Книга: Перевал Дятлова, или Тайна девяти
Назад: 18.
Дальше: 20.

19.

– Три с половиной часа – не так уж и много, – сказала я свеженакормленному Шумахеру и открыла первую из Люсиных записных книжек. Мне, конечно, хотелось заглянуть в последний дневник, но это было бы неправильно. Нечестно.
Первая книжечка оказалась Люсиным песенником. В самом деле, ведь все туристы пели под гитару у костра, узнавали и разучивали новые песни, вот и Люся записывала куплеты-припевы в коричневый блокнотик. Сейчас он совершенно облезлый, а в 1959-м, наверное, скрипел от собственной новизны и блестел корочками.
Края строчек, написанных бирюзовыми чернилами, поплыли, но текст разобрать можно. Кстати, это и не чернила никакие, а химический карандаш – были раньше такие. Я хорошо помню, как мы с братом в детстве муслили грифель химического карандаша, чтобы рисовал ярче.
ЕСЛИ НЕ ПОПАЛ В АСПИРАНТУРУ
I.
Жил один студент на факультете
О карьере собственной мечтал
О жене столичной
О деньгах приличных
Но в аспирантуру не попал
II.
Если не попал в аспирантуру
Собирай свой тощий чемодан
Поцелуй мамашу,
Поцелуй папашу
И бери билет на Магадан
III.
Путь до Магадана недалекий
За полгода поезд донесет
Там сруби хибару
И возьми гитару
И тогда вокруг всё запоет…

 

Эта песня, как и все в книжке, была длинной.
Я будто слышала нехитрую мелодию, четыре гитарных аккорда (два с барре), и старательное девчачье двухголосие. Песни были шутливые – даже если дело касалось святой для туристов темы.
ГИМН ТУРИСТОВ УПИ
По полям, лесам
И отрогам каменистым
Вдали от Свердловска и вблизи
Посмотри-ка, друг,
Ходят с песнями туристы –
Железные туристы из УПИ
Третий день идем
Только щелкаем зубами
Так пусто в животе, хоть голоси
Не волнуйся, друг,
Мы вернемся скоро к маме
Пойдем с тобой в столовую УПИ
Ты устал шагать
Под дождем и лютым ветром
Но всё же о привале не проси
Только вспомни, друг,
Сколько сотен километров
Протопал ты по лестницам УПИ.

 

Некоторые тексты я узнавала. Сестра моей школьной подружки училась в УПИ и без конца ездила со стройотрядами. Я помнила слова песен по тетрадкам, которые мы с подружкой листали в отсутствие владелицы.
МЕЗОЗОЙСКАЯ КУЛЬТУРА
Помнишь мезозойскую культуру
Мы с тобой сидели под скалой
Ты на мне изодранную шкуру
Зашивала каменной иглой
Припев:
Жрать захочешь – приди
И в пещеру войди
Хобот мамонта вместе сжуем
Наши зубы остры и желудки пусты
До утра просидим мы вдвоем…

 

Я пролистала книжку и уже решила было отложить ее в сторону, как вдруг мое внимание привлек следующий текст:
…Вверх по скользким камням
По тропинкам крутым
Альпинистов отряд пробивался
Все сердца как одно
Штурма ждали давно
Каждый шел и горам улыбался
Вдруг глухие раскаты до нас донеслись
Страшный грохот в долине раздался
Это снежный карниз
По крутым склонам вниз
Роковою лавиной сорвался
Вот промчалась лавина, сметая отряд
Собираются люди на скалах
Лишь один не пришел
Он могилу нашел
Там, под снегом, в глубоких провалах
Мы товарища молча
3 ночи, 3 дня
Стиснув зубы, упрямо искали
Горы жертву свою в том неравном бою
Несмотря ни на что не отдали
Высоко в облаках пики гордо стоят
Между ними зияют провалы
Всюду снежный простор
Ничего, кроме гор,
Ледники да суровые скалы.

 

Я закрыла Люсин песенник, и он обдал меня запахом старой бумаги на прощание.
Записная книжка Дубининой Людмилы начиналась списком книг:

 

Лессинг, Кронин, Дюма, Флобер, Жорж Санд, Олдридж (Дипломат), Ч.Лондон (Жизнь Джека Лондона), Томас Гарди, Келлерман, Драйзер, Гюго, Зощенко, Кассиль, Ремарк.

