Понедельник
Sleeping well, no bad dreams, no paranoia
Radiohead. Fitter Happier
Неприятности начались с самого утра. Меня разбудили эти гребаные сатанисты, причем главарь принялся кричать в трубку, что так и не получил моего письма и что он надеялся на сотрудничество, а теперь у него все срывается. Припугнул его патриархией и милицией, сказав, что дел с сектантами не имею. Урод, блин! Интересно, кто же меня им порекомендовал-то?
Продрав глаза от дикой похмельной головной боли, я медленно пошевелился, потер ногу об ногу, почесал переносицу, высморкался в лежащую на тумбочку салфетку (весьма несвежую, надо заметить), посмотрел на исторгнутую носом консистенцию, привычно поморщился, встал, пару секунд выбирал между дорогой в туалет и к холодильнику и сделал выбор в пользу кухни. Открыв холодильник, достал двухлитровую бутылку колы. Вообще-то я не пью отстойную газировку, всякую гадость черного, оранжевого или карамельного цвета, напичканную Е-стабилизаторами, красителями «Солнце над Текстильщиками» и тому подобным дерьмом. Где-то в глубине души я надеюсь на то, что пепси, коки и спрайты вкупе с гамбургерами и чизбургерами производят исключительно для того, чтобы вызвать преждевременное ожирение, язву желудка, аритмию, косоглазие и болезнь Паркинсона у нескончаемой армии монтеров, водителей «газелей», разнорабочих, таджикских и молдавских гастарбайтеров, студентов непрестижных вузов и приехавших из провинции молоденьких шлюшек. Вся индустрия junk food и пропагандирующие ее рекламные корпорации заточены под то, чтобы побыстрее сжить со свету толпу, каждое утро заполняющую вестибюли метро или разъезжающую по улицам города на подержанных иномарках или уродцах отечественного автопрома. Пока международная индустрия только подсаживает их на эти генномодифицированные напитки и бутерброды, заманивая лозунгами «Два бигмака по цене одного» и «Обед всего за тридцать рублей», манипулируя снижением цен и дополнительными порциями, действуя как опытный дилер в спальном районе. Чувак в спортивном костюме и куртке «аляска», рассказывающий пролетариям про прелести героинового кайфа, до поры ширяющий всех бесплатно, пока все, наконец, не подсядут на иглу и не сторчатся. Реально, все они «на крючке у филе-о-фиш», ха-ха-ха. Прими напас – рабочий класс!
Я надеюсь, что в один прекрасный момент все эти люди обожрутся до смерти бигмаками или у них пойдет горлом кровь, превратившаяся в колу, и они погибнут в страшных мучениях. Хотя приезжих телочек можно и оставить, определив их на работу в публичные дома в резервациях. Я надеюсь, что так оно все и задумано, во всяком случае, мне очень хотелось бы в это верить.
Так вот, всю эту гадость я стараюсь не пить, предпочитая свежевыжатые соки или минеральную воду, но почему-то частенько нахожу ее у себя в холодильнике. Как она туда попадает – не имею представления. Уж я-то, во всяком случае, точно ее туда не ставлю и подозреваю, что это пойло приносят с собой телки или мои многочисленные друзья (те еще ублюдки, вообще-то) в качестве запивки. По уму, если мои друзья все это пьют, они мало чем отличаются от вышеперечисленных унтерменшей и так же, как те, рискуют сдохнуть в одночасье. Но что делать? Стремительное превращение мира в жопло не избавляет от потребности дружить, правда? Вот и я так думаю. В конечном счете, не все ли равно, от чего сдохнут мои друзья? От передоза, цирроза печени, автокатастрофы или драки в ресторане? На то они и друзья, чтобы не думать о них ничего плохого.
Вот с такими, прямо скажем, херовыми мыслями, я пью колу из горла. В голове торчит занозой какое-то воспоминание о вчерашнем дне. Что-то важное произошло. Или я что-то забыл, или… Катя? Не хочу… ненавижу, Ну зачем мне сейчас все это вспоминать, а? Голова начала болеть еще круче.
Господи! Что ж такое случилось с нами за это время? Мы так многообещающе начали, я было почти поверил в то, что «лучшее, конечно, впереди». И вот оно, то самое «впереди». Будущее, которого я так ждал и которое, казалось, изменит нас обоих. Реально, мы очень изменились за эти несколько дней. Я распахивал душу, распушал перья, подставлял лицо свежему ветру в ее лице, а ветер этот оказался обжигающим дуновением пустыни. Насколько я за это время старался измениться, стать лучше, и все такое, настолько же она стремилась стать хуже. В конце концов она стала такой, какой хотела стать. Манекеном. Куклой. Электрической Барбареллой. Пластиковые глаза, пластиковые губы, пластиковая душа, пластиковые желания. Да-да, как оказалось, манекены способны будить желания и влюблять в себя, порой гораздо крепче, чем живые. Пластиковые люди дарят друг другу пластиковые эмоции, только вот почему-то после всех этих пластиковых историй льются натуральные слезы…
Депрессия медленно душила меня в своих объятиях. Пойти, что ли, утопиться в Москве-реке? Да боюсь, никто не заметит потери бойца. Скажут, вышел за сигаретами. Ага. Две недели тому назад. Долго не возвращается? Втянулся, наверное. Вредные привычки быстро засасывают. А потом ведь еще будут говорить, что кто-то видел меня в Питере, в компании то ли спившихся богемных художников, то ли педерастов. Или в Лондоне, в Гайд-парке, прислонившимся к дереву во время выступления какого-то безумного оратора-индуса, вещавшего про сто тридцать второе пришествие Шивы в образе Бэтмена. Знаю я этих придурков, своих дружков! Они обязательно что-то придумают в оправдание исчезновения одного из них. Конечно, каждый сам прекрасно понимает, что в один прекрасный момент может запросто исчезнуть. Разбившись на машине, загнувшись от передоза или пьянки. И каждое животное надеется при этом оставить по себе память. Хороши мы все, правда?
Есть другой вариант: назавтра они могут просто не вспомнить, что я вообще существовал. Реально, ну мало ли людей приходило и уходило? Приносило и уносило? Всех и не упомнишь. А был ли мальчик? А может, то была девочка? Постойте, а разве здесь кто-то был? Нет уж, увольте, топиться без свидетелей не пойду. Не хватало еще сдохнуть без аплодисментов! Мне и при жизни-то их было недостаточно, а уж лишить себя радости украсить собственную кончину фанфарами – точно не для меня…
Катя, Катя… если б ты только знала. Если бы могла представить, каково мне сейчас, когда хочется вытянуть собственные вены и сыграть на них «Rape me» Кобейна… В самом деле, ты просто изнасиловала меня, как насилуют собственных детей родители-алкоголики. А ведь я был в том же положении несмышленого чада! Я доверял тебе как ребенок! Да что там – я собственной маме так не доверял. Не веришь? Ведь я не признался ей, что мастурбировал в своей комнате на фото ее подруги в купальнике. А тебе, сука такая, рассказывал! Душу разрывал на маленькие кусочки и скармливал тебе маленькими порциями. Конечно, стоит ли об этом сейчас, когда ты наверняка с Ринатом. У него дома или в одной из пятизвездных гостиниц. У него-то, пожалуй, этих самых маленьких кусочков нету. У него вообще нет души (как и у тебя). Зато у него есть целые ворохи счастья. Транши! Нет! Потоки, блин! Водопады! Что там говорить – нефтяные реки любви (и маленькие озера спермы, как я думаю). У всех таких мужичонок маленькие концы, уж в чем в чем, а хотя бы в этом я уверен утром понедельника, в состоянии жестокого похмелья.
Проговорив про себя эту речь, я понял, что не вставляет. Знаете, как в школе учительница говорит тебе: «Миркин, а теперь прочитай наизусть фрагмент из „Онегина“, характеризующий отношения Евгения к Татьяне!», а ты лепишь горбатого про «мой дядя самых честных правил…», потому что это единственное, что успел выучить. Абсдача! Катя, без базара, тварь, но дело не в ней. Что меня гложет? Все, провалы в памяти… Рановато что-то…
Утолив жажду, я размышляю о том, как удовлетворить потребность в эстетике. Наливаю еще колы, достаю из холодильника лимон, тонко режу, кидаю пару ломтиков в стакан, добавляю три кубика льда, замороженного из «Evian», и бреду в комнату. Включаю ноутбук, сажусь в кресло, и, пока комп загружает «винды», стараюсь отвлечься от неприятных мыслей, сосредоточившись на висящем на стене рекламном постере, заключенном в искусственно состаренную деревянную рамку бронзового цвета. Постер представляет собой рекламу альбома Мадонны «Like а Prayer» 1986 года с автографом певицы. Купил год назад на интернет-аукционе E-bay, и теперь на него релаксирую. Да что там – думая, что он стоил пятьсот долларов, ловлю такого дзена, что мама, не горюй. Я начинаю думать о всяких приятных вещах. Например, о том, что не каждый может похвастать попаданием в «ТОР-100 самых красивых людей столицы» под номером 69. И это в мои-то двадцать семь! Еще думаю, что прикольно было бы купить, наконец, мотоцикл. Ярко-красный «Dragstar», и рассекать на нем с какой-нибудь девкой в четыре утра по МКАДу. От ночной Московской кольцевой мои мысли плавно уносятся в Европу, на теплый autoroute в районе Cо^ tе d’Azur. Когда доезжаю до Ниццы и мое левое ухо уже слышит шепот теплых средиземноморских волн, глаза готовятся узреть Promenade des Anglais, правое ухо оказывается разорванным скретчем из «Satisfaction» Бенасси в обработке DJ Шушукина. Я успеваю подумать, что пора бы уже сменить мелодию, и еще о том, какая гадина звонит так рано.
Я подношу к уху мобильный и говорю нарочито сонным голосом:
– Алле!
– Привет!
Это Вера, секретарь Всеславского. Какого черта так рано? Ах да, сегодня понедельник, сдача редакционного плана на неделю…
– Еще дрыхнешь, звезда?
– Нет, Вер, я так же, как и ты, переквалифицировался в доярки. Встаю ни свет ни заря, понимаешь? Встаю и жду, когда же мне позвонит моя ненаглядная Вера!
– Андрюша, радость моя, часы давно прокуковали половину первого. Или твоя кукушка тоже на отходняках?
– Моя кукушка всем кукушкам кукушка. Клюет лучше иного петуха. – Я сам смеюсь своей сальности.
– М-м-м… Петуха? Ты сказал – петуха?
Подумав, что аналогия с петухом не слишком, скажем так, уместна, перехватываю инициативу и наезжаю на нее:
– Вер, скажи, а вот почему всем интересно, отчего я поздно – по вашему мнению – просыпаюсь? Почему никто не интересуется, во сколько я ложусь, до которого часа работаю? Почему никто не спросит, тяжело ли работать ночами, пока все остальные, обсмотревшись до опупения телесериалов, спят сном водителя-дальнобойщика? Я что, виноват, что вы готовы вскакивать в семь утра, чтобы хотя бы попытаться уладить ваши никчемные делишки, тогда как Андрей Миркин за ночь успел решить дел на неделю вперед, устроить пару интервью, четыре фотосессии и запустить несколько проектов? Не хотите слушать про чужую работоспособность? Думаете, так уж сладок мой хлеб? Или… или вы просто хотите вывести меня из себя, а?
