Дворец Линлитгоу,
Шотландия, весна 1512
Король не может отправиться в поход, не оставив за собой наследника. Даже его религиозные наставники знают об этом. Я снова беременна, и по мере приближения моего срока он все чаще отправляется в краткие паломничества к святым местам, верша правосудие и молясь о милости Господней. Он выполнил все необходимые приготовления к крестовому походу, в который собирается отправиться, как только у нас родится сын. В результате у нас, маленького королевства, оказывается один из величайших флотов Европы.
Он придумывает способы использования кораблей в битвах, и то, как он это себе представляет, еще никогда и никем не было испробовано. Он придумывает прекрасный, мощный корабль, называет его «Михаил Великий» и сам лично руководит его строительством: раздевшись до рубахи, работая рядом с мастеровым людом, кузнецами, плотниками и парусных дел мастерами. Он постоянно старается убедить папу римского вступить в союз с королем Франции, Людовиком XII, чтобы все могущественные короли Европы могли объединиться под знаменем веры против нечестивых, захвативших святые места и осквернивших место рождения Христа.
Однако у папы римского иные взгляды, и он вступает в союз с Испанией и Венецией, а потом мой глупый младший брат, попав под влияние своей жены-испанки, Екатерины Арагонской, вступает в только что образованную Священную лигу, которая разрушает мир и взаимопонимание между христианскими королями. Она заставляет Гарри служить своему отцу, испанцу, и втягивает его в войну против Франции, как раз в то время, когда Яков так надеялся отправиться в крестовый поход.
Все, на что надеялся Яков, рушится на глазах. Европа снова разделена, а Гарри занят только своей мечтой вернуть Аквитанию Англии, словно он был легендарным Генрихом V, а не королем из совершенно иной семьи и совершенно иного времени. Я виню Гарри в тщеславии и глупой мальчишеской жажде войны и военных подвигов, но прекрасно понимаю, что он находится под влиянием Екатерины. Как же немыслимо жестоко было втянуть Гарри и Англию в войну, которую мы никогда не сможем выиграть, которая ввергнет весь христианский мир в нескончаемую битву между собой, в то время как мы могли бы сражаться с неверными.
Как может мой муж организовать крестовый поход, если христианские короли сражаются друг с другом? Но Екатерина думает только о том, как угодить своему отцу и предоставить в его распоряжение всю английскую армию. Мой брат лишился воли, попав под каблук своей коварной жены. Я снова вижу в нем мальчика, послушную марионетку в руках матери и бабушки, и вот теперь он снова нашел женщину, которая говорит ему, что думать и во что верить. Как же ей не стыдно! Ее спасли из нищеты, приняли в семью короля Англии, а она ввергает его самого в опасность в качестве благодарности. Она заботится только о своей персоне. Ее мать была правящей королевой, и Екатерина стремится следовать ее примеру. Она намерена стать для Гарри равноправным партнером, королевой, которая равна королю. Она собирается отправить Гарри на войну, в погоню за безумной идеей, а сама стать регентом.
Я знаю ее, знаю ее тайные устремления стать достойной своей матери, величайшей из женщин христианского мира. Именно ради этого она вышла замуж за Артура: чтобы через него править Англией. Именно ради этого она вышла замуж во второй раз, за Гарри, и теперь она приближается к своей цели. Я размышляю о том, стоит ли мне написать Екатерине и объяснить ей, как неправильно то, что она отправляет Гари на войну в союзе со своим отцом. Однако я не успеваю выполнить задуманного, потому что из Англии прибывает гонец со специальной посылкой для меня. Когда я открываю ее, то внутри обнаруживаю тщательно завернутую в шелк и пергамент священную реликвию: пояс самой Святой Девы. К ней прилагалось короткое письмо от Екатерины.
