоблачные, и это понятно. Маркиз умрет, а наследник его останется. И Лорт будет рядом, как заботливый дядюшка и воспитатель. А для этого Даилина Террен должна быть уверена, что Лорт предан как ее мужу, так и ей. Равноценно.
Маркиз наградил своего друга насмешливым взглядом.
— Ты все понял?
— Да.
— Шифф Нарис водит караваны только по Миролу?
— Насколько я знаю — да. Но это нам ничего не дает. Девочка могла сначала прийти в Мирол, а уж потом к нам. И не похожа она на миролку, те светленькие.
— Могла. Но мы будем надеяться на лучшее.
— Это займет время. Много времени.
Маркиз кивнул.
— Пусть так. В конце концов… обидно будет умирать, не разгадав эту тайну!
Лорт хмыкнул еще непочтительнее.
Было в могущественном маркизе нечто мальчишеское. До сих пор не убитое жизнью и временем. И пусть об этом знал только он — неважно. Хорошо, когда твой друг не просто дворянин, но и человек, очень хорошо.
И все же доверять тайну Ветаны маркизу Лорт не спешил. Еще наделает каких глупостей, потом не расхлебаешь. А поискать, кто она и откуда прибыла…
При всем своем уме маркиз немного наивен, и твердо уверен, что Лорт от него никогда и ничего не скроет. Собственное мнение Лорта в расчет не бралось. А оно было.
Лорт был свято уверен только в одном.
Если знает один — не знает никто. Знают двое — знает Алетар. О маге жизни знает пока только он. Сама Ветана не в счет, она-то молчать будет из чувства самосохранения. А Лорт будет молчать… да по той же самой причине!
Жить ему охота!
Долго и счастливо! И чтобы маркиз жил, и семья его…
Если о маге жизни узнают, начнется такое…
Ветана уцелеет — кто же убивает такое полезное существо. А вот маркиз?
Кто он для Храма? А сам Лорт? Даилина?
Их просто уничтожат. Не те, так эти, чтобы никто не проговорился. Потому что Риолон и Теварр не одобрят появления в Раденоре такого полезного субъекта. И могут принять решение в духе: «не мне, так и не врагу».
Так что…
Молчать, молчать и еще раз молчать. И молиться, чтобы тот убитый храмовник никому и ничего не успел сказать. Крепко молиться, авось, Светлый услышит.
Но вслух Лорт ничего не сказал. Просто согласился с маркизом и отправился узнавать о прошлом Ветаны, что сможет.
* * *
От градоправителя я выходила счастливая и довольная.
Я — алетарка! С этой самой минуты я — алетарка!
Хотя мне это далось не просто так.
Еще Алетар Раденор распорядился так. Если человек хочет переселиться в Алетар, у него должна быть здесь собственность. А Александр Раденор добавил — и дело в руках.
То есть хочешь гражданство — изволь три года отработать на благо приютившей тебя страны. Официально.
Как?
Да хоть улицы мети, кто тебе запретит? Важно, чтобы ты официально работал и приносил пользу, приютившей тебя стране. А зачем ты иначе ей нужен? Просто потому что это ты — и ты хороший?
Раденоров это не убеждало. Хороших много, места мало.
Разумеется, узнав о моей работе, градоправитель отправил меня именно в ту лечебницу для бедных. На три года. И я не возражала.
Прийти на рассвете, уйти в полдень, а остальное время — мое, личное. Платят, конечно, копейки, пять золотых в месяц, но ведь и подрабатывать не запрещают? Дом мне теперь снимать не надо, одежда есть, а остальное…
Справлюсь.
Заработаю.
Вот с этими мыслями и приказом, я и отправилась в лечебницу. Карнеш был там.
— Вета?
— Утро доброе. А я тут с приказом…
Тирлен взял у меня из рук свиток. Прочел, подумал пару минут…
— Так… пошли?
— Куда?
— К начальству твоему. Договариваться с ним будем.
— Зачем? — искренне не поняла я. Да, пришла я к начальнику, показала ему бумагу, получила свой участок работы… разве нет? К чему тут еще и помощь?
Карнеш потрепал меня по волосам, почти отечески.
— Эх, Вета. И откуда ты такая наивная взялась? Вот смотри, лечебница — большая. Приходящих лекарей — шесть. Болящих тут несколько сотен, а лекарей, которые числятся на службе, всего три штуки. И тут ты. Четвертая. Являешься, и говоришь, что готова работать! Как ты думаешь, что произойдет?
Я пожала плечами. Откуда я знаю?
— На тебя повесят все обязанности всех лекарей. Ты тут не до обеда работать будешь, а круглосуточно.
Работы я не боялась. Но…
— И учти — ты сейчас в некотором роде существо бесправное.
— То есть?
— Если тебя отсюда выгонят, то в канцелярии градоправителя могут и отказать в получении гражданства.
— Почему?
— Потому что у местного главного есть неплохие связи. Так что пошли договариваться.
Карнеш полез в шкаф и извлек оттуда бутылку старого и даже по виду весьма дорогого вина.
- «Ирнейская лоза», двадцатилетка…
— А зачем…?
— М-да. Учить тебя и учить. Запомни на будущее, в кабинет к начальству надо открывать дверь ногой.
— Зачем?
— Не зачем, а почему. Потому что руки заняты.
Я помотала головой и решила довериться старшему. Авось, хуже не будет?
Почему-то в комплект умений аристократки (язык цветов, кокетство, язык веера, шитье, варка мыла, ведение домашнего хозяйства и проч.) не входило умение договариваться с вышестоящими личностями. Во всяком случае, так договариваться. Вот с королем, с более титулованными, но и тогда… а с начальством — нет, этого в жизни аристократов не бывает. Нет у них начальства. Увы.
Будем учиться.
* * *
Управляющий лечебницей для бедных оказался мужчиной в возрасте, лет пятидесяти — пятидесяти пяти, на первый взгляд. Седой, полноватый, крепко сбитый, с красноватыми прожилками на носу, которые явственно указывали, зачем Карнеш взял бутылку. Тирлену он обрадовался, как родному.
— Карн! Заходи, дружище! А это кто?
— А это моя девочка, помнишь, я тебе говорил?
— А, Ветана… да?
— Память у тебя, Растум, десятерым бы хватило!
Мужчина расплылся в довольной ухмылке.
— Да вы проходите, садитесь… как дела, Карн? Как жена, дети?
— Не жалуемся. Жена пилит, дети денег требуют, все, как обычно. Ты-то как?
— Мысли мои читаешь, дружище. Все то же, все так же… тяжко.
— А куда денешься?
— Это верно. И некуда, и неохота. Так что тебя ко мне привело?
— А если я просто о здоровье справиться, о жене, о детях?
— Э, нет. Ты бы попроще вино взял. А «Ирнейская лоза» двадцатилетней выдержки так просто не распивается.
Карнеш ответил широкой улыбкой.
— Умен ты… Слушай, девочка за гражданство старается, ее к тебе на три года отправили. Поможешь?
— Что, она вообще работать не хочет? Тогда бутылкой ты не отделаешься!
— Хочет-хочет. Просто… не наваливай на нее сверх меры? На рассвете пришла, в полдень ушла?
— Ты же знаешь, у меня трое, да ты еще…
— Загонишь девочку — хуже будет. Ручки у нее золотые, голова тоже светлая… поможешь — так она лучше меня будет!
Вот тут я удостоилась заинтересованного взгляда маленьких голубых глазок.
— Серьезно? Такая же умница?
— Пока — нет. Но надеюсь, что только — пока.
Показалось мне — или что-то свое они вложили в эти фразы? Не знаю, нет, не знаю. Хоть меня родители и учили, но ко двору я не выезжала, практики у меня маловато.
— Тогда Светлый просто велел ее поучить. Значит так, — мужчина повернулся ко мне. — Про закрепленные палаты, конечно, забыть придется. Будешь как и остальные. Пока Карнеш тебя поучит…
— Растум!
— Ну ладно! Месяц будешь в ученицах у Карнеша, потом начнешь работать наравне с прочими. Карн, познакомь девочку с остальными?
— Я и так собирался.
— А я тогда со следующего месяца расписание перекрою. Так что настраивайся, девочка. Три дня с рассвета до полудня, потом суточное дежурство, выходной и опять три дня с рассвета до полудня. Поняла?