– Все? – спокойно говорит Вера.
– Нет, не все. Хотя нет, все. Объяснять тебе что-то – все равно что кидать камни в пустой колодец. Эхо продолжительное, а толку никакого. Воды не будет.
– Именно. Так вот, с твоего позволения, я сообщу тебе редакционный план. Некоторые встречи я уже назначила, спасибо можешь не говорить.
Так… Все-таки началось. Интересно, она думает, что подписанные по телефону фотографии – повод относиться ко мне как к собственности? Или, типа, она уже возомнила себя моей девушкой и просто помогает, ведь я такой несобранный?
– Вера, какие встречи?
– Разные. В половине второго, то есть через час, ты должен прислать адреса двух бутиков, презентации которых должна снимать сегодня Марина. Она сказала мне, что вы договаривались.
– У меня давно все готово, – выпаливаю я.
– Андрей… – устало отзывается Верка.
– Ну… то есть нужно еще внести кое-какие коррективы, но в целом все готово.
– Коррективы во что? В два адреса? Или ты хочешь проверить в «ворде» написание слова «бутик»?
– Ладно, давай дальше!
– Дальше – больше. В четыре у тебя интервью для журнала «Хулиган».
– У меня в четыре солярий.
– А кто хотел добавить к своему имиджу налет маргинальности? Они сегодня звонили, спрашивали, как тебя найти. Ты же с ними две недели назад пытался договориться о «маргинальном интервью». Или я что-то путаю?
– Пошли они в жопу! Теперь, когда моя фотография красуется в ТОР-100…
– Еще не красуется.
– Неважно. Теперь каждый журнал для неудачников будет просить у меня интервью. Советую тебе сменить номер мобильника, а то оборвут. И еще, мне кажется, они уже dеmodе.
– Издеваешься?
– Окей, окей. Приеду. Ну, очень постараюсь. Не парься. Что там дальше?
– Денисов хотел встретиться.
– У него пахнет изо рта.
– Фотосессия у Аватара для DJmag в половине шестого.
– У него… у него немодные очки.
– Презентация «Дикой орхидеи» в «Крокусе».
– У меня встреча с девушкой. И… и маникюр!
– С кем?
– М-м-м… ну, не знаю… придумай с кем. С тобой, – говорю я, глупо хихикая.
– Показ Симачева в десять в «Газгольдере».
– Я должен съездить к родителям?
– Как насчет открытия выставки винтажных фотографий в «Галерее» в это же время?
– Я вынужден воспользоваться пятой поправкой. В конце концов, у меня есть гражданские права! В том числе право на личную жизнь!
– Послушай, это уже переходит все границы…
– Вер, – начинаю я говорить плаксивым голосом, – я не могу работать в таком темпе. Я же не робот!
Это противоречит законам Европейского сообщества о гражданских правах! Это противоречит Трудовому кодексу с его восьмичасовым рабочим днем! Эй ты, бесчувственная карьеристка, думающая только о новых заработках, я постепенно превращаюсь в киборга, ты слышишь?
– Ты постепенно превращаешься в лентяя.
– Но-но-но! – шутливо грожу я. – Не очень-то зазнавайся! Вспомни, что это я пробил скидку в «Спорт-мастере», когда ты покупала себе двадцать пятый сноуборд, зайка!
– Ты, скотина, это еще долго будешь мне вспоминать? И не называй меня зайкой. Ты знаешь, я это ненавижу.
– Окей. Ты не оставляешь мне выбора. Что делать, если я обречен быть мистером-метеором! Ведь лучше меня это никто не сделает, не так ли?
– Удивительно, каким волшебным образом действует на тебя перспектива потери бабок…
– Дураку ясно. Постараюсь быть везде. I’m all over, baby. Давай дальше. Что там у нас со звонками?
– Подожди про звонки. У нас есть некоторые проблемы.
– У нас с тобой уже есть проблемы? – (Как это могло случиться, мы даже не спали вместе!)
– Да. Фотосессию мы подписали, прямо сказать, отвратительно.
– В каком смысле? Где мы ошиблись?
– Где? Да практически везде. С чего бы начать? – Вера закашлялась. – К примеру, коротко стриженный мальчик, которого ты назвал украинским дизайнером Шляхтичем, оказался совсем даже девочкой.
– Как понять?
– Так. При ближайшем рассмотрении это оказалась жена Лимонова.
– Вот подставила! – не выдерживаю я. – То есть немудрено и ошибиться. Сама виновата, если под мальчика постриглась.
– Андрюша, ни в чем она не виновата. Это ты меня втянул в эту авантюру. Кроме того…
– Так, погоди. А что же делать-то? – Я пытаюсь быстро сообразить, успею ли подскочить в офис до конца верстки.
– Да ничего, – устало вздыхает Вера, – я уже все сделала. Обратилась перед сдачей к девчонкам из рекламного, они исправили.
– Вера, да ты гений!
– Ты удостоил меня комплимента? Повтори еще раз, а то подумаю, что мне приснилось.
– ГЕНИЙ! – кричу я. – Разрулила все сходу!
– Это еще не все. Есть настоящая проблема.
– Ну что опять не так? – капризно спрашиваю я.
– На диктофоне нет интервью с Бухаровым, три раза проверяли.
– Как нет? – злюсь я. – Какого черта нет? Я три раза батарейки проверял! Меня кто-то подставил! Я… я устрою дикий скандал! Кое-кому не поздоровится!
– Наверное. Только по факту его нет.
– Свинство! – Я чувствую, как под ложечкой неприятно закололо. Так покалывает, когда тебе напоминают о просроченном долге, несданном вовремя материале или грядущем увольнении. В общем, попахивает написанием резюме. – Так, разберемся. Что там со звонками?
Верка монотонно перечисляет, кто звонил и чего от меня хотел, я просматриваю почту на mail.ru. Пролистывая «спам», просматривая рассылки новостей зарубежных он-лайн магазинов, в том числе «E-luxury», «E-bay» и «Ferrari World», я время от времени отвечаю на ее реплики.
– Интервью с Тиньковым возможно через неделю, я звонила в его пиар-отдел.
– Да что ты!
– Звонил Глеб, спрашивал, что с колонкой, питерцы приглашали на вечеринку в «Гинзе»…
– Ага…
– Кудрявцев интересовался деньгами…
– Его всегда одно интересует, скажи, я в Париже.
– Он тоже. Пока еще…
– Да? Тогда скажи, в Лондоне.
– «Путь. ру» интересовался ресторанной колонкой, Крючковы приглашали на свадьбу…
Пока она называет имена и фамилии, я натыкаюсь на письмо от рекорд-менеджера из «Polygram», своего хорошего знакомого Пашки Алферова. Заголовок письма – «По поводу твоего диска». Я нажимаю «Открыть», и в это время Вера истерично визжит:
– Ты там вообще слушаешь?!
От неожиданности я неловко дергаю свободной рукой и опрокидываю стакан с колой на клавиатуру. Через три секунды монитор гаснет…
– Черт! – кричу я в трубку. – Сволочь!
– Чего?
– Черт! Сволочь! Сволочь! Скотина!!
– Андрей, ты совсем сдурел?
– Это я не тебе! – ору я. – Все, конец! Всему конец, все пропало!
Я продолжаю орать, выключаю компьютер и неистово тру клавиатуру полотенцем.
– Что случилось, чего ты орешь как бешеный?
– У меня… у меня технические неполадки! Это… у меня аврал! У меня кризис! Я тебе перезвоню!
– Ты можешь объяснить, что случилось?
– У МЕНЯ СЛОМАЛСЯ КОМПЬЮТЕР!
– Что?
– ВСЕ! Пока, я тебе наберу! Нет, набери мне сама через час. Лучше через два.
– А как же…
– Все, пока!
Я отключаюсь, продолжая драить клавиатуру тряпкой. Потом переворачиваю ноутбук вверх дном и трясу, чтобы вылить колу. Аккуратно поставив на место комп, включаю его в сеть, но без толку: экран по-прежнему являет собой черную дыру. Я мечусь по квартире, нервно закуриваю и иду в ванную. Залезаю под душ, включаю воду, не выпуская изо рта зажженной сигареты. Сигарета немедленно намокает и падает в ванну. Реально, я чуть не плачу. Выдавив на себя ментоловый гель от «Nickel», я стою под душем минут двадцать. Я настолько обескуражен, что ни о чем не могу думать. Чтобы хоть как-то собраться, тщательно чищу зубы пастой «Lacalut», полощу рот водой и фыркаю как выдра. Интересно, кто-нибудь видел, как фыркают выдры? Я лично – нет. К слову.
Вылезая из ванны, беру фен и, едва вытершись, бегу обратно в комнату и сажусь в кресло. Тщательно вытерев руки бумажным полотенцем, сушу феном клавиатуру. За этим занятием провожу минут десять, пока от клавиатуры не начинает нести плавящейся пластмассой. Затем подношу палец к пусковой кнопке ноут бука:
– Я тебя прошу! Ради всего святого! Ты даже не представляешь, насколько важно для меня это письмо. Сейчас. Очень важно, я знаю, ты можешь. Пожалуйста!..
Включаю ноутбук и… О чудо! Он работает. Я нетерпеливо перебираю пальцами, ожидая загрузки. Интернет запущен. Иду на mail.ru. Нахожу письмо от Алферова, одними губами протяжно шепчу «Yes-s-s-s-s-s-s!» и нажимаю «Открыть». Отворачиваюсь. Считаю до десяти и впериваюсь в монитор:
ТВОЙ ДИСК – ПОЛНОЕ ГОВНО. УВИДИМСЯ)))
Сначала я не верю своим глазам. Перечитываю, и волна гнева, стремительно поднявшись из желудка, бьет мне прямо в голову!
– Сам ты говно! – верещу я. – Бездарь! Чмо! Корпоративное ничтожество! Лох в поддельных часах! Ублюдок! Чтоб тебя уволили к чертям, бездарность! Чтоб ты заразился от украинской шлюхи…
Стоп… стоп-стоп-стоп… Рита… «Я получила результаты анализов – у меня СПИД. Спасибо тебе, мразь», – отчетливо всплывает ее фраза. Мне не приснилось. Такое просто не могло присниться. Или все-таки приснилось?
Я моментально потею, дрожащей рукой хватаю мобильный и набираю домашний Риты. После долгих гудков она сипло отвечает:
– Да!
– Рита, привет, как дела? – вкрадчиво начинаю я.
– Ты успел сдать анализы ночью? Или потоотделение усилилось? Не волнуйся, со СПИДом какое-то время еще живут!
– Что?! – переспрашиваю я, но в трубке – только гудки.
Я снова набираю номер, но она не отвечает. Пробую еще раз – без успеха. Я медленно сажусь на диван, чувствуя, как ужас пронзает каждую клеточку моего хилого организма. СПИД. Мне не приснилось. Так, погоди! Этого не может быть, тут какая-то ошибка. Это не от тебя. То есть у тебя ничего нет. Точно тебе говорю, Миркин. Relax, man! Но какой тут «релакс»! Мне кажется, я превратился в натянутый канат. У меня скрутило каждый мускул, каждую вену, каждую… Кошмар… Признаки СПИДа… какие там признаки?
