Не нужны
Честно говоря, я думал, каюк. Напоролись на дрон, а это значит, что жизни нашей осталось на час-другой, не больше. Тут залегай хоть к медведю в берлогу, а беспилотник не перележишь. Будет кружить — елозить, как пылесос по коврику, каждый сантиметр прощупает и, в конце концов, найдет. Вот он, совсем близко тарахтит, сволочь. Низом идет. Выходит, засек, сейчас всадит...
И вдруг слышу: кудах-тах-тах — обороты сбавляет! Пофырчал, пофырчал — сел. Тут до меня и дошло: это не дрон! Простая патрульная вертушка с парой мордоворотов в кабине. И ведь сели, гады, чуть не на загривок нам! Дверь открыли, турель откинули, гыргычут чего-то. Когда-то я неплохо понимал по-ихнему, кино без перевода смотрел. Но кино в наших краях повывелось вместе с электричеством. Видимо, решено было, что для поддержания порядка ни того, ни другого не требуется, главное — патронов побольше.
Ладно, переглянулись мы с Матрешкой и лежим дальше, не шелохнемся, ждем, что будет. Хотя я уже догадываться начал. И точно, один мордоворот из кабины выпрыгнул, копыта расставил и пятерней пуговку под брюхом нашаривает. Приспичило, видать, в небесах. Эх, сейчас бы жердиной как заехать пониже той пуговки! И пока корчится, пулемет-то с турели и снять. Очень бы он у нас в тоннелях пригодился...
Да где там! Разве мне такого кабана завалить? Тем более — двух. У них питание и у нас питание. Смешно сравнивать!
И тут Матрешка моя вдруг не выдержала.
— Хоть бы отвернулся, страмец! — шепчет.
Я только глаза на нее выпучил: молчи, дура! У него ж гиперакустика в шлеме!
Поздно. Встрепенулся мордоворот, будто жердью ударенный, и одним прыжком — назад, в кабину. Аж пуговку с испугу потерял.
"Гераут, кричит, гераут!" — дескать, валим отсюда! Эти слова я сразу понял, потому что в ихнем кино они чаще всех попадались.
Грохнул реактивный ускоритель, и вертушку забросило в небо, как из рогатки. Мне полный рот земли насыпало, чтоб им пооторвало там все вместе с пуговкой! Но отплевываться некогда — схватил Матрешку за шкирку, и давай Бог ноги.
— В елки! Скорей!
Метнулись в самую чащу, потом вбок да вниз, в яму. Затаились, слушаем. Вертушка, вроде, ушла, даже стрелять на пробу не стала. Но счастья мало. Эх, Матрешка, Матрешка!
— Что ж ты, красивая, наделала... — вздохнул я. — Вот теперь они точно дрона пришлют по наши души. И куда прятаться?
По всему видно, помирать надо. А ведь полгода жил — не тужил. И чего, спрашивается, с этой дурой связался? Правда, тут бы еще разобраться, кто с кем связался. Не сунься она тогда в мою нору, может до сих пор бы стояла нора, или что они там, норы, делают? Зияла.
Но это уж известное дело: не отгонишь бабу вовремя — обязательно притащит на хвосте беду. Видно лазерная метка со спутника по пятам за ней шла и нору нащупала. Хорошо еще, что бомба прилетела, когда меня дома не было — как раз Матрешку по лесу гонял, чтоб проваливала.
— Почему они хотят нас убить? — спросила Матрешка.
Почему...
Странный вопрос.
— Да они не то чтобы очень хотят — сказал я. — Просто мы им не нужны.
— И что?! Они нам тоже не нужны, почему мы их не убиваем?
Смотрю — она ту самую морпехову пуговку в руках вертит. Когда успела подобрать? Зачем? Заскок у баб на галантейной почве, как у племени Мумба-Юмба.
— Не можем, вот и не убиваем, — я сплюнул.
— А если бы могли? — не унималась Матрешка. — Убивали бы?
Все равно песок на зубах хрустит. Сволочи.
— Что ты ко мне привязалась?! Могли бы — не могли бы! Ни черта мы не можем! — я осторожно выглянул из ямы, но ничего интересного не увидел — елки стояли вплотную. Где-то рассыпал барабанные дроби дятел.
Чтоб ты гвоздем подавился. Дай же обстановку послушать!
— Надо сидеть тихо и не отсвечивать, — продолжал я. — Говорю же, мы им не нужны. Они инвайдеров ищут.
— Да знаю я! — Матрешка дернула плечиком.
— И что же ты знаешь?
— Война у нас тут. С инопланетными.
— У нас! У тебя что ли, босоногая? Это у них война. А мы только под ногами путаемся. Вот чтоб не путались, нас по мере возможности и зачищают.
— Защищают? — глазищами хлопает.
— Да наоборот, дура! Защитят тебя! Так что мать родная не узнает.
Поняла, кажется. Озирается.
— И куда мы теперь?
Хороший вопрос. Своевременный. Дятел как раз притомился, умолк, и по лесу отчетливо так разнеслось: фр-р-р...
Дрон.
Отбегались...
— А что это там?
Опять этот шепоток матрешкин! Прикончит он меня раньше бомбы!
