ГЛАВА 20
Тони метнулась к Крис — она была врачом и должна была осмотреть ее, но я оттеснил ее, и мы, спотыкаясь, вышли из кухни. Ничего уже нельзя сделать. Крис зарезали, она мертва. Мы пошли через гостиную к выходу. Едва открыли дверь, к нам бросился какой-то высокий человек. Тони вскрикнула, я отскочил. Это был Джон, смотритель.
— Что случилось? — спросил он требовательно. — Я слышал, кто-то кричал.
— Это Крис… — Я задыхался.
Ни слова не говоря, он кинулся мимо нас в квартиру. Мы перешли через площадку, Тони дрожащей рукой отыскала ключ от квартиры Лиз и открыла дверь.
Я, двигаясь как автомат, прошел к телефону, набрал 911 и сказал:
— Мне надо сообщить об убийстве.
Со мной говорили профессионально — ровный, холодный голос задал несколько вопросов: не ранен ли я, не грозит ли мне опасность, найдено ли оружие. Я повторял: нет, нет, нет. Мы просто остановились у чьей-то квартиры, и дверь была открыта, и она была на кухне с перерезанным горлом. Боже мой, там везде кровь. Диспетчер попросила назвать адрес, я сказал, что не знаю, мы в квартире напротив той, где нашли тело, я не знаю, где это, в южной части Миннеаполиса, кажется. Черт, я даже название улицы не мог вспомнить. Но женщина попросила меня успокоиться, не имеет значения, они уже установили наш номер, помощь уже близко, не волнуйтесь. Полиция и «скорая помощь» будут с минуты на минуту.
— «Скорая»? — спросил я. — Слишком поздно. Везде кровь. Она уже умерла.
Повесив трубку, я обернулся. Кто-то рывком открыл дверь в квартиру Лиз. Вошел Джон — лицо красное и вытянутое.
— Я вызвал полицию, — сказал я.
Он поглядел на меня совершенно пустыми глазами.
— Ее кто-то убил.
Я кивнул.
— Масса крови.
— Да, я знаю.
Первыми появилась пара полицейских, за ними приехала «скорая» с двумя медиками. Джон молча встречал их в тамбуре, показывал направление и, как зомби, брел за ними.
Мы с Тони сидели на старой кушетке в квартире Лиз и, держась за руки, прислушивались к происходящему. Крякали рации, бегали люди, лающие голоса отдавали приказы. Через несколько минут там было полно полицейских, прибыли несколько детективов в штатском, собрались соседи. Вся улица за окном вспыхивала красными мигалками. Я поднялся, выглянул наружу, увидел кучки людей на тротуаре — смотрят, переговариваются, перешептываются, покачивая головами. Да, умер кто-то из своих, из соседей. Ужасно.
Поначалу на нас с Тони со всех сторон сыпались вопросы: что произошло и когда, видели ли мы кого-нибудь, что заметили. Потом полицейские взялись за дело: обнесли квартиру веревкой, приготовились к приезду следственной бригады, которая опросит, исследует, проверит и сделает предварительные выводы.
Я уже вернулся на кушетку и сидел рядом с Тони, когда послышались тяжелые шаги и знакомый голос в холле. Ему ответил полицейский:
— Они там, внутри.
— Хорошо. Я ими займусь. Сначала пойду взглянуть.
Детектив Дженкинс. Я узнал его голос и его походку. Он исчез в сутолоке квартиры Крис, но минуты две спустя я услышал его снова. Он говорил кому-то, чтó надо сделать и что ему потребуется. Наконец он через открытую дверь прошагал в квартиру Лиз. Большой и широкий, лицо не выражает ничего, кроме озабоченности. Все в той же потертой спортивной куртке и рубашке без галстука.
Он направился к старому креслу справа от Тони.
— Что произошло? — спросил он, усаживаясь и потирая ладонью лицо.
Это был и вопрос, и приказ, и я ответил дрогнувшим голосом:
— Мы пришли поговорить с ней. Хотели показать несколько фотографий. Дверь была незаперта, так что мы вошли и… и нашли ее там, в кухне.