 

На следующих страничках – студенческое расписание, несколько телефонных номеров, начинавшихся на Д1– или Д2-, краткие конспекты лекций с непонятными схемами и несколько цитат из великих людей. Все – о любви.

 

Из тысячи людей только двое любят по-настоящему, а остальные думают, что любят.
Куприн.

 

На соседней странице совсем уж трогательное:

 

Купить мыло детское.
Позвонить маме, чтобы она принесла кнопки.
Занять 3 руб.
Взять 3, 4 занятие по архитектуре.

 

И список немецких слов для заучивания:

 

geringe, gelange, vorstellen, betrag, treppen, herzzustellen…

 

Было неловко читать чужие записи. Ненавижу, когда читают мои. Но я оправдывалась возможностью отыскать какой-нибудь след. Постепенно дело дошло до болотного цвета книжечки, на обложке которой значилось:

 

Милому завхозу Л.Дубининой для дневника

 

Тот самый, последний дневник, бывший с Люсей в роковом походе и найденный в палатке!

 

23 января. Сегодня последний день сбора. Весь день прошел в ужасной суматохе. С одиннадцати бегала по магазинам, покупала всякую мелочь. Сдуру купила 5 м батиста, на что ушло 200 руб. Собиралась сама в страшной спешке и, конечно, забыла дома свитер. Каждый занят был своим делом, а дел было по горло. Незадолго перед выходом начали собираться провожающие. Времени было в обрез, но мы, конечно, вовремя прибыли на станцию. И вот настали последние минуты прощанья. Перед отходом «спели» несколько песен.
В вагоне к нам присоединились блиновцы , вместе пели песни.
Среди всех особенно выделяется кротовский бас. На сей раз было много очень новых песен, которые мы тянули с помощью инструктора Золотарева, идущего вместе с нами в поход. Этого Золотарева никто не хотел сначала брать, ибо человек он новый, но потом плюнули и взяли, ибо отказать – не откажешь. Таким образом, нас как было десять, так и осталось, ибо Славку не отпустило факбюро.

 

Вот судьба! Биенко благодаря своим задолженностям по учебе, а Юдин – радикулиту остались живы. А Золотарев, которого и брать никто не хотел, всё же добился своего и отправился смерти навстречу.

 

24 января. Приехали в Серов очень рано. На вокзал с рюками нас не пускали. Расположились сначала около вокзала. Ребята прошпыняли завхоза, т. е. меня, обвиняли в скупости и жадности. Но увы, столовая на сей раз для нас – большая роскошь. Произошел один небольшой казус – Юрку К. (Кривонищенко) забрали в милицию, обвиняя его в обмане. Наш Юра вздумал пройтись с шапкой вокруг вокзала, причем с исполнением какой-то песни. Юрку пришлось выручать.
Далее нам удалось вместе с блиновцами перебраться в школу начальную. Пообедав, занялись приготовлением снаряжения. Решились для ребятишек 1 и 2 кл. рассказать о туризме. Им страшно понравились наши рассказы, вещи, и они очень привязались к нам. До 6-ти время пролетело незаметно, проводили нас много наших новых молодых знакомых. Ребятишки до того привязались, особенно к Зине, что расставались со слезами.
В поезде во всё горло орали песни под мандолину, да и просто так. Затем вдруг пристал к ребятам один молодой алкоголик, который обвинил их в краже бутылки водки. Требовал ее возврата и обещал надавать в зубы. В конце концов, ничего не доказав и не получив, он умотался. Приходил Юрка, попел с нами немного и ушел. А мы чего-то пели, пели, а потом вдруг как-то незаметно перешли на тему о любви, в частности, о поцелуях. Болтали всякую ерунду, конечно, всем было интересно, все говорили, стараясь перекричать друг друга и опровергнуть другие высказывания. Сашка Колеватов так превзошел всех, наверное, он это говорил со слов других.
Приехали ночью в Ивдель, остановились на станции. Расположились в углу, сразу же наши улеглись спать, расстелив палатку. Я же стала дежурить. Это время использовала для шитья бахил, переписыванья песен. <…> Я продержалась до 3 часов. Все в это время уже легли, только один Боря долго чего-то шил, но и он наконец лег.
Женька то и дело подъедает меня, даже иногда скажет что-нибудь обидное. Неужели он считает меня какой-нибудь дурой? Да и я вообще люблю подливать масла в огонь, черт бы меня подрал.

