55

Когда утреннее солнце осветило кремовые стены и высокие терракотовые арки «Дакоты», перед ее фасадом, выходящим на Семьдесят вторую улицу, появилась странная процессия. Из черных чугунных ворот вышли два носильщика с шестью чемоданами. За ними из темной глубины двора вынырнула женщина в белом халате, занявшая выжидательную позицию рядом с будкой портье. Потом показался Проктор, который подошел к «роллс-ройсу», стоявшему у тротуара, открыл заднюю дверь и стал рядом. Через какое-то время из ворот выехало кресло-каталка, на котором полулежал маленький человечек. Кресло толкала перед собой еще одна медсестра. Несмотря на теплоту бабьего лета, человечек в кресле был погребен под кучей одеял, муфт и шарфов, полностью скрывавших фигуру и затруднявших определение его половой принадлежности. Лицо закрывала широкополая белая шляпа. Из-под темных очков торчал перламутровый мундштук.

Медсестра подкатила инвалида к ожидавшему Проктору. В этот момент из ворот вышел Пендергаст и, сунув руки в карманы, легким шагом направился к «роллс-ройсу».

— Может быть, мне удастся убедить вас погостить еще, maitre? — спросил он у странной фигуры.

Человек в кресле громко чихнул.

— Я не останусь здесь ни минуты, даже если меня попросит сам святой Христофор! — раздраженно бросил он.

— Позвольте вам помочь, месье Бертен, — предложил Проктор.

— Минуточку.

Из-под одеяла высунулась бледная ручка с аэрозолем от насморка. Бертен приложил пузырек к трепещущей ноздре, прыснул себе в нос и убрал руку под одеяло. Потом снял очки и засунул их в сумку авиационной компании ВОАС, с которой он, похоже, никогда не расставался.

— Можете продолжать. Duocement. pour l'amour du ciel — doucement!

Проктор с медсестрой подняли Бертена с кресла, и, осыпаемые градом ругательств, усадили его на заднее сиденье машины. Пендергаст наклонился к окну.

— Надеюсь, вам лучше? — спросил он.

— Нет, и вряд ли мне полегчает, пока я не вернусь к себе на болота. Если вообще вернусь, — отрезал Бертен, выглянув из своего кокона. Крепко сжимая трость, он гневно сверкал бусинками глаз. — Тебе тоже нужна медицинская помощь, Алоиз. У этого унгана очень древние и мощные заклинания.

— Несомненно.

— Как ты себя чувствует?

— Неплохо.

— Вот видишь! — произнес Бертен с ноткой торжества в голосе. Вынув руку из-под одеяла, он покопался в потрепанной сумке и вытащил маленький запечатанный пакетик. — Растворить в шести унциях аралиевой настойки и добавить немного льняного масла. Принимать два раза в день.

Пендергаст спрятал пакетик в карман.

— Благодарю вам, maitre. Извините, что доставил вам столько беспокойства.

Блестящие черные глазки немного смягчились.

— Фу-ты, Господи! Да я сам рад, что мы увиделись через столько лет. Но теперь будем встречаться только в Новом Орлеане — сюда меня больше не заманишь! — Он передернул плечами. — Желаю тебе удачи. Эти лоа из Вилля — очень злые духи. Настоящие демоны.

— Вы не хотите мне что-нибудь сказать, прежде чем уедете?

— Нет. Да! — Старичок чихнул и закашлялся. — Чуть не забыл из-за моих недомоганий. Этот маленький гробик, который ты мне показал на складе, выглядел очень странно.

— Тот, что нашли в склепе Феринга? Который вы… э-э… повредили?

Бертен кивнул.

— Я долго над этим думал. Расположение черепов и костей на крышке… — Он покачал головой. — Их соотношение весьма необычно и неестественно. Вообще-то оно всегда неизменно и составляет два к пяти. Здесь же это соотношение нарушено, правда, незначительно, но все же это отступление от нормы. Этот гробик не соответствует другим символам. — Он пренебрежительно щелкнул пальцами. — Топорная работа, что довольно странно.

— Я проверил серый порошок, который был внутри. Это просто древесная зола.

Еще один презрительный щелчок.

— Вот видишь! Он не соответствует амулетам обеа, которые мы нашли у Шарьера в Вилле. Те гораздо опаснее. Почему этот так отличается от них — для меня загадка.

— Благодарю вас, maître.

Пендергаст выпрямился с задумчивым выражением на лице.

— Не стоит благодарности. А теперь adieu, мой дорогой Алоиз, adieu! Не забудь: растворить в шести унциях аралиевой настойки и пить два раза в день.

Бертен постучал тростью в потолок машины.

— Поехали, любезный! И, умоляю вас, не жалейте лошадей!