— Нишкни! — губами шевелю. — Умри!
И вдруг вижу — не в лес она смотрит, а вниз, на дно ямы.
И там, на дне, песочек так, воронкой, проседает, проседает, будто подрывает его кто снизу. Потом — ух! Сразу целый пласт обрушился. И открывается под ним черный провал, широкий — на три моих брюха, и глубиной — в самую преисподнюю. Очень в нашем положении уютный провал...
Ползли долго. Все вниз, лаз узкий, ни перил, ни ступенек, для кого ж его такой делали? Я уже черт знает что готов был подумать, но тут над головой щелкнуло, срикошетило, хлопнул дальний выстрел.
Все в порядке. Люди.
— Не стреляйте! — кричу. — Свои!
А кто свои? Кому свои? Потом как-нибудь разберемся. Лишь бы сразу не убили.
И подействовало ведь! Не стали стрелять. Слышу — идут, свет замельтешил, развиднелось кое-как. Вижу, доползли мы почти до самого выхода из нашей трубы в широкий тоннель. Три фонаря впереди колышутся, бьют в глаза лучами.
— Вылезайте! — командует голос. — И к стене лицом, руки-ноги врозь! Оружие есть?
— Оружие, — говорю, — к ношению и применению категорически запрещено миротворческими силами ООН. Здесь, в левом кармане...
Обшарили, забрали пукалку.
— Патронов не имеется, — объясняю. — Вышли при добыче пропитания.
— На крыс охотился, что ли? — заросший бородой мужик брезгливо повертел в руках невеликий мой калибр.
— Зачем? На консервы менял.
Мужик покивал бородой.
— Девчонка — сестра, что ли?
— Жена, — говорю поспешно. — Беременная она.
— Ну? — мужик недоверчиво оглядел Матрешку с ног до головы.
Только б не брякнула чего, дура... Вот уже и губенками зашевелила...
— А что? — выпаливаю, — Дурное дело не хитрое! В смысле — молодое...
И чтобы уж совсем заткнуть ее, начинаю петь во все горло:
— Обручальное кольцо! Не простое украшенье! Двух сердец одно решенье! Обручальное кольцо-о!
— Шуткарь... — хмыкнул он без улыбки. — Рано веселишься. Получается так, что придется вас все-таки списать. Нам лишние рты не нужны.
Матрешку вязать не стали, она и так шла безропотно, только глазищи по сторонам таращила — сова-совой! А мне скрутили руки тонкой, страшно резучей да еще и ржавой проволокой. Для полного счастья толкали прикладами в спину, торопись, мол. А куда торопиться?!
— Слушайте, — говорю, — мы ведь вас не объедим, не обопьем. Слава Богу, руки-ноги есть. Что я, на себя и на Матрешку еды не добуду? Заповедный лес кругом! Дичи — прорва! Да я вас всех прокормлю!
— Иди, иди, — поморщился батяня (так звали бородача остальные двое). — Не хватало нам только, чтоб дронов на нас навел. Кормилец...
— Вы что, вообще наружу не выходите?! — я даже остановился.
Батяня покачал головой.
— Не выходим. Потому и живы до сих пор. Как затворились пятьдесят человек, так и решили: больше никого не брать. Вот как подъедим все, так и объявим себя — пусть убивают. Но ради вас двоих смерть торопить не собираемся!
— Мудро, — согласился я. — Так мудро, что мне, тупому, ни хрена не понять! Вы что, просто сидите и смерти ждете?!
Батяня помолчал.
— Помирать по любому придется, — философски вздохнул он. — Такое уж наше везение.
— Да с чего вы взяли?! — я прямо кипел от такого скотского безразличия. — Рано или поздно военные найдут этих своих инвайдеров и переколошматят! А, может — те их! Нам без разницы. Главное — больше не надо будет прятаться!
— Вот, вот — угрюмо кивнул батяня и, глянув на меня исподлобья, вдруг ткнул пальцем в пол. — Чего их искать-то? Тут они, инвайдеры. Под нами...
— Чего от нас хотят? — спросила Матрешка.
— Да погоди ты! — отмахнулся я, — не до тебя сейчас!
Сквозь решетчатое окно кабины козлового крана, куда нас запихнули до вынесения окончательного решения (как будто на голосовании стояло еще какое-нибудь решение, кроме как прикончить!), я видел все гигантское пространство цеха. Посреди зала громоздился опутанный проводами, маслянисто поблескивающий кожух какой-то установки, ни пылинки на ней, ни соринки вокруг. Похоже, не такие уж заскорузлые мужики тут живут, кой-чего кумекают и в технике. Электричество, вон, жгут, не экономят. А где берут?
— Беда наша в том, — задумчиво произнес я, — что мы им совершенно не нужны...
На ступенях металлической лестницы, ведущей в кабину, послышались грузные шаги, отдающиеся басовитым гулом перил. Так себе музычка, ничего, кроме похоронного марша, не напоминает.
Лязгнул замок, взвизгнула дверь. Вошел высокий, сильно сутулящийся человек с темными кругами вокруг глаз и таким же угрюмым выражением лица, как у батяни. За ним — сам батяня.