Я подумала.
— Да, кажется, понимаю. Спасибо.
Все логично.
Лекарь в лечебнице быть должен круглосуточно. Хотя бы один. Мало ли что, мало ли кому плохо станет. Соответственно, если нас четверо, то сутки через трое. И на следующий день отсыпаться, это правильно.
— Скажите, господин…
— Харни Растум. Можешь просто Растум.
— Господин Растум, а смогу я принимать своих больных, если ко мне придут?
Мужчины переглянулись с непонятным выражением. А для меня этот вопрос был нешуточным. За время жизни в Желтом городе, я обросла знакомствами, друзьями, и даже постоянными больными, которым могла понадобиться в любое время дня и ночи. И сказать им, где меня искать, или записку оставить…
— А девочка-то не промах, — хмыкнул мой… да, теперь мой начальник! Так странно…
— Она умничка. Я же говорю — подучить надо.
Растум хмыкнул и выставил на стол два стакана.
— Ладно. Подучим. Что, разливай?
— Сейчас. Вета…
Я поняла намек, встала и чуть поклонилась. Вежливо так.
— До свидания. Завтра я прихожу?
— Да, буду ждать, — отозвался Карнеш.
Я закрыла за собой дверь и быстро огляделась.
Никого.
Да, я знаю, аристократки не подслушивают. Только я теперь в мещанском сословии, а значит — можно! Из-за двери донеслись мужские голоса.
— Ты где эту девочку нашел?
— Сосватали. Сказали — неглупая, руки, вроде хорошие…
— А сосватал кто?
— Не поверишь! Моринар. Который палач.
— А он к ней каким боком? Любовница?
— Шутить изволишь? Ты девочку видел? На ней крупными буквами написано — не тронь, укусит!
Не укушу. Но пну. Больно.
— А тогда что?
— Да я точно не понял. Его ж не расспросишь. Сказал — столкнулся…
— А девчонку ты не расспрашивал?
— Раст, ты иногда как скажешь… ты бы рассказал?
— Нет.
— Вот и она не скажет.
Сказала бы. Чего тут скрывать? Эта история позор для герцога, а не для меня, вот!
— Так что подождем. Приглядимся, приручим…
— Ты ее в свою команду хочешь?
— Не знаю. Посмотреть надо. Шарт что-то юлить начал…
Послышались шаги. Я совершила громадный и бесшумный прыжок и с самым независимым видом направилась прочь. Сегодня дома отдохну… если получится.
Мимо меня пронесся мужчина лет тридцати на вид. Высокий, худой, усталый, под глазами круги, лицо аж серое… Зеленая форма. Лекарь? Один из моих коллег?
Но дверь к начальству он распахнул пинком.
— Растум! Если ты эту шалаву не уволишь, я тебя сейчас самого…
Дальше пошла такая матерщина что я сморщилась и ускорилась. Фу…
* * *
Отдохнуть мне дома не дали.
И часа не прошло, как поскреблись в окошко.
— Госпожа Ветана, можно вас?
Можно меня, можно… куда ж я денусь?
Девушка выглядела откровенно печальной.
— Что случилось?
— Отец…
Из грустного рассказа выяснилось следующее. Девушка — дочь плотника с красивым именем Хряст. Зовут ее Мелли, еще у нее есть брат и сестра. Отец у нее замечательный. Настолько хороший, что мама сбежала еще лет десять назад, а вот детям бежать было некуда. Они остались с любящим отцом — на свою беду.
Папа же с горя (а то не горе, что ли — на свет появился!) запил. И пьет вот уже лет пятнадцать. Мастер он — золотые руки, мебель ему заказывают часто, и во время выполнения заказов он капли в рот не берет. А вот как выполнит, так и отмечает радость.
И проходит это бурно. Очень.
С топором за девушкой уж гонялись раз шесть. Почти рутина. Табуретками швырялись, убить грозились… да нет! Не могли!
Это ж папа!
Он хороший, просто несчастный!
Объяснять девушке, что пьяная скотина по определению несчастной быть не может, потому что это — скотина, ей такие высокие эмоции недоступны, я не стала. Просто молча слушала.
У девушки подрос брат. Ему на днях стукнуло четырнадцать лет, и парень вытянулся как-то резко, за год…
Когда отец в очередной раз швырнул в девушку табуреткой, мальчишка перехватил ее на лету, да и пустил обратно. Так удачно, что дети до сих пор не знают, жив их батюшка, или померши уже.
У меня язык чесался сказать, что я добивать не умею, но пришлось молчать. Хотя зло брало, при взгляде на терпеливое личико девушки. Убивала б таких папаш!
У тебя же дети, семья, ты за них отвечаешь! И винище жрать?
С-скотина!
Жаль, нет такой магии, которая человека от вредных привычек излечивает. Маг воды может очистить тело человека от последствий подобных излишеств, только потом этот тип опять запьет. Или в смолку вцепится. И есть ли смысл трудиться? Хочет кто-то себя гробить?
Кабак в помощь!
Девушка моего состояния не замечала, а я слушала, как она рассказывает про отца, про брата, про сестричку, которая еще маленькая, так что она их, конечно, не бросит…
Конечно.
А спустя десять — пятнадцать лет, когда выдаст замуж сестру, кому будет нужна она сама?
Но и уйти, бросив малышей с алкоголиком? И переживать каждый день, каждый час, как они там? Хорошим ли будет этот брак, где жена на две семьи рвется?
И так плохо, и этак… нет здесь верного ответа. Или себя загубить, или родных подвести.
Дом встретил нас тишиной и неодобрением. Тихо-тихо лежал мужчина на полу. Неодобрительно смотрел парнишка четырнадцати лет, сильно похожий на сестру. Тонкое лицо, вихры над высоким лбом, карие щенячьи глаза…
— Лекарка? К этой твари?
— Лерт! Прекрати!
Я скинула плащ и направилась к мужчине на полу.
Повернула, пригляделась…
— Мелли, погрей воды, пожалуйста.
— Да, госпожа Ветана.
Девушка исчезла на кухне. А я посмотрела на парня.
— А ты ведь его убить хотел, верно?
— Да пошла ты…
Но мне и так подтверждений не требовалось. Я все поняла по расположению раны. Над виском. Повыше, так, что жизни опасность не угрожает, но целились-то явно не сюда! Парнишка хотел убить. Убил бы…
— Я-то пойду. А вот куда отправишься ты, если его убьешь?
Задавая этот вопрос, я успела уже достать ножницы, и принялась выстригать место вокруг раны. Надо все обработать, проглядеть, да и заноз тут от табуретки… даже странно. Плотник — и такое занозистое дерево?
— Не ваше дело.
— Не мое. Только и твоя сестра с малышкой не выживут, окажись ты на каторге.
Мальчишка насупился.
— Это вы Мелли не знаете. Она сама отцовские заказы до ума доводит…
Вот оно, значит, как? Что-то такое я и подозревала. Только…
— А ты представь, что о ней говорить будут? Репутацию ты ей создашь такую, что только на панель идти. И то — не примут. Какая уж там работа, какие табуретки! Сейчас вы хоть что-то получаете, можете выжить, а потом? Или ты в чудеса веришь?
Парень насупился, но крыть было нечем..
— А что? Ждать, пока он меня зароет? Или Мелли?
Ждать, определенно, не стоило. Печально, но факт. Если папа имеет привычку швыряться табуретками, однажды ты обнаружишь себя в гробу. Потому как ему надо попасть один раз, а тебе увернуться каждый раз. И у кого везение кончится раньше — не вопрос. И так ясно.
— Я сейчас, конечно, ему помогу, чем смогу. Но… ты ему вино доставляешь?
— Я.
— Вот, возьми.
Я вытащила из сумки флакончик.
— Яд, что ли?
— Нет. Слабительное. Очень советую подливать, начиная с третьей бутылки. Опасности нет, но в сочетании с вином будут у него и боли в животе, и рези, и понос на сутки — не до табуреток окажется.
Мальчишка злобно усмехнулся.
— Спасибо.
Снотворное, или что-то посильнее, я ему давать не решилась. А вот слабительные капли в самый раз. Можно хоть весь пузырек выхлестать — ничего страшного не будет. Разве что из туалета дней пять не вылезешь. Пусть пьет.
