РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (36)
ИМПРОВИЗИРУЯ НА ХОДУ
Стоило Норману и Чаду появиться в вестибюле небоскреба «ДжТ», навстречу им бросился безымянный сотрудник и затараторил, мол, их хочет видеть Рекс Фостер-Стерн. Подбежал второй и сказал, что Проспер Рэнкин повсюду ищет Нормана, потом его заметил третий, который поспешил сказать, что Гамилькар Уотерфорд спрашивает, куда он подевался.
Рэнкин и Уотерфорд могут и подождать, но Рекс – совсем другое дело.
– Где он? – спросил Норман.
– В бункере Салманассара.
– Мы туда и идем.
– Э… – Сотрудник был явно взволнован. – Кто этот джентльмен с вами, сэр?
– Чад Муллиган, – бросил Норман и оттолкнул его в сторону.
Мальчики подразделения по связям с общественностью сбивались с ног, но Норман улавливал мельчайшие признаки того, что знаменитый имидж корпорации пошел трещинами. Не важно, что в огромном вестибюле ждали своей экскурсии по зданию две группы посетителей – а значит, слухи о том, что корпорация на грани катастрофы, пока терялись за шумихой вокруг Бенинского проекта. Не важно, что бригада «АССТ» волокла за собой тележки на воздушной подушке с камерами и прочим оборудованием, чтобы заснять назначенный на сегодняшний вечер парадный банкет. Не важно, что по вестибюлю, время от времени поглядывая на экран новостей в дальней стене, слонялись репортеры всех мыслимых возрастов и оттенков кожи.
Реальную ситуацию можно было распознать по тому, как перешептывались по углам сотрудники, по тому, как отказался хотя бы улыбнуться иностранному журналисту направлявшейся к выходу член совета директоров, по общей атмосфере напряженности, которую Норман мог практически потрогать руками.
Лифт шел вниз, прямиком на самый последний уровень подземного бункера Салманассара.
Кто-то, наверное, позвонил предупредить Рекса о прибытии Нормана, поскольку, стоило дверям лифта раздвинуться, за ними возникло возбужденное лицо главы проектов и планирования.
– Норман! Ты хотя бы понимаешь, какие проблемы…
– Ты сделал, как я просил? – оборвал его Норман.
– Что? Ну да… Но каких это потребовало трудов и денег! Господи, да нам по твоей милости пришлось отложить уже оплаченное время стоимостью в полмиллиона!
– Лучше уж мелкие проблемы, чем полная катастрофа, правда? И опять же, сколько оттягивает на себя Бенинский проект?
Рекс отер тыльной стороной ладони лоб.
– Я знаю, что ты его возглавляешь, Норман, но…
– Черт побери! Я действительно его возглавляю, Рекс, и выиграть или потерять могу намного больше любого, кроме, пожалуй, самих бенинцев и, может быть, Элайху Мастерса. Что ты нам устроил?
Сглотнув, Рекс уронил руку.
– Доступ для прямого голосового допроса через… э… шесть минут. Но четверть часа – это максимум, какой я вам выбил, потом пойдет обычное предоплаченное время СКАНАЛИЗАТОРА, а туда я не посмею сунуться.
– И вижу, ты позаботился, чтобы убрать отсюда туристов.
– Твое бывшее подразделение от этого на стену лезет, но что мне было делать? Я-то ведь не знаю, о каких тайнах компании вы тут будете болтать, правда?
– Чад! – Норман повернулся. – Пятнадцати минут тебе хватит, или хочешь, чтобы я пошел к Рэнкину и отменил время СКАНАЛИЗАТОРА?
Чад, любопытный не меньше любого зеваки с улицы, тем временем обходил устройства Салманассара. Кое-кому из сотрудников за пультами от его пристального интереса было явно не по себе.
– Что? А! Да, если я не смогу достучаться до него за четверть часа, то, значит, не те выводы сделал.
– Мистер Муллиган, вы утверждаете, будто за пятнадцать минут способны решить проблему, которая уже неделю не дается нашим лучшим программистам? – Судя по голосу Рекса, от утвердительного ответа он, пожалуй, взорвется от ярости.
Чад закончил изучать внешние устройства Салманассара и лениво повернулся к Рексу.
– А вы кто такой? – поинтересовался он.
– Фостер-Стерн, вице-президент, отвечающий за проекты и планирование. Этот бункер – в ведении моего подразделения.
– Ага. В таком случае вы можете сэкономить часть оставшихся пяти минут, чтобы проверить меня по информации, какую дал мне Норман, и выяснить, не упустил ли он чего-нибудь важного.
Это новый, совсем другой Чад Муллиган, с удивлением осознал Норман. Он и раньше слышал в голосе Чада презрение, но оно всегда было жгучим, едким от разочарования и неудач. Теперь же это холодное презрение било прямо в цель: так может говорить человек, распоряжающийся подчиненными, управлять которыми возможно только с помощью сарказма и оскорблений. Подтекст был совершенно очевиден: «Я лучше тебя».