— Ну, чего выпучился? — хмуро бросил он мне и сразу отвернулся. — Чуда ждал, что ли? Не будет чуда. Решено всем обществом — вы нам тут не нужны.
— Выходите, — мотнул головой сутулый.
— Минутку! — я прокашлялся, преодолевая сип в горле. — Вы понимаете, что спасти вас от уничтожения может только одно?
Сутулый взглянул на меня с некоторым насмешливым интересом.
— Намекаете, что мы можем выдать военным, где скрываются пришельцы? — спросил он.
— А почему бы и нет?
— Потому что нам известен план миротворческих сил на этот случай, — сутулый вынул из кармана помятый металлический портсигар и щелкнул крышкой. — Превентивный ядерный удар на опережение. Эвакуация не предусмотрена.
— И откуда вы все знаете?! — запальчиво спросил я.
Сутулый не ответил.
— Хорошо, — сказал я, переводя дух. — Тогда другой вариант. Вы пытались установить контакт с этими, внизу?
Подрагивающими пальцами сутулый выудил из портсигара обгорелую с конца самокрутку, чиркнул спичкой, нервно затянулся. Присел на колченогий стул.
— Бесполезно, — сказал он, наконец. — Они не идут на контакт.
— Как именно не идут? Вы сами ходили к ним?
— Никто из посланных туда не вернулся. Некоторых на наших глазах уничтожили с помощью какого-то неизвестного оружия.
— А может быть, они вас боятся? — подала вдруг голос Матрешка.
— Не лезь ты! — прицыкнул я.
Сутулый помолчал.
— Не думаю. Скорее, мы им просто не нужны...
Он глубоко затянулся, закашлялся надсадно и с отвращением вышвырнул окурок за окно.
— Правда, иногда...
— Что?
— Иногда они проявляют агрессию.
— Хотят выбраться?
Сутулый пожал плечами. Вместо него ответил батяня:
— Кто ж так выбирается? Палят снизу своими зарядами в белый свет, как в копеечку, а наступать — ни-ни. Ну да мы тут тоже не лаптем щи хлебаем. Наладили плазменную пушку. Постреливаем для острастки вниз, в шахту. Пусть сунутся! Тут ведь в советское время ящик был, много чего испытывали...
— Что еще за ящик?
— Почтовый, — авторитетно пояснил батяня. — Минсредмаш.
Понятнее не стало, но я уже думал о другом.
— Слушайте! Если время от времени они нападают, значит что-то им все-таки нужно?
— Вот вы нам и расскажете, что им нужно, — сутулый тяжело поднялся со стула. — Если вернетесь оттуда...
Очередной пролет лестницы привел на маленькую площадку. Луч фонаря освещал ее сразу всю. Те же закопченные перила, сетчатое ограждение с проплавленными в нем дырами — следами плазменных ударов, квадратный люк в полу. За ним — следующий пролет. Сколько их было уже? Сколько еще осталось? И где, наконец, эти чертовы инвайдеры? Я устал ползти, нащупывать ступеньку за ступенькой, устал вглядываться в тени, устал бояться. Скорее бы...
— А если мы ничего не успеем сказать? — как всегда не к месту ляпнула Матрешка.
— Ты-то уж точно успеешь, — проворчал я. — Прямо мастерица вылезти, когда не просят! Гляди лучше по сторонам! Пока чего-нибудь не увидишь, молчи!
Я стал спускаться в люк.
— Колесо вижу, — доложила Матрешка.
— Заткнись!
— Ладно, — ее босые пятки затопотали по ступенькам у меня над головой. — Только там шевелится что-то...
— Где?!
Я стремительно направил луч на ржавое колесо грузового подъемника. Ничего там не шевелилось.
— Было, а теперь нет, — сказала Матрешка
Я пошарил лучом вокруг. Обрывок троса, покосившаяся балка, труба с вентилем. Все пыльно, неподвижно и безмолвно.
— Попрятались, — уверенно заявила Матрешка, — на самом деле они давно за нами следят.
— А чего за нами следить? Бери голыми руками.
— Откуда у них руки? Это ж инвайдеры! Они нас поглубже заманивают.
— Врешь ты бессовестно, вот что я тебе скажу! Очень мы им нужны...
И тут ударила молния.
— Вставай, вставай! — кричал кто-то вдалеке, и так было приятно, что эти слова относятся не ко мне, а к кому-нибудь там, на другом краю земли. А я могу по-прежнему лежать в темноте, не чувствуя ни рук, ни ног, и слушать далекий испуганный голос, чем-то даже знакомый. Ну, да, слегка похожий на...
Матрешка?!
Что-то больно хлестнуло меня по щеке. Голос сразу приблизился. Оказывается, он бренчал над самым ухом.
— Ну, вставай же ты! Они идут!
Я открыл глаза и сел. От этого мало что изменилось, меня по-прежнему окружала чернильная непроницаемая гуща.
— Кто идет?! Где?
— Да вон же!
Мокрые пальцы вцепились мне в уши и так резко крутанули голову, что я чуть снова не отключился. В глазах вспыхнули оранжевые искры. Хотя... Кажется, это не у меня в глазах. Это у них.