— Если что — я к вам еще обращусь?
— Твоя сестра знает, где я живу, — я закончила промывать рану, и теперь шила. Наживую. Все равно у мужика состояние бревна обыкновенного.
Я получила свою плату, попрощалась с ребятами и отправилась домой.
Да, теперь это мой дом.
Мой. Дом.
И как же приятно это звучит!
Я дома…
* * *
Приближенный Фолкс готов был убить. Знать бы только — кого именно?
Легко ли найти в Алетаре мага жизни?
Сначала казалось — да. Шантр обещал, что-то сделал… и пропал! Вот и гадай теперь — то ли нашел мага жизни и сбежал с ним, обеспечив себя на всю оставшуюся жизнь. То ли нашел мага жизни, и его убрали хозяева последнего?
Не может ведь такое ценное имущество, как маг жизни, быть бесхозным? Не может, правда?
Или…?
Логика тут помочь не могла. Сведений было слишком мало. А остальное…
Шантр Лелуши, все же, был почти гением. Ни один из отирающихся при Храме магов, не мог не то, что повторить его творения — даже просто использовать по назначению! Скандальный, сварливый, склочный, но Шантр творил такое, что оставалось лишь завистливо вздыхать. А сейчас…
Что толку, если одно устройство крутится и взблескивает синими огоньками, второе чертит спирали на песке, а третье показывает волны в хрустальном шаре?
Результат-то где?
Ученики?
Да, есть такие при Храме. Но безмозглые…
Шантр ведь толком их ничему не учил, казалось, что еще успеет… жизнь распорядилась иначе. А делать-то теперь — что?
Куда идти, где искать?
Лекарей, вроде как, проверили. Кто-то умирает, кто-то выздоравливает, все нормально. Магов проверили.
И где эта тварь прячется?
Проверять все по второму кругу?
Приближенный подумал, и решил, что стоит подождать немного. Вот если будет еще всплеск активности…
Надо выяснить, в Алетаре ли еще маг жизни — или нет? Активность приборы установить могут, с этим ученики справятся. А там уж…
Храмы, если кто думает иначе, это не просто место, куда можно прийти поплакаться и очистить душу… Это место, где из очистков души выуживают иногда настоящие жемчужины. Дать задание всем холопам — пусть расспрашивают прихожан. О лекарях, о чудесах, о магах — и как только что узнают — тут же проверять!
Сразу и всенепременно!
Иначе-то уже никак не получится!
Чтоб Шантра Темный лично драл, скотину такую!
* * *
На новую работу я шла с опасением. И зря.
Стоило найти Карнеша, как все страхи развеялись дымом.
Для начала меня проводили в большую свободную комнату. В ней был шкаф во всю стену со множеством вертикальных секций, на дверцах были написаны имена лекарей. Был большой стол, были несколько кресел, был топчан, застеленный плледом сомнительной чистоты, а на окне даже стояли несколько горшков с цветами.
— Смотри, Вета. Это лекарская. Здесь мы отдыхаем, переодеваемся, пьем взвар, обедаем — одним словом, все для лекарей. Вот свободный шкафчик. Теперь твой, — несколькими штрихами мела на дверце было написано мое имя, и шкаф открыл свои внутренности. Не пустые. — Здесь лекарская форма, два комплекта. Советую не стирать самой, а договориться с прачкой. Сюда каждый вечер приходит госпожа Лаури, платишь ей шесть серебрушек в месяц — и она стирает твою форму. Оставишь грязное на скамейке, через день получишь чистое.
— А… не перепутается?
— Подшей на форму ярлычок со своим именем. Или просто имя вышей, мы все так поступаем.
— Понятно. Спасибо. А…
— Советую в шкафчике еще хранить запасную обувь. Скоро осень начнется, зима, в сапогах будет тяжко, да и грязь…
— Я принесу.
— Здесь в шкафчике сладости, вино, заварник, мед, варенье, травы… Обычно сюда идет благодарность от больных. Или если сама захочешь что-то принести.
Я подумала, покачала головой.
— Я готовлю плохо, да и времени нет.
— Хорошо ли, плохо ли, а проставляться придется.
— Проставляться?
— За углом есть лавочка. Купишь там пирогов, несколько бутылок вина, и принесешь сюда. Скажешь — для коллег по работе. Пироги бери с фруктами. Не знаю, чье мясо туда пихают, но…
Меня передернуло.
— Ладно. Когда?
— Сегодня вечером. Сможешь?
Смогу, куда я денусь.
— С коллегами я тебя по дороге познакомлю. А пока давай проведу по лечебнице. Младшему составу покажу…
— Младшему?
— Уборщицы, служительницы… Учти, с ними лучше не допускать панибратства. Командуй, а иначе на шею сядут. Они здесь не просто так работают…
— А…
— Сама увидишь. Пошли…
Меня подхватили под руку, и повели по лечебнице, комментируя окружающее.
— Здесь перевязочная. Все бинты, все материалы хранятся здесь. Здесь кабинет для процедур. Мало ли, клизму поставить, не на глазах же у всех… Здесь комната для служительниц. Пошли….
Не успела я и «мяу» сказать, как меня втолкнули внутрь. И я захлопала глазами перед толпой народа.
Это пару секунд спустя я поняла, что их всего семь человек. Но с первого взгляда показалось — толпа. И вся эта толпа воззрилась на меня недружелюбными взглядами.
— Доброе утро. Знакомьтесь, дамы, это госпожа Ветана. Она теперь здесь работает.
«Дамы» отозвались бурчанием разной степени недовольства. Я вглядывалась в их лица.
М-да…
Две девушки — явно «подвижницы». Из тех, кто стремится приносить пользу людям, но быстро перегорает. Еще четверо — дамы разного возраста, но одинаковой эмоциональной усталости. С печатью безразличия на серых от усталость лицах. И одна… Кажется, я поняла, о ком вчерашний лекарь сказал «шалава». Юбка с разрезом, кофта в обтяжку, грудь напоказ, волосы в прическу, краски на лице — соскабливай и стены штукатурь…
Зря вчера мужчина разорялся. Таких не выгоняют. Даже в нашем поместье была парочка. Очень, очень полезны, если знают свое место. Мало ли кто случится: гости, друзья, сына просветить надо, хозяин с женой поссорился, напряжение снять придется…
Все я понимаю, но… не одобряю. Лицемерие?
Да, наверное. Тем более, девица смотрела прямо на меня и нахально морщила нос. Ага, все крестьянки, а я дворянка? Так, что ли? Я в ответ прошлась по девице пристальным взглядом, но даже хмыкать не стала. Просто отвела глаза, как от кучи навоза на дороге. Есть — и ладно, чего там рассматривать?
Не укрылось это и от Карнеша.
— Тамира, я кому вчера сказал!
— А что не так?
Темного крабом! У нее и голос глубокий, грудной, с придыханием. Тренировалась она, что ли?
— Сиськи закрыть, краску смыть, волосы убрать под платок. У тебя пять минут, потом сам тебя за дверь выволоку, поняла?
Поняла. Не поверила, но решила не нарываться. Медленно прошла мимо нас, выписывая бедрами непонятные фигуры, сильно хлопнула дверью…
Оскорбленное достоинство. Неоцененное. Интересно, ей не приходит в голову, что активнее всего зазывают на гнилой товар?
Потом мне представили оставшихся шестерых дам. Я старательно запоминала имена — по старой привычке аристократов. Это простонародью позволительно спутать знакомых. Мы же держим в голове не просто списки лиц и имен, но и родословные.
И опять повели по лечебнице, показывая кладовые, кухню, палаты…
Представили меня больным в трех палатах, и объявили, что теперь я их личный лекарь. Палата с женщинами, с мужчинами, с детьми…
Беспризорники с улиц, такие же мальки, как Шими…
Всего четверо, двое в беспамятстве, один со сломанной ногой, один после порки.
Ребенок. Десяти лет. Пойман на воровстве, выпорот, отдан в приют. Раны воспалились, и его отвезли в лечебницу. Лежит теперь на животе, лоб огненный…
Жалко их.