Глаза у Тони были распухшие и мокрые. Она кашлянула и заговорила:
— Это она сказала нам, что видела Лиз вечером накануне смерти. Крис говорила, что у Лиз был еще один приятель.
Я опустил голову и стал разглядывать грязный зеленый ковер. Случилось бы это, если бы мы не подтолкнули события? Была бы Крис жива, если бы мы не заставили ее говорить? Нам следовало оставить ее в покое с ее книгами, не задавать вопросов, не ездить на эту реку.
Дженкинс почесал затылок.
— О чем вы хотели говорить с ней? Насчет фотографий? Что за фотографии?
Я покосился на Тони, она кивнула. Ясное дело, мы должны ему рассказать.
— Мы следили за Тайлером, — сказал я. — Была еще одна встреча «драконов».
— Черт побери! — Дженкинс недовольно встряхнул головой. — Кажется, я говорил, что вам надо держаться от них подальше. Кажется, я изложил это достаточно ясно.
Тони вспыхнула от гнева и голосом, полным сарказма, выпалила:
— Кто-то должен расследовать гибель моей сестры.
Дженкинс пристально взглянул на Тони.
— Я делаю все, что могу. — Он повернулся ко мне и сказал просто: — Ну, рассказывайте.
Я рассказал, как мы решили добыть фото нескольких членов банды, как надеялись, что Крис кого-нибудь узнает. Тони объяснила, что у нее есть камера с телевиком, и рассказала о поездке на Сент-Крой.
Красный от гнева Дженкинс выслушал все это и сказал:
— Посмотрим фотографии.
Тони достала из сумочки красный с белым конверт, вручила его Дженкинсу. Тот вынул фотографии и бегло просмотрел с полдюжины. Мы с Тони сидели молча.
— На первый взгляд, должен сказать, убийство в квартире напротив никак не связано с другими — ничего ритуального или культового. Но эти снимки могут быть полезны, — сказал Дженкинс, изучая одну из фотографий особо внимательно. — Могу я взять их ненадолго?
Почему бы и нет, подумал я и посмотрел на Тони. Она чуть заметно кивнула. Если это побудит полицию расследовать смерть Лиз и если фотографии действительно помогут раскрыть убийство Крис, пускай держат их сколько хотят.
— Конечно, — сказал я.
Он быстро собрал снимки и негативы в конверт, уложил его в карман своей спортивной куртки и проговорил:
— Попрошу нашу лабораторию сделать отпечатки с негативов.
Я посмотрел на него, подумал, что ему виднее, как поступить, промычал:
— А!
— Не беспокойтесь, я верну все завтра или послезавтра. — Дженкинс погладил себя по макушке. — Ладно, теперь расскажите, что произошло здесь — когда вы сюда приехали, — что видели, слышали ли что-нибудь. Мне все это понадобится.
— Это было сразу после девяти, я думаю. Похоже, в четверть десятого. Мы получили фото ровно в девять в ателье на Кэлхаун-сквер… Сразу приехали сюда. — Я опустил голову, поежился. — Припарковались напротив, пошли к дому. Крис говорила, что по вечерам почти всегда дома, свет у нее горел, так что мы позвонили в парадной.
— И никто не ответил?
— Никто, — сказала Тони.
— И тогда?
Дженкинс поднял левую руку — он сидел прямо перед нами. Когда он поднял руку, рукав куртки опустился. Когда рукав опустился, я увидел широкую серебристую штуковину на его левом запястье — толстую, металлическую — и подумал: не часы ли это такие здоровенные? Я смотрел, как Дженкинс снова потирает себе голову, сердце у меня сжалось — казалось, сейчас остановится.
— И тогда? — повторил Дженкинс, опуская левую руку на колени.
— Тогда… тогда она не отозвалась, и Тони взяла ключ Лиз, и мы смогли войти. — Я не сводил глаз с его руки, но рукав куртки теперь закрывал запястье. — И тогда мы постучали в ее дверь и…
Я сидел, как остолоп, не мог больше слова вымолвить. Вот чертовщина — не те ли это часы, которые мы видели на одном из «драконов», на парне, которого сфотографировали: плотном и широком, совсем как лейтенант Дженкинс?