Врать не буду, струхнул. Да и кого не прохватит морозом вдоль позвонков, когда из пещерной тьмы кинутся этакие волчьи светляки?
Я кое-как, хватаясь за воздух, поднялся на ноги и тут же треснулся макушкой о какую-то железяку — в темноте гулко раскатилось эхо.
— Осторожно, здесь перила! — прошипела Матрешка.
Ничего не скажешь, умеет вовремя предупредить.
Огни быстро приближались, где-то звякнуло, скребануло острым по железу, гукнул, просев под чьей-то тяжестью, металлический лист настила.
— Где фонарь? — прохрипел я.
— Тут, — доложила Матрешка. — А что?
— Где тут?! Включай скорее!
— Так ведь заметят нас!
Я метнулся на голос, ухватил ее за плечи, вырвал из рук фонарь.
— Дура! Давно заметили!
Желтый круг света сначала уперся в лестничный пролет, круто уходящий вверх, потом в закопченную стену шахты, и, наконец, нырнул в темный проем. И сейчас же мерцавшие там огоньки превратились в людей с факелами...
— Хватит врать! — тощий человек, допрашивавший меня, напоминал складной нож — то переламывался в пояснице, будто собирался сложиться вдвое, то резко, с пружинным щелчком, распрямлялся, и мне каждый раз казалось, что вот сейчас он тоже долбанется башкой о какую-нибудь железяку. Однако ничего инопланетного в нем не было — обычный голодранец с синими буквами татуировки на волосатых пальцах: "Вова".
— Где вы прятались? — острый, как лезвие, его нос оказался у самого моего лица. — Не выкручиваться! Отвечать быстро! Ну?
— Да мы, вроде как, и не прятались... — пробормотал я.
— Не выкручиваться, я сказал! — взъярился складишок. — Это — что?!
Я пожал плечами.
— Фонарик.
— Фонарик! — драматически взвыл он, распрямляясь до потолка. — Не фонарик, драть твою дратву, а новый, с иголочки, фонарь, да со свежими батарейками!
В доказательство он пощелкал тумблером, озаряя электрическим светом полутемную комнатку с торчащей в углу лучинкой.
— А ведь это значит — что? — спросил он зловеще.
— Что электричество изобрели, пока вы сидите тут, — буркнул я.
Надоел он мне страшно. Чего из себя строит? Следователь хренов!
Вова покивал.
— Очень смешно. Очень. Но неправильно! — он резко сложился буквой "Г" и доверительно сказал мне на ухо:
— Это значит, что ты и твоя подружка нашли где-то новый склад. Склад, о котором никто не знает. И жируете, пока мы все с голоду пухнем!
Не очень-то ты распух, подумал я, но вслух говорить этого не стал.
— Нигде мы не жируем! Мы же только что пришли!
— Откуда? — хитренько сощурился Вова. — Я на всех складах людей знаю. Вы с какого?
— Мы от батяни, — сказал я.
Долговязый не понял.
— Тут все от батяни да от мамани! С какого склада, спрашиваю!
— Да ни с какого! — я ткнул пальцем в потолок. — Сверху мы! Из-под неба голубого!
Складишок с лязгом распрямился.
— Че... че-го?!
Он уставился на меня растерянно, потом вдруг хрюкнул, совсем не по-детективски и затрясся, как током дернутый.
— Све... ой, не могу! Сверху!
Мне прямо обидно стало.
— Что я смешного сказал?!
Но он только отмахивался обеими руками, заходясь.
— Девчонку мою верните! — потребовал я, пользуясь таким приступом начальственного веселья. — Перепугаете насмерть дуреху!
Вова не обращал на меня внимания. Изнемогая от смеха, он открыл дверь в коридор и прорыдал:
— Садык! Иди сюда! Тут комик зажигает не по-детски! И девку веди! Может, хоть при ней его стыд возьмет!
В коридоре застучали шаги, и на пороге появился низенький узкоглазый человек. Голова его была выбрита, а, может, полысела ровно наполовину — от шишковатого лба до темени. Дальше, без перехода, начинались густые черные волосы, заплетенные на затылке в косицу. Мне сначала показалось, что на нем тесный девичий парик, который он так и не сумел натянуть на лоб.
— Погоди смеяться, Вован, — узкоглазый недобро сверкнул на меня своими щелками. — Сначала надо этого спросить. Очень сильно спросить.
— Учи ученого! — огрызнулся Вован. — Чем я, по-твоему, тут занимаюсь?! Говорю же, веди девку!
— Девка совсем дурная. Знаешь, что говорит? — Садык за шею пригнул Вована к себе и прошептал что-то ему на ухо.
Складишок лязгнул, выпрямляясь, совсем как выкидная наваха перед генеральной поножовщиной, и резко повернулся ко мне.
— Да вы что, сговорились, что ли, над нами издеваться?!
— Ну, что опять? — устало вздохнул я.
— Не могли вы сверху придти! Ясно? Не могли!
— Почему это мы не могли? — я постарался вальяжно развалиться на шаткой табуретке, опасаясь, что она сама развалится подо мной.