Я возвращаюсь к компьютеру и набираю в «Яндексе» словосочетание «симптомы СПИДа». Ткнув в первую попавшуюся ссылку, захожу в раздел «Симптомы».
Так… У меня ничего подобного нет. Понос, головокружение, бессонница, постоянное потоотделение, увеличенные лимфоузлы… Я принимаюсь лихорадочно ощупывать себя – за ушами, под мышками, в паху. Ничего похожего на шарики, комки, или как там написано, нет. Однако ЭТО так быстро не проявляется. Похоже, она со зла, потому что я ее сливал всю неделю. Может, месть за что-то еще? Увидела с Леной? Вряд ли. В «Павильоне» я довольно шустро слинял. С Катей? Исключено. Если только мельком, когда я их встречал у метро? Нет, слишком темно было. Да и потом, всегда можно сказать, что я встречал Лехиных гостей. Леха. Точно, Леха! Десятка! Новая машина! Все сходится. Она решила меня на бабки кинуть. Придумала историю!
Я быстро надеваю свитер, первые попавшиеся джинсы, бегу в прихожую, втискиваюсь в кроссовки с вечно неразвязанными шнурками и вылетаю из квартиры. Десятка грина – черт бы с ней, я готов ее простить, – лишь бы не СПИД. В самом деле, заработаю и Лехе отдам. В крайнем случае перезайму. Господи, сделай так, чтобы история про СПИД оказалось туфтой, а? Ну, что Тебе стоит? Ты же сделал так, чтобы нас взяли на корпоратив? Я прощу ей эту десятку, клянусь! Нет, точно десятку (прекрати торговаться, скотина. Ну какого черта ты начинаешь думать: хотя бы «пятак» вернула? Что за торговля? Вдруг Он и вправду слышит?). Я случайно, вырвалось! Я прощу ей эти чертовы деньги, честное слово! Обещаю! Только сделай так, чтобы не СПИД. Я даже на сифилис согласен!
Похмелье чудесным образом проходит, головная боль тоже. Только плакать очень хочется. У тебя ничего не болит, слышишь? Даже утреннее похмелье прошло! «Все правильно, негоже с похмелья на смерть идти», – ох, и неудачная вспоминается фраза из какого-то фильма. Типун мне на язык, идиоту!
Я дохожу до дороги и поднимаю руку. Очень вовремя подъезжает такси.
…Последние пятнадцать минут я похож на спрута. Правда, в отличие от него, у меня всего четыре конечности (остальные, видимо, отвалились, пока я несся рысью вверх по лестнице), и они слаженно двигаются, осыпая градом ударов железную дверь Риткиной квартиры. До кучи, у меня еще и мобильный в левой руке, с которого я пытаюсь дозвониться на домашний номер Ритки (мобильный она отключила) в то время, как свободной рукой давлю на дверной звонок. Сначала из-за двери доносятся истеричные вопли «Убирайся вон!», «Сейчас мои родители приедут!», «Я вызываю ментов!», «Мразь!», «Ублюдок!» и «Скотина!», потом редкие всхлипывания, а затем все умолкает. Устав долбиться, я прислоняюсь спиной к двери, пару раз вяло ударяю в нее подошвами и сползаю вниз, на коврик. Вокруг стоит какой-то гул – то ли дверь вибрирует, то ли стучит в висках. Я близок к истерике, мне так страшно, что, кажется – еще пять минут, и я сдохну от инфаркта. Из носа течет, в глазах слезы, я перестаю чувствовать ноги, а в голове трепыхается одна мысль: если она мне не откроет, я сойду с ума. Такой страх я испытывал всего один раз в жизни, когда в десять лет съехал на санках с горки прямо под колеса машины. Нас развели какие-то доли секунды – машина промчалась мимо, а мгновением позже я воткнулся в сугроб на другой стороне дороги. Минут через пять до меня дошло, что я чуть было не погиб. Осознав это, я описался. Я шел, волоча за собой санки, ревел, а от штанов валил пар – настолько было холодно. Я бы и сейчас легко мог надуть в штаны, если б только низ живота не сводило от ужаса.
Я встаю, прислоняюсь к двери и начинаю скулить: «Рита, девочка моя, открой… Открой, я тебя умоляю… Прошу тебя, открой дверь». Потом безвольно сползаю вниз и, отдышавшись, снова принимаюсь причитать. Через секунду я срываюсь на истерику и ору на весь подъезд: «Рита, открой эту чертову дверь! Слышишь, я сейчас ее вынесу!» – хотя дураку ясно, что скорее дверь заржавеет от моих слез, чем я вышибу ее плечом. Где-то наверху скрипнула дверь, послышались шаркающие шаги – видимо, какая-то бабка пытается определить, к кому ломятся бандиты. Я затихаю. Дверь наверху снова скрипит – бабка, должно быть, по шла милицию вызывать. Я опять встаю и принимаюсь уговаривать Ритку. В конце концов, когда у меня уже рябит в глазах и я уткнулся лицом в металл, замок неожиданно щелкнул, дверь приоткрылась, и я ввалился в прихожую.
Первое, что я увидел, открыв глаза, – зареванное лицо Риты и разлетающиеся, словно в замедленной съемке, купюры. Основная масса попала мне в лицо и в грудь. Я инстинктивно заслонился правой рукой, левой прикрывая за собой дверь.
– Ты, наверное, про деньги хотел узнать, подонок?! – закричала Ритка. – Вот они! Вот! Все десять штук! Пересчитай!
Последняя надежда на то, что вся эта история со СПИДом – какой-то развод, таяла у меня на глазах, рождая звон в ушах и покрывая спину холодным потом…
– Рита, при чем тут деньги? – затараторил я. – При чем тут деньги? Они мне не нужны, ну… то есть я не за ними приехал. Я приехал к тебе, понимаешь, к тебе…
– Забирай бабки и вали отсюда! – заорала она. – Видеть тебя не могу, слышать не могу, меня тошнит от твоего запаха!
Рита бросилась на меня, разъяренная донельзя. Я уворачивался, закрывая голову руками, пытался поймать ее за локти, но она принялась лупить меня ногами, так что мне пришлось сгрести ее в охапку и отволочь в комнату.
– Мне двадцать три года! – выла она. – Я хотела детей, я хотела… ты все… зачем ты это сделал?! Как ты мог ЭТО СДЕЛАТЬ?!
– Это может быть ошибкой. Надо сдать анализы еще раз, – успокаивал я ее, понимая, что все мною сказанное не имеет для нее никакого значения.
– ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ ИМЕННО Я? – продолжала выть Рита. – Чем я виновата?
Я доволок ее до дивана, уложил, а сам сел на пол и принялся гладить ее по голове, успокаивая глупостями вроде:
– Мы вместе сдадим анализы… они могли ошибиться. Я ничего такого не ощущаю в себе, понимаешь? У меня хорошее предчувствие, – говорил я, продолжая всхлипывать.
– Ты меня убил, понимаешь? – хрипела Ритка. – Мы умрем! Протянем год… в лучшем случае, два или три. У нас не будет детей… Мамочка… Бедная моя мама!..
Я моментально вспомнил своих родителей, и спазм сдавил горло. Господи, что я такого сделал?! Кто?! Кто из них двоих?! Сама Рита? Или Лена? Или? Сколько их было за этот год? Десять? Двенадцать? Семь? Которая из них? Или все сразу?
– Тварь! – Ритка перешла на крик. – Идиот! Ничтожество! – Она залепила мне пару звонких пощечин и вскочила с дивана.
Я отвалился на спину, потом принял исходную позу, развел руки в стороны и начал медленно вращать головой, как панда в зоопарке.
– Ты будешь долго мучиться! – верещала Ритка, – Сначала пойдут простуды, потом лимфоузлы опухнут, потом ты начнешь медленно умирать от каждого сквозняка. А я все время, что мне осталось, буду этим жить! Я буду звонить тебе каждую неделю, проверяя, не сдох ли ты! Меня успокаивает только то, что у наркоманов и алкоголиков процесс идет быстрее. Думаю, я еще и твои похороны застану!
– Я не наркоман и не алкоголик! – гаркнул я.
– Ты конченый наркоман и начинающий алкаш. – Ритка пулей подлетела ко мне и снова влепила пощечину.
Я неловко увернулся, и она попала мне большим пальцем прямо в нос, из которого сразу потекла кровь.
– Подними голову, ублюдок, не хватало еще, чтобы ты своей спидозной кровью залил мне квартиру и заразил моих друзей и родителей!
– Я не могу ее остановить, – прогундосил я, задрав голову вверх.
– Пошел в ванну, козлина! – Рита попыталась дать мне пинка, но я прибавил ходу и влетел в ванную, захлопнув за собой дверь.
Включив холодную воду, я начал смывать кровь, завороженно глядя, как она капает в раковину, смешивается с проточной водой, быстро светлеет и исчезает в сливном отверстии.
– Я обойду все клубы, расскажу всем твоим знакомым, партнерам, телкам, дилерам, журналистам, барменам! Я расскажу им всю правду о тебе, Миркин! – вопила она из-за двери. – Пусть знают, с кем имеют дело! Не дай бог еще кого-нибудь заразишь! Ты же полный ублюдок, Миркин! Я уверена, ты все так же будешь трахаться направо и налево без резины!
Уняв кровотечение, я умылся, думая, чем бы утереться, решив на всякий случай не пользоваться ее полотенцами, и вышел из ванной с влажным лицом. Рита сидела в кресле, обхватив колени руками и раскачиваясь из стороны в сторону.
– У-у-у-у-у, – истерика снова сменилась ревом, – за что-о-о-о, мама, у-у-у-у-у!..
– Рита, у нас еще есть шанс…
– Не подходи ко мне! – опять заорала она. – Не касайся меня, скотина! С кем ты спал? Кто эта сука? Или, может, ты спьяну с парнем трахнулся? Или твои дружки-наркоманы ширнули тебя героином? «Всегда в поисках новых ощущений», да, Миркин?
– А откуда ты знаешь, что это я? – вдруг вырвалось у меня. – Может, я здоров?
– ЧТО?! ЧТО ТЫ СКАЗАЛ, ТВАРЬ?!
– Может… может, это не я!
– УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! ПОШЕЛ НАХУЙ, СКОТИНА! Не ты?! А кто?! Кроме тебя, я ни с кем не сплю уже полгода, тварь!
– А до этого…
– Какая же ты мерзость! – тихо сказала она. – Пожалуйста, уходи. Я прошу тебя. Вали отсюда. Иначе я тебе сковородой голову пробью!
Уткнув голову в колени, она сотрясалась от рыданий.
– Извини, прости меня, пожалуйста. – Я подошел и сел на пол. – Я… я не знаю, как это вышло… Может быть, зубной врач? Давай попробуем сдать анализы. Скажи, куда мне идти? Я прошу тебя, давай попробуем. Если… если у меня тоже СПИД найдут, мы станем жить вместе… я… я люблю тебя… я где-то читал, что со СПИДом можно рожать детей…
Я заплакал. Заплакал навзрыд, хотя хотелось вообще завыть от безысходности. Зареветь, как зверь, высунуться в окно и закричать прохожим: ПОМОГИТЕ! Я УМИРАЮ! Я ПОПАЛ В БЕДУ! Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ!!!
Рита ничего не ответила. Даже головы не подняла.
