«Приветствую тебя, о, Солнце Крова,
Дитя народа Марки. Как теперь
Тебе живётся? Вольфингов сыны
Ушли своей Судьбе навстречу, вверх
По плещущей реке, что вы зовёте
Рекою Бранибора. С ними вместе
Сыны Лесного Древа, как дубы,
Слепые, стойкие, бесстрашные деревья».
«Душа моя стремится вдаль, чтоб битву
Увидеть и сполна воздать хвалу
Могучим воинам. Но мои мысли
Подобны лабиринту иль побегам
Ползучей ежевики по весне.
Я думаю о том, что раньше было, —
И путаюсь. Я думаю о том,
Что происходит днесь, – и очертаний,
Границ не вижу. Думаю о том,
Что лишь случится, но слова смешались,
Переплелись иль непонятны мне.
И если ты сказать мне что-то хочешь,
Что пользу принесёт, – то говори!»
«Я из земли далёкой к вам пришла,
Чужой я крови Вольфингам, но знаю
Сказания, что ваши менестрели
Поют тоскливыми, глухими вечерами.
Я слышала, как люди восхваляют
Твою красу, но свадьбы не дождётся
Прекрасная невеста. И в постели
Лихого воина нет места для тебя».
«Всё это правда, я уже невеста
Тех древних воинов, храбрейших из мужей,
Что в дни былые, до того как пашню
Здесь распахали, жили в наших землях».
«Как будут рады мать и твой отец
Таким словам, достойному ответу,
Если, конечно, сейчас живы те,
Что дочь прекрасную в любви зачали».
«Никто не знает, кто меня зачал, —
Я несмышлёным, радостным ребёнком
Пришла из леса к Вольфингам. Меня
Они усыновили и тогда же
Отца, прекраснейшего из мужей их рода,
Мне дали и старушку-мать».
«Да, я об этом слышала, но всё же
Не верю, что под дубом родилась
Прекраснейшая из земных детей, не верю
И в то, что ты нагим, босым ребёнком
По мокрой от дождя лесной траве,
Как звери, ползала. Ты не расскажешь,
Как вдруг случилось, что приёмыш стал
Залогом процветанья дома – Солнцем Крова?
Я бы послушала об этом. Твой рассказ
Доставит радость мне».
«Ты верно говоришь. Вот что я помню:
Под дерева ветвями я лежу,
На мне льняное платье – не нага я,
Не беспризорное дитя лесное.
Поляна залита румяным солнцем,
И на неё из чащи тихо-тихо
Выходит робкая косуля и, шагнув
Ко мне, отпрыгивает вдруг и мчится,
Как будто в страхе, прочь. Я удивляюсь,
Хотя со мной сидит волчица. Я её
Таскаю за уши, и за бока тягаю,
И челюсти сжимаю вместе ей.
Она скулит, но терпит, будто любит
Меня – я не боюсь её ни капли.
Она же, словно неизменный сторож,
Ни на минуту не отходит прочь.
Над головой её с ветвей дубовых
Смеётся сойка, подражая пенью
Какой-то птицы. Через два ствола
По дереву несётся белка. Вдруг
Волчица поднимается, рычит,
Шерсть ощетинив и оскалив пасть.
Шаги – я слышу, не лесной, привычный,
Знакомый звук. И мы настороже
Сидим. А он всё ближе, ближе… Ах,
Я хлопаю в ладоши и ползу —
Так радостно! А на краю поляны
Мужчина, славный воин – и сверкают
Железный шлем и золотые кольца,
А на плечах пылает тёмно-красный,
Расшитый по краям военный плащ.
Он к нам подходит с песней, что поётся,
Когда душа ликует. А волчица
Смиренно, кротко отступает в лес.
Меня берёт он на руки, садится
Со мной у дуба, я же прижимаюсь
К его щеке своей щекой, играя
С холодным шлемом, с кольцами его
И слушая внимательно слова,
Что мне он говорит, – как непонятный,
Чужой, но сердцу сладостный напев.
Казалось мне тогда, что он мне дорог,
Что я, дитя, люблю его. Но вот
Меня он ставит на траву, целует
И в лес уходит. А ко мне волчица
Из чащи возвращается, и я,
Счастливая, игру с ней продолжаю.
Я рассказала первое, что помню.
Ты хочешь что-нибудь ещё узнать?»
«Прекрасная дочь Вольфингов! Хотела б
Я целый день твой голос слышать. Как же
Тебе пришлось тот дикий лес покинуть?
Какие люди там нашли тебя?»