Взрослых — не так, а эти-то в чем виноваты? В том, что родители идиоты? Разные бывают обстоятельства, но…
Хотя какие, к крабам «но»?
Вот если я сейчас рожу ребенка, а потом со мной что-то случится, где окажется малыш?
Да там и окажется. В приюте, или на улице. И не факт, что выживет.
Меня даже слегка замутило. Но я продолжала обход вслед за Карном.
Меня познакомили еще с двумя лекарями.
Дорт Рональ и Терсан Лиртель со мной знакомиться не пожелали, ибо были — в хлам. От одного разило винищем, от второго — смолкой, им сейчас что я, что королева — одинаково. С третьим лекарем мы тоже столкнулись, но в коридоре. Бертен Сенар как раз выходил из палаты.
— А, Карн?
— Берт…
Мужчины пожали друг другу руки. И Бертен (да, тот самый, который требовал уволить некую шалаву) перевел взгляд на меня.
— А это еще кто?
— Госпожа Ветана. Будет здесь работать.
— Ты зачем соплюшку тащишь на нашу живодерню?
Я оскорбилась сразу за все. И за соплюшку, и за «тащишь», и даже за «живодерню».
Хам! Портовый!
— Выражения выбирай, — осек его Карн. — госпожа Ветана, можно — Вета, будет работать здесь, чтобы получить раденорское гражданство.
— Понятно. А сами вы откуда?
— Из Миеллена.
— Вроде тоже неплохое место. И какими судьбами к нам?
— Простите, но я предпочла бы не распространяться об обстоятельствах моей жизни, — поставила я наглеца на место.
Получилось плохо, Бертен покачал головой.
— Карн, ты с ума сошел. Ее тут сожрут наши бабы.
— Приглядим…
— Это ты за себя говори. Мне и без сопливых девчонок работы хватает.
— Берт…
— Все, я пошел. Работы много…
Мужчина скрылся в следующей палате, хлопнув дверью. Карн посмотрел на меня.
— Вета, вы не злитесь. Берт хороший человек, и лекарь отличный, просто он душой за дело болеет. Тяжело здесь работать. Ни лекарств в достатке, ни денег — ничего. А людям-то помочь хочется…
Вот именно. Хочется.
Но я и пришла сюда, чтобы научиться лечить. Все же, Марта была хоть и замечательной, но только травницей. Я знаю многое о растениях, могу правильно их собрать, высушить, приготовить, могу принять роды, разобраться с переломами, ранами…
А вот так, как Карнеш с тем парнем — не смогу. Умения не хватит.
Тут ведь и сила не поможет, тут сначала руками нужно поработать. Что толку затянуть рану, если в ней щепки и осколки останутся? Нагноение гарантировано, горячка, вскрывать придется…
Не хватает мне опыта, ой, не хватает.
Сила выручает, но ведь на силе не все сделать можно!
Так что… кому живодерня, кому школа жизни. Я буду учиться, и учиться усердно, и лекарскому делу, и распределять силы правильно… Чтобы никогда не терять больного по своей глупости!
* * *
Вечером я «проставлялась».
Купила вина, купила пирогов, перезнакомилась со всеми лекарями, и даже выпила пару глотков вина. Хотя магам не рекомендуется, дар становится сложнее контролировать. Чем более ты пьян, тем активнее он рвется из-под контроля. Я бы и это не пила, но отвертеться не получилось. А остаток вина из бокала перекочевал в горшок с цветком. Авось, выживет.
Начальник зашел на пару минут, похлопал меня по плечу, выразил надежду, что я приживусь на работе, и отправился домой. На этом торжественная часть была закончена, и все принялись за вино и пироги.
Лекари отнесись ко мне по-разному. Бертен смотрел насмешливо и хмуро. Дорт Рональ и Терсаль Лиртен вино пили, но по-моему, им что я, что свинья…
Вот была б я ящиком с вином, или комом смолки — дело другое. Своих учеников Карн не пригласил — сказал, молоды. Приглашения не удостоились и служительницы. В их комнату для отдыха отнесли бутылку вина и несколько пирогов, и тем закончилось.
Излишнее панибратство ни к чему, — поучал меня Карн. — Ты отдаешь приказы, они повинуются. Дай только им волю, мигом на шею сядут и учить начнут. Они-то тут не первый год, а ты новичок, да девушка, да молоденькая…
Я не была с этим согласна, но и спорить не спешила. Все же Карн здесь работает давно, ему виднее? А я пока послушаюсь, но пригляжусь сама, тогда и решу.
Все же моя практика была проще, куда как проще. Я одна, наедине с больным, за мной только Светлый. Я и лечу, и убираю, и отвары готовлю, и белье стираю. А здесь куча народа, которым требуется командовать.
Похоже ли это на поместья?
Меня ведь учили быть женой, то есть строить прислугу в две шеренги, и чтобы никто не чихнул без разрешения. У меня неплохо получалось, но сработает ли это — здесь?
Там-то я была априори главной. Меня бы слушались, потому что в моей власти было карать и миловать. А как здесь?
Но занять свое место было необходимо.
Только вот как это сделать?
Ничего, я разберусь.
С этими мыслями, я попрощалась и отправилась домой.
Ушла я недалеко. В десятке шагов от лечебницы меня нагнал Бертен.
— Я вас провожу.
— Благодарю, но я не нуждаюсь в провожатых.
— Женщине не стоит одной ходить ночью по желтому городу. Все.
— Мне можно. Я лекарь.
Бертен посмотрел на меня уже раздраженно.
— Вета, либо вы соглашаетесь, чтобы я вас проводил, и мы идем вместе и быстрее, либо вы идете вперед, а я за вами. Одну я вас все равно не отпущу.
Я поморщилась, но согласилась. Пусть провожает.
Бертен так и сделал. Взял меня под руку так, что даже самая строгая компаньонка не нашла бы к чему придраться, довел до дома, распрощался на крыльце и быстро ушел. Просто проводил.
Странный он, все-таки. Неплохой, но странный.
* * *
Следующие десять дней слились для меня в один бесконечный день.
Я поднималась с третьими петухами, завтракала, одевалась, шла в лечебницу. Там меня ждал Карнеш и остальные лекари. Сначала — обход, потом мои личные больные….
Их было много, очень много, так что я не могла помочь всем сразу. И это тоже оказалась учеба.
Вот лежит больной ребенок с жаром. Лечить его силой?
Или просто прощупать, что намного легче, приказать растереть винными выморозками, закутать теплее и дать малинового взвара?
Первое проще и быстрее. Второе требует усилий, но результат будет одинаков. Я же знаю, что вреда не нанесу, просто выздоравливать мальчик будет дольше. А дар лучше употребить на ком-то другом. Например, вот больной с гангреной. Получил рану, вовремя не обратился к лекарю, денег не было, грязь попала, рана загноилась, жар начался, а там и гангрена. Если она пойдет выше и сильнее, то ногу придется отнять. А если я осторожно, едва-едва касаясь своим даром, придам человеку сил, это и не заметят. Но выше болезнь не пойдет. И опухоль спадет. А силы у меня еще останутся…
Я старалась не выплескивать все сразу. Сдерживала себя, как могла, жестко контролировала, и все равно — из лечебницы выходила, словно на мне сутки рыбу возили.
Дар вычерпывался до дна.
Людей было искренне жалко.
Вот лежит проститутка с громадным животом. Ребенок — обычный риск в их работе, но эта совсем еще девочка. Не как Лита, моложе ее лет на десять. Забеременела, но не стала избавляться от малыша. Пока могла — работала, есть любители на беременных, потом случилось кровотечение, и она оказалась здесь.
А где еще?
Вообще, проститутки и нищие составляли большую часть клиентуры. Первых целители лечить брезговали, вторым банально не хватало денег на лекаря, вот и… раненые, которые не могли о себе ничего сообщить, моряки, приезжие… В лечебнице было несколько видов палат.
Общие на десять-пятнадцать коек, для вовсе уж безденежных, и элитные, на одну, на две койки. Для тех, кто мог заплатить. Разное ведь в жизни бывает.
Вот в одной палате лежит проститутка, а в другой рядом с ней оказался младший сын маркиза. Ненадолго, правда. Служители его на улице подобрали, парень в таверне подрался, ну и получил как следует. В грязной драке на титулы не глядят, а дубинка не разбирает, кто твой папа. Да хоть бы и король — а отоварят по хребту, так вмиг про титулы позабудешь.