Мы одновременно перестали плакать. По комнате разлилась звенящая тишина. Так продолжалось долго, минут десять или двадцать. Я ни о чем не думал, просто тупо смотрел в окно. Наверное, Рита тоже ни о чем не думала. Я впервые ощутил нас единым целым. Единым бессильным организмом.
– Пошли, – внезапно сказала она, – поехали!
– Куда?
– Сдавать анализы. Может, ты и прав. Может, ты чистый, а я… ну, не знаю. Вставай!
Мы вышли в коридор. Пока Рита завязывала шнурки кроссовок, я собирал разлетевшиеся по всей прихожей доллары.
– Тебе точно не нужны деньги? – на всякий случай спросил я. Рита отрицательно мотнула головой.
Мы вышли на улицу и сели в ее новый «Lexus». Я хотел было сделать комплимент ее машине, но вовремя осекся. Пристегнувшись, я понял, что страх отнял у меня все силы. Перед глазами полетели белые мухи… или снег! – в общем, дерьмо какое-то, причем резко ограничив обзор. Рита тронула с места. Мы ехали долго… или не очень… я не особенно соображал, куда мы едем и с какой скоростью. В дороге молчали. Я почему-то думал о том, что нам никто не звонит. Даже вытащил мобильный, чтобы убедиться, что он не отключен. Словно весь город замер в ожидании результатов нашего посещения клиники…
Потом появилось какое-то серое здание, похожее на школу, с крыльцом, ступенями и синей вывеской. Мы вышли из машины, и я судорожно втянул ноздрями воздух. Школой не пахло. Пахло больницей. Хотя нет, пахло стерильной ватой, то есть ничем. Продолжая молчать, мы вошли в больницу, миновали длинный коридор и остановились у какого-то окошка. Рита протянула в окошко деньги, оттуда высунулась рука, взяла банкноты и выдала какую-то серенькую бумажку, квитанцию. Или направление. Или как там это называется? Мы поднялись на второй этаж и сели на банкетку. Я чувствовал себя сомнамбулой до такой степени, что сначала даже не заметил, что на скамейке напротив нас кто-то есть. В очереди сидели двое парней и женщина. Они напоминали детские акварели, на которые пролили воду. Три пятна: коричнево-зеленое, оранжевое и серое. Не могу описать точнее – пелена на глазах превращала увиденное в размытые цветовые пятна. То, что одно из пятен – женщина, я понял, услышав более звонкий голос, отвечавший на звонок мобильного. Хотя, вполне вероятно, голос мог принадлежать юному гомику. Мне кажется, я ждал своей очереди час. Или два. Так замедлилось время.
– Следующий, – услышал я откуда-то издалека.
Рита легонько толкнула меня в бок, прошептав: «Иди!». Я встал и на ватных ногах двинул к кабинету. Медсестра что-то спросила, я кивнул, она повторила вопрос, я ответил «да», затем очень медленно закатал рукав до локтя. Она стянула предплечье жгутом, больно резанувшим бицепс, протерла кожу смоченной спиртом ватой, сказала «посчитайте про себя» и еще что-то. Кажется, «поработайте кулаком». Потом я почувствовал очень болезненный укол, от которого у меня брызнули слезы, услышал комментарий медсестры «смотрите в сторону», боль стала нарастать, и, когда я больше не мог терпеть, услышал – «все, закончилось». Через несколько секунд я вышел из кабинета, прижимая правой рукой к уколу ватку и зажав в левой руке бумажку, которую дала медсестра. Затравленно осмотревшись по сторонам и не найдя Риты, я понуро побрел по лестнице и вышел на улицу. Ритка стояла с опущенной головой и курила.
– Дай сигарету! – Я не узнал собственный охрипший голос. Рита молча протянула мне пачку. Пару минут я тупил, соображая, как достать сигарету, не потеряв при этом вату и бумажку, зажатую в кулаке. Понаблюдав за мной, Рита вытащила из пачки сигарету и дала мне прикурить. Я кивнул и глубоко затянулся, так и не поменяв положение рук.
– Ты начала курить? – зачем-то спросил я.
– Думаешь, в моем теперешнем положении это самое вредное для здоровья? – ответила она, подняв на меня красные от слез глаза. – Да выброси вату, кровь уже не идет!
Я послушно выкинул в урну комок со следами крови и разжал кулак:
– А что это за бумажка?
– Это номер анализа, который ты должен назвать послезавтра, когда будешь узнавать результаты.
– Только послезавтра? Так долго?
– Какая тебе теперь разница?
Я промолчал. Действительно. Теперь уже никакой…
– Ладно, я поехала домой. – Рита отбросила сигарету и начала спускаться по ступеням. – Давай, пока!
– А я?
– Ты? Ну, не знаю… пойди куда-нибудь в ресторан. Или на работу езжай. Или позвони телке, от которой подцепил СПИД, – резко ответила Рита.
– Какой телке? – заныл я. – Какой телке, Рита?
– Я не в курсе, – бросила она, не оборачиваясь. – До свиданья!
– А мне послезавтра сюда звонить? – задал я, вероятно, самый идиотский вопрос в своей жизни.
– Как хочешь, – обернулась Ритка, – можешь сюда или по горячей линии сайта «Анти-СПИД».
– Зачем?
– Узнать, сколько еще протянешь и где лекарства покупать. – Она нажала на брелок, и ее автомобиль мигнул фарами. Как-то особенно понуро, как мне показалось.
– А как же ты? – спросил я, втянув носом воздух, но Рита уже успела сесть в машину и тронуться с места. Я стоял на крыльце, курил, глядел по сторонам и пытался собрать воедино мысли. Затем резко вспомнил, где нахожусь, в ужасе посмотрел на вывеску и бросился бежать…
Минут сорок я торчал во всех возможных пробках по вине тупого таксиста, который вместо того чтобы смотреть на дорогу, тупо пялился в экран GPS-навигатора. Как это современно – вместо изучения города они изучают навигационное меню! Всю дорогу, как и полагается лошкам, он слушал радио «Юмор FM», при этом не улыбнувшись ни одной шутке. Я как-то пытался выяснить у такого же идиота, зачем он все время слушает эти примитивные шутки, если ему не смешно? Настоящие мужики «не лыбятся»? Оказалось, оно ему «для фона». Почему бы не послушать «для фона» минимал-техно или Пласидо Доминго, я спрашивать не стал.
Честно говоря, ехать мне было некуда. Посему, проскочив туннель под Новым Арбатом, я расплатился и вылез на Смоленской. Перешел на противоположную сторону и завалился в «Седьмой континент». Я думаю, что суть терапии заключается не в шопинге, а в самом нахождении в шопингующей толпе. Мы стараемся прятаться от одиночества в толпе таких же городских сумасшедших, делая при этом вид, что следим за модой. Распродажи – наш коллективный доктор. Те, у кого нет денег на «сейлы», выбирают гипермаркеты или метрополитен. С другой стороны, какие еще средства от тоски знает наше поколение? Наркотики, кабельное телевидение и мега-моллы. Я выбрал промежуточный вариант.
Бесцельно слоняясь по магазину, я брал с полок бутылки с вином, пакеты с мини-круассанами, упаковки сока, вертел в руках, ставил обратно. Смотрел рекламные ролики на жидкокристаллических панелях, отправлял эсэмэски всем знакомым подряд – Антону, Ване, Лехе. Всего одну фразу: «Давай встретимся?». Знаете, эсэмэски заменяют в современном мире сигналы SOS. Мы, как терпящие бедствие корабли, рассылаем их без особой надежды на помощь. Даже получая ответ, не вчитываемся в него: главное – знать, что ты не один, что тебя кто-то слышит. Но меня никто не услышал. Вероятно, все в этот момент «просто вышли из комнаты»…
Повертев в руках очередную банку то ли с солеными огурцами, то ли с томатами, я собирался вернуть ее на полку, но меня отвлек телефонный звонок.
– Привет! – Голос Лены прозвучал звонко и ясно. – Как дела?
– Ничего, – ответил я понуро.
– У тебя что-то случилось?
– Все в порядке, просто работы много.
– Ты можешь говорить?
– Да, вполне.
– Сейчас я отойду, погоди. У меня новость!
– Какая?
– Попроси меня очень сильно, я расскажу! – заигрывает Ленка.
– Прошу тебя очень, очень сильно, – без выражения говорю я.
– Андрюш, ну кто так просит? – не унимается Ленка.
– Зайка, любимая моя, расскажи скорее свою новость…
– Я беременна! – шепчет Ленка.
– ЧТО?!
– Да, все точно. Я сегодня три теста сделала. Помнишь, я говорила про задержку, вот сегодня…
Дальше я уже ничего не слышу. В ушах звенит, в голове туман – такое впечатление, будто супермаркет перевернулся вверх тормашками. «Беременна, беременна, беременна» – пульсирует в ушах.
– …А третий после обеда, – продолжает тараторить Ленка. – Поздравляю тебя!
– И я тебя, – сдавленным голосом отвечаю я.
– Послезавтра сделаю еще тест, и поедем рассказывать моим, а потом твоим родителям, – торжественно сообщает она.
– Ушам своим не верю! – Я стараюсь не расплакаться. – Это надо отпраздновать!
– Пойдем сегодня в ресторан? Или устроим скромный ужин дома?
– Я согласен.
– С чем? С рестораном или домашним ужином? Андрюш, ты какой-то заторможенный!
– Просто мне надо переварить. Такая новость не кажды… в первый раз в жизни, понимаешь?
– Понимаю, любимый.
– Я перезвоню тебе ровно через час!
– Я тебя люблю.
– Я тебя очень люблю.
Отключившись, я чуть не выронил банку с помидорами/огурцами, дрожащими руками задвинул ее вглубь полки, втянул воздух, и, никого не замечая, как зомби двинулся к выходу.
На улице я получил звонок от Лехи (он уже сидел в «Галерее», мучимый жутким похмельем и похотью), потом пришла эсэмэска от Антона (предложил встретиться узким кругом, чтобы обсудить детали нашего выступления), затем звонила Вера из редакции (ее звонок я сбросил), а потом… потом я просто не вынимал телефон из кармана.
До «Галереи» я шел пешком – не знаю сколько, но достаточно долго. Я ни о чем не думал, все время курил и даже не смотрел по сторонам – такой человек-окурок, брошенный в пепельницу мегаполиса…
В ресторане нахожу Леху, одиноко сидящего за дальним столиком на пятерых.
– Привет, Лех!
– Угу, – мычит он, словно я не только что приехал, а в туалет выходил.
– Плохо тебе? Похмелье?
– Угу…
– Поешь супу.
– Угу…
– Я десятку тебе привез, – пытаюсь я вынудить его сказать еще что-то, кроме «угу».
– Спасибо. Быстро ты, – равнодушно отве чает он.
– Так вышло…
– Бывает…
– Что-то ты сегодня не особо разговорчивый, – хмыкаю я и начинаю вертеть головой. Замечаю Илиаса Меркури, сидящего у барной стойки, вяло машу ему рукой. Он кивает в ответ и идет к нам.
– Здарова, бразы! – Он вечно на позитиве, эдакий живчик. Наверное, с резиной трахается.
– Здорово, – киваем мы.
– Что такие грустные?
– Девушек снимаем, – искренне отвечает Леха.
