Потом, однако, жизнь вернулась в привычное русло… на какое-то время. В административном центре округа прокуратура готовила судебный процесс Джона Коффи, хотя Гомер Криб, шериф округа Трейпинг, проталкивал идею суда Линча, который мог значительно ускорить процесс наказания виновного. Все это не имело к нам ни малейшего отношения: в блоке Е не обращали особого внимания на события, происходившие за стенами тюрьмы. Жизнь на Зеленой миле напоминала жизнь в комнате со звуконепроницаемыми стенами. Время от времени снаружи доносятся какие-то приглушенные звуки, может, даже и взрывы, но не более того. С Джоном Коффи обвинение не торопилось, прокурор застраховывался от всякого рода случайностей, которые могли помешать вынесению обвинительного приговора.

Пару раз Перси поцапался с Делакруа. Во втором случае терпение у меня лопнуло, и я пригласил Перси в свой кабинет. Не впервые мне пришлось говорить с Перси о его поведении, не последним оказался и этот разговор, но именно тогда я окончательно уяснил для себя, с кем имею дело. В его груди билось сердце жестокого мальчишки, который приходит в зоопарк не для того, чтобы изучать животных и их повадки, а чтобы кидаться в них камнями.

– Держись от него подальше, ты меня понял? – накинулся я на Перси. – Если только я не дам тебе особого приказа, держись от него подальше!

Перси зачесал волосы назад, затем пригладил их своими маленькими ручонками. Очень уж ему нравилось прикасаться к своим волосам.

– Я ничего такого и не делал. – Он смотрел на меня круглыми невинными глазами. – Разве что спросил, каково жить на свете, зная, что ты сжег полдюжины человек.

– Вот и прекрати спрашивать об этом, иначе дело дойдет до рапорта.

Он рассмеялся.

– Пишите сколько угодно рапортов. Но учтите, что рапорт могу написать и я. Я уже говорил об этом, когда этот гад только появился у нас. И мы посмотрим, чей рапорт окажется лучше.

Я наклонился вперед, уперевшись руками в стол, и заговорил, как я надеялся, доверительным тоном.

– Брут Хоуэлл недолюбливает тебя. А если Брут кого-то не любит, он подает свой рапорт. Только в писании он не силен, а карандашом пользуется лишь для того, чтобы лизать грифель. Поэтому рапортует он кулаками. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.

Самодовольная улыбка Перси поблекла.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я ничего не хочу. Я уже сказал. А если ты сообщишь своим… друзьям… о нашей беседе, я поклянусь, что ты все выдумал. – Тут наши взгляды встретились. – Я пытаюсь быть тебе другом, Перси. Для мудрого достаточно и слова. Ты же знаешь эту поговорку. И чего ты вообще прицепился к Делакруа? Он этого не достоин.

Это сработало. Наступил мир. Я даже смог посылать Перси с Дином или Гарри, чтобы сопровождать Делакруа в душ. По вечерам мы все слушали радио, Делакруа начал постепенно расслабляться, обживаясь в блоке Е.

А как-то вечером я услышал его смех.

Гарри Тервиллигер, который сидел за столом, тоже начал смеяться. Я вышел из кабинета и направился к камере Делакруа, чтобы посмотреть, что же его рассмешило.

– Смотрите, капитан! – воскликнул он, увидев меня. – Я приручил мышонка!

Вот тут я и заметил Пароход Уилли. Сидел он не на полу, а на плече Делакруа и сквозь прутья решетки спокойно взирал на нас своими черными глазками-бусинками, свернув хвост колечком, очень довольный жизнью. Что же касается Делакруа, просто не верилось, что передо мной человек, еще неделю назад дрожавший мелкой дрожью на краешке койки. Выглядел он таким же счастливым, как моя дочь, когда в рождественское утро она спускалась в гостиную и видела подарки.

– Внимание! – воскликнул Делакруа.

Мышонок сидел на его правом плече. Делакруа вытянул левую руку. Мышонок взбежал ему на голову, цепляясь за волосы, благо на затылке их хватало, затем спустился на левое плечо. Тут Делакруа захихикал: хвост мышонка пощекотал ему шею. А мышонок пробежал по вытянутой руке до запястья, развернулся и проделал обратный путь на правое плечо.

– Будь я проклят! – воскликнул Гарри.

– Я его этому научил, – гордо заявил Делакруа.

Я же подумал: черта с два, ничему ты его научить не мог, но промолчал.

– Его зовут Мистер Джинглес, – доверительно сообщил нам Делакруа.

– Нет, – добродушно возразил Гарри. – Его зовут Пароход Уилли, по названию мультика.

– Это Мистер Джинглес, – отрезал Делакруа. Если речь заходила о чем-то другом, он соглашался назвать утюг валенком, если вы этого хотели, но с именем мышонка на компромиссы не шел. – Он шепнул мне об этом на ухо. Капитан, могу я завести для него ящичек? Могу я поставить в камере ящичек для моего мышонка, в котором он будет спать? – В голосе Делакруа уже слышались плаксивые нотки, так хорошо мне знакомые. – Я поставлю его под койку, и он никому не будет мешать.

– Твой английский значительно улучшается, когда ты чего-то хочешь. – Я откровенно тянул время.

– Ага. – Гарри подтолкнул меня в бок. – А вот и наш приятель. Теперь жди неприятностей.

Но мне показалось, что Перси в хорошем расположении духа, так что неприятности нам не грозили. Он не приглаживал руками волосы и не играл дубинкой. Более того, даже расстегнул верхние пуговицы кителя, чего раньше я за ним не замечал. А более всего меня поразило выражение его лица. Удивительное по нему разлилось спокойствие, спокойствие человека, осознавшего, что надо лишь немного подождать, чтобы получить желаемое. Изменения в нем произошли разительные. Миновало всего несколько дней с нашей памятной беседы, когда я угрожал ему кулаками Брута Хоуэлла.