Даже осанка Чада изменилась. Исчезла понурость человека, смирившегося с поражением, пообещавшего допиться до смерти и отказаться от своих амбиций. Его тело будто звенело от напряжения, а глаза горели, словно он изготовился к потрясающему поединку и на пятьдесят один процент уверен, что выйдет из него победителем.
«Как будто с тех самых пор, как мы познакомились, он вечно выделывался и притворялся, а теперь об этом забыл и снова стал самим собой».
А Чад Муллиган, когда был самим собой, производил впечатление намного более сильное. Презрительная складка губ, пальцы, пронзающие воздух, словно высекая материал для отрывистых приказов, аура властности, собирающаяся вокруг него, когда один за другим к его аудитории присоединялись все новые сотрудники. Вопрос – ответ. Вопрос не понят, ответ оборван свирепым взглядом. Сотрудники запинаются и заикаются в желании поскорей помочь…
Норман едва слушал, пребывая в полном недоумении. Такого он никак не ожидал. Он рискнул все свои чаяния возложить на человека, которого, оказывается, совсем не знал, и теперь мысль о том, что у него в руках выигрышный билет, никак не укладывалась в голове.
«Где же я видел подобную трансформацию раньше?..»
Сочетание слов «оказывается, совсем его не знаю» породило цепь ассоциаций, а та привела к ответу, на первый взгляд нелепому: Дональд Хоган.
Но факт оставался фактом. Ведь Дональд случайно и на короткое время тоже раскрылся: когда проявил вдруг лихорадочный интерес к забавной и потенциально важной детали, которую можно потом подставить – как недостающий кусочек головоломки – в поразительную новую картину событий.
Вот так Дональд вдребезги разнес представление о нем Нормана, словно вдруг из-за спины обманки протянул руку реальный человек и разбил кривое зеркало, в которое он до того предпочитал смотреть.
«Голыми руками убил мокера? Только не Дональд. Только не это безмятежное ничтожество, которого я десятки раз подзуживал и пытался вывести из себя в бытовых перебранках!»
Его передернуло от представшей перед его мысленным взором картины: он раздразнил своего квартиранта, и вот его тело лежит на полу в луже крови. Усилием он воли заставил себя вернуться к настоящему. Чад говорил:
– Осталась одна минута, да? Тогда прокрутим еще раз всю процедуру. Я произношу ключевое слово «вопрос», и это включает устройство конвертирования ответа Салманассара. Если это не срабатывает или ответ меня не устраивает, я должен дать команду «остановить» или «отменить» в зависимости от того, хочу ли я вернуться к прежней теме или перейти к другой, верно?
Слушатели разом кивнули.
– Что мне сказать, если я хочу, чтобы он принял новые данные?
Полное недоумение на лицах. Наконец Рекс сказал:
– Ну, мистер Муллиган, думаю, вам на самом деле не следует…
– Заткнитесь. Что я должен сказать?!!!!
– Вы должны сказать «постулировать», – неохотно ответил Рекс.
– Это для гипотезы! Что я должен сказать, чтобы действительно заставить его их приять?
– Ну, понимаете, программирование его свежим материалом на вербальном уровне не предусмотрено, поэтому…
– Мистер Фостер-Стерн! Будете ставить мне палки в колеса, я сию минуту скажу Норману, пусть идет договаривается об отмене времени СКАНАЛИЗАТОРА, а вы ведь этого не хотите, правда?
Рекс сглотнул так, что подпрыгнуло адамово яблоко у него на шее.
– Вам надо будет сказать: «Повторено трижды подряд», – слабо выдавил он.
Чад было недоуменно на него воззрился, потом расплылся в улыбке.
– Черт! Похоже, в этом чудовищном зиккурате у кого-то все-таки было чувство юмора! Но готов поспорить, что тот, кто это придумал, долго тут не продержался.
Техник, стоявший у печатного устройства Салманассара, крикнул:
– Допуск, сэр… Время голосового допроса!
«Знайте – истина в том,
Что повторено трижды подряд!»
Этот дурацкий отрывок из «Охоты за снарком» вертелся в голове Нормана, пока он наблюдал, как Чад со сводящей с ума медлительностью подходит к микрофону. Тут он сообразил, что сравнение Чада с готовящимся к поединку чемпионом было верным. Для Чада это был уникальный случай, единственная, по сути, трудность, попытка преодолеть которую могла бы заставить его отказаться от навязанной самому себе роли растерявшего иллюзии циника.
– Салманассар? – сказал он в микрофон. – Привет, Сал. Меня зовут Чад Муллиган.
Норман и раньше слышал голос Салманассара, но при этих звуках его всегда пробирала дрожь, и не потому, что он принадлежал существу, кардинально отличному от человека, а потому, что пробуждал слишком много ассоциаций. Этот голос был синтезирован на основе модуляций речи известного оперного баритона и обладал довольно приятными интонациями. Но певец был мертв, покончил жизнь самоубийством, и как раз поэтому слушать бестелесный голос было почти невыносимо.
– Я знаю ваши книги, мистер Муллиган, – сказал Салманассар. – У меня в памяти также есть несколько ваших телеинтервью. Я узнаю ваши голос и внешность.