– И что? Снимаются? – Илиас говорит со смешным, еле уловимым акцентом. Все знают, что он грек, а мне кажется, что он – законспирированный под грека эфэсбешник. – Короче, рассказываю. Чо вы здесь сидите? Тут голяк. Пустые понты.
– А где надо сидеть? – живо интересуется Леха. – В «Аисте»? Я туда не поеду, там одни ваганьковские. А в «GQ» рано еще.
– Вы вообще ничего не понимаете, пять сек! – Он убегает и возвращается с ноутбуком. – Короче, тема такая, вот сайт «Одноклассники. ру».
– Знаю, – оживляется Леха, – я там кучу бывших одноклассников нашел.
Пока Леха увлеченно рассказывает о сайте, я думаю о том, что частенько слышу в сети фразочки типа «„одноклассники“ засасывают», «я там целыми днями зависаю», и так далее. Что там может засасывать? Ну встретил ты десятка два людей, с которыми идиотничал в школе, ну обсудил (допускаю даже, что трижды), как вы первый раз курили за углом или жрали на выпускном водку… Посмотрел фотки своей первой детской/подростковой любви – разжиревшей телки с двумя детьми и плохим маникюром.
Узнал, что Пашка, с которым вы сидели за одной партой, спился, а Мишка уехал в Америку. Потом вы встретились в убогом кафе у метро «Домодедовская», обсудили все то же самое, но уже в реале. Посмотрели друг на друга. Напились. Все. Что дальше-то делать на этом самом сайте?
В реальности я знаю сотни людей, продолжающих и после встречи сутками торчать в этом клоповнике, невзирая на жуткую систему навигации, уродский интерфейс и прочее. Они сидят и продолжают, типа, «воскрешать золотые счастливые деньки». Пытаются играть в худосочных мальчиков и девочек со сбитыми коленками – и это люди от двадцати семи до сорока лет! Понятно, что сетевого общения им мало, и они превращают встречи одноклассников в традицию. После двух – трех месяцев таких мероприятий каждый знает друг о друге все: кем стал, где работает, как зовут жену, сколько лет детям, куда ездит отдыхать, какое пиво пьет и сколько тратит на покупку продуктов в «Ашане». Тем не менее даже после таких глубоких взаимных проникновений дрочилово на «одноклассниках» продолжается. От обсуждений дней сегодняшних возвращаются в «школьные годы чудесные» и с означенной темы уже не слезают. Представляете, какая насыщенная и радост ная жизнь у людей, часами мастурбирующих на собственное прошлое? Лучше бы назвать этот сайт «Неудачники. ру» или «Пенсионеры. ру» – так точнее.
– Какие одноклассники? – смеется Илиас. – Там рассадник баб. У меня в друзьях триста телок, и все хорошие. За неделю счет 3:0.
– Во что? – не понимаю я.
– В смысле троих. – Он показывает характерное движение, играя воздухом за щекой.
Так я и думал. Вся суть русского Интернета в этом. О чем бы ни был сайт – литература, кино, машины – все сводится к банальной ебле. Или пьянке.
– А какая схема? – Леха придвигается. – А то я там реально только с одноклассниками общаюсь.
– Ты что?! – Илиас машет руками. – В целом схема такая. Включаешь в друзья только красивых баб, потом всем посылаешь «пятерки» за их фотографии.
– Грина? – не понимает Леха.
– Оценку, браза. Потом пишешь письмо. Я, например, сразу представляюсь писателем.
– А ты что, книгу написал? – удивляюсь я.
– Ага. «Антилузер» называется.
– Что-то слышал, – кивает Леха.
– Я вроде тоже в сети линк видел.
– Она еще не вышла, в феврале будет, – смеется Илиас.
– Хитро, – соглашается Леха. – И что, ведутся?
– Да я уже телефон менять хочу – каждый вечер выбор из пяти кандидатур!
– Слушай, надо мне попробовать, – говорит Леха, оживляясь.
– Сорри! – Илиас отвечает на звонок. – Да, дорогая. Да. Я в «Галерее». Сейчас кофе допью и домой поеду. Хорошо. Жена, – поясняет Илиас. – Короче, мне бежать надо. Книгу пришлю всем в феврале. А лучше сами купите, вы богатые. Лех, я тебе потом проясню про «одноклассников».
– Пиздобол, – резюмирует Леха, когда Илиас исчезает. – «3:0», «пять штук в день», а сам домой по скакал!
– Может, он жену любит! Что тут такого? – говорю я.
– Ничего такого, – соглашается Леха. – Жена у него красивая. Но все равно пиздобол.
– Интересно, а книгу он написал или тоже врет?
– Не, не врет. С его языком по книге в месяц можно писать. Когда он рассказывает истории, можно помереть со смеху.
– Потому что пиздобол, – завистливо подытоживаю я.
– У меня сплин, – заявляет Леха.
А у меня СПИД, и что?
– У меня тоже, – киваю я.
– Видишь ту телку? – спрашивает он. – Одна сидит за столиком справа. Уже минут сорок.
– Вижу, и чего?
– Я бы ее трахнул с большим человеческим удовольствием. – Леха икает.
– Я – пас. Вот с тобой посижу полчасика и поеду, у меня встреча.
– Не… я домой не поеду. Я чего, просто так триста шампанского съел? Для разогрева? А теперь спать поеду? – Леха поднимает руку, подзывая официантку. – Девушка, подойдите, пожалуйста!
Когда официантка подходит, он просит ее наклониться и сообщает на ухо секретную информацию. Ему кажется, что он говорит шепотом, но слышно все довольно отчетливо (хорошо, если не всем вокруг):
– Вы счет вон той девушки мне принесите, я ее угостить хочу. А ей мой номер передайте. Записы вайте…
– Вот. Ладно. – Леха широко улыбается. – Ща поглядим. Пойду пока в туалет схожу.
Он отваливает, я закуриваю и наблюдаю за развитием ситуации с девушкой. Официантка подходит к ней, сообщает про счет, передает записку с телефонным номером и кивком головы указывает на наш столик. Девушка меняется в лице. Она гневно начинает что-то выговаривать официантке, размахивать руками, метать глазами молнии в мою сторону, а та стоит как ни в чем не бывало и молча кивает. Девушка заканчивает свой трепетный монолог и быстро-быстро подходит к нашему столику:
– Вы за кого меня принимаете, а? – говорит она без прелюдий. – Что себе позволяете? Я, по-вашему, что – проститутка? Хамье! Я за себя сама способна заплатить, понятно? По-другому знакомиться не привыкли? Да вы вообще…
– Девушка, простите, но это не ко мне вопрос, – перебиваю я ее. – Я вам ничего не посылал.
– Как не посылал? – ее лицо вытягивается. – А чей это номер?
– Это мой друг решил вас угостить, – говорю я спокойно. – Он сейчас из туалета вернется, вы ему все и повторите. А вот и он, кстати!
В это время Леха нетвердой походкой подходит к нам со словами «Добрый вечер!».
– Вы за кого меня принимаете, а? – опять заводит она свою пластинку. – Какого черта…
И так далее. Пока она исполняет арию обиженной добродетели, мы с Лехой понимающе переглядываемся.
– Простите, девушка! – Леха корчит такую жалкую мину, что, кажется, я бы сам, глядя на него, заплакал. – Я не хотел вас обидеть. Мне хотелось сделать вам что-нибудь приятное, и я выбрал не самый удачный вариант. У меня и в мыслях не было ничего дурного! Это не то, о чем вы подумали. Такая девушка, как вы… может быть, присядете, и мы во всем разберемся…
– Да? – взгляд нимфы теплеет. – Вы представляете, как я себя должна чувствовать после таких подарков? – Она меняет гнев на милость и подзывает официантку: – Так, девушка, подойдите, пожалуйста, и сумочку мою сюда принесите.
Официантка возвращается, неся в руках малиновую сумку «Tod’s». Девушка бросает ее на свободный стул напротив меня и садится между мной и Лехой. Я смотрю на друга и читаю в его глазах, что мы имеем дело с исполнительницей «фулл-хауза», то есть в ближайшие пять минут выяснится, что девушка действительно «не такая», в Москве всего месяц, сама приехала из… скажем, Германии, где обучалась чему-нибудь невиданному или высокоумному. После бутылки шампанского выяснится, что по знаку Зодиака она – Лев, ну, или у какого там знака ближайшие дни рождения? Что она ненавидит, когда ей дарят «камни» или «банальные „Vertu“ розового цвета», или «пошлые дутые кольца „Pasquale Bruni“», или… о чем еще она мечтает? О семье, домашнем уюте, о…
Девушка действительно заказывает розовый «Ruinart» по 150 евро за бутылку, закуривает тонкую сигарету (скорее всего с ментолом, жаль, пачки не вижу), и начинается «боже-ш-мой». Мы выясняем, что она в Москве всего неделю (как трогательно), приехала сюда из Эстонии, хотя родилась в Белоруссии, или на Украине, или… впрочем, какая разница? Знак Зодиака у нее «плавающий», то есть зависит от того, какой следующий месяц. Она училась на дизайнера или арт-директора, или архитектора (я не уяснил). Больше всего она любит театр, кино «арт-хауз» (как она это слово выговорила?!), а в рестораны «типа этого» ходит очень редко. В целом, я понял, что Лехе сегодня очень повезло, и знакомство не будет стоить ему ничего, кроме оплаты ресторанного счета. Девушка молода, неопытна, у нее хорошая фигура, но неважные мозги. Она настолько переигрывает в пьесе «Я не такая, я жду трамвая», что не выжмет из Лехи ни цента. Хотя долларов на пятьсот – штуку для начала вполне могла бы рассчитывать.
– Поехали кататься по городу! – предлагает Леха.
– Ой, даже не знаю! – лицемерит нимфа.
– Поедем на Воробьевы горы, там такой вид потрясающий, – разливается он. – Через пять минут будем, у меня быстрая машина.
– Ты сегодня на «Porsche»? – подыгрываю я.
– Ага.
– Подбросьте меня до «Just Another Bar»!
– Легко. Мы же подбросим его, правда…
– Лана, – наконец представляется она. – Конечно, подбросим!
Через пятнадцать минут Лехин «Porsche Cayman» движется по Петровке, нагло расталкивая собратьев по движению и заодно пробки. На пассажирском кресле развалилась Лана, я же сижу, скрючившись в три погибели, на заднем сиденье – месте для собак и ничтожеств. В целом все отвратительно.
Меня бьет легкий озноб – то ли в баре слишком сильный кондиционер, то ли я простыл. В последние три часа все мысли, связанные с болезнями, без передышки несутся по кругу, например: простуда – иммунодефицит – развитие болезни – саркома Капоши (последнее название я подцепил из сети). Хочется сладкого. Я подзываю официанта и заказываю двойной темный «Bacardi» с колой.
Наконец появляется Антон с миниатюрной блондинкой в голубой футболке, обнажающей пирсингованный пупок, коротких, чуть ниже колена, джинсах и голубых сапогах. Прямо-таки добрая фея из диснеевских мультфильмов! Она смотрит по сторонам голубыми линзами, изредка теребит локон и все время улыбается пухлыми губами (или это просто неудачный имплантант?). На ней масса стальной бижутерии с большими камнями, пластиковые часы Swatch, в одной руке она держит усыпанный стразами телефон, в другой – голубую сумку. Выглядит вся эта картина маслом так, словно телка не аксессуары несет, а восходит на престол со скипетром и державой. В целом девушка – одно сплошное несоответствие.