Если приглядеться, больные в лечебнице также делились на две категории — те, кому помощь нужна была срочно, вот сию секунду, и те, кто ее уже получил, и теперь лежал, выздоравливал. А вот с кем было больше проблем?
Не знаю.
Те, кого приносили с улиц, как правило, были в очень тяжелом состоянии. Требовалось мгновенно принимать решения, часто — резать наживую, зашивать, вправлять вывихи и переломы, принимать роды и лечить тяжелые состояния.
Те, кто уже лежал в лечебнице…
Мало вылечить, нужно выходить. А вот с этим были большие проблемы.
В лечебнице попросту было грязно.
Больные лежали на грязном белье, иногда в луже собственной мочи, если служительницца была занята, это все пахло, пачкало, вызывало пролежни и воспаления…
А заняты служительницы были постоянно.
Конфликты у меня начались уже на третий день пребывания в лечебнице.
* * *
Служительницы старались со мной лишний раз не спорить и не сталкиваться, я и так ходила раздраженная. Лечебница мне не нравилась. Я очень не люблю грязь.
Она вызывает заражения, больные хуже выздоравливают в грязи… собственно, грязь — это первый враг любого лекаря. Но в лечебнице она царила повсеместно.
Проще сказать, что не было грязным.
Потолок.
И то побелить бы не мешало.
Все остальное…
Выскрести дочиста углы не озаботилась ни одна уборщица, максимум — размазать грязь по полу. Хорошо, если воду в ведре разок поменяют, а то и того не сделают. Хотя колодец во дворе здания, и тащить ведро аккурат десять метров. Тут захочешь — не надорвешься.
Я бы и сама все выскребла, но тогда у меня не останется времени на больных. И так день забит до беспредела.
На рассвете я прихожу в лечебницу. Там мы встречаемся с Карнешем и его командой, и идем на обход. Это примерно на два часа.
Больные, раненые, в сознании и без сознания, одинокие и с родными…
Все сливалось в единое пятно. Я и не думала, что их в Алетаре — столько. Моя практика — это даже не капля в море, это капля в мире.
Потом я шла к своим больным. У меня было пока три палаты. Самые маленькие и самые простые. В одной лежали пятеро беременных, в другой семь раненых и в третьей шестеро мужчин, из них трое без сознания, трое в тяжелом состоянии. Пока я обходила всех, выслушивала, проверяла состояние, в том числе и своей магией, наступал полдень. И я уходила, вымотанная вчистую.
Дома надо было навести порядок, приготовить лекарства, да и люди заходили по-прежнему. Надо было оказывать помощь…
Два дня так и прошло, на третий у меня началось ночное дежурство. Карнеш предложил заранее попробовать, привыкнуть, и я решила, что это правильно.
Это был кошмар.
Дежурство началось с того, что служители приволокли пьяного матроса. Подрался, получил десять сантиметров стали в бедро, теперь лежал и грязно ругался. При виде меня мужчина оживился, протянул руки, попытался схватить меня за попу и потребовал вина.
Бить больных нельзя, даже если очень хочется. Поэтому я протянула мужчине стакан с винными выморозками, который тот осушил одним залпом, и впал в пьяное оцепенение. Осталось привязать его покрепче и заняться раной.
Извлечь нож, пережать сосуды, почистить рану, зашить, оставив дренаж…
Служительница по имени Сиента ассистировала мне, подавая зажимы, иглы, скальпели…
Эта усталая хмурая женщина с громадными кругами под глазами была настоящим профессионалом. Просить ее даже не приходилось, она сама отлично знала, что нужно. Надеюсь, и я не ударила в грязь лицом, потому что смотрела она на меня без прежней неприязни.
Матроса отвязали и потащили в палату.
Я перевела дух ровно на три минуты, потому что в комнату влетела женщина с ребенком двух лет на руках.
— Мой малыш умирает!!!
Малыш выглядел подозрительно здоровым. Орал он так, как ни один больной не сможет. Видимо, из солидарности с мамой.
Я ловко выдернула его у женщины и пристроила на стол, который сноровисто протерла та же Сиента.
— Что с ним?
— Ему плохо!!!
— А почему?
— Он монету проглотил!!!
Как оказалось, малыш дождался, пока мама отвлеклась, и нашел себе игрушку — папины штаны. Вытащил из них серебряную монету и слопал. А что — смотреть на нее, что ли?
Я невольно фыркнула. Прощупала мелкому грудь, живот…
Нет, в пищеводе монета не застряла. Значит через пару дней есть хороший шанс увидеть ее в горшке. Кормить ребенка кашами погуще и ждать результата.
Только если я это скажу его мамаше, она скандал устроит. Как же!
Ребенку лекарства пожалели!
Я поманила пальцем Сиенту и шепнула ей пару слов на ухо. Та послушно убежала, чтобы через пару минут вернуться с небольшим синим пакетиком. Проверяю содержимое. То?
Очень даже то.
— Это надо добавлять ребенку в кашу. Три раза в день.
— Его что — одними кашами кормить? — скандальным тоном возмутилась мамаша.
Понятно. Ответственность спихнули на других, ребенок вроде как не умирает, в себя она пришла… теперь надо на ком-то сорваться.
Это не на мне. А то сделаю малыша сиротой.
— Будете кормить, пока монету в горшке не увидите, — надавила я голосом. — Вам что — нужно, чтобы ребенку плохо было?
— Да как вы можете такое говорить!?
— Значит, три раза в день варите ему кашу, что-нибудь обволакивающее и густое, вроде пшенки или овсянки, и добавляете в нее лекарство. Оно сладкое, так что слопает, никуда не денется.
— Хорошо.
— Через три дня ко мне на осмотр, горшок проверять каждый раз на предмет вышедшей монеты. Ясно?
— Д-да…
— Сиента, проводите маму к выходу.
Я с радостью сгрузила малыша в руки его родительнице.
Наверное, я люблю детей, но не когда они пытаются вырвать мне пуговицы, волосы и глаз — по очереди.
Заботливая родительница сунула пакетик с лекарством поближе к сердцу, и ушла, не попрощавшись. Я фыркнула.
Синий пакетик содержал смесь из сахара, растертого в порошок, молотого имбиря и сушеных листьев малины и черники. Тоже измельченных.
Ничего страшного с ребенком не будет, слопает в каше и не поморщится. А монетка и сама выйдет через пару-тройку дней. Тут главное мамашу нейтрализовать, чтобы дел не натворила.
Сиента вернулась, кивнула мне.
— Проводила.
Я посмотрела на серое от усталости лицо, на мешки под глазами женщины…
— Отлично. Вы одна сегодня дежурите?
— Нет. Еще Тамира.
— Где она? Пусть придет, подменит вас, а вы сходите, взвара попьете, передохнете.
— Ее нет.
— То есть?
— Ее пригласили…
Слово за слово, я вытянула из Сиенты всю историю.
Тамира действительно была шлюхой. Из тех, кто вроде бы как по любви, но обязательно за деньги. Сегодня один из вылечившихся больных пригласил ее посидеть в таверне. Она согласилась и помчалась, наплевав на работу.
Я скрипнула зубами.
Ну, погоди ж ты у меня… нахалка!
Хм-м…
А что я могу с ней сделать?
Уволить? Вряд ли, у нее такая степень близости с руководством, что мне и не снилась. Да и слышит она эти угрозы по шесть раз на день, то-то испугалась?
Заставить что-то делать?
А вот это ближе. Но как и что? Если я сейчас ей прикажу хотя бы полы помыть, пошлет она меня далеко и витиевато. Я ведь ей не начальство, да вообще никто. Чем я ей могу угрожать? Поркой, как мать нерадивым слугам?
Смешно…
Хотя…
Смешно?
А вот это идея. Что мне надо от Тамиры? Да чтобы она осталась в лечебнице — ситуации разные бывают, иногда шлюха нужнее трех лекарей. Но чтобы она меня боялась, со мной не связывалась и слушалась. И поможет мне в этом — смех.