Делакруа, однако, этих перемен не заметил. Он буквально влип в дальнюю стену, прижав колени к груди. Глаза его округлялись до тех пор, пока не стали в пол-лица. А мышонок забрался на лысину своего приятеля и устроился там. Не знаю, помнил ли он, что у него есть причины недолюбливать Перси, но, судя по тому, как встопорщились его усики, помнил. А может, он учуял запах страха француза и отреагировал соответственно.

– Ну-ну, – проворковал Перси, – похоже, ты завел себе дружка, Эдди.

Делакруа попытался ответить (мне подумалось, он хотел сказать, что случится с Перси, если тот причинит вред его новому приятелю), но ни звука не вырвалось из его рта. Лишь задрожала нижняя губа. А вот сидящий у него на макушке Мистер Джинглес не дрожал. Сидел спокойненько, держась задними лапками за волосы, а передними упираясь в лысину Делакруа, и смотрел на Перси оценивающим взглядом. Таким взглядом обычно одаривают давнего врага.

Перси повернулся ко мне.

– Тот самый мышонок, за которым я гонялся? Который живет в изоляторе?

Я кивнул. Вроде бы Перси не видел Мистера Джинглеса с того самого момента, когда пытался размазать его по полу дубинкой, но сейчас он не выказывал желания повторить попытку.

– Да, тот самый. Только Делакруа называет его Мистер Джинглес, а не Пароход Уилли. Говорит, что мышонок шепнул ему на ухо свое имя.

– Неужели? – усмехнулся Перси. – Чудеса не кончаются.

Я было подумал, что сейчас он достанет дубинку и начнет постукивать ею по прутьям решетки, чтобы показать Делакруа, кто в доме хозяин, но он просто стоял, уперев руки в бока, и смотрел в камеру.

А потом я нарушил затянувшуюся тишину, уж и не знаю, что побудило меня к этому.

– Делакруа просит какой-нибудь ящичек, Перси. Он думает, что мышонок будет в нем спать. То есть он хочет оставить мышонка у себя как домашнюю зверушку. – В голосе моем слышался скепсис. Я заметил, как таращится на меня Гарри. – Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что ночью мышь насрет ему на нос и убежит, – ровным голосом ответил Перси. – Но, с другой стороны, это проблемы француза. Намедни я видел подходящую коробку из-под сигар у старика Два Зуба. Не знаю, правда, согласится ли он с ней расстаться. Наверняка запросит за нее центов десять, а то и все пятнадцать.

Тут я рискнул взглянуть на Гарри и увидел, что у того отвалилась челюсть. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь услышит такое от Перси.

А Перси наклонился к Делакруа, всунувшись между прутьями решетки. Делакруа подался назад. Будь его воля, он бы влип в стену, лишь бы увеличить расстояние между собой и Перси.

– У тебя есть десять или пятнадцать центов, чтобы заплатить за коробку из-под сигар? – спросил Перси.

– У меня только четыре цента, – ответил Делакруа. – Я отдам их за коробку, только хорошую.

– Вот что я тебе скажу, – продолжал Перси. – Если этот старый беззубый альфонс продаст тебе коробку из-под сигар за четыре цента, я принесу вату из лазарета, которую мы положим внутрь. Превратим коробку в мышиный «Хилтон». – Он повернулся ко мне. – Я должен написать отчет о моих действиях в щитовой во время казни Биттербака. В вашем кабинете есть ручка, Пол?

– Да, конечно. И бланки. В левом верхнем ящике.

– Вот и славненько. – И Перси продефилировал в кабинет.

Мы с Гарри переглянулись.

– Ты думаешь, он заболел? – спросил Гарри. – Может, сходил к врачу и выяснил, что жить ему осталось два понедельника?

Я ответил, что понятия не имею, чем вызваны такие перемены. Тогда я говорил правду, но со временем узнал истинную причину. Случилось это спустя несколько лет, за ужином с Холом Мурсом. Мы уже могли говорить свободно, поскольку Мурс вышел на пенсию, а я перевелся в исправительный подростковый центр. Выпили мы много, съели мало, вот языки у нас немного и развязались. Хол рассказал, что Перси явился к нему жаловаться на меня, в частности, и на порядки на Миле вообще. Случилось это как раз после того, как Делакруа занял отведенную ему камеру, а мы со Зверюгой едва не избили Перси. Но больше всего его обидел мой приказ убираться из блока Е. Перси полагал, что негоже так обращаться с родственником губернатора.

По словам Мурса, он поначалу пытался успокоить Перси, а когда понял, что тот по-прежнему хочет использовать свои связи, чтобы наказать меня или хотя бы перевести в другой блок, пообещал, что в казни Делакруа Перси будет отведена самая заметная роль. Что он будет стоять за электрическим стулом. Руководил бы казнью, разумеется, я, но для свидетелей сие, как всегда, осталось бы незамеченным. Они все время видели бы перед собой Перси Уэтмора, а потому решили бы, что парадом командует он. Мурс не пообещал больше того, о чем уже успел договориться со мной, но Перси-то этого не знал. Он согласился более не требовать моего перевода, и атмосфера в блоке Е разрядилась. Перси даже согласился оставить Делакруа мышонка, который доставил ему столько неприятных минут. Просто удивительно, как меняются люди, если найти к ним подход. К Перси начальник тюрьмы такой подход нашел: предложил ему казнить лысоватого француза.