Глава LV. Выход войска из Серебряной долины
Ранним утром следующего дня воины Дола и пастухов, готовые выступить в путь, собрались на рыночной площади. Вокруг них стояли сыны Волка, жители Леса и множество освобождённых невольников, горюя о необходимости расставания. Жители Серебряной долины и их гости долго беседовали друг с другом, охотно давая обещания часто путешествовать из долины в долину. С жителями Дола отправились и некоторые невольники. Все были нагружены щедрыми дарами хозяев и радовались от всего сердца.
Лучезарная вначале не находила себе места. Она суетилась больше обыкновения, а иногда даже готова была заплакать, особенно когда вспоминала, что скоро оставит всё, о чём последние годы мечтала наяву и во сне. Наконец, когда девушка стояла у дверей Чертога Совета, наблюдая за тем, как радуется великое множество людей, ставших близкими друг другу, она подумала, что в этом есть и её заслуга, что она вложила все свои силы в то, чтобы прекрасную Серебряную долину заселяли счастливые люди. Она боролась за это, и это часть её жизни, та часть, которая не изменится, даже если сама она покинет долину.
И когда Лучезарная подумала об этом, она сказала себе, что теперь в её руках жизнь жителей Дола, и ей вновь пришла пора стать вести народ и править им, ведь на какое-то время она была лишена привычной жизни: лезвие меча да неотвратимые суровые сражения превратили её в ребёнка посреди крепких воинов-меченосцев.
И она вновь успокоилась, и лицо её облеклось той могучей красотой, что когда-то внушила благоговейный ужас влюблённому в неё Божественноликому. Все смотрели на девушку и дивились, говоря: «На лице её печать того, что она покидает долину своих отцов, в земле которой покоится прах её матери». Впрочем, печаль была пока мала, а надежда велика, надежда на грядущие дни, и всё же и долина, и каждый лист, и каждая травинка, по которой ступали ноги девушки, и каждый камень прекрасных домов, казалось, должны были остаться в памяти Лучезарной навечно.
О Наречённой следует сказать, что она почти поправилась и упросила отнести её на носилках на рыночную площадь, чтобы посмотреть на то, как будет уходить её народ. После дня Сражения девушка много раз видела Божественноликого, и всегда она говорила с ним весело и нежно. А Железноликого она любила так сильно, что не хотела расставаться с ним, даже зная, что с ней останется Могучеродный.
И теперь, когда Старейшина стоял перед ней, она сказала ему:
– Друг и родич, это день нашей разлуки, и хотя мне придётся остаться здесь, да я и сама желаю остаться, всё же сердце моё болит от неизбежности расставания. Когда я проснусь завтра утром, я уже не смогу послать за тобой. Как же сильна моя любовь к моему народу! И ничто её не затмит. Теперь, родич, я хотела бы увидеть моего брата Златогривого, чтобы попрощаться с ним. Кто знает, встретимся ли мы вновь?
Железноликий ушёл. Он отыскал Божественноликого в окружении других вождей и Могучеродного и сказал сыну:
– Иди быстрее, твоя сестра Наречённая хочет говорить с тобой.
Божественноликий покраснел, затем побледнел и молча отправился за своим отцом. Сердце его вырывалось из груди, когда он подошёл к носилкам, где на чудных подушках красного шёлка лежала одетая во всё белое Наречённая. Он встал перед ней, и ему показалось, что она очень счастлива, хотя всё ещё бледна и выглядит больной и изнурённой.
Девушка улыбнулась, протянула ему руку и молвила:
– И вновь приветствую тебя, брат мой!
Божественноликий взял её руку и поцеловал, едва не расплакавшись – так сильно захватило его великое множество воспоминаний о Наречённой, о тех днях, когда они были детьми. Юноша вспомнил, как любила она его в те ушедшие в прошлое дни – больше, чем прочие дети, больше, чем прочие девушки. Он вспомнил о тех временах, когда сердце его было свободным, и тогда для неё находилось в нём место. Так было до тех пор, пока он не нашёл горный чертог.
Юноша спросил:
– Сестра, хорошо ли ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – ответила девушка, – теперь я почти излечилась от своих ран.
Немного помолчав, юноша снова спросил:
– А скажи, искренне ли ты счастлива?
– Да, искренне, – был ответ. – Но не думай, что мне легко расставаться с нашим Долом.
Вновь немного помолчав, юноша спросил:
– Думаешь ли ты, что я виновен в этой разлуке?
Девушка мягко улыбнулась ему:
– Златогривый, друг моего детства, ты могучий воин и великий вождь, но ты не всемогущ. Многое вызвало эту разлуку, и ни ты, ни я не были тому причиной.
– Верно, – ответил юноша, – прошло так мало времени, и всё, кажется, теперь к лучшему, и в будущем нас с тобой ожидает счастье.
