Дворец Холирудхаус,
Эдинбург, лето 1513
Гарри не думает ни о чем, кроме похода на Францию. Яков умоляет его подумать и не делать этого, что и французские, и английские лорды падут на том поле боя и что они, короли, должны рисковать своими жизнями только во славу Господню, только для того, чтобы вернуть Святую землю. Он пишет терпеливые письма, как старший, более мудрый муж молодому, но не получает ответа. Гарри, глупый самодовольный Гарри, собирается на войну, прямо как в детстве, когда он просто должен был пронзить копьем мишень на столбе, или написать лучшее стихотворение, или разучить новый танец. Гарри нашел во всей этой идее с походом на Францию благодарную публику и великолепную сцену. Он непременно сделает так, чтобы на него смотрели все. В лице жены Гарри обрел нетребовательную и восторженную поклонницу и сделает все, чтобы угодить ей и ее злоумышленному отцу.
И следующим шагом он начинает угрожать нам через церковь. Он отправляет доктора Уэста с предупреждением Якову, что если тот нарушит соглашение о мире, то папа римский отлучит его от церкви и его душа отправится прямиком в ад. И он посмел сказать такое человеку, все устремления и помыслы которого связаны только с крестовым походом, который носит власяницу все сорок дней Великого поста и вериги вокруг пояса все время. Тому, кто постоянно помнит о своем грехе и настолько полон страха Господня, что отправляется в паломничество четырежды в году и никогда не приходит ко мне, когда я пребываю в уединении, без того, чтобы не провести всю ночь в молитвах. Это был очень жестокий, хорошо просчитанный ход, ударивший Якова в самое сосредоточие его страхов, и я тут же понимаю, кто его сделал. Только Екатерине я рассказывала о том, что Яков так печется о моей безопасности, только ей говорила, что он движим чувством вины. Только ей я рассказала о тех страхах, что доверил мне мой муж. И она взяла и использовала мое доверие против моего мужа, против нас. Я настолько потрясена подобным предательством, что мне становится невыносимо даже думать о нем.
Я бегу в комнаты Якова, не справляясь с яростью на вероломство Екатерины, и нахожу его счастливым и улыбающимся, за рабочим столом, на котором были разложены медные винтики и кольца. На его носу красовались комические окуляры. Он собирал таинственный инструмент, который, по его словам, мог сказать морякам в открытом море, в каком направлении находится север.
– Смотри, Маргарита, – говорит он. – Я его разобрал, теперь собираю обратно. Ты когда-нибудь видела такой крохотный компас? Правда, он удивительно красив? Он сделан в Венеции, разумеется, но я думаю, что мы можем делать такие и сами для своих кораблей.
– Яков, они говорят, что могут отлучить вас от церкви!
Он продолжает улыбаться и просто отмахивается.
– Они могут угрожать, сколько им будет угодно, – говорит он. – Пусть хоть подкупят папу римского, чтобы настроить его против меня. Но Бог и я знаем, что если бы твоего брата не раздуло от гордыни, как свинью от обжорства, то я был бы уже на полпути к Иерусалиму. Я не собираюсь опасаться мальчика, который отправляется на войну по требованию своей жены. И меня не пугают проклятья папы римского, которого он мог подкупить.
– Это все она, – не унимаюсь я. – В то время как я всегда выступала за дело мира, она стала служительницей войны.
Яков смотрит на меня поверх своих окуляров, но я вижу, что он меня не слушает.
– Да, да, ты наверняка права.
«Сестра моя Екатерина,
Прости мне мою прямоту, ибо я говорю, как все северяне: без утайки и оглядок на красивые фигуры речи. Если ты продолжишь настраивать Гарри на поддержку своего отца в его противостоянии с Францией, то выступишь против интересов собственного королевства, Англии. Франция – давний и добрый друг Шотландии, и в случае необходимости мы выступим в ее поддержку. Пожалуйста, не позволяй твоему отцу вбивать клин между нашими мужьями, Яковом и Гарри, потому что это будет не по-сестрински и не по-английски.
Да, и мне так и не доставили украшения, которые мне оставила моя бабушка, как и наследство, отписанное мне отцом. Эти вещи очень важны для меня, потому что мне важны и дороги люди, с которыми они для меня связаны. Их стоимость для меня не имеет никакого значения.
Мария уже получила свою часть наследства? А ты? Возможно ли, чтобы мой брат удерживал мою часть наследства? Мне не верится, что он мог пойти на это, как и в то, что ты могла это допустить.