— Да потому, дубина такелажная! — сказал Вован с нескрываемой обидой. — Потому что над нами — инвайдеры!..
И этот туда же. Инвайдеры... Когда-то их называли пришельцами. Инопланетянами. Потом, когда в охоту за ними включились международные силы, появилось буржуйское словечко — инвайдерс. А еще потом, когда выяснилось, что мы, местные, только мешаем охоте, все наши слова стали не нужны. Как и мы сами.
Не знаю, видел ли кто этих инвайдеров живьем. Мне как-то не довелось. Вот и теперь: Батяня говорил, что инвайдеры внизу, в шахте. Пришли вниз — тут говорят, что они над нами... И не поспоришь. Кто-то ведь шандарахнул меня разрядом там, на лестнице!
— Ты чего им наплела? — спросил я Матрешку, когда мы, наконец, остались одни.
Хозяева преисподних чертогов (материальные склады научно-производственного объединения "Вектор") ушли совещаться, предоставив в наше распоряжение шикарную кладовку с тюфяком на полу, запас лучинок, банку консервов, пару сухарей и кастрюлю теплой жижи, предназначенной тут изображать чай. Дверь, правда, заперли. Но все равно, с чего бы вдруг такая щедрость?
— Признавайся, наврала им с три короба?
Матрешка оскорблено хлопнула глазищами.
— Ничего я не врала! Как было, так и рассказала!
— Ну, и как, по-твоему, было?
Ответить она не успела. В дверь деликатно постучали, потом щелкнул замок, и в приоткрывшуюся щель протиснулась нечесаная голова.
— Можно к вам?
— А! Коля! — оживилась Матрешка. — Заходи, заходи! Не стесняйся!
Ишь ты. "Не стесняйся". Быстро освоилась!
— Я вам настоящего чайку принес, — радостно сообщил всклокоченный парень в драной тельняшке, подавая две дымящиеся кружки. В самом деле, пахнуло чаем. Настоящим, в настоящих фарфоровых кружках. Может быть даже и с сахаром...
— Ну, как ты? — он с любопытством разглядывал меня. — Оклемался?
Я молча кивнул, отхлебывая. Надежда на сахар не оправдалась. Ладно, и на том спасибо.
— Жарко пришлось там, на лестнице?
— Спрашиваешь! — ответила за меня Матрешка. — Как налетели эти со всех сторон, как давай палить! Ну, думаем, крышка! Мы — вниз, сыпем кувырком, без ступенек! Они — за нами! Догнали бы — и конец. Хорошо, что мы нашли способ близко их не подпускать! Но только добрались до последней площадки, вдруг — Бац!
— Ага! — оживился Коля. — Значит, не зря мы вас огоньком снизу прикрыли? Отсекли этих?
Я чуть коленки не обварил, расплескав чай.
— Отсекли?!
— Да вы нас просто спасли! — живо влезла Матрешка. — И откуда у вас такая штуковина дальнобойная?
— Собрали кое-что тут, по кладовкам, — разулыбался Коля. — От секретных физиков осталось. Но у нас тоже есть спецы, будь спок! С допуском до трех тысяч вольт! Трансы подмотали, кондеры нашли подходящие — лупасит так, что не сунутся! Только ты скажи. — он снова повернулся ко мне, — как они выглядят? На людей похожи, нет?
Я прислушался к гулкой пустоте в голове и покосился на Матрешку. Она азартно смотрела на меня во все глаза.
— В целом... как сказать... — с трудом пробормотал я, — в темноте разглядеть трудно...
— Вот именно! — Матрешка поощрительно погладила меня по спине.
— Ну, ясно, ясно, — сочувственно закивал Коля. — А все-таки интересно, как же это вы прорвались?!
Мне это тоже было интересно. Вернее, я начинал догадываться, но что-то подсказывало мне, что Коле этого говорить не следует. Может быть, лежащая на затылке ладонь Матрешки с острыми, как у белочки, коготками?
— Сколько раз наши пытались подниматься, — с горечью сообщил Коля, — и артподготовку предварительную проводили, но куда там! У инвайдеров такое оружие — сметает все!
— Как же вы тут оказались, под ними? — спросил я.
Коля махнул рукой.
— Давняя история. Как начали гонять инвайдеров, так многие сюда попрятались. А что? Место тихое, давно законсервированное, натовцы про него не знают — ну и набились, кто мог. Думали пересидеть суматоху. Год просидели на консервах да перловке — надоело. Полезли назад, а хрен — сверху уже инвайдеры!
— Откуда ты знаешь, что инвайдеры? — не утерпел я. — Вы же их в глаза не видели!
Коля улыбнулся мне, как неразумному ребенку.
— А оружие-то! Не с пулеметов, поди, по нам садят! А лучами смерти!
— Так ведь и вы... — начал было я, но вскрикнул от внезапной боли и умолк.
Все-таки очень острые коготки...
— Чего — мы? — не понял Коля.
— Он говорит, — ответила за меня Матрешка, — Что мы и вас наверх выведем!
Коля вздохнул с надеждой.
— Хорошо, кабы так... Но мимо инвайдерских пушек... мышь не проскочит... многие у нас не верят вам...
