Замок Стерлинг,
Шотландия, осень 1523
Герцог Олбани потерпел поражение именно таким образом, каким я советовала его победить. Он заключает непростое мирное соглашение с графом Сурреем, даже не ставя меня об этом в известность. Никто из них больше мне не доверяет. Больше я не слышу ни слова о моем приглашении в Англию, или о том, чтобы в следующем году короновать Якова, или о том, чтобы признать его наследником английской короны. Более того, Генрих урезает мое английское содержание и передает мои долги Франции. Я не понимаю причину его внезапного охлаждения ко мне, тогда как всего несколько месяцев назад я была его шпионом и доверенным лицом. Я представить не могу, что я такого сделала, что могло его так обидеть. В чем дело? Ведь я послужила ему так, как ни один монарх и сестра до меня!
А потом я получаю письмо от моей сестры Марии.
«Моя дорогая сестра,
Екатерина, наша сестра и королева, просила меня сказать тебе, что твой муж, граф Арчибальд Ангус, прибыл к нам из Франции и был крайне благосклонно принят при дворе. Он говорит с кардиналом и нашим братом, королем. Он намерен немедля вернуться в Шотландию, и мы с Екатериной призываем тебя принять его с добротой и жить с ним вместе, как муж и жена. Он так мило говорит о тебе и о своих надеждах к примирению.
С сожалением сообщаю тебе, что наш брат совершенно влюблен в Марию Кэрри (Мария Болейн), а она – в него. Мне кажется, что если бы они были свободны, то он непременно бы на ней женился, но ни у кого из них нет этой свободы. Брачные клятвы нерушимы. Если мужчина сможет оставить свою жену, потому что полюбил другую женщину, то что тогда станет со всеми нами? Какой брак продержится дольше первого года? Что значит тогда эта клятва, произносимая у алтаря, если ее можно нарушить? Как тогда вообще доверять клятве верности, будь то между королем и подданным, хозяином и работником, если брачная клятва станет временной? Если брак станет ненадежным, то и на все остальное надеяться не придется.
Ты не можешь стать той самой Тюдор, которая покажет миру, что на наше слово нельзя положиться. Ты должна сыграть свою роль в этом, должна принять своего мужа и терпеть его, как можешь. Умоляю тебя! Мы не можем жить в семье, в которой допускается аннулирование брака! Мы слишком недолго на троне, чтобы выдержать испытание осуждением за наше поведение, чтобы наши наследники могли превратиться в бастардов. Прошу тебя, Маргарита, прими своего мужа, ради всех нас, и скорее напиши мне, что ты это сделаешь.
Твоя любящая сестра,
Мария,
вдовствующая королева Франции».
Я беру ее письмо с собой и спускаюсь по крутому склону холма прочь от замка, потом через распахнутые ворота, в которых стоят два французских стражника, внимательно следящих за тем, кто входит и выходит из замка. Я иду по лесной извилистой дорожке, затем вдоль ручья, который течет по направлению к деревушке, прилепившейся к склону холма недалеко от перекрестка, на котором устроен базар. Я иду совершенно одна, под голыми ветвями деревьев, поднимая сапогами пахнущие осенью листья. Выдался ясный, холодный день, с высоким голубым, как скорлупа утиного яйца, небом. Я думаю о Марии, о том, что она наконец решилась написать мне письмо, которое, она знает точно, мне не понравится, о Екатерине, холодно предупреждающей ее о том, что если Генрих разведется со своей женой, то ни одна женщина в Англии уже не будет уверена в своем будущем. Я знаю, что это правда. В этом мире у женщин нет никакой власти: у них нет своего имущества, они даже не могут распоряжаться своими телами и не в состоянии защитить даже собственных детей. Жена обязана жить с мужем и позволять ему обращаться с собой так, как он пожелает, по-прежнему есть за его столом и спать в его постели. Дочь – собственность ее отца, а жена, которая вышла из брака, не нужна никому. По закону она лишается всех прав на имущество, и никто не станет ее защищать. Если женщина не может быть уверена при вступлении в брак, что она будет женой этого человека до своего смертного часа, то как ей тогда заботиться о своей безопасности? Если мужчина может оставить жену по первому своему желанию, то ни одна женщина не может быть уверена в своем будущем, своем достатке и даже своей жизни. Если король покажет всем, что брачные узы можно нарушить, то это будет означать, что любую клятву можно нарушить, и тогда все законы потеряют свою силу. И в мире, в котором мы живем, исчезнет порядок, который держится на законе и на страхе Божьем.
Домой я возвращаюсь, уже с трудом переставляя ноги. Даже понимая все это, я не могу больше жить с Арчибальдом. Я не могу примириться с человеком, за которого я вышла замуж по любви, которого одарила всем, что у меня было, и который все равно предпочел мне другую. Я не хочу возвращаться к человеку, у которого руки по локоть в крови. Но я понимаю, что хотят сказать мне Екатерина и Мария: брачные узы должны быть нерушимы.
Я не отвечаю Марии, но пишу крайне неприятное письмо кардиналу Уолси, зная, что он запишет его краткое содержание и представит вниманию Генриха, когда у того появится свободное от амурных дел время.
«Вынуждена признаться вам, что французы пообещали мне рай на земле и полную безопасность в Париже, если Арчибальд вернется в Шотландию. Клянусь всем самым святым, что я никогда больше не стану жить с ним как муж и жена, но я понимаю, что не должна настаивать на разводе. Умоляю вас сделать все от вас зависящее, чтобы Арчибальд никогда больше не появлялся в Шотландии, чтобы король, брат мой, не давал ему охранных грамот и чтобы он посоветовал ему жить в изгнании. Герцог Олбани в скором времени отбудет во Францию, пока зимние шторма не сделали водную гладь опасной. В его отсутствие я постараюсь короновать моего сына. Я попытаюсь забрать Якова из замка Стерлинг, который охраняют французские солдаты, и перевезти в Эдинбург, чтобы посадить на трон. Верю, что мне удастся это сделать с помощью совета лордов и Джеймса Гамильтона, но только при условии, что клан Дугласа будет оставаться в покое в отсутствие Арчибальда. Поверьте, я не легкомысленна и не вероломна, в отличие от вашего друга Арчибальда Дугласа, графа Ангуса.
Богу и Шотландии было бы гораздо лучше, если бы он никогда больше не появлялся в пределах ее границ. И мне тоже».