Там есть гранатовая брошь, которая принадлежала бабушке и которую она отписала мне, как я знаю. Едва ли она будет нужна Марии, особенно теперь, когда она владеет самым большим рубином в мире. Я требую, чтобы эту брошь выслали мне. Я на этом настаиваю. Пожалуйста, будь же мне настоящей сестрой и настоящей королевой Англии: не допусти войны и отправь мне причитающуюся мне часть наследства. Я молюсь о том, чтобы ты поняла: это – твой долг. Я думаю, вполне понятно, что и Всевышний желает того же самого.
Маргарита».
Она мне даже не отвечает. Она по-прежнему продолжает настраивать мужа на войну с Францией, и я по-прежнему не знаю, получила ли Мария свои драгоценности. Только когда наш посол ставит нас в известность о том, что армия Англии уже отбыла в сторону Франции, я понимаю, почему Екатерина вела себя именно таким образом. Только теперь мне стало ясно, ради чего она все это делала.
Мой брат поднимает паруса, под которыми ведет свою армию, и оставляет Екатерину править Англией. Всей Англией! Которая оказалась переданной в руки женщине, которая некогда не могла позволить себе купить простых яблок из Кента. Он именует ее регентом. Я не могу в это поверить, хоть и сама недавно предсказывала именно такой ход событий и знала, как она этого хотела и на что она была готова. Я так сильно злюсь на нее, что даже не возражаю, когда Яков говорит мне, что долг чести призывает его выступить в поддержку Франции. Он решает напасть на северные земли Англии.
– Скорее всего, мне придется столкнуться с твоим старым другом, Томасом Говардом, – говорит мне Яков, придя за мной и моими дамами в мои комнаты, чтобы сопроводить нас на ужин. По запаху пороха, доносящемуся от его волос, я понимаю, что он был на пороховом заводе.
– Он не был мне другом, – отвечаю я. – Это с тобой он все время говорил. А со мной он вел себя излишне заносчиво, я была рада, когда они уехали домой.
– Ну, сейчас он был оставлен охранять Англию, – говорит Яков. – Твой брат взял с собой свою армию и лучших своих людей, а для защиты границ оставил не кого-нибудь, а старину Говарда, его сына и свою королеву. Придется мне снова сойтись с ним на поле битвы.
– У него хватит людей для обороны? Разве Гарри не забрал всех воинов?
Яков берет меня под руку и прижимается ко мне так, чтобы, кроме меня, его никто не мог слышать.
– Людей у него хватает, но если кланы пойдут за мной, то я превзойду его числом. А они пойдут за мной, потому что я всегда был для них добрым королем и правил честно.
До нас доносится гомон голосов и звуки музыки, которую играют в зале, время от времени прерываемый скрипом ножек стульев о пол: люди занимали свои места за столом.
– Я не подведу их, – тихо говорит Яков. – Я истинный, прирожденный король Шотландии, а Англией сейчас правит человек, который недавно взошел на трон и крайне неопытен в том, что он делает. Я служил своему народу долгие годы, и они служили мне, в то время как король Англии – всего лишь мальчишка. – Он бросает на меня внимательный взгляд и произносит то, что, как он знает, я хочу услышать больше всего на свете: – А еще у меня есть королева, которая, несмотря на юный возраст, уже показала себя правительницей, в то время как рядом с ним простая испанская принцесса, вдова его брата, пешка в руках своего отца. Мы просто не можем проиграть им.
– И Томас Говард уже очень стар, – добавляю я. – Не может быть, чтобы он был еще в силах сражаться.
Яков в ответ хмурится.
– Он лишился милости короля, – задумчиво говорит он. – И к тому же он потерял сына, который утонул в море вместе с кораблями Гарри. Твой брат винит Говардов в том, что они его подвели, и обратил на них свой гнев. Говард – единственный дворянин, которого король не взял с собой в составе великой армии. Мне кажется, что когда мы сойдемся, он будет сражаться со мной, как загнанная в угол крыса. Он понимает, что это будет его последним шансом вернуть милость короля. Знаешь, мне не стыдно признать, что я предпочел бы сражаться с кем угодно, только не с человеком, которому нечего терять.
– Тогда, может быть, не стоит выступать на Англию? – нервно предлагаю я. – Может быть, нам будет лучше этого не делать?
– Это наш шанс, – решительно заявляет он. – И лучшего шанса у нас не было уже много десятилетий. – Он улыбается, зная, чем может меня убедить. – К тому же нашим противником сейчас будет королева-регент, твоя сестра и твоя первая соперница. Неужели ты не хочешь, чтобы я выступил против ее армии? Неужели не хочешь увидеть ее полного поражения?