– Весьма польщен. – Чад рухнул в кресло перед микрофоном и направленной на него батареей камер. – Ну, полагаю, у тебя нет времени на пустую болтовню, поэтому перейду прямо к делу. Вопрос: в чем проблема с Бенинским проектом?
– Он неосуществим, – ответил Салманассар. Норман скосил глаза на Рекса. На взгляд невозможно было определить, вызвано ли его лихорадочное беспокойство небрежностью Чада или сознанием того, что подобное использование Салманассара замедляет молниеносную реакцию компьютера до уровня, близкого к человеческому, а значит – и к потере драгоценного времени. Наделить машину способностью говорить на обычном английском означало, что речь прогоняется через периферийные устройства, которые работали со скоростью в тысячу раз меньшей, чем лазерный светописец.
– Вопрос: Почему?
– Предложенные мне данные содержат неприемлемые аномалии.
– Вопрос: прав ли я, говоря, что ты не веришь тому, что тебе говорили о Бенинии?
Повисла минутная пауза. Рекс сделал полшага вперед, начал уже что-то говорить о антропоцентрических концепциях, которые заставят Салманассар искать ответ по всем банкам памяти.
– Да. Я этому не верю, – объявил искусственный голос.
– Гм… – Чад дернул себя за бороду. – Вопрос: какие элементы данных неприемлемы? Будь максимально конкретным.
Еще одна, более длительная пауза, в которую Салманассар пересматривал все, что в него когда-либо закладывали по данной теме, и отбрасывал все, кроме самого существенного.
– Человеческий фактор, затрагивающий социальное взаимодействие, – наконец сказал он. – Затем…
– Остановить, – отрезал Чад. Он снова запустил пальцы в бороду и потянул за нее. – Вопрос: тебя научили языку шинка?
– Да.
– Вопрос: представленный тебе словарный запас этого языка принадлежит к числу аномалий, заставивших тебя отвергнуть данные?
– Да.
Программисты и техники начали обмениваться изумленными взглядами. Один или два даже рискнули поднять уголки губ.
– Вопрос: условия жизни, описанные тебе как наличествующие в Бенинии, относятся к тому типу, который заставляет тебя ожидать от ее населения поведения иного, чем то, о котором тебе рассказывали?
– Да.
– Вопрос: являются ли политические отношения Бенинии и соседних с ней стран еще одной аномалией?
– Да. – Сразу, без задержки.
– Вопрос: является ли политическая структура страны также аномалией?
– Да.
– Вопрос: максимально конкретно опиши свое использование термина «аномальный».
– Антоним: сообразный, согласующийся. Синоним: не согласующийся, несообразный. Смежные понятия: соответствие, сообразность, конгруэнтность, тождество…
– Остановить! – Чад закусил губу. – Черт бы все побрал, это был неудачный подход… Ага, кажется, я понимаю как… Сал, вопрос: являются ли аномалией предложенные тебе данные о непосредственно Бенинии, или эта аномалия становится очевидной, когда ты рассматриваешь Бенинию в сравнении с другими странами?
– Последнее. В первом случае аномалия того порядка, который мне позволено принимать как аргумент в споре.
– Что это вообще за чувак? – спросил кто-то в нескольких шагах от Нормана.
– Чад Муллиган, – прошептали ему в ответ, и у спрашивающего глаза вылезли из орбит.
– Тогда проанализируй следующее, – сказал, чудовищно хмурясь и уставившись в пустоту, Чад. – Постулировать: заложенные в тебя данные о Бенинии верны. Вопрос: что понадобится для того, чтобы согласовать их с остальным массивом известной тебе информации? Иными словами: какие дополнительные предположения ты должен сделать, чтобы принять данные и поверить в Бенинию?
Разинув рот, Рекс дернулся, как марионетка, сделал еще полшага вперед. Норман увидел, как во всем бункере, в котором теперь царила мертвая тишина, нарушаемая лишь эхом голоса Чада и гудением мыслительных процессов Салманассара, по лицам расплылось изумление.
«Совершенно очевидно!»
Пауза, однако, все тянулась, тянулась и тянулась, пока не стала невыносимой. Еще секунда, подумал Норман, и он закричит. И…
– Что на население воздействует сила неизвестной природы, заставляя его отклоняться от известных моделей человеческого поведения, зафиксированных в сходных обстоятельствах в ином месте.
– Сал, – вполголоса сказал Чад, – такая сила существует, и в настоящее время ее изучают эксперты, чтобы установить ее природу. Повторено трижды подряд!
Он повернулся вместе с креслом на сто восемьдесят градусов и встал на ноги. Только тут Норман увидел, что, несмотря на холод в бункере, с его лба градом катится пот, и на бороде образуются сверкающие капли.
– Ладно, – устало сказал Чад. – Попробуйте спросить у него теперь.
Напряжение разом спало. Незнакомый Норману программист метнулся к освобожденному Чадом креслу и протараторил в микрофон вопрос. Раздался ответ:
– Прогнозируемые дивиденды по Бенинскому проекту будут равняться…
– Остановить.
Программист поднял глаза на Рекса.
– Думаю, он это сделал, сэр! – воскликнул он.
– Кто-нибудь, принесите мне выпить! – сказал Чад Муллиган.