– Привет, – Антон хлопает меня по протянутой руке. – Познакомься, это Вика. Вика, это Андрей.
– Очень приятно, – киваю я.
– Аналогично, – еще шире растягивает губы телка.
«Взаимно, а не аналогично, лошня», – улыбаюсь я.
– Как дела?
– Дела? – Она оправляет футболку и садится. – Хорошо. Сегодня вот на новую работу вышла, неделю назад ездила в Киев к родителям, братик в институт готовится поступать, я ему…
«Ты реально думаешь, что в ответ на вопрос „как дела“ следует рассказывать биографию, начиная с факта своего рождения в уездном сельпо?» – Я демонстративно утыкаюсь в меню.
– Антон, а вы есть будете?
– Не знаю. Вик, мы есть будем?
– Я не буду точно, я после шести ва-аще не ем. – Она разводит ладони в стороны. – Антон, а закажи мне бокал шампанского?
– Ага. – Он машет официанту. – А ты чего такой смурной? Кстати, чего пьешь?
– «Bacardi». День сегодня какой-то мерзкий. Одни проблемы.
– Ой, и не говори! По Москве ездить стало невозможно, – начинает тараторить Вика. – Я сегодня с Арбата до «Курской» ехала полтора часа!
– На метро можно быстрее, – подкалываю я.
– Да ну, там народищу толпы, все пихаются – ужас! – Она корчит отвратную гримасу.
– Вик, если будешь много гримасничать, появятся преждевременные морщины, – вскользь замечает Антон.
– Я все время забываю. – Она словно бы в сердцах хлопает себя по щекам. – А где здесь туалет?
– Направо до конца, там увидишь табличку, – подсказываю я.
Вика хватает сумку с телефоном, и газелью срывается в сторону туалета. В это время официант приносит шампанское.
– Это кто? – мрачно интересуюсь я.
– Не обращай внимания, колхозница одна. Приехала в кино сниматься. – Антон отпивает из бокала, отодвигает его и морщится. – «Asti» вместо шампанского принесли.
– Естественно, она же все равно не разбирается.
– Не зарубайся, я ее знаю всего неделю. Ну тупая, ну колхозница, но очень красивая, согласись!
Я послушно киваю.
– Главное, чтобы она тут умничать не начала. – Я приканчиваю «Bacardi».
– Она в принципе не напряжная. Через час еще подруга ее приедет.
– Это еще зачем? Называется, собрались узким кругом!
– Да что случилось-то? Чего ты быкуешь? Ну, будут с нами две незнакомые молодые телки, одна из них для тебя, между прочим.
– Да не хочу я никаких телок, надоели! Я с вами хотел посидеть.
– Я тебя не узнаю. То шустришь, как член на ножках, то впадаешь в женоненавистничество.
– Неприятности одни.
– Какие?
– Потом расскажу.
Вика возвращается из туалета не одна. Вместе с ней идет девушка в узких брюках, обтягивающей водолазке и золотистых сапогах. Впечатление такое, что сначала идут губы, а потом пришитая к ним девушка. С другой стороны, от входа, к нашему столу подходит Ваня. И тут «фулл-хауз», – думаю я.
– Знакомьтесь, это Таня, – представляет подругу Вика.
– А это Ваня, – хором произносим мы, указывая на него.
– Я Андрей, – тихо говорю я, тыча себя пальцем в грудь.
Приземлившись за стол, все немедленно заказывают выпивку, чокаются и начинают обычный светский треп ни о чем, с закатыванием глаз и кокетством. Ваня быстро ориентируется, что Вика пришла с Антоном, и принимается каждые пять минут отвешивать громоздкие комплименты Тане (пользуется моим бездействием, скотина!). Таня уже не знает, каким плечом передернуть, насколько шире растянуть губы в улыбке и сколько раз дозволительно приличной девушке хлопать накладными ресницами. Судя по внешнему виду и манере поведения, она относится к тем умницам, которые начинают придумывать имена вашим будущим детям, если при встрече ты говоришь ей, что она хорошо выглядит, а на вопрос, «как тебе понравилась выставка картин Рериха?» отвечает что-нибудь вроде «вообще нормально так». Они мило щебечут, а мне хочется молчать еще как минимум сутки. Они стараются, чтобы на них обратил внимание весь ресторан, а я мечтаю спрятаться под стол и сидеть там, пока все не разойдутся.
Переходят к обсуждению музыки, и Таня говорит, что влюбилась в группу «U-2» после клипа «не помню, как называется, короче, там Боно в клевой дубленке ходит по аэропорту и прислоняется к стеклянным дверям». Я считаю большой удачей, когда девушка схватывает такие мелочи, без которых и музыка – не музыка. Одно название. Незаметно переходим на тему работы, и Вика спрашивает, чем я занимаюсь, а я отвечаю, что зарабатываю на литературе.
– Вы – писатель? – Она широко распахивает глаза.
– Нет, я наборщик в типографии, – сухо отвечаю я.
– А для меня вся литература в последнее время – сплошные чеки да ресторанные меню. – Девушки заливаются смехом и дружно теряют ко мне интерес.
– Ой, смотри, Галка идет! – Таня легонько шлепает Вику по запястью. – Гал! Гала! Салют!
К нашему столу подходит девушка лет двадцати трех, вся в розовом – от помады до сапог. Кажется, даже глаза у нее розовые. На локте висит розовый «Louis Vuitton», а в руке – два телефона Vertu, розовый и голубой. Девушки вскакивают и начинают дружно расцеловываться.
– Знаю ее, – шепчет мне Антон. – Она с какими-то влиятельными хачами часто тусует в «GQ».
– Всем при-и-и-вет, – посылает она нам воздушный поцелуй. – Как де-е-ела, девчо-о-онки, давно не виделись! – Едва ли не каждое слово она манерно растягивает, как эстонка, изучающая русский язык.
– А вы, наверное, дистрибьютор Vertu, – обращаюсь я к ней. – У вас два таких телефона красивых!
– Один мне подарил милый, а второй я на благотворительном вечере в лотерею выиграла. – С придыханием вещает она, потом быстро мажет по мне сверху вниз и заканчивает: – У меня их не два, а три. Третий в сумке – золотой. А то еще оторвут с руками!
Девицы начинают дружно смеяться, запрокинув головы и изо всех сил выгибая шеи (глянца дамского начитались, не иначе).
– Ну рассказывай, как дела! – игриво говорит Таня. – Куда пропала?
– Я только что с Эмиратов с Арсеном вернулась.
– Мать знает? – строго говорю я.
– Что? – какую-то секунду ее лицо выражает испуг, видимо, включилась кнопка из детства. – Не поняла!
Девушки умолкают.
– Это шутка такая, – спокойно поясняет Антон. – Например, звонит тебе подруга и говорит, что отплясывала вчера до пяти утра. А ты спокойно, но строго спрашиваешь: МАТЬ ЗНАЕТ? Эффект поразительный!
Девушки долго хохочут, раскрывая рты, как рыбы, выброшенные на берег.
– Ну, ты красавчик! – одобрительно говорит мне Галя.
– Мать знает? Ха-ха-ха! Прикольная шутка, надо запомнить, – вторит ей Вика.
– Класс! – ограничивается коротким восклицанием Таня. Видимо, у них принято говорить по кругу.
– Три Vertu – это не только дурной тон, но еще три – четыре выпитых озера спермы, – говорю я Антону на ухо.
– Какие озера – целая Ниагара! – кивает он.
Девушка подсаживается к нам, и волей-неволей все оказываются втянутыми в беседу. Я отворачиваюсь и рассматриваю окружающих, которые представляются мне объектами для статей в медицинской энциклопедии. У блондинки, покачивающей ногой в наполовину снятой туфельке – триппер, у рыжей, заразительно смеющейся над шутками обоих своих спутников – трихомонада, у брюнетки в белом топе с неестественно тонкой носовой перегородкой —сифилис, у снующих официанток – герпес, а у хостесс – и вовсе гепатит. Посмотрите, тут целый инкубатор болезней! И все они сегодня ночью обязательно с кем-то трахнутся, кому-то отсосут, кого-то поцелуют. Да тут целое змеиное гнездо – с ума можно сойти, если смотреть на все трезвыми глазами.
– Два двойных «Dewars», колу отдельно! – кричу я официанту.
Он кивает и проносится мимо.
– Дрон, чего так гонишь? – изумленно смотрит на меня Ваня.
– Нажраться хочу, – честно отвечаю я.
– Случилось что? С девушками? – выясняет он.
– Да нет, так… пустяки. Забей!
– Как скажешь. – Ваня отворачивается и снова ныряет в беседу с телками.
Почему люди такие глупые? На каждом углу, в каждой аптеке и супермаркетах висят гирлянды презервативов. Потратить пять минут своего времени и купить пару упаковок ничего не стоит. Какой же я идиот, вы только посмотрите! В век, когда даже по улицам нужно ходить в перчатках и марлевой повязке, я выбираю свободный секс.
Дурацкая поза, инфантильность, лень или надежда на то, что твои девушки – самые чистые в мире, – как еще это назвать? Причем, каждый раз перед сексом где-то на периферии сознания рождалась мысль о том, что стоит надеть резину. Да ладно, я Ритку (Ленку, Ольгу, Светку, Машку) знаю сто лет! А теперь чистая жесть: счет за пять минут сомнительного удовольствия. И телки тоже хороши, все без мозгов. Кого ни спросишь: «Ты всегда трахаешься без презерватива?», в ответ – одно и то же: «Ты с ума сошел? Это только с тобой. Я же тебе доверяю!». Впрочем, сам я отвечаю так же. Интересно, где я мог его подцепить? Исходя из всех контактов за последний год, ни одна, пожалуй, не подходит. И в то же время подходит каждая…
– Пока, Гал, – говорит кто-то за столом.
– Пока, Галл, – на автомате отвечаю я.
– Дрон, ты какой-то выпавший сегодня, – заявляет Ванька. – У тебя стресс перед выступлением?
– Ой, а вы выступаете? У вас группа? – интересуется Татьяна. – А какой стиль? R&B?
– Смесь «Комеди Клаб» и «Виа-Гры», – парирую я. – Юморная консумация.
– Ой, «Комеди» в последнее время смотреть стало невозможно, скажи, Тань? – включается Вика.
– Угу, – кивает Таня, втягивая «мохито» с такой силой, что, кажется, у нее сейчас глаза выскочат из орбит.
– Мы ходили в тот раз в «Атриум», вааще не смешно было. И потом, там, в зале, одни лохи какие-то, да, Тань?
– Угу, – снова кивает Таня, потом отлипает от трубочки и выносит вердикт: – вообще, в Москве такой народ стал… непозитивный. И лохов везде очень много. Главное, не пойму, как они всюду пролезают?
– А лохи – это кто? – спрашивает Ваня.
– Ну… лохи они и есть лохи… ха-ха-ха… чего тут непонятного? – Танька откидывает голову и звучно хохочет.
– Лапа, это пять баллов! – начинает ржать Вика. Потом они хлопают друг дружку по протянутым ладоням, как гребаные баскетболистки, и снова заливаются хохотом.
– Красавицы! – Я делаю идиотское лицо и поднимаю вверх кулаки с выставленными большими пальцами. – Реально убрали всех!