Вы знаете, на какие ухищрения идут девушки, чтобы выставить соперницу в смешном виде? Вы этого не знаете…
А вот мама у меня бывала при дворе, и рассказывала нам с сестрой… разное. И об этой проделке тоже. Сейчас и пригодится.
Я злобно усмехнулась. Ты у меня, шлюха дешевая, заречешься больных ради хахаля бросать. И взялась готовить снаряжение. Пришлось посетить кладовку и порыться в лекарствах, потом комнату отдыха служительниц, и немного там покопаться. Но я же для дела!
* * *
За ночь у меня было еще восемь человек. Два перелома, три ножевых, одна избитая проститутка, одни срочные роды. Больница пополнилась на два человека. Одно ножевое в живот оказалось тяжелым, требовалось постоянное наблюдение, а проститутка решила отлежаться пару дней.
Роженицу забрали почти сразу, как только мы дали знать ее родным. Да и остальных тоже… у меня возникло впечатление, что сюда попадают только самые безнадежные. Кто или сопротивляться не может, или кому дома еще хуже.
Всякое бывает.
Тамира явилась под утро.
Растрепанная, раздерганная, воняющая дешевым вином и мужчиной, в съехавшем платье и со здоровущим засосом на шее. В волосах запуталась трава, а не слишком уверенная походка говорила о весело проведенной ночи.
— Шикарное зрелище, — резюмировала я. — Девушка, вы уверены, что не ошиблись работой?
Тамира смерила меня насмешливым взглядом.
— Завидуешь, козявка?
Действительно, по сравнению с ней я смотрелась мелко. И на голову ниже, и грудь в два раза меньше, кабы не в три…
— Помойся, шлюха. А то Растум решит, что я тебя в бордель на заработки сдавала.
Тамира ощерилась.
— Да пошла ты…
Развернулась и хлопнула дверью.
Я усмехнулась. Ничего, если я все правильно рассчитала, недолго тебе нос драть.
А я еще Литу шлюхой считала? Наверное, есть какая-то градация, кто по зову души, а кто по нужде… не знаю. Надо об этом подумать.
* * *
Тамира провела рукой по платью.
А хорошо она поставила на место эту новенькую! Заречется на нее рот открывать! Ишь ты…
Шлюха!
Да сама ты… небось, такую вошь никто и не хошь! Вот и бесится! Завидует….
Тамира невольно повела плечами, обозначая, чему завидовать. И верно, было чему. Но…
Тело было липким от вина и пота, да и запах…. помыться, что ли? Если эта сопля на нее нажалуется, Харни обязательно вызовет для выговора. Ну… так у него это называется. Особенно он на столе выговаривать любит. И лучше подмыться, чем слушать его визги о других мужиках. А что — только им ограничиваться, что ли?
Тогда можно и сразу в монастырь! Там ведь и взглянуть не на что…
А на заднем дворе стоит котел с горячей водой. На дровах. Всегда. Мало ли, вода срочно понадобится, а греть некогда, так он всегда там есть, в него просто ведра с водой подливают… и можно позаимствовать кипяточка, пока никто не пришел.
В комнате для служительниц было тихо. Посапывала на лежанке Сиента — небось, всю ночь пахала, идиотка. Нет уж, она, Тами, не настолько глупа, чтобы угробить свою жизнь! Она наоборот, получит от нее все возможное! Пока молода, пока красива…
Пусть работают другие, она будет наслаждаться жизнью! Вот!
Тамира подхватила коробочку с мылом, которым пользовались все служительницы, полотенце, и направилась на задний двор.
* * *
Вопль понесся по лечебнице.
Да такой, что подскочили все. Что больные, что здоровые.
Я и так не спала, ожидая результата, поэтому когда ко мне влетела растрепанная Сиента, даже не дернулась.
— Госпожа Ветана!!
— Можно Вета.
— Вета, там….
— Пойдем, посмотрим. Кстати, Тамира пришла.
— Нашалавилась?
Сиента смотрела зло, Тамира явно не пользовалась популярностью.
— Видимо, да. Это не она, часом, орет?
— Кажется, она. На заднем дворе… обварилась, что ли?
Тамира не обварилась. Хотя была близка к этому. Под навесом, на заднем дворе, рядом с котлом, бесновалось… нечто жуткое. В одной рубашке, сейчас насквозь мокрой, все в синих и зеленоватых пятнах. Я отметила, что краска легла неровно, видимо, смешала плохо, или соды добавила многовато. У меня опыта мало.
— Это… к-кто? — прозаикалась Сиента.
Я помотала головой.
— Наверное, Тамира. А что с ней?
— Н-не знаю…
Тамира заметила нас, и завизжала еще громче. Я осмотрелась. Рядом с женщиной стояло ведро с водой.
— Отвлеки ее, — бросила я Сиенте.
Женщина замахала руками.
— Тамира?!
«Чудовище» прислушалось. Я сделала шаг вперед, подхватила ведро с водой и окатила беснующуюся девицу. Та икнула и замерла.
— Что с тобой? — Сиента была в шоке.
Тамира вытянула вперед покрытые пятнами руки, собираясь завизжать, но я не дала.
— Молчать! Это не болячка, но вот что? Ты что делала?
Всхлипывая, и трясясь — вода оказалась холодной, Тамира рассказала, что она решила ополоснуться. Из первого ведра облилась, намылилась, а ополоснуться не успела. На коже… вот!
Еще бы не «вот». Я лично чернильный порошок подмешала к мыльному. Главное было, чтобы Сиента не попользовалась. Но та как легла, так и выключилась. Устала…
— Полотенцем не вытиралась?
— Н-нет…
Тамира уже забыла о неприязни ко мне. Вот что значит — правильно подобрать лекарство!
— Чем мылась?
— Мыльным порошком…
— Дай сюда. Твой личный?
— Н-нет. Общий…
— Да тут ничего и нет, считай…
Конечно. Я лично его и высыпала из коробки. Чтобы оставалось на один раз искупаться, или на несколько раз вымыть руки. Тамира сделала так, как я и предполагала.
Если в коробке мало порошка, вы его просто высыпаете себе на ладонь и принимаетесь мыться. И на мокрое тело, и по себе растереть… вот и отпечаталось — на ладонях, лице, груди, животе — спине не слишком много досталось.
Конечно, детская выходка, но сработало ведь! Другие-то служительницы придут часа через два! В крайнем случае, Тамира бы окрасила себе только руки, но я честно ее спровоцировала.
— Вроде бы нормально. Сейчас попробуем… Сиента, воды принеси…
Я зачерпнула коробкой воду, поболтала ее и вылила обратно в ведро. Если там что в синий и окрасилось, все равно никто не заметил. Концентрация уже не та.
— Вроде в синий ничего не красится.
Провела пальцем по стенке коробки. Палец тоже остался чистым.
Вот так при дворе с соперницами и расправлялись. Походи-ка в синем цвете несколько дней! Да потом еще пятна на лице будут от воспаления, это ж чернила! Едкие!
Тамире досталось совсем чуть-чуть, но дня три ей точно ходить синей. Сиента с трудом сдерживала истерический хохот.
Я вздохнула.
— Сиента, принеси нам пемзу. И побольше…
— А это… что?
— Не знаю. Где ты вообще валялась сегодня?
— На сеновале…
— А что из трав у нас дает такой окрас? Сеновал хоть был старый — или сено свежее?
— Средне…
— Не знаю. Мыло, вроде, чистое, сама видишь, вода не посинела. Значит, где-то ты так удачно повалялась. Вспоминай, что и где… или пролили, или лицом повозили… и не только лицом.
— Не знаю!
Сиента сунула мне в руки пемзу, я протянула ее Тамире.
— Оттирайся. Попробуй с мыльным порошком, вроде как он нормальный. Ототрешься — налей воды в котел, не тебе ж одной надо. И дров подбросить не забудь.
С тем я и пошла обратно. Скоро Карнеш придет, обход будет. Надо присутствовать.
И только оказавшись в лечебнице, там, где Тамира не могла нас ни слушать, ни видеть, я привалилась к стене, и захохотала. Рядом так же беспомощно сползла Сиента. Минут пять мы не могли остановиться, глядя друг на друга. Переглядывались, вспоминали синюю тамиру — и заливались хохотом еще пуще. Наконец Сиента пришла в себя достаточно, чтобы вытереть слезы и передохнуть.
