Книга: Во всем мне хочется дойти до самой сути…
Назад: Смешанные стихотворения
Дальше: Второе рождение. 1930–1931

Эпические мотивы

9-е января
Первоначальный вариант
Какая дальность расстоянья!
В одной из городских квартир
В столовой – речь о Ляояне,
А в детской – тушь и транспортир.

 

Январь, и это год Цусимы,
И, верно, я латынь зубрю,
И время в хлопьях мчится мимо
По старому календарю.

 

Густеют хлопья, тают слухи,
Густеют слухи, тает снег.
Выходят книжки в новом духе,
А в старом возбуждают смех.

 

И вот, уроков не доделав,
Я сплю, и где-то в тот же час
Толпой стоят в дверях отделов,
И время старит, мимо мчась.

 

И так велик наплыв рабочих,
Что в зал впускают в два ряда.
Их предостерегают с бочек. —
Нет, им не причинят вреда.

 

Толпящиеся ждут Гапона.
Весь день он нынче сам не свой:
Их челобитная законна, —
Он им клянется головой.

 

Неужто ж он их тащит в омут?
В ту ночь, как голос их забот,
Он слышен из соседних комнат
До отдаленнейших слобод.

 

Крепчает ветер, крепнет стужа,
Пар так и валит изо рта.
Дух вырывается наружу
В столетье, в ночь, за ворота.
* * *
Когда рассвет столичный хаос
Окинул взглядом торжества,
Уже, мотая что-то на́ ус,
Похаживали пристава.

 

Невыспавшееся событье,
Как провод, в воздухе вися,
Обледенелой красной нитью
Опутывало всех и вся.

 

Оно рвалось от ружей в козлах,
От войск и воинских затей
В объятья любящих и взрослых
И пестовало их детей.

 

Еще пороли дичь проспекты,
И только-только рассвело,
Как уж оно в живую секту
Толпу с окраиной слило.

 

Еще голов не обнажили,
Когда предместье лесом труб
Сошлось, звеня, как сухожилье,
За головами этих групп.

 

Был день для них благоприятен,
И снег кругом горел и мерз
Артериями сонных пятен
И солнечным сплетеньем верст.

 

Когда же тронулись с заставы,
Достигши тысяч десяти,
Скрещенья улиц, как суставы,
Зашевелились по пути.

 

Их пенье оставляло пену
В ложбине каждого двора,
Сдвигало вывески и стены,
Перемещало номера.

 

И гимн гремел всего хвалебней,
И пели даже старики,
Когда передовому гребню
Открылась ширь другой реки.

 

Когда: «Да что там?» – рявкнул голос,
И что-то отрубил другой,
И звук упал в пустую полость,
И выси выгнулись дугой.

 

Когда в тиши речной таможни,
В морозной тишине земли —
Сухой, опешившей, порожней —
Лишь слышалось, как сзади шли.

 

Ро-та! – взвилось мечом Дамокла,
И стекла уши обрели:
Рвануло, отдало и смолкло,
И миг спустя упало: пли!

 

И вновь на набережной стекла,
Глотая воздух, напряглись,
Рвануло, отдало и смолкло,
И вновь насторожилась близь.

 

Толпу порол ружейный ужас,
Как свежевыбеленный холст.
И выводок кровавых лужиц
У ног, не обнаружась, полз.

 

Рвало и множилось и молкло,
И камни – их и впрямь рвало
Горячими комками свеклы —
Хлестали холодом стекло.

 

И в третий раз притихли выси,
И в этот раз над спячкой барж
Взвилось мечом Дамокла: рысью!
И лишь спустя мгновенье: марш!
1925
Назад: Смешанные стихотворения
Дальше: Второе рождение. 1930–1931