«Однажды вечером проснулась я, заслышав
Чужие голоса. В глухом лесу у дуба
Стояли воины. Их яркую одежду
Пурпурного и красного цветов
Разглядывала я. Улыбки, лица
Их выражали благородство. Ничего
Подобного я не встречала с той поры,
Как славный воин приходил играть
С ребёнком малым. Он и в этот раз
Был среди них, и добрая улыбка
Светилась на его лице, как прежде,
Когда я ластилась щекой к его щеке.
В руке держал он щит – на золотой обшивке
Прекрасного щита оскалил зубы волк.
Я протянула маленькие руки —
И славный воин взял меня с земли,
На плечи посадив. Он обернулся
К товарищам, счастливо улыбаясь,
Они же громогласно закричали,
Подняли вверх сверкавшие мечи
И о щиты забили ими звонко.
Но я не понимала, почему
Они ликуют, что они кричат.
Прекрасный воин на тяжёлый щит
Меня ссадил, и, весело крича,
Все в путь пустились через дикий лес.
Я больше и не вспомню ничего
Ни о волчице, ни о лесе том.
На память мне приходит древний зал,
Огромный, сумеречный. Для ребёнка мир
В нём заключался. Звуки, голоса
Мне непонятны, странны, незнакомы.
События чужды… Но год за годом
Я говорить учусь и понимать,
И вот уже я там своя, как дети
Могучих Вольфингов, товарищи по играм.
Я помню это время – час за часом
Веселье длилось. Женщина худая,
Высокая, с седыми волосами,
Смешавшими цвет серебра с овсом,
Была средь Вольфингов. Лицо её, как помню,
Светилось грустной, тихой добротой.
Когда от игр шумных уставали
Мы, дети, то она садилась рядом,
И древние певучие сказанья
Слетали с её губ. Она детей
Любила сильно, больше всех – меня.
Однажды, разбудив средь тёмной ночи,
Она меня по залу повела —
И страх слепой окутал моё сердце
В глубокой тишине. Мы к возвышенью
Пришли. Там тот же славный, сильный воин
Сидел. Меня поднял он, как в лесу,
Поцеловав, и я заснула крепко.
Когда же вновь глаза мои открылись,
Со мною только женщина была.
Холодный лунный свет струился сверху,
А женщина работала и пела
(Я слов не знала этой нежной песни).
Она тогда заботилась о лампе,
Что высоко под крышею висит, —
И масло подольёт, и всё поправит.
Но вот и лампа поднялась высоко
И скрылась в темноте».
«Ещё одно моё воспоминанье…
Орешник, что растёт за бражным залом, —
Там дети бегают, сороки там трещат.
Я с Солнцем Крова за руку иду,
Она серьёзно слушает, как я
Делюсь с ней детскими мечтами, и сейчас
Я матерью бы назвала её…
Так я росла. Дни шли, и я ходила
То в лес, то в поле, то одна, то с кем-то,
И жизнь казалась мне прекрасной сказкой.
Я знала, что меня удочерили,
И среди Вольфингов мне не было родни,
Но Солнце Крова стала мне прекрасной
Приёмной матерью, а славный воин тот,
Которого всем сердцем я любила, —
Отцом приёмным…»
«Под крышей Вольфингов я радостно росла,
Пока мне не исполнилось шестнадцать.
Меня любили, словно божество,
И в чудные одежды одевали.
Я в одиночестве ходила по лесным
Тропинкам, не боясь зверей. Они
Не убегали в страхе от меня.
Я мудрость начинала обретать,
В мысль облачённую, и по ночному лугу
Гуляла часто, плавала в реке,
Зовущейся Рекою Бранибора,
Играла в пенистых её волнах,
Когда земля во мгле зарю встречала.
Одна из рода понимала я
Желания зверей, как будто звери
Рассказывали сами мне о них.
Я видела, что будет – от великих
До самых незначительных событий.
И вот однажды к Вольфингам могучим
Пришла война, и каждый из мужчин
Готовился к походу – арфы пели,
И ликовал весь бражный зал пред боем.
Тогда мои глаза, словно вживую,
Увидели грядущее сраженье,
И с уст сорвались пылкие слова!
Я чувствовала, что должна сказать им,
Как Красный Волк на лютого врага
Щетинится, и враг бежит, и знамя
Его, где страшный Вересковый Червь
С прекрасной девой в пасти, повергают.