«Дорогая сестра,
Я знаю, что близится время родов, поэтому отправляю тебе эту святыню, самое драгоценное из того, чем я владею. Она помогла мне и во время родов, и справиться с потерей ребенка. Это священный пояс Пресвятой Богородицы, который был на ней, когда она рожала нашего Спасителя. Отправляю его тебе во всей его святости и со своей нежнейшей заботой о тебе и о твоем ребенке. Молюсь о том, чтобы это был сильный, здоровый мальчик.
Да благословит тебя Господь.
Екатерина».
Когда я беру в руки эту самую главную святыню, мой праведный гнев на Екатерину за вмешательство в дела управления Англией исчезает. Я знаю, как она набожна, и эта драгоценность для нее ценнее всего серебра Испании. Она не смогла бы подарить мне ничего более драгоценного, и если эта святыня поможет мне в родах и ребенок окажется здоровым мальчиком, то этот ее подарок исполнит самую сокровенную мою мечту.
«Драгоценная моя сестра,
От всего сердца благодарю тебя за эту бесценную святыню. Это самый лучший подарок, о котором можно было только мечтать. Близится мой срок, и мне становится все страшнее. Нас преследует тяжкий рок и губит наших детей. Муж мой мучим беспокойством и опасается, что вина за его грехи падет на меня и на наших нерожденных детей. Вот почему твой дар особенно мне дорог и придает мне сил в приготовлениях к уединению. Надеюсь, с его помощью я смогу подарить мужу сына и наследника короне. Да простит Господь нам наши прегрешения и осенит нас своей милостью и благодатью.
Будь благословенна за свой дар, сестра моя. Попроси Марию помолиться за меня, как я знаю, молишься за нас ты.
Маргарита».
Людовик XII, встревоженный накапливанием сил союзников против него, обещает моему мужу любые блага за сохранение «старого доброго союза» между Францией и Шотландией. Я готовлюсь отправиться в уединение, когда он разыскивает меня в крохотной комнатке на верхушке башни, где я любуюсь равнинами и озером.
– Так и думал, что найду тебя здесь, – говорит он. – Как ты еще можешь подниматься по этим крутым ступеням с таким животом!
– Мне захотелось подышать свежим воздухом и солнцем, перед тем как отправиться в уединение.
Он садится рядом со мной. На крохотной округлой скамье, расположенной вдоль стен башни, едва хватает места для нас обоих, но открывающийся отсюда вид стоит любых усилий, чтобы подняться сюда. Из окон видны равнины, огибающие замок со всех сторон, и ласточки, полюбившие эту самую высокую точку башни. Отсюда я вижу так далеко, и небо так высоко изгибается над головой, что мне кажется, я нахожусь на вершине мира.
– Пока ты будешь трудиться над привнесением радости в нашу жизнь, я займусь укреплением мира, – говорит Яков. Он берет мою руку и кладет ее себе на грудь, прямо возле сердца. – И в следующий раз мы придем сюда с нашим сыном, чтобы показать ему наше королевство.
Мы поднимаемся на ноги и выходим из крохотной комнаты, чтобы облокотиться о парапет и посмотреть на открывающееся взгляду озеро, по которому бежала рябь от порывов ветра. Оно казалось синим на фоне синего неба.
– Если я буду в союзе с Францией, твой брат не нападет на них. Он не пойдет на это, опасаясь наступления моих войск на севере своего королевства, пока он сам будет в отъезде.
– Вы не можете это сделать! Наш брак скрепил соглашение о вечном мире!
– Я и не буду нападать, только твой брат молод и глуп, и ему надо научиться бояться опасностей по соседству, чтобы не устремляться на их поиски далеко от родных границ.
– Это все она, – с болью говорю я. – Все она. Это она хочет, чтобы он заключил союз с ее отцом, а ее отец – самый ненадежный человек во всем христианском мире! Моему отцу он никогда не нравился.
Яков коротко смеется, услышав мои слова.