— Говорю же, мы знаем способ! — уверенно заявила Матрешка.
— Ты что, с ума сошла?! — я метался из угла в угол кладовки.
Коля ушел окрыленный, пообещав достать на складе сахару. Едва дождавшись, когда за ним закроется дверь, я напустился на Матрешку.
— Как мы их выведем, дурья твоя башка?!
Матрешка смотрела на меня с беспокойством.
— Только ты, пожалуйста, инвайдеров не бойся! — сказала она с мольбой, — У меня, правда, есть способ.
— Да какие, в задницу, инвайдеры?! — не выдержал я. — Думаешь, я не понял, что ты все эти битвы сочинила?! Нет никаких пришельцев! Эти идиоты всю дорогу воевали друг с другом! Но если мы попытаемся вылезти из шахты, верхние решат, что это новая атака и ударят плазменной пушкой! Пыль от нас останется!
— Ты всегда такие умные слова говоришь, — с восторгом прошептала Матрешка. — Что я поневоле тебя слушаюсь. Но пожалуйста! Послушайся меня и ты. Один только разочек! Просто поддакивай и все. Остальное — я сама...
— Чему я должен поддакивать?! Твоему вранью про инвайдеров?
— Почему вранью? Может, это правда. Ты же не видел, тебя вырубили...
— Кто меня вырубил?! Этот твой Коля с допуском до трех тысяч вольт, вот кто меня вырубил! Отсекли они! Прямой наводкой в лоб!
— Тем более не надо с ними спорить! Инвайдеры, так инвайдеры.
— Почему просто не объяснить им, что они идиоты?
Матрешка посмотрела на меня строго.
— Потому что тогда мы будем им не нужны.
Снова заскрежетал замок. Дверь открылась, вошли хмурые Вован и Садык. За ними появилась высокая женщина, закутанная в расползшийся полушалок.
— В общем, так, — с порога сказала она. — Ни одному вашему слову мы не верим!
Некоторое время все молчали. Вован с Садыком только робко поглядывали на женщину. Она прошлась туда-сюда по коморке, словно распаляя себя перед оглашением приговора.
Я почувствовал, что хочу спать. Устал. Надоело все. А ведь сейчас опять придется упрашивать и доказывать...
Женщина вдруг остановилась в углу, вынула из защепа догорающую лучинку, осторожно заняла от нее новую, воткнула на место и, наконец, повернулась к нам.
— Нам больше нечем кормить людей, — тихо сказала она. — У нас нет выхода. Мы принимаем ваш дурацкий план... Но если вы подведете нас под лучи смерти, то первыми...
Матрешка сорвалась с места и подбежала к ней.
— Теть Зин! Вот честное-пречестное слово! Все будет в порядке! Мы отвечаем!
Вереница поднимающихся людей вытянулась на два лестничных пролета. Их было человек сто, некоторые с детьми — бледными, заморенными, еле передвигающими ноги или безвольно свесившими головенки из заплечных сумок. Всем было страшно, но все упорно ползли вверх, пролет за пролетом, лишь бы скорее увидеть небо.
— Как хорошо, сказала Матрешка.
— Что хорошо? — спросил я.
— Что мы нужны этим людям. Иначе бы нас убили...
— Ты шутишь? — удивился я.
Она не ответила.
— Ну что, пора? — обернулась шедшая впереди Зинаида.
— Пора, — сказала Матрешка и громко, чтоб все слышали, произнесла:
— Три — четыре!
Стены шахты сотряслись, загудели и запели вместе с многоголосым хором, не так мелодичным, как громогласным:
— Обручальное кольцо! Не простое украшенье! Двух сердец одно решенье! Обручальное кольцо-о!...
— Ну, вы даете, черти болотные! — батяня отбил руки, хлопая себя по ляжкам. — Мы же чуть Богу душу не отдали, когда ваш хор услышали!
— Хорошо, что из пушки не пальнули! — искренне посмеялся и я.
— Непременно пальнули бы! — заверил батяня. — Песню портить не хотелось!
Он утер набежавшую от хохота слезу.
Пришлых снизу расположили в том самом цеху, где недавно держали нас с Матрешкой. Верхние помогали Зинаиде устроить, напоить и накормить людей, не скупясь, делились невеликими своими запасами.
Вот и попробуй, подумал я, расскажи им, что пять лет они лупили друг в друга из плазменной пушки и электроразрядника... Лучше повременить. Пусть сами догадываются.
— Однако, как же вы, все-таки, инвайдеров обминули? — наседал батяня, — Неужто, и на них херувимское пение действует?
— Действует, — пропыхтела Матрешка.
Она тоже помогала Зинаиде и теперь волокла мимо нас пухлый узел, набитый одеялами, кое-какой одежкой и прочим тряпьем.
— Пение на всех действует. Нам бы еще такую песню подобрать, чтобы солдаты нас не тронули...
— Как же, не тронут, жди! — я плюнул на пол. — Они наших песен не понимают. Да и близко не подпустят. Заметят со спутника — и ракетой. Как ты им споешь? По радио разве что. Только где оно, радио?