Я посмотрел на Тони. Она уставилась на меня, явно гадая, что со мной происходит. А что я мог ей сказать? Я отвернулся, встал и зашел Дженкинсу за спину. Я должен был еще раз увидеть то, что у него на запястье. А Тони на полуслове подхватила мой рассказ:
— Тогда мы проверили дверь, и она оказалась незапертой. Мы отворили дверь, и… — Она говорила и внимательно смотрела на меня. — Позвали Крис, но ответа не было.
— Что-нибудь слышали? — спросил Дженкинс. — Какой-нибудь шум? Словно кто-то убегал из глубины квартиры?
— Ничего такого, — сказала Тони.
Дженкинс положил правую руку на левую. Чуточку выше, думал я. Ну. Почешись малость. Приподними рукав, покажи, что у тебя на руке.
— Тогда вы и пошли на кухню? — спросил он.
— Правильно.
Стоя за спиной Дженкинса, я посмотрел на Тони, широко открыл глаза, притронулся к своему запястью, потом показал на его запястье. Удивление пробежало по ее лицу, а Дженкинс обернулся и уставился на меня.
— Не скажете ли, который час? — внезапно выпалил я.
— Конечно. — Дженкинс полез в карман штанов и вытащил маленькие серебряные часы. — Девять пятьдесят.
Увидев не то, что я хотел видеть, я нахмурился. Карманные часы!
— Красивые часы, — сказал я.
— Спасибо, это отцовы, он работал на «Берлингтон Норсерн».
Я уже не мог остановиться и спросил:
— А что у вас на руке?
Дженкинс гордо улыбнулся, приподнял левую руку и отодвинул рукав.
— Это? Эту штуку я много лет назад отхватил в Аризоне.
Я обмер. Оно самое. Точь-в-точь та вещь, которую мы сфотографировали. Никакие не часы. Нет, это браслет племени навахо или что-то в этом роде, с Юго-Запада. Большая серебряная штука. Массивная. По кусочку бирюзы с обеих сторон, в середине — большая плоская бирюзина, отполированная и блестящая. На расстоянии можно принять за здоровенные советские часы, но вблизи видно, что это превосходный браслет, серебряный с бирюзой. Мне не нужно было смотреть на фотографию для проверки. Все точно — это он.
Я заставил себя что-то пробормотать, взглянул на Тони — она безмолвно уставилась на вещичку. В голове у меня все вставало дыбом. Хотелось вцепиться в руку Дженкинса, встряхнуть ее и, тыча в серебряный браслет, потребовать ответа — что он делал там, на Сент-Крой? Но я и так знал. Он был одним из них, из «драконов».
Тони сидела молча, неподвижно: мы оба думали об одном. Что нам делать? Сказать ему, что у нас есть фото: он в лесу, грудь голая, на лице маска, но его запястье на всем виду? И тут я вспомнил, и меня как кулаком по голове ударили. У нас нет ни одного снимка. И ни одного негатива. У нас нет ничего. Как я мог быть таким ослом? Только что сам все ему отдал. И конверт, и негативы — все у него в кармане старой коричневой куртки.
Нужно уходить. Сейчас же. Пока я не ляпнул что-нибудь, пока Тони молчит, пока мы не подставили себя под удар, как подставили Крис.
Я посмотрел на Тони, шагнул к ней и сказал:
— Тони, ты неважно выглядишь. Тебя снова тошнит?
— Но…
Не дав ей договорить, я подскочил к ней и схватил ее за руку.
— Пойдем. Сейчас все будет хорошо.
До нее дошло, и она поднялась с кушетки, я подхватил ее, и все это происходило быстро — мы проворно вышли и двинулись в кухню, а я все время шептал, чтобы она молчала, что нам нельзя ничего говорить — пока что. Я поддерживал ее, как будто ее вот-вот вырвет, и мы подбежали к белой кухонной раковине. Я открыл кран до отказа и прижался к Тони, чтобы Дженкинс не мог нас подслушать.