 

Люся обозначала твердый знак, как и я, с помощью апострофа. Под’едает.
И проблемы ее интересовали сходные: я часто думаю, что кто-то считает меня какой-нибудь дурой.

 

25 января. Разбудили, не дав по-настоящему выспаться. Рустику сказала, что не буду умываться, ибо нет условий. Согласился. Тут же подошел автобус, быстро погрузились. Ехали в три этажа. Колька Тибо – так упирался своим телом в потолок. <…> Опять, конечно, пели. Голос я уже совсем пропела. Женька опять съязвил. Вот ехида уж, да ехида. Теперь у меня кое-что проясняется, правда, и раньше, но сейчас лучше и больше. Но несмотря на это, Юрка все-таки добродушный человек, по крайней мере судя по его поведению. Я ж остаюсь всё равно верна себе.
Женька с Зиной пели: «Если б были глаза твои не такие синие…»
Доехав до развилки, автобус пошел по прямой и должен был вернуться за нами через час. А мы этим временем пошли пешком. Так приятно было идти по такой дороге и при такой погоде. Немного побесились, повалялись в снегу.
Во время нашей прогулки получился один казус – застряла шедшая навстречу машина с лесом. Наши ребята кинулись на помощь. Наконец-то вытащили с грехом пополам. Тут подошел наш автобус, и мы опять взгромоздились в него. Дискуссировали на сей раз о счастье. В основном, наши ребята были наиболее активными. Пытались дать определение счастью, но у каждого получилось свое.
В Вижай приехали часа в два. Блиновцы собираются ехать дальше на 41-й, а мы остаемся наверняка ночевать. Проводили блиновцев со слезами. Настроение испорчено. На прощание спели с Зиной Жене: «Если б очи твои…» В общем, мне очень и очень тяжело.

 

Она была влюблена? Как только и возможно в двадцать лет – влюблена в одного из «блиновцев»? Может, сердце чуяло, что с любимым больше не встретиться, что судьба уже разыграна.

 

Нам ужасно повезло: идет «Золотая симфония». Быстро перетащили вещи в гостиницу и пошли в клуб. Хотя было и нерезкое изображение, но это нас нисколько не омрачило. Сидящий рядом Юрка Криво всё стонал и причмокивал губами от восторга. Вот это маленькое счастье, которое так трудно выразить словами. Все-таки какая изумительная музыка!
Настроение после картины стало значительно лучше. Игорь Дятлов стал просто неузнаваем. Пытался танцевать, припевая: «О, Джеки, Джом».
С Юркой сегодня дежурные. Решили варить на плите лапшу. Но очень трудно было натопить печку такими сырыми дровами, поэтому ушла на это масса времени. Наконец-то стали есть. Во время еды опять возникла дискуссия о правах мальчишек и девчонок, свободе и т. д. По-моему, такие дискуссии ни к чему ни приводят. Так просто, для отвода души. Легли поздно. Все расположились на кроватях по двое, только Юрка Криво и Сашка легли между кроватями.
26 января. Утром Сашка вскочил от холода и сказал, что у него уже была холодная ночевка. Мы с Зиной спали прекрасно. Сходили в столовую, стали затем собираться. Едем на машине. Пытались петь, рассуждали на абстрактные темы, а вообще было всем не жарко. Места были сначала неинтересные – горелый лес. Вообще нам надо было на Северный 2-й, но дело шло к вечеру, и мы решили остановиться на 41-м в 4:30. Встретили очень гостеприимно. Остановились в бараке, где живут ребята. Вообще, здесь все живут вольнонаемные, женщин нет, кроме двух. Ребята все молодые, как заметил Игорь, есть даже симпатичные и вообще интересные. Особенно запомнился среди всех Огнев с бородой рыжей, и прозвище у него Борода. Очень редко встречаются в такой дыре такие люди. Истинный романтик, геолог и вообще развитый. Многие из ребят играют на гитаре. Смотрели здесь сразу три картины: «В людях», «Есть такой парень» и опять «Золотая симфония». И опять эта музыка.
Сначала разделились на две группы: одна смотрела картины, другая писала дневники, а Рустик с Колей рассуждали понемногу обо всем, о работе и т. д. Вообще мне нравятся эти ребята.
Большая разница между ними, окончившими институт Рустиком, Колей, Юрой и нами. Все-таки у них суждения наиболее зрелые и умнее гораздо наших. Господи, я уже вообще не говорю о своих.
После кино все очень устали и захотели спать.
С Зиной расположились на кровати с панцирной сеткой. Мечта. А ребята все на полу. Настроение плохое, и наверное, будет еще дня два. Зла как черт.

