Часть третья ИСКРА

1. Два десятка человек – маузеры и наганы под одеждой – бредут по дороге. Приближаются к селу. Оглядывают его издали: соломенные крыши, дымки из труб, плетни. Аист смотрит со своего гнезда – вздетого на оглоблю тележного колеса.

2. Вечером стучат в дверь. Бедное крестьянское жилье. Махно достает из кисета золотой царский червонец. Крестьянин жадно берет его в корявые пальцы, пробует на зуб. Его жена ставит на стол деревянный поднос с мамалыгой – кирпичом круто сваренной кукурузной каши. Нарезает ее на ломти суровой ниткой. Приносит глиняный горшок с обратом от простокваши, наливает по кружкам жидкое синеватое пойло. Скудный ужин в тесноте.

3. Они спят в крестьянском сарае, когда на рассвете клацают затворы: румынская стража. Лица стражников спокойны: не первую группу с Советской Украины они берут, порядок есть порядок. Румынский унтер, командующий нарядом, показывает пальцем на Галины золотые сережки и кивает. Махно шагает вперед и смотрит ему в глаза, унтер отступает на шаг и делает успокаивающий жест: нет-нет, не надо.

4. Вновь шагает группа по дороге, теперь уже по паре румынских стражников перед и позади маленькой колонны.

– Что с нами будет-то, Нестор? – спрашивает Галя.

– Что-что. Оформят вид на жительство. Как сочувствующим, бежавшим от враждебного большевистского режима.

– А дальше?

– А дальше жить будем.

5. Кабинет, офицер за столом, Махно на стуле.

– Вы не просто бежали от террора. Вы перешли границу суверенного государства как вооруженная группа, организованная, с оружием в руках. Каковы ваши цели?

– Какие тут цели… Жизнь спасти. А с оружием – как же без оружия, далеко не уйдешь. А при встрече мы его сдали, как положено по вашему порядку.

– Чем вы занимались на русской стороне?

– Боролись с властью большевиков за свободную Украину.

– Все так говорят. – Офицер пишет протокол. – Придется задержаться у нас до выяснения обстоятельств.

6. Концентрационный лагерь – то есть именно лагерь, где сконцентрированы люди определенной принадлежности и по какой-то причине. Несколько бараков, старые палатки, шалаши. Колючая проволока по периметру, скучающие часовые на угловых вышках.

Мужчины бродят группами, сидят на земле, играют в затертые карты, маются от скуки. Отдельный барак для женщин, есть даже несколько детей.

Кислым Варевом тянет от кухни. Белая тряпка с красным крестом болтается над медпунктом, там нансеновская миссия.

– Зимой мы здесь сдохнем, – говорит Махно.

– Да скоро выйдем, – успокаивает вечный оптимист Задов.

– Не нравятся мне руманешти. – Галя трогает округлившийся живот.

7. Уже стемнело. Галя подходит к вышке и тихо зовет наверх:

– Эй! Э-эй?

Свешивается часовой, щурясь.

– Золото, – говорит Галя. – Водка есть? Сало есть? – Вынимает из ушей сережки и протягивает на ладони.

Часовой спускается и протягивает руку сквозь жидко натянутую (а куда денутся-то?) колючую проволоку. Сзади из темноты высовывается рука и слегка придушивает его.

Белея кальсонами, связанный и с кляпом во рту, он остается под кустом подальше.

8. Двое румынских стражников, угрюмых, деловитых и на удивление молчаливых, дают в ухо боязливому румынскому крестьянину, выводят лошадь, запрягают в телегу и уезжают в темноту.

9. Две телеги несутся по темной дороге со всей возможной скоростью, мягко прыгая на песчаных колдобинах. Полтора десятка человек не могут сдержать шуточек, держась друг за друга и понукая лошадок:

– Вот у смены будут глаза, когда его под кустом найдут!

– А шо, батько, не наведаться ли к какому боярину в гости вот так?

– В Румынии красных нет, можно и пошуровать!

– Точно! А у Ленина с Троцким еще денег взять – на мировую революцию!

10. День, лесок, овражек, костер. На деревянных вертелах жарят большие куски мяса, жадно едят.

– Зъилы коняку… бедолага… А ничего, мягкая, молода была…

– А где Левка делся?

Из зарослей выходит Задов с бутылкой самогона:

– Выпьем за свободу, батько! Пока не за мировую, так хоть за нашу!

– Ты где горилку взял?

– Где-где. Где всегда. Добровольная реквизиция. Махно хватает винтовку:

– Ты что, всех нас решил в тюрьму?!

– Батько! Стой! Пошутил, ну! Серебряна табакерка у меня была. Ну, поменял. Выпить захотелось, давно тут сидим, ну!

Бутыль по кругу, выпили, закусили. Так Левка еще и табак с газеткой достал, развернув тряпицу: тоже выменял. Задымили в блаженстве:

– Не, хлопцы, жизнь вже не кончена. Мир – он большой!

10. Ночью тихо переходят границу, пригнувшись пересекают поле, по пояс в воде через ручей… Окрики и звук погони с румынской стороны. Гулко бьют в ту сторону две винтовки, взятые у лагерных стражников.

– Не сунутся… Руманешти воевать не любят!

– Давай быстрей до Польши, хлопци!