А славный воин, мой отец приёмный,
Клинками с юга окружён, вот битва
И добрая погоня уж далёко,
А он лежит, стрелой врага пронзённый
И с наконечником копья в плече,
Кольчугой не прикрытом. Вот я вижу
Саму себя – я словом, сладкой песней
Густую останавливаю кровь
Приёмному отцу, и вот мы с ним,
С ликующими воинами, с Волком
На стяге Вольфингов изображённом,
Вдоль пенистой божественной реки,
Зовущейся Рекою Бранибора,
Идём в наш мирный дом. Там нас встречают
Заждавшиеся женщины, и крик
Их радостный смешался с нашим криком.
Все Вольфинги, застыв, внимали мне
И видели, что мудрость говорит
Устами слабой девушки. Они
Обрадовались доброму знаменью
И, полюбив меня ещё сильнее,
Чем прежде, облачили в одеянье,
Достойное прекраснейшей богини,
И, как богиню, понесли с собой —
Смотреть на битву. Я стояла молча
У знамени и всё ждала, когда же
Увижу то, что было мне в виденье
Богами послано. И всё свершилось так.
Я пела над отцом приёмным песню,
Пока живая кровь не перестала
Из раны течь, пока родное сердце
Вновь не окрепло для пути домой.
В повозке, в окруженье тех, кто выжил
В кровавой битве, мы домой вернулись,
В жилище древнее отцов, и Солнце Крова
Нас встретило немеркнущим огнём.
И с того часа все словам внимали,
Что, как во сне, ко мне являлись, битву
Суровую пророча иль веселье.
Так год прошёл, и ноша моих знаний
Мне стала тяжела. Но вот однажды
Слегла в постель та женщина, что прежде
Носила имя Солнца Крова, мать
Моя приёмная. И, зная, что угаснет
Её земная жизнь, она учила
Меня искусству Солнца Крова – песням,
Которые поёт служитель лампы,
А, умирая, мне благословенье
Своё дала, и, зная её волю,
Народ облёк меня в одежды древних,
Священные одежды, ожерелье,
Достойное богини, дали мне
И кольца золотые. Нарекли
Меня с того момента Солнцем Крова.
С тех пор живу я, предрекая судьбы,
Сама своей судьбы почти не зная,
Не ведая, откуда я и что же
В дом Вольфингов ребёнка привело».
«Что скажешь ты о воинах сегодня?
Ты с ними не пошла, осталась дома —
Что ожидает их в жестокой битве?»
«Пока есть кров у рода, я останусь
Здесь – здесь мой дом, и на сраженье,
На злую битву не пойду смотреть,
Пока священное жилище рода
Не окружат враги со всех сторон,
Пока стрела не пропоёт над лугом,
Где Вольфинги пасут коров, пока
Не покачнутся прочные столбы
И крыша дома милого не дрогнет
От криков ярости, пока мой род
Не соберёт обильный урожай
Мечей и копий».
«Зачем ушли вы, Вольфинги, из дома,
Построенного вашими отцами?
Зачем ушли из дома, что на радость
Вам создан. О, вернитесь, о, вернитесь!
О, только б вы вернуться поспешили,
Когда чужими стрелами в сраженье
Большие ощетинятся щиты.
Смотрите – день меняется на вечер.
Вы ковыляете по выжженной и грубой
Сырой земле, которую устлали
Тела погибших в битве. Поспешите!
Зачем вы ждёте окончанья дня,
Когда огромное седое солнце
Окрасит лес в цвета огня и крови?
Не время отдыхать. Ваш труд напрасен,
И этот бой не принесёт покоя.
Вы будете в чужой земле скитаться,
В земле, которой Волк не видел раньше,
Пока не подойдёте к океану.
О, Вольфинги, смотрите и внимайте!»
«О, горе! Боги видят с высоты,
Как маленькие огонёчки резво пляшут
По крыше! Маленькие, злые огоньки
На фоне неба летнего смеются,
А к вечеру приветствуют луну,
Вверх поднимаясь. В окнах словно алый
Обрывок ткани развевает ветер!
О, гнев огня, о, гнев огня и горе!
Он освещает маленькие щели,
Что лишь тому, кто строил дом, знакомы,
Что Вольфинги не видели досель!»
«Я вижу поджигателей в железных
Нездешних шлемах. Грозные знамёна,
Что принесли они с собой, трепещут.
О, кто же опрокинет их щиты,
Когда атаку Вольфингов без страха
В открытом поле выдержали те,
Кто дружным штурмом силу льва осилил?
О, Вольфинги, вы долго ждали, но
Лишь жертвенная кровь войне конец положит.
Какую жизнь мы отдадим за мир?
Какое горе остановит пламя,
Что бражный зал окутало густым
Косматым дымом? Потушить огонь
Способен лишь богов потомок, тот,
Кто наслаждался жизнью, его кровь,
Его немые слёзы, его сердце!»