— Господи! Ты видел? Видел? Он — «дракон»! — бормотала Тони.
— Видел. — Так, что мы собирались делать? — Тони, тебя должно вырвать, — шепнул я. — Надо убираться отсюда.
На ее лице был панический страх. Она наклонилась над раковиной и сунула палец в глотку. Впихнула глубоко, покрутила, и тело ее напряглось, как один большой мускул. Всхлипнула, застонала и рыгнула.
Я похлопал ее по спине и громко сказал:
— Ты молодец. Все в порядке.
Ее вырвало — очень сильно, как будто даже желчью. Я поглаживал и похлопывал ее по спине во время этой пугающей судороги, которую удалось так просто вызвать — так просто, что я подумал: а пришлось ли ей себя заставлять?
От двери послышался голос:
— Если хотите, я позову врача.
Дженкинс. Стоит, всматривается — участливый взгляд на непроницаемом лице. Убийца? Это он убил Крис и сестру Тони? Мне совсем не нравилась ситуация: на этой кухне мы в ловушке, мимо него не прорвешься, мы в его руках.
— Ее надо отвезти домой, — с усилием ответил я.
Он кивнул — здоровенное хамло с индейским браслетом. Мне было безразлично, «дракон» он или нет, я его ненавидел. Меня вдруг охватило отвращение. Он играет с нами, просит, чтоб мы ему верили, и плевать ему на наши переживания.
Тони все еще стояла, пригнувшись к раковине, спиной к Дженкинсу, и ее трясло от страха, ярости и ощущения безнадежности. Возможно, нам теперь ничего не удастся доказать. Или — это тоже возможно — «драконы» и нас раздавят, Тони и меня.
— Все уладится. Ничего, все понемногу уладится. — Я растирал ей спину, мне очень хотелось ее обнять. Вместо этого я повернулся к Дженкинсу и спросил: — Нельзя ли перенести дела на завтра?
Дженкинс неуклюже стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу. Он сказал: «Конечно», но не двинулся с места. Стоял и рассматривал Тони, потом перевел взгляд на меня. Полез под куртку, почесал грудь, и тут я увидел револьвер, в кобуре под мышкой. Страх прошил меня, как молния: он, может быть, не один такой. Может быть, в полиции полно «драконов».
Я обхватил Тони за талию и повел к кухонной двери. Дженкинс в последнюю секунду отступил, пропуская нас.
— Вы уверены, что врач не нужен? — спросил он.
— Не нужен!
Тони шла быстро, я едва поспевал за ней, все еще притворяясь, что я ее поддерживаю. Мы выскочили из кухни в коридор, оттуда — в гостиную и к двери. У выхода Тони остановилась.
— Моя сумочка!
— Я принесу, — сказал я.
Подбежал к кушетке, схватил коричневую кожаную сумочку. Ключи от квартиры Лиз лежали рядом, на подушке. Я забрал все это, взял Тони под локоть и вывел наружу. Мы быстро миновали холл, который все еще кишел полицейскими и детективами. Теперь появились еще и фотографы. Мы проскочили мимо них, через тамбур, спустились с крыльца, отошли шагом футов на двадцать и бросились бегом, в обход патрульных машин, забивших всю улицу. Повсюду стояли люди — зеваки и сплетники, — и отовсюду в глаза били мигалки. Красные и желтые вспышки перебивали друг друга, как сумасшедшие. Я открыл пассажирскую дверцу для Тони, обежал машину, сел за руль, сунул ключ в замок зажигания. Резко завел машину, оглянулся на красный кирпичный дом, в котором жила Лиз и умерла Крис, и увидел Дженкинса. Он стоял у большого окна в квартире Лиз и смотрел вниз, на нас, следил за каждым нашим движением. Судорога страха пробежала по мне, я замер.
Тони сидела, согнувшись и обхватив руками голову. Проговорила:
— Уезжай отсюда скорее! Уезжай!
Я нажал на акселератор.