— Радио-то, положим, есть... — батяня почесал за ухом. — Был у нас тут один любитель. Хотел по радио с инвайдерами договориться. Да мы его к ним пешим порядком отправили. Вроде, как вас. Не дошел, видно...
— Его-то за что?! — Матрешка сердито сбросила с плеча узел.
— Чтоб не своевольничал, — твердо произнес батяня. — Житие наше тихое, секретное. Нам радиосигналы не нужны...
Неожиданно по цеху раскатисто прогремели шаги, появился Вован-складишок с пистолетом в руке, косолапя, подбежал к нам.
— Хреново дело, ребята! Нас засекли!
Батяня поблек лицом.
— Кто засек?! Где?!
Вован скрипнул поясницей, распрямляясь.
— Мы с Садыком решили наружную обстановку разведать. Сколько лет солнышка не видали! — он чуть не плакал. — Ну и напоролись на дрон...
— Солнышка?! — батяня ухватил его за грудки и пригнул чуть не до земли. — Вот налетят каски, они вам покажут солнышко!
— Они уже тут, — всхлипнул складишок. — Из вертолетов высаживаются. Прямо у лаза.
Батяня издал сиплый рык, но тут же взял себя в руки. В нем словно включилась программа — он говорил и действовал так, будто давно был готов к происходящему.
— Чеснок, Булыга — за мной! Гоня! Передай Сутулому — пусть разворачивает пушку! Мужики, которые снизу пришли! Патроны, стволы — в кладовке прямо по коридору! Всем — в ружье!
И кинулся к выходу. Я рванул за ним.
— Подожди! Куда ты?! — завопила Матрешка.
— Сиди здесь! — крикнул я. — Не суйся, куда не просят! Скоро вернусь!
— Да нет же! — испугалась она, — Не так надо! Послушай!
Но ее уже оттеснили бегущие следом за нами мужики.
Оказалось, у батяни не один тот лаз затаен был, через который мы с Матрешкой попали на завод. По всему лесу нор нарыто и замаскировано, и к каждому ведет ход — где хочешь, там и вылезешь. Мы с Садыком и Вованом едва поспевали за батяней, ползущим впереди по узкому, полузатянутому глиной тоннелю. Только мелькали в луче моего фонаря его пятки, да локти, при этом он еще умудрялся тащить за собой на ремне длинную неповоротливую винтовку, замотанную в мешковину.
— Обложили... — слышалось его скрипучее бормотание. — Егеря сопливые! Ничего, это мы еще перемеряем, кто кого плотнее обложит!
Наконец, он остановился, велел погасить фонари, послушал некоторое время в темноте, а затем осторожно снял доску перегородки, закрывающей лаз. В глаза ударил дневной свет.
— Вылезай по одному, — прошептал батяня, обернувшись. — Да не шелестеть мне!
Друг за другом мы выбрались в неглубокую лощинку, заросшую высокой травой. Полежали на дне, вглядываясь в небеса. Дронов не было.
— Совсем страх потеряли, — проворчал батяня. — Буром прут, без разведки. За мертвых нас держат, что ли?
Он выполз на край лощины с биноклем. Я осторожно высунул голову рядом. Садык с Вованом остались внизу. Стыдясь за промашку, они теперь шевельнуться боялись без команды.
Даже без бинокля мне было видно, что каски засели прямо напротив главного входа в бункер, но пока не шевелились.
— Технику ждут, — уверенно сказал батяня. — Дверь прожигать будут...
Он вдруг резко повел биноклем вправо.
— А эти куда?!
Тут и я увидел группу человек из пяти, скрытно пробирающуюся в обход бункера — прямо в нашу сторону.
— Э, нет! — сказал батяня, разматывая мешковину с винтовки. — Так не пойдет. Штурмуйте с фасаду, если неймется, там вас сутулый встретит! А на флангах мы вас подавим!
Он припал к окуляру прицела.
— Далековато, черт!
— Да нормально, — возразил я. — Это ж Ремингтон, а не СВД. Влепит, как в бубновый туз!
Он строго покосился на меня.
— Ах, да... Это ж ты обещал всех нас дичью прокормить!
И сунул винтовку мне.
— Ну, давай, охотничек, покажи себя!
Я пожал плечами, улегся поудобнее и прицелился. Подумаешь, задача! Хаки ползли осторожно, но в окуляре мощного "комбат гансайта" были видны, как в домашнем кинотеатре. Я выбрал того, кто пониже других задирал задницу — наверняка сержант.
— Сзади! — неожиданно выдохнул Садык.
Я резко обернулся.
Они со складишком припали к земле по обеим сторонам лаза. Из глубины тоннеля слышалось отчаянное сопение, шарканье, перестук худых мослов. Я понял, что это кто-то из своих. И действительно, в отверстии показалась голова Коли. Проморгавшись на солнце, он сразу ринулся ко мне.
— Срочно! Она сказала отдать раньше, чем ты выстрелишь!
— Кто — она? Что отдать? — я не сразу понял, о чем он.
— Матрешка! — Коля что-то вынул из кармана и протянул мне. — Это очень важно!
— Тьфу ты, мать честная с такими вояками! — рассердился батяня, отбирая у меня винтовку. — Стрелять надо, а они — по матрешкам! На позицию девушка провожала бойца, мать вашу так!