– Пусть так и будет, – кивнула девушка, – наши беды окончились. Возможно, разлука потому и суждена, что мы были слишком уверены в своём счастье и не смогли защититься от того, что приносит время. Ведь то же самое происходит и с народом, у которого нет врагов.
Божественноликий улыбнулся:
– Именно так и случилось недавно с твоим народом, Наречённая.
Девушка, покраснев, протянула ему руку, а Златогривый, взяв её, спросил:
– Увижу ли я тебя вновь?
Наречённая ответила:
– О, вождь народа, у тебя много дел в Доле, а дорога до Серебряной долины длинна. Но я хотела бы, чтобы ты ещё увидел моих детей. Не забудь же: на моей руке, которую ты сейчас держишь в своей, – свидетельство твоего обещания. Теперь же ступай к своему народу, не говоря больше ни слова. Ибо, в конце концов, о, друг моего детства, расставание тяжко для меня, и я не хотела бы удлинять его. Прощай!
Юноша ничего не ответил, лишь наклонился и поцеловал девушку в губы. Затем он развернулся и ушёл, чтобы занять своё место во главе воинства. Златогривый расспрашивал и отвечал на расспросы, просил и распоряжался, и вот уже сердце его прыгало от радости, когда он думал о том, какие дни вскоре наступят – дни жизни, наполненной счастьем.
Всё уже было готово к началу обратного пути, в который должны были выйти в три часа пополудни. Как Божественноликий и обещал, жителям Дола дали множество лёгких подвод, запряжённых быками, и все их нагрузили прекрасными дарами жителей освобождённой долины – серебром, одеянием и оружием. Много прекрасных вещей было сработано в годы печали, но теперь печаль уже не будет их уделом. Более того, в дорогу собрали и провиант – яства и вино, овец и коров. И всё было прекрасно, так прекрасно, как только возможно. Первыми должны были выступать пастухи, за ними выстроились роды Винограда и Серпа, за ними – Дома Вола, Моста и Быка. Последними отправились в путь воины рода Лика под предводительством Камнеликого. Лучезарная должна была идти вместе с родом Вола, принявшим её к себе, и хотя сама девушка охотнее отправилась бы с родом Лика, она смиренно пошла там, где ей было сказано, словно ей преподнесли великий дар, а потому и не стоило выторговывать себе более мелкий.
Рядом с девушкой шли Лесной Отец, и Лесная Матушка, и Лесомудрый, теперь уже исцелившийся, и Приручивший Лес, и Лучница. Все, кроме Лучницы, не чувствовали радости, ибо они привыкли к Серебряной долине и не стремились покинуть её. Более того, они охотнее пошли бы вместе с родом своего военного вождя.
Последними шли бывшие невольники смуглолицых, связавшие теперь свою судьбу с судьбой воинов Дола. Они были на седьмом небе от счастья, и особенно счастливыми выглядели их женщины, щебетавшие, словно молодые бычки осенним вечером, когда их уводят с полей под высокие вязы прежде, чем отогнать в загон.
Все жители долины, как родичи, так и бывшие невольники, уступали дорогу уходившему воинству и телегам с добром воинов. Жители Леса стояли в первых рядах провожавших, теснясь ближе к своим старым товарищам, и к ним, жалея о расставании, примкнули Волчий Камень, Божественный Пастух и Копейный Кулак. Вожди же собрались вокруг Могучеродного, несколько в стороне от дороги.
Раненный в бою Красная Куртка из рода Безводных теперь совсем уже исцелился. Он обнял Могучеродного, поцеловал его и произнёс:
– Весь свой путь до Дола я буду желать добра тебе и твоим родичам, а особенно моему близкому другу Божественному Пастуху из рода Серебряной Руки. Вот бы они наслали на тебя чары, чтобы ты направил свои стопы к нам, ведь мы любим тебя.
Так же говорили и другие воины. Радостный Могучеродный учтиво отвечал:
– Друзья, не забывайте, что дорога от вас к нам не длиннее дороги от нас к вам, и вам всегда придётся иметь дело с её половиной.
– Это верно, – откликнулся Рыжебородый с Бугров, – но послушай, Могучеродный, мы ведь простые землепашцы и не часто покидаем наши луга и поля. И сейчас я думаю о том, что наступил май, и мои мысли всё больше занимает сенокос. А вот ты, – тут он покраснел, – сдаётся мне, вряд ли у тебя много дел помимо дел вождя, а мы знаем, что все их нетрудно и отложить.
Могучеродный рассмеялся. Увидев это, рассмеялись и другие – иначе они сдержали бы свой смех ради приличия.
Могучеродный же ответил так:
– Нет, о, вождь Дома Серпа, это не совсем правда: теперь, когда наступил мир, я скорее стану кем-то вроде землепашца. Более того, не сомневайся, я сделаю всё возможное, чтобы вновь увидеть долину, ведь только горы никогда не смогут встретиться.