Антон настороженно смотрит на меня. Ваня тоже не смеется.
– Нет, все-таки, Тань, поясни! Кто такие лохи, на твой взгляд? – Я разом опрокидываю полстакана виски.
– Да что ты прикопался-то? – удивляется она. Видимо, в ее планах сегодня дать Ване, следовательно, мне можно хамить.
– Просто интересно, – не унимаюсь я.
– Дрончик у нас такой, если его что заинтересует, он будет копать до конца, – хихикает Антон. Его эта ситуация явно забавляет. Меня же – бесит.
– Ну, лохи – это всякие напряжные, немодные, нестильные люди. Которые тебя грузят, не умеют себя вести, одеты как колхозники.
– Как кто?
– Как колхозники.
– Ага. Я просто уточнил. Так, еще чем они примечательны? – Я добиваю виски.
– Ну еще они сидят дома, тупо смотрят ящик. – Таня закатывает глаза. – Что еще?..
– Постоянно спорят по любому поводу. Например, у меня есть одна знакомая, которая уперлась доказывать мне, что в Москве все телефоны Vertu – левые.
– Дура какая! Это Наташка, что ли? Да она такой телефон даже в руках не держала! – возмущается Таня.
– Тань, а ты телевизор не смотришь? – допытываюсь я.
– Я его вааще не смотрю. Только МУЗ-ТВ, или «Дом-2», или «Татьянин день», а вот эту ерунду – новости, криминальную хронику, сериалы – на фиг, на фиг!
– Ясно. Поэтому ты на позитиве все время, а лохи – нет, так?
– Нет, вы посмотрите, ребят, как он зарубается! – Вика смотрит на моих друзей. – Андрюш, у тебя стресс, наверное. Я тебе могу посоветовать а-фи-генного психиатра!
– Спасибо, – киваю я.
Лучше бы венеролога…
– Значит, главное – это позитив. А все, кто не на позитиве, – лохи, – киваю я. – Понятно.
– Не, не так, – смеется Танька. – Все лохи обычно не на позитиве. Впрочем, какая разница? Давайте еще «мохито» выпьем!
Господи, как же я ненавижу этих провинциальных телок, приехавших в Москву за своими десятью дозами ботокса! У них никогда нет «деняг», зато непременно найдется «братик» – именно «братик», не «брат» (кстати, к сестре это уменьшительно-ласкательное не применятся, видимо, из-за конкуренции). Они ходят «кушать», ездят на неделю к «мамке» и постоянно остаются «на созвончике». Еще они называют подруг «лапа», любовников – «милый», а после шести вечера не едят «вааще». Тем не менее уродство внутреннего мира не мешает им именовать всех вокруг лохами, лучше других разбираться в модных тенденциях, знать все новые рестораны и клубы города, обладать всевозможными дисконтными картами, организовывать «проходочки», советовать другим «лучших врачей», «афигенных парикмахеров» и «крутых инструкторов па фитнесу» и постоянно «быть на позитиве».Такое впечатление, что если раньше Фроси Бурлаковы приезжали в Москву учиться, то нынешние Клавы Мухины приезжают сюда тратить. Тратить быстро, и, конечно, не свои.
– Здорова, чуваки! – гремит слева чей-то голос.
– О, Вован! – улыбается Антон. – А ты откуда?
– А мы с Лерой тут сидим, – Вован поочередно здоровается с нами. – Мы помирились, вот, пришли отмечать. Сейчас я вас познакомлю.
«Все. Финал. Только этого мы и ждали всю жизнь», – думаю я.
Вова возвращается с худой шатенкой лет двадцати пяти в коротком черном платье и туфлях на высокой шпильке. На ее высокой шее – нитка жемчуга, на руке – часы на стальном браслете, на лице – минимум косметики. Она сильно смахивает на Анну Самохину в юности. В общем, красивая телка. Непонятно, зачем она к этому мудаку вернулась? Не иначе как он пост коммерческого директора получил.
– Лера, познакомься, мои друзья: Антон, Иван, Андрей. И…
– Вика, Таня, – представляются колхозницы, поочередно пожирая глазами сначала Вову, потом его девушку. Вероятно, Вова их не особенно впечатляет, равно как и его девушка (Vertu нет), поэтому они дружно утыкаются в тарелки.
– А давайте соединим столы и выпьем вместе? – предлагает Вова. По лицам сидящих видно, что перспектива совместного выпивона не особенно их вдохновила, что Вову не останавливает. Он подзывает официанта и просит его перенести трапезу с их стола на наш. Колхозницы расстроены – еще бы: только было завалили своими сумками мой диван, теперь придется их на пол ставить. Они ведь «деняг» стоят. Больше всего расстроен я: Вова явно нацелился сесть рядом.
– Ребят, у нас сегодня двойной повод, – громогласно заявляет Вова. – Во-первых, мы отмечаем с Лерой…
– Володь, перестань, – осаживает его Лера.
«Она явно не дура», – смекаю я.
– Ладно, ладно. Во-вторых, меня сегодня назначили исполняющим обязанности коммерческого директора!
Мне пора в Нострадамусы идти… Я хлопаю в ла доши:
– Браво, браво, браво! Жизнь удалась!
– Да! – торжественно кивает Вован. Девки отрываются от салатов и с интересом смотрят на Вована.
«Он не в нефти и не в строительстве, забудьте!» – хочется крикнуть мне.
– Поэтому предлагаю выпить! – Он разрубает воздух рукой. – Давайте я всем «Chivas» закажу!
– И сигар!
– Можно…
– Ну да, конечно. И будем играть в приезжих нефтяников, которые отмечают в Москве выигранный тендер, – кривлюсь я.
– Почему нефтяников? – Володя не понимает, комплимент это или подстава.
– Потому что только редко наведывающиеся в Москву провинциальные олигархи до сих пор думают, что круто пить «Chivas» и «Столичную», ходить в «элитнаю сауну», пороть там фотомоделей, а потом, завернувшись в простыню, говорить: «А теперь покурить – я сигары уважаю», – севшим голосом поясняю я с отсутствующим выражением лица.
– Он че, взбеленился, что ли? – начинает бычить Вован. Еще бы: тут же баба его!
– Нет, просто не хочу выглядеть лохом, – резюмирую я.
– А я, значит, хочу? – угрожающе говорит Вова.
– А что, «Chivas» только лохи пьют? – Таня явно решает пополнить свой вокабуляр модных тенденций.
– Нет, я не понял, кто тут лох?! – надвигается на меня Вова.
Я уже настолько бухой, что даже драться готов. Я встаю, глядя Вове в глаза.
– Володя, перестань, не видишь – он пьяный! – хватает его за локоть Лера.
– Так, все, брейк! – Антон вскакивает с места и встает между нами.
– Мужики, хорош! Дрон неудачно пошутил. – Ваня вскакивает следом. – Дрон, прекрати, это уже не смешно!
– А я и не шутил, – меланхолично замечаю я.
Антон хватает меня за плечи и утаскивает из-за стола. Ваня держит Вована. Девушки замерли, приготовившись смотреть шоу.
– А вы, позитивные мои, чего молчите и не разнимаете? – обращаюсь я к ним. – Энтертеймента захотелось? Я для вас слишком дорогой аниматор. Слышите, колхозницы?
– Придурок! – не разжимая губ, бубнит Вика.
– Идиот какой-то! – говорит Таня. – Все, мальчики, я поехала. Весь вечер испортил, козел!
– Я, может, что-то непозитивное сказал? – смеюсь я.
Вова пытается вырваться из рук Вани, Антон резко дергает меня и уводит от стола:
– Так, пошли на улицу, проветримся!
– А как же мясное шоу?
– Пошли, говорю, клоун! – Я давно не видел Антона таким злым. – Шут гороховый!
– «Да, я шуууут, я циркаааач, так что же? Пусть меня так зовуууут вельмоооожи! Все они от меня далекииииии», – пою я. – Кстати, куда ты меня ведешь?
– На улицу. Воздухом дышать.
На улице Антон прислоняет меня к стене, приближается вплотную и, глядя в глаза, громко говорит:
– Что происходит? Я не понимаю, почему ты себя ведешь как придурок? ЧТО У ТЕБЯ СЛУЧИЛОСЬ? – Он трясет меня за плечи. – Ты можешь сказать по-человечески?
– Антон, Ленка залетела, – тихо говорю я.
– Когда?
– Что ты спрашиваешь, откуда я знаю, когда? Сегодня сказала…
– Ну и…
– Это еще полбеды…
– В смысле?
– Вчера мне позвонила Ритка и объявила, что больна… короче, заразилась трипаком…
– От тебя?
– Я чо, знаю?
– Ну, а у тебя есть какие-то признаки?
– В том-то и дело, что нет… пока. А может, и вообще нет.
– Тогда шли ее, она тебя на бабки разводит!
– Думаешь? А если не разводит?
– Пойдешь лечиться, тоже мне, бином Ньютона! – Антон сплевывает себе под ноги. – Ты из-за этого бычку устроил?
– Просто навалилось все разом. Одна проблема сменяет другую. Лечиться я пойду, но с залетом Ленки это как связано? Ленка же упертая, на аборт не пойдет. А какая беременность с триппером?
– Послушай, Дрон, чо ты горячку порешь? Может, нет у тебя никакого трипака?
– А если есть? – с надрывом говорю я.
– Ну, даже если ты попал, признаешься Ленке.
– Как я ей признаюсь, ты чего, сдурел? – я кручу пальцем у виска.
– Ну или не признаешься. Она все равно потом сама узнает, когда анализы пойдет сдавать.
– И чего?
– И пошлет тебя. Ты же сам говорил, что хочешь бросить обеих. Вот тебе хороший повод, гы-гы-гы. А трипак – он как насморк, у меня тоже был.
– Тебе легко стебаться.
– Дрон, а тебе сложно? Ты все равно попал. Я тебя предупреждал, что получится что-то вроде этой истории. Тем более ты же у нас весь в рок-н-ролле: нюхать кокос с незнакомцами, спать с армией телок одновременно, трахаться без гондонов. Еще винтиться начни – будет фулл-хауз, может, гепатит подхватишь. Или СПИД…
– Тьфу! – Я чувствую, как немеют ноги. – Типун тебе на язык!
– А чего типун? Ты реально когда-нибудь доиграешься, точно тебе говорю! Ты в последний год какой-то полетевший.
– Слушай, давай только без морали, а? Я у тебя совета спрашиваю как у друга, а мораль в другом месте послушаю. На работе, например.
– Ну какой я тебе могу дать совет, брат? В любом случае, как бы ты ни бегал – с Риткой все закончено. Кстати, корпоратив тоже слетает?
– Нет вроде. Она сказала, чтобы я не волновался, на лекарства заработает.
– И то хорошо. Кстати, дай ей денег, подари чего-нибудь. А с Ленкой… Она все равно рано или поздно узнает.
– Поздно. У женщин это не сразу проявляется. А она беременная уж не знаю сколько недель…
– Тогда сразу скажи, а то потом подляна получится с твоей стороны.
– Вот я тебе про это и говорю. Жалко Ленку, она, в общем, хорошая баба, не стоит ее так подставлять.
– Ты ее уже подставил!
– Сука ты бессердечная!