Я с удивлением рассматривал то, что принес Коля. Это была маленькая невзрачная пуговица военного образца. Ну да, я видел ее не так давно у Матрешки, она подобрала ее в лесу, когда мы спасались от патруля. Но ничего особенного в этой дурацкой пуговке не было...
И тут меня накрыло. Это было как внезапное пробуждение. Только мой сон длился полгода...
— Himmelherrgott!!! Радио! Мне немедленно нужно радио!
Я ухватил батяню за ворот и потащил за собой к лазу.
— Никому не стрелять! — гаркнул я остальным. — Передайте всем — ждать и не шевелиться!
— Так точно, господин генерал, сэр! Это было недоразумение. Никаких инопланетян не существует, вторжения не было. Русские, как всегда перепугали сами себя. А все эта их факен секретность!
— Ты с кем это разговариваешь?
Я вздрогнул, быстро снял наушники и щелкнул тумблером. Лампы допотопного любительского передатчика, разложенного во всем безобразии на колченогом столе в каморке батяни, медленно погасли.
Матрешка глядела на меня своими огромными глазами. Сова совой!
— Видишь ли, — смущенно начал я. — Теперь, когда все выяснилось, операцию можно отменить... Ну и... нет смысла скрывать, что я не просто так проник в этот бункер... надо же было узнать... Зато теперь мы все можем выйти наружу, нас не тронут! У меня наконец-то есть связь!
— А раньше не было? — в Матрешкиных глазищах, как мне показалось, пряталась насмешка.
— М-да... Когда-то была рация, но... По глупой случайности... Помнишь, в тот день, когда ты пришла ко мне в землянку?
— Помню, — улыбнулась она. — Ты еще бегал за мной по лесу с дубиной и кричал, что я тебе не нужна, и чтоб убиралась ко всем чертям...
Я поежился.
— Вот-вот. И тут этот шальной снаряд — прямо в мою нору... — я вымученно улыбнулся. — Можно считать, что ты меня спасла!
— Это был не снаряд, — с улыбкой сказала она.
Я осекся.
— То есть как?
— Мне очень мешал этот твой передатчик. Нужно было от него избавиться.
Онемевшей рукой я с трудом нашарил за спиной стул и сел.
— Ты о чем это, Матрешечка?!
Она присела на край стола. Помолчала, беззаботно болтая босой ногой.
— Прости, у меня не было выхода. Пришлось сделать так, чтобы ты забыл, кто ты такой.
— Зачем?!
— Мне же нужен был телохранитель! Мой Кокон был поврежден и не мог сразу зарастить свои раны. Это заняло пять лет. Но я не жалею — это были полезные годы... — она взяла со стола кусочек олова и задумчиво помяла его в пальцах. — Я досыта насмотрелась на людей. Думаю, впечатлений хватит надолго. Теперь Кокон здоров, войска отходят, я могу лететь.
— Подожди, подожди! — я схватился за голову. — Что ты мне тут... Хочешь сказать, что ты — инвайдер?! Не ври, пожалуйста!
Олово в ее руке вдруг потеряло форму, прокатилось радужной каплей по ладони и закапало с кончиков пальцев на стол.
— Инвайдер — это захватчик, — назидательно сказала она. — Я у вас ничего не брала. Это вы разбили мою тачку своей ракетой, так что — кто еще кому тут захватчик! Нет, я не обижаюсь — вы ведь в каждом видите инвайдера, даже друг в друге. Не пойму только, какая вам от этого польза. Но обещаю подумать на досуге...
Прежде чем я успел отшатнуться, она снисходительно потрепала меня по голове прохладной ладонью, потом повернулась и направилась к двери.
Я вскочил.
— Подожди, Матрё... то есть... ты что же, вот так и уйдешь?!
Она обернулась.
— Хочешь что-то сказать на прощание?
— Да!... Нет. Я не дам тебе уйти! Я сейчас же вызову спецназ, авиацию, тучу дронов...
Она разочарованно покачала головой.
— А я надеялась, что ты расскажешь, как будешь по мне скучать...
Я щелкнул тумблером передатчика.
— Не собираюсь с тобой шутить! Стой, где стоишь!
— Перестань, — поморщилась она, поднимая руку. На ее ладони лежала самая большая радиолампа из батяниного передатчика. — Не превращай трогательное расставание в скандал с битьем посуды!
Лампа грянулась об пол и разлетелась вдребезги. Передатчик был мертв.
— И не ходи за мной, — с обидой сказала Матрешка. — А то с твоей головой будет то же самое!
— А вот это мы еще посмотрим! — сказал я, направляя на нее пистолет, которым успел разжиться у Вована.
Она только презрительно усмехнулась и пошла к двери.
— Матрешка, стой! — грозно крикнул я.
Она продолжала идти. Я прицелился. Пистолет ходил ходуном.
— Ну не могу я тебя отпустить, пойми!
— Почему? — спросила она, не останавливаясь.
— Почему! Ясно почему... А вдруг ты вернешься с целой армией, чтобы нас завоевать?!
Она обернулась в дверях.
— Да кому вы нужны...