Божественноликий отвечал Могучеродному, мягко улыбаясь:
– Всё ли забыто сейчас, столько дней спустя после того, когда мы впервые узнали оружие друг друга?
– Да, всё. Теперь случилось предсказанное мною в Долине Теней. Я говорил тогда: возможно, ты искупишь то, что прошло. Ты и в самом деле был сердит на меня за те слова. Но послушай, тогда я был старше тебя и мог предостерегать. Но теперь, хотя и прошло совсем немного времени, меч в твоих руках свершил великие дела, и к возрасту твоему многое прибавилось. Гневливость покинула тебя, а мудрость в тебе возросла, и я теперь скажу так: пусть жители Дола любят народ Серебряной долины так, как я люблю тебя! Тогда всё будет хорошо.
Божественноликий обнял Могучеродного, и поцеловал его, и отвернулся к Камнеликому и своему брату Ликородному, стоявшим пред воинами рода Лика. В тот момент к нему подошёл Старейшина. Вид у него был печальный и серьёзный, он грубо толкнул военного вождя, но не произнёс ни слова.
Заревели рога пастухов, и воины под крики жителей Серебряной долины двинулись в путь. Некоторые из числа жителей Леса плакали, видя, как их друзья покидают их.
Когда же передовые отряды прошли так далеко, что в путь смогли выступить и воины дома Лика, к вождям внезапно подошёл сказитель с флейтой. Все смотрели на него дружелюбно, ведь он участвовал в схватке наравне с остальными. Этим утром со сказителем было несколько человек, научившихся петь вместе и знающих искусство менестреля. Сказитель повернулся к ним и кивнул, а когда воины двинулись вперёд, он провёл смычком по струнам и запел так:
Мы возвращаемся в родимый, милый Дол,
В свои дома, мы живы. Мир и счастье
Народ могучий в сей борьбе обрёл,
Пройдя сквозь годы, бури и ненастья.
Мы оставляем павших братьев здесь:
Щиты пробитые и пепел. Как же смело
Они сражались и ожили днесь
В сказаниях. Весною, кончив дело
На поле и в загоне, будем мы
Петь о клинках, сломавшихся до срока.
Когда лишь свечи жёлтые из тьмы
Сияют, в эти пламенные строки
Вплетутся имена – мы помним их,
И радость нашей жизни не угаснет.
Те, кто от рабства защитил живых,
И мёртвыми к той радости причастны.
Когда со склонов пёстрые стада
Погоним к дому, мы споём о сечи,
О даре павших, что через года
Останется в сердцах наших навечно.
Мы только раз оплакивали их,
Потом же, поименно называя,
Мы с радостью поём о днях былых,
К отцам, создавшим наш народ, взывая.
Воцарилась тишина. Многие, выходя с рыночной площади Серебряного города, шептали имена павших в бою. Но сказитель с товарищами вновь запели:
Дева через реку пробиралась вброд.
Просит она, молит: кто назад придёт?
Женщина в телегу маленьких ребят
Посадила – дети радостно шумят.
Скоро ли поедут и куда, скажи,
Их быки потянут вдоль зелёной ржи?
Женщины устали и плечом к плечу,
Скорбные, прижались – долго ли мечу
На чужбине биться? Точит их печаль,
Но они спокойно, тихо смотрят вдаль.
Прилетели птицы, вести принесли:
Видели, как чащу воины прошли.
Торопитесь, смелые, в свой родимый край.
Вот уже кукушка призывает май,
Дни длиннее стали, звёзды высоко
В небесах сияют. Войску нелегко
Без потерь вернуться – не бывать тому,
Как не остановится солнце поутру.
И вновь песня прервалась. Когда же отряд ушёл от Серебряной долины далеко на запад, то сказитель вновь достал свою флейту, и вновь зазвучала песня, и слова её возвратили мысли слушателей обратно, к рыночной площади Серебряного города.
Почему же так медленно едете вы?
В залах гулких, родных голоса не слышны,
И священный очаг там никто не зажёг,
Дети рано сегодня ушли за порог.
Вы уже на дороге, не в чаще лесной,
Солнце ярко горит, предполуденный зной
Всю долину окутал – прекрасна она.
Вскоре встретят вас мать, и сестра, и жена.
Вот уж воин прощается с воином и
Долго смотрит на братьев по битве – они
Вновь и вновь лишь веселья желают. Печаль
Никого не гнетёт, хотя каждому жаль
Расставаться. Но время не медлит – вперёд,
Вас земля принимает родная. Растёт
Древо мира и дружбы в долинах, где вы
Затушили пожар ненасытной войны.
Под это пение они и вышли из Серебряной долины, словно унеся её с собой, а не оставив позади. На ночь отряд расположился в диком лесу, неподалёку от края долины, ведь все шли медленно, ибо их провожало множество друзей.