– Я еще и виноват! Дрон, иди к черту! Сначала спит с кем попало, потом от него телка залетает, а он такой благородный, не хочет ее так подставлять. Погоди, звонит кто-то. – Он достает вибрирующий мобильный и говорит: – Хорошо. Я понял. Скажите мне, где вы будете… Ребята сваливают. – Это уже мне. – Давай отойдем подальше от входа, а то опять начнется.
Мы сворачиваем за угол и оказываемся в подворотне. Закуриваем.
– Слушай, – я глубоко затягиваюсь. – А что если. если найти гинеколога… своего. Который ей скажет, что рожать нельзя ни при каких обстоятельствах – типа у нее какая-то болезнь…
– Триппер, например…
– Ну чего сразу триппер? Придатки или там бактерии в микрофлоре…
– Ты смотри, какой подкованный чувачок, а!
– В общем, типа, необходимо лечиться антибиотиками, а это повлияет на плод, поэтому нужно делать аборт и пить лекарства, а?
– Дрончик, ты в своем уме? Какой врач на это пойдет? А если она потом проконсультируется в другой клинике? Она же на врача уголовку навесит!
– Да ладно, я ее уболтаю, перееду к ней, никуда отходить не буду, пока она аборт не сделает, а потом все как-нибудь рассосется.
– Ты точно псих! Ты меня извини, конечно, но это полный финиш! – Антон качает головой. – Я тебя умоляю, включи голову!
– Ну а что мне делать? – Я в отчаянии кусаю губу. – Я попал, понимаешь? Мне даже посоветоваться не с кем. Хоть из города вали!
– Это повторение пройденного. Хотя… тоже вариант, кстати.
– Я хочу исчезнуть, понимаешь? – Я чувствую, что вот-вот расплачусь. Да что там – я уже плачу. – Я хочу… хочу потом появиться через год и все начать по новой. Когда об этой истории все забудут. А сейчас у меня уже психика не выдерживает, сам видишь. – Я вытираю лицо рукавом.
– Тихо, тихо! – Антон поворачивает меня спиной ко входу в подворотню. – Хватит реветь, как корова. Может, тебе и вправду уехать?
Мы молчим, не глядя друг на друга. Где-то взвывает сигнализация. У-а-у, у-а-у, у-а-у…
– В этот раз все сложнее, брат… – Я прислоняюсь к стене, задираю подбородок вверх и сглатываю слезы. – Я тебе наврал про триппер….
– Не понял!
– Рита сказала, она ВИЧ-инфицирована, – почти шепотом говорю я безо всякой подготовки, типа «я тебя прошу только не говорить никому, даже Ване» или «ты точно никому ни скажешь?». Меня колотит от страха, и, честно говоря, я даже не думаю о последствиях своего откровения.
– ВИЧ-инфицирована? – так же шепотом говорит Антон. – Ты в своем уме?
– Угу! – Я хлюпаю носом и быстро-быстро киваю. – Полный абзац. Я сегодня анализы сдал…
– И уже результаты есть?
– В среду…
– Ты знаешь… я когда вас с Решетниковой увидел на «Крыше», – на секунду он замолкает, – у меня появилось какое-то предчувствие. Она очень плохо выглядела. Бледная какая-то. Я еще подумал, может, освещение?
– Она мне всю неделю жаловалась на здоровье, мол, лимфы вздулись, а вчера сказала, что сдала анализы и… и… – Я закрываю лицо ладонями, потому что не могу больше говорить. – Это точно не подстава? Она у тебя не брала денег, или машину чужую, ну или еще что-то?
– Неа-а-а, – мычу я, – я тоже сначала так подумал. Она у меня десятку занимала, а сегодня отдала…
– Какой кошмар! – Антон становится совершенно белым. – Я, я даже не знаю…
– Да ладно, брось! – честно говоря, меня слегка отпустило после того, как я поделился своей новостью. – С ней все понятно, со мной все понятно, остается только Ленка и наш ребенок…
– Лучше сказать ей, Андрюх! – Антон закуривает и сосредоточенно смотрит на уголек сигареты. – Сейчас сказать. Это будет честно.
– Я боюсь, – честно отвечаю я.
– Давай я скажу!
– Я тебя умоляю, не надо! Пожалуйста! Я же с тобой поделился как с самым близким другом!
– Хорошо-хорошо, не буду.
– Может, все-таки врача какого-нибудь порекомендуешь?
– Плохая комбинация. Это не по-человечески, Дрончик, – Антон замолкает.
Я смотрю в небо и думаю о том, что еще год назад мы с ним так же стояли вдвоем, прислонившись к теплой кирпичной кладке форта «Александр», отходя от ночного угара на «Фортданс»… Пять или шесть утра, на большую землю отплывали первые пароходы, кричали чайки, смеялись девушки, бухала музыка – и все было хорошо и легко. Впереди – экскурсия, которую я ему устроил, ночные вылазки в самые стремные закоулки моего родного города, новые знакомые, танцы и легкие наркотики, потом катания по Неве, Петергоф… Впереди – планы о создании группы, смене работы, гастролях. А главное, действующие лица сегодняшнего ужаса тогда еще не появились на горизонте.
– Тох, не молчи, я тебя умоляю! – снова начинаю хныкать я. – Скажи что-нибудь!
– Ладно. – Антон вытаскивает телефон и начинает стучать по клавишам. – Я тебе зашлю визитную карточку человека, его Дима зовут. Может, он поможет. Но это дорого.
– Мне все равно, – безропотно отвечаю я. – Главное, чтобы она не надумала рожать.
– И никаких гарантий! Отправил. Завтра ему позвони, скажи, от меня.
– Хорошо. – Я достаю вибрирующий мобильный. «Отправлена визитная карточка. Принять?»
– Спасибо, тебе, брат! – Я сохраняю «визитку», убираю мобильный в карман и, не поднимая глаз на Антона, говорю: – Тох, ты меня не бросишь? Ну, в смысле мы будем общаться, когда у меня СПИД найдут?
– Еще не нашли.
– Неважно, Тох. Ты же понимаешь, что шансов нет!
Тут без вариантов. У меня, кроме тебя и Ваньки, нет друзей. – Я сажусь на корточки, обессилев от рыданий.
– Так. Все-все, хорош! – Антон меня поднимает. – ВИЧ – это еще не СПИД. С ВИЧ люди живут долго. Вот Мэджик Джонсон например.
– Он баскетболист, у него здоровья много…
– А ты наркоман и алкоголик. – Он пытается меня развеселить. – И друзья у тебя такие же!
– Тох, Тох! – Я обнимаю его, утыкаясь головой в плечо. – Ты… ты мне как брат, даже больше…
– Брат, брат. Только я теперь с тобой из одной посуды пить не буду. И ночевать в одном доме тоже.
– Вот гад!
– А ты как хотел? – Мы снова обнимаемся. – Не переживай, вырулим!
– Никуда мы не вырулим, – улыбаюсь я сквозь слезы. – Ни-ку-да не вы-ру-лим…
– Посмотрим! – Антон кидает бычок в темноту. Кажется, он тоже понимает, что выруливать тут некуда. – Пошли обратно?
– Пошли. Все равно ничего больше не остается…
В ресторане больше не холодно, зато дико душно.
Поскольку за наш столик рассчитались, мы остались без места и стоим у барной стойки в окружении каких-то иностранных пузанов с их непременными уложенными гелем редкими космами и белыми рубашками, расстегнутыми до пупа. Вокруг пузанов роятся молодые шлюшки и пожилые нимфоманки. Мы опрокидываем еще по сотке в полном молчании. Чего уж тут обсуждать…
Меня мутит. Глаза режет, тошнота волнами поднимается к горлу, голова начинает болеть. Бросив на стойку две тысячи, я предлагаю Антону валить отсюда.
– Поехали! – Антон смотрит на часы. – Я только за Викой заеду.
– А где они?
– В «Баре 7».
– Ясно. – Я икаю. – Погнали такси ловить.
В проходе у раздевалки огромный мохнатый медведь (или бобер?) розового цвета предлагает всем проходящим мимо какой-то энергетик.
– Взбодрись, вся ночь впереди! – выкрикивает он. – Молодые люди, попробуйте новый энергетик!
– Спасибо, нам не надо, – на ходу отвечает Антон.
– В придачу к банке энергетического напитка – три презерватива. – Медведобобер хватает меня за локоть. – Мужчина, возьмите презервативы, они вашей даме очень понравятся, гы-гы-гы!
– Отъебись, медвед! – вырываюсь я.
– А чо сразу хамить-то? Или средства контрацепции не для вас? – огрызается этот урод.
– Чо ты сказал? – Я резко разворачиваюсь. – Ну-ка, повтори еще раз!
– Выпей энергетика и возьми презерватив, чувак! – ржет эта сволочь. – Вся ночь впереди!
– Где же ты раньше был? – Я с размаху бью кулаком прямо в нос медведу. Он делает шаг назад (видно, костюм смягчил удар), и я снова бью левой рукой в оскаленную улыбку. Пробив кулаком плюшевые зубы, попадаю во что-то жесткое – видимо, в голову. Медведа отбрасывает к стене, но он успевает ответить мне банкой энергетика в лоб. Язычок банки отлетает, высвобождая пенную струю коричневого цвета, заливающую меня с ног до головы. Я отскакиваю, вытираюсь рукавом, в это время из туалета выходит та самая розовая Галя и оказывается между нами:
– Вау! Это чего у вас тут за цирк?! – визжит она то ли от восторга, то ли от страха.
Я прищуриваюсь, фокусируя зрение, и выношу вперед правую руку таким образом, чтобы ударить мимо Галиного плеча прямо в рот зверю. Но попадаю точно в рожу Гале, невовремя шагнувшей в сторону. И Галя вместе со своими телефонами, сумкой и бокалом шампанского в руке падает навзничь. «Интересно, она и в туалет с бокалом ходила?» – успеваю подумать я. Воспользовавшись моим промахом, чудовище бросается на меня, валит на пол, и мы начинаем кататься, осыпая друг друга градом ударов. Медведу достается меньше – он ведь ряженый, а у меня уже кровь носом идет. Оказавшись внизу, я вижу, что Галя на подкосившихся ногах кое-как стоит, упершись в стену, и орет благим матом:
– Помогите! Бандиты! Помогите! Кто-нибудь!
Она запрокинула голову назад, чтобы сдержать кровь, хлещущую из носа и брови, вся ее косметика невероятно быстро размазалась и стало видно абсолютно белое лицо, искаженное болью и истерикой.
Все происходит настолько молниеносно, что ни Антон, ни охрана не успевают среагировать на мою драку с монстром.
– На, сука, на, на! – ору я, усевшись верхом на медведа, и продолжая колотить ему в бубен. Медвед скидывает меня, прижимает собственной массой к полу и начинает бить своей плюшевой головой. Я закрываюсь руками. Наверное, это дико смешно – в жопу пьяный чувак, катающийся по полу в обнимку с мохнатой игрушкой. Битва с брендированным промо-зверем как иллюстрация конца человеческой цивилизации. Люди против брендов: осталось только трахнуть манекен в витрине ЦУМа…
В конце концов нас растаскивают охранники. Кто-то орет: «Вызывайте ментов!», кто-то наносит мне пару ощутимых ударов в печень… Антон хватает меня за шиворот и волоком тащит на улицу, а я упираюсь и ору:
– Пусти, я ща порву нахуй эту розовую пантеру!