— Светлый! Это потрясающе! Вета, это — вы?
— Нет. Это ее Светлый наказал за распутство, — ухмыльнулась я.
— А как?
— Не знаю. Но мыльный порошок вы видели, он хороший, значит где-то повалялась. Что из трав у нас красит в синий цвет? Шалфей?
— Это сколько ж его нужно?
— Есть еще калган, васильки, гречиха, гречавка…
— Что ж ее там — мордой по ним возили, что ли?
Я развела руками.
— Сиента, я надеюсь, что вы не станете распространяться об этом случае. Тамире еще работать здесь…
Сиента послушно закивала головой.
Конечно, не будет! Ни слова! Ни полслова!
Даже не подумает об этом лишний раз!
А я что? Я поверила…
* * *
Карнеш меня на обход не взял, сказал, что после ночного дежурства надо идти домой отсыпаться. Пришлось уйти.
А на следующий день…
— Вета? Отоспалась?
— Да.
— Ты многое пропустила.
— Что именно?
— Харни рвал и метал. Тут кто-то выкрасил одну из наших служительниц в синий цвет.
— Тамиру. Да, я в курсе.
— И что там было?
Карнеш смотрел пристально, пытаясь поймать меня на нестыковках. А что мне? Я принялась рассказывать.
— У меня было ночное дежурство. А Тамира куда-то ушла. Вернулась под утро, в непотребном виде, словно ее по сеновалу валяли…
— Там и валяли.
— Я ей сказала помыться. И назвала шлюхой.
Судя по лицу Карнеша, об этом он тоже знал.
— А потом?
— А ничего. У меня свои дела, у нее свои. Потом я услышала вопли с заднего двора, мы с Сиентой туда побежали, а там Тамира в жутком виде.
— И?
— Я проверила полотенце, воду, мыло… Вроде все было нормально. Ничего не красило. Хотя полотенце все было в пятнах.
— Сиента тоже так говорит.
— Уже вся лечебница в курсе?
— И примерно половина Алетара.
— Я ж ее просила помолчать!
— Плохо просила.
— Мне не понравился поступок Тамиры. Мы с Сиентой с ног сбились, пока эта девка приятно проводила время.
— Вета, только честно. Ты ее…?
— Я не маг. Как бы я ее покрасила?
— Не знаю.
Конечно. Это чисто из бабского арсенала. Устранить соперницу, сделать подлость конкурентке… Детские, конечно, выходки, но ведь срабатывает! И достаточно часто!
Наверное потому, что ждут сложных ходов, пытаются что-то изобрести, а вот самого простого не видят у себя под носом.
— Вот и я тоже. И именно Тамиру? Не Сиенту, которая там работала со мной всю ночь?
Подозрительности в глазах Карна поубавилось.
— М-да… одним словом, теперь ей дней пять дома отсиживаться. Да еще она кожу пемзой разодрала.
— Пемзой — это я. Зря я ей сказала, — «огорчилась» я.
Карнеш развел руками.
Тамира явилась спустя четыре дня. Притихшая, слегка отдающая в синеву, и с опаской поглядывающая вокруг. Было отчего.
Служительницы и служители перешептывались, хихикали у нее за спиной, скалили зубы. На всю лечебницу нашлось только несколько сочувствующих — и все мужчины с личной заинтересованностью.
Ко мне Тамира даже не подходила. Я тоже не обращала на нее внимания. Я тут не при чем. Вот.
Теперь оставалось только ждать. Лучше всего спесь сбивает именно смех. Если бы Тамиру обругали, выпороли, выгнали… о, ей могли бы начать сочувствовать. Но при взгляде на синие пятна, всем становилось смешно. Какое уж тут уважение? Какие понимание и сострадание?
Только смех.
* * *
Дни летели друг за другом. Я уже отработала три ночных дежурства, это было четвертое. В этот раз мне опять выпали Тамира и уже другая служительница — Нитель. В этот раз Тамира в загул не ушла. Пользы от нее все равно было маловато, но хоть воды горячей принести, в кладовку сбегать…
Крики с улицы донеслись внезапно. Мы бросились наружу, а потом замерли у невысокой оградки.
— Помогите!
— Она бешеная!!!
— Беги!!!
На улице мужчина добивал доской собаку. За его спиной жались женщина и ребенок. Собака огрызалась и ползла… и не надо было видеть ее рядом. Я и так понимала, что собака — бешеная. Пена из пасти, затянутые белесой пленкой глаза, страшноватое молчание, с которым она кидалась на человека.
Тамира схватила меня за руку. Сейчас женщине неважно было, кто я, она просто искала поддержки. Страшно это. Бешенство… смертельно в любом случае.
Мужчина отбивался, что есть сил — и побеждал. Вот свистнула доска, на землю брызнуло кровью…
Я расцепила пальцы Тамиры и сделала шаг из-за ограды.
Мужчина повернулся к нам. Увидел мой балахон — и словно что-то переключилось у него в глазах.
— Лекарка?
— Да.
— Помогите!!! Прошу вас, помогите!!!
Я кивнула Тамире.
— Готовь горячую воду. Вас укусили?
— Не меня. Сына…
— Так что же вы стоите! Несите его скорее!
Мужчина подхватил мальчика на руки, и метнулся в клинику, словно от его скорости что-то зависело. Женщина помчалась за ним, на ходу рассказывая, как что случилось.
Они в Алетаре приезжие, муж кузнец не из худших, да вот пришлось из дома убираться. Бывает.
На корабле приплыли, комнату в таверне сняли, работу искать принялись, нашли, решили вот, прогуляться вечером, сын просил на пристань сходить.
Откуда взялась эта собака — никто так и не понял, но первый укус достался ребенку. Мужчина отшвырнул ее, понял, что бешеная, и схватил первое, что подвернется. Оторвал доску от забора, жена схватила сына, но мальчик бежать не мог, рана на ноге оказалась очень глубокой, спасибо, кость не перекусила, жена пробовала его утащить, только одна справиться не могла, мальчик крупный. А улица как вымерла.
Кровь текла из раны на ноге мальчика, пятная мостовую.
Я скрипнула зубами.
— Возьмите жену — и за дверь, мешать будете. Тамира, где маковое молочко?
Женщина метнулась за лекарством. А я осталась один на один с мальчиком.
Лет десять. Этакий крепыш. Светловолосый, сероглазый, по щечкам катятся слезы… я погладила его по волосам.
— Сейчас принесут капли, и больно не будет. Обещаю.
— Я умру, да? Она же бешеная…
— Глупости.
— А это больно — умирать?
— Я тебе говорила, им еще раз повторю — выживешь, — огрызнулась я. — Спорим?
— На что?
— На щелбан, — припомнила я практику спора с Тимом. — Если выживешь, получишь. Если нет…
— Я маму попрошу, — отвлекся мальчишка от боли и плохих мыслей. А мне того и надо было.
Тамира вернулась со склянкой. Я отмерила две капли макового молочка, развела водой.
— Пей. Это горькое, но надо.
Мальчишка послушно выпил воду. Вскоре глаза его остекленели, и он провалился в забытье. Тамира посмотрела на меня.
— Что вы будете делать?
— Промою рану, зашью, и пусть полежит у нас.
— Я посмотрела. Собака бешеная. Он обречен.
— Зараза могла не попасть в рану, — упрямо возразила я. — Ты же видишь — из него кровь аж хлыщет. Могло просто вымыть.
— Я о таком не слышала.
— Ты мне помогать будешь? — разозлилась я. — Или поди вон, а сюда Нитель позови!
— Буду, — отозвалась Тамира.
— Тогда давай сюда воронку. Надо промыть рану как следует.
Вдвоем мы справились достаточно быстро. Надо отдать Тамире должное, при всей шлюховатости, руки у нее были ловкие, крови она не боялась и просимое подавала вовремя. Я завязала последний узел на повязке и кивнула женщине.
— Палату подготовишь?
— Да. Какую?
— Давай в конец коридора, помнишь, вторая дверь от окна? Там есть свободное место и народ приличный, проживет он там несколько дней.
Тамира кивнула и вышла. А я, не теряя времени, сосредоточилась на малыше.