 

Еще три-четыре дня и…

 

27 января. Температура –5. Тепло, лыжи катятся плохо. С утра собираемся – сегодня первый день движения по маршруту. Сейчас сидим и ждем лошади, чтобы на ней везти рюкзаки, а сами просто на лыжах. Фортуна нам улыбается.

 

Фортуна улыбается. Делает все, чтобы поскорее доставить к Горе Мертвецов.

 

Юрка Юдин заболел. Что-то с нервом ноги, в общем, радикулит, и он уезжает домой. Итак, нас остается в дальнейшем девять. Пока сидим и поем песни. Те ребята играют на гитаре, Рустик подыгрывает на мандолине. Прямо за душу берет. Это последнее место цивилизации <…> Вообще очень люблю гитару и обожаю всех музыкальных людей. А ребята все неплохие. Разговаривали с Огневым. Очень много он уже знает, и с ним интересно, сейчас он рассказывает о пути нашем и много такого.

 

Что мог знать Огнев о пути нашем?

 

Это, по-моему, наиболее интересный объект здесь на участке. У него такая длинная рыжая борода, хотя ему всего 27 лет, а выглядит он старше. А еще тут есть Валя, который хорошо играет на гитаре (многие играют) и про которого я шутя говорила, что он мне нравится. Сейчас большинство ребят сидят здесь и поют песни под гитару.
Вообще, кажется, в последний раз услыхали столько новых хороших песен, но мы надеемся, что Рустик заменит нам их в походе. Узнаём некоторые мансийские слова у ребят.

 

Дальше Люся столбиком записала мансийские слова и справа – перевод. По этой и предыдущей записям чувствовалось, что писать ей особо не о чем, но заполнение дневника позволяет находиться рядом со взрослыми интересными геологами. Как знакомо!
Первое слово:

 

я – ручей

 

О Господи! Я – ручей. Ее и нашли-то в ручье, она пролежала там несколько месяцев, пока глубокий снег не сошел…

 

важенка – самка оленя
сохта – вожак
нянь – хлеб
юн – дом
писаль – ружье
атим – нету
оли – есть
сонь – правда
ворхуш – медведь

 

Геологи знали много мансийских слов – Люся исписала почти три странички… Но у меня так и не уходило из головы это странное совпадение: я – ручей. Я – в ручье.
Казалось, что дневник обрывается спонтанным всплеском интереса к языку манси. Я перелистнула – на всякий – пожелтевший листок и увидела еще одну, теперь уже, вне всякого сомнения, последнюю запись дневника. Это была очень странная запись – я поняла, что имел в виду Игорь Александрович.
Сначала мне даже показалось, что это не Люсин почерк – мельче, непонятнее, сама запись куцая и обрывается на полуслове, а главное: карандашный нажим гораздо слабее. Будто Люся писала неохотно, ее занимали какие-то другие мысли, или… это писала не она? Приглядевшись, однако, убеждаешься в очевидном сходстве двух почерков, но запись всё равно сильно выделялась по сравнению с предыдущими. Да и с теми, что были в других Люсиных дневниках.

 

28 января. Утром в 8 часов проснулись под чей-то говор. Оказывается, это бубнили Юрка Кри с Сашкой Коле. Погода такая же теплая, как вчера (–5).
Позавтракав, часть ребят – Юра Юдин, Коля и Юра Дорошенко пошли в кернохранилище, откуда они решили набрать минералы для коллекции. Ничего, кроме пирита да прожилок кварца, в породе не оказалось.
Собирались долго: подгоняли крепления, мазали лыжи.

 

На этом запись обрывается. Люся написала еще одно слово, но потом зачеркнула его несколько раз. Слово было такое: Затем
Что было затем, не знает никто. Я долго вглядывалась в пустые странички в глупой надежде – вдруг они проявят какие-нибудь таинственные буквы. Я даже пролистнула всю книжечку по листочку, но нашла лишь загнутый уголок предпоследней страницы.
Затем…
Назад: 18.
Дальше: 20.