Ну-ка…
Дар уверенно шевельнулся в кончиках пальцев. М-да…
Повезло мальчику. Собака действительно была бешеной, и зараза действительно попала в рану. Но здесь и сейчас хватит короткого импульса, чтобы убить ее.
Пока она еще не разнесена по всему телу. Пока не начала жрать мальчишку.
Всего один импульс.
Тепло разливалось из-под пальцев, я стояла спиной к двери, загораживая ребенка, но отлично слышала шаги в коридоре.
Еще чуть-чуть… все!
Руку я отняла буквально за секунду до возвращения Тамиры.
— Все готово.
— Вот и отлично. Где его родители?
— Мать на улице ревет, отец ее утешает.
— Позовешь? Пусть сына перетащит, не нам же его тягать?
Мальчишка был увесистый. Крупный, плотный, по-моему, я не намного больше вешу. Может, и не надорвемся мы с Тамирой, но зачем мучиться, если есть кому его тягать?
Тамира думала точно так же, потому что через пару минут в дверях появились кузнец с женой.
— Помогите перенести ребенка в палату, — попросила я. — Дня три он у нас побудет, потом заберете.
Мужчина подхватил мальчика на руки и послушно понес вслед за Тамирой. Мать вцепилась мне в руку.
— Скажите, Сай умирает? Да?
Я резко выдернула руку.
— Никто. Не. Умирает. Глупости!
— Я видела, собака была бешеная. И она укусила моего мальчика… Он умрееееет…
Тьфу.
Сыном я занималась меньше, чем его матерью. Мальчик уже спал, а его мать мы успокаивали втроем, с отцом и Тамирой, потом накапали и ей макового молочка, уложили на кровать рядом с сыном, и наконец-то смогли перевести дух.
В комнате для лекарей Тамира оказалась вслед за мной. И тут же вцепилась.
— Госпожа Ветана, зря вы это.
— Что именно?
— Надежду им дали. Ведь не выживет же…
Я скрипнула зубами.
Светлый, насколько ж легче было работать одной! И глупых вопросов мне никто не задавал.
— Ты считаешь, лучше им было бы сразу похоронить сына?
Тамира замялась. Потом тряхнула головой.
— Они бы хоть смириться успели. Попрощаться…
— Лет через сорок. Будут умирать и попрощаются.
Тамира хлопнула дверью.
* * *
На следующий день меня вызвал к себе господин Растум. Карн только плечами пожал — мало ли что?
— Вета? Заходи…
— Добрый день, господин Растум..
— Вета, день добрый. Что там за история с мальчиком?
— Какая история?
— Мне сказали, что у нас в лечебнице находится мальчик, больной бешенством.
— Нет у нас такого! — возмутилась я. — Ребенка действительно покусала собака, но рану я ему промыла, прижгла, и уверена, что мальчик выживет!
— А если нет?
— Обязательно выживет! — надавила я голосом.
— Учтите, если ребенок не выживет, я вас выставлю на улицу.
— За что!?
— Вы должны были сразу сказать родителям, что шанса нет, а не подавать им необоснованную надежду!
— Тамира нажаловалась?
— То есть вы не отрицаете…
— Я не собираюсь оправдываться. За три дня станет ясно, что с ребенком все в порядке, и мы отпустим их из лечебницы. Я уверена, что мальчик выживет.
— У вас такой богатый опыт?
— Намного меньше, чем у вашей наушницы. Зато он весь лежит в сфере лечения людей! — выпалила я. И хлопнула дверью.
* * *
Карн посоветовал не обращать внимания.
— Харни неплохой человек, но шума боится. Что жалобу на него градоправителю накатают, что скандалить будут…
— Все там будет в порядке!
— Собака была здоровая?
— Нет.
— Тогда ребенок действительно может умереть.
— Карн! Проверь сам! Все с ним в порядке, рана не тянет, жара нет… сто лет проживет, еще и своих наплодит!
— Ты так уверена…
— Просто вся зараза с кровью вытекла. Из него хлестало, как из поросенка. Я рану проглядывала, она чистая.
— Не знаю, что тебе сказать. Давай подождем эти три дня.
— Давай. Карн, а почему здесь так грязно?
— Потому что на всю лечебницу четыре уборщицы. Сама понимаешь, им медяшки платят. Тут не до тщательности.
— И белье ужасное…
— А прачек тут вообще две.
— Но мы же…
— Мы отдаем стирать свою одежду. И сами за это платим. А город не слишком охотно выделяет нам деньги. Сама понимаешь, тут приличные люди не лечатся.
Я понимала. Но…
— Тут как ни лечи, все равно людям плохо будет!
— Вета, это проза жизни. Можешь что-то изменить — сделай. Нет? Не стоит и ворчать по этому поводу.
— Несправедливо.
— А тебе никто и не обещал справедливости в жизни.
* * *
Этот вопрос я обсудила с маркизом Терреном при первой же встрече. Но мужчина только покачал головой.
— Вета, милая, вы же понимаете, что сколько на лечебницу не выдели, грязно там все равно будет.
— Почему?
— Потому что наверняка — уверен! Что ваш… Састум…
— Растум.
— Неважно. Что он ворует.
— Но…
— И воровать будет любой, кого туда не поставь. И градоправитель будет смотреть на это сквозь пальцы, потому что попадают к вам туда те, без кого Алетар чище будет.
— Не всегда же!
— Но там есть палаты почище — и палаты похуже, верно?
— Да.
— Вот и ответ. Кого получше — в чистую палату, кого похуже — куда похуже. И продолжать воровать. Я просто уверен, что… сколько у вас там уборщиц?
— Четыре.
— А по штату наверняка штук восемь. Просто четыре на месте, а еще четыре — или родственницы, или любовницы вашего Растума. Поймать его на этом не удастся, но и работать они не станут. И в остальном та же ситуация…
Я надулась.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Хотите я вас переведу в лечебницу в Белом городе?
Я помотала головой.
— Бежать от первых же трудностей? Ну уж — нет!
— Ладно. Подождем. Но когда вам там надоест — скажите.
— Да, ваша светлость.
* * *
Грязь меня бесила. Раздражала. Доводила до невроза и психоза. И я отлично понимала, что если буду отмывать все сама, на больных времени не останется. А ругаться постоянно тоже не выход. Да и не поможет. Вот, Бертен каждый третий день ругается, и что? Полы чище стали? Да ни капельки! Но выход-таки нашелся.
И подсказала мне его мать покусанного мальчика. Они пробыли в лечебнице три дня, симптомов бешенства не обнаружилось, но Карн предложил оставить мальчика на десять дней.
И женщина устроила скандал, требуя оставить ее с сыном.
Господин Растум облегченно выдохнул, узнав, что симптомов бешенства у ребенка не наблюдается, и дал разрешение.
Карн тоже был не против. Ему было интересно понаблюдать за мальчиком, а мать шла бесполезным приложением.
Против была я. И так мест нет, а тут еще…
Но кузнечиха приятно меня удивила. Когда я зашла в палату, она поднялась мне навстречу.
— Госпожа Ветана, спасибо вам.
— Пожалуйста, — буркнула я, склоняясь к ребенку. — Как мы себя чувствуем? Рана болит?
— Нет. А долго мне тут еще валяться?
— До десяти дней. На всякий случай.
— Понятно.
— Госпожа Ветана… простите, что я вам не поверила сразу.
— Светлый простит.
— Может… может, я могу чем-то отплатить за вашу доброту?
Я прищурилась.
Кажется, мне предлагают взятку? Ну уж — нет! Но…
— Можете.
— А…
— Помойте эту палату и две соседних — и будем в расчете.
За эти три палаты как раз я и отвечала.
— Да я вам все палаты отмою!
— Не будем замахиваться на невозможное. Вы здесь будете еще семь дней. Если раз в два дня вы будете убирать палаты — меня это вполне устроит. Уборщиц у нас мало, а ведь ваш сын тоже лежит в этой грязи. И вы в ней ночуете.
— Где можно взять ведро и тряпку?
— Ведро и тряпка в кладовке, горячая вода на заднем дворе. Пойдемте, покажу.
К концу дня палаты сияли чистотой. Отмыто было все.
Двери, окна, стены, полы… кажется, даже до потолков добрались. Во всяком случае, паутина на них больше не болталась. И это радовало.
Попробовать повторить?