– В этом ты права. Но не беспокойся и отправляйся заниматься своим делом, а я сохраню наше королевство и даже Англию в мире, ради сына, которого ты нам родишь. Кто знает, может быть, он станет наследником короны обоих королевств?
Когда я собираюсь с силами, чтобы спросить у него, не оставил ли он мысли о преследующем нас проклятье, мне сложно унять дрожь в голосе:
– Вы не думаете…
Он тут же понимает, о чем именно я хочу спросить, и одним быстрым движением притягивает меня к себе и целует в склоненную макушку.
– Тише, – говорит он. – Мне подчиняется вся шотландская церковь, и все в ней молятся за тебя, за нашего ребенка, за нас. Отправляйся с легким сердцем, Маргарита, и исполни свой долг. Давай-ка я отведу тебя.
Он спускается передо мной по крутым поворотам каменной лестницы и заставляет меня спускаться, опершись одной рукой о его плечо, чтобы не споткнуться. Когда мы входим в мои комнаты, все мои слуги уже ждут меня там, чтобы попрощаться со мной и пожелать мне удачи. Два бастарда, Яков и Александр, преклоняют передо мной колени и желают мне доброго здравия. В дверях, скрываясь в тени, стоит мой камерарий, приготовивший для меня бокал эля, а муж целует в губы.
– С Богом, любовь моя, – говорит он. – Ничего не бойся. Я буду ждать тебя здесь, с добрыми вестями.
Я пытаюсь улыбнуться, но в затененную комнату я отправляюсь с опущенной головой и ссутуленными плечами. Мне очень страшно. Я боюсь проклятья, нависшего над нашей семьей в наказание за грехи, на которые мы пошли для того, чтобы завладеть короной. Я боюсь того, как оно отразится на мне и ребенке, которого я должна привести в этот мир.
У меня рождается сын. Возможно, мне помогла святая реликвия, которой мы опоясываем мой вздыбившийся живот, или молитвы, возносимые к небесам тремя сестрами-королевами, но я, Маргарита, королева Шотландии и принцесса Англии, рожаю крепкого, здорового мальчика. Как только известие доходит до Якова, он тихо проходит сквозь многолюдный приемный покой прямо в часовню и опускается на колени, чтобы поблагодарить за наше здравие, затем прижимается лбом к каменным плитам, чтобы молить о том, чтобы оно нам не изменило. Затем он встает и подходит к ширме в моих покоях.
– Уходите, – говорю я. – Вы же знаете, что вам нельзя сюда.
– Дай мне на него посмотреть. Дай мне посмотреть на тебя.
Я поднимаюсь со своей большой королевской кровати, – маленькую, на которой я рожала, уже унесли, и теперь я отдыхала под золотым балдахином и на вышитых нашими эмблемами розы и чертополоха подушках. Знаком я велю нянечке поднести ребенка к ширме и сама подхожу к ней поближе. Я сама уже одета в красивую рубашку и расправляю кружева на рубашке сына, чтобы отец мог ими полюбоваться. Однако строгое сосредоточенное лицо и взгляд Якова не отрывались от личика его сына, не обращая ни малейшего внимания на мехельнское кружево, которое стоило целое состояние. Младенец спит, а его темные ресницы отбрасывают тени на бледные щеки. Он совсем крохотный. Я уже забыла, насколько малы новорожденные. Такое впечатление, что он может легко поместиться в одну из широких ладоней отца, и напоминает драгоценную жемчужину в раковине, выложенной лучшим из шелков.
– Он здоров, – говорит Яков, и это звучит не как вопрос, а как приказ.
– Здоров.
– У тебя ничего не болит?
Я думаю о том, как чуть не умерла в первых родах, и что меня спасло только ходатайство Якова перед святыми. На этот раз роды тоже были непростыми, но драгоценный священный пояс Богородицы помог мне в моем испытании. Я никогда не забуду, что именно Екатерина поделилась им со мной, что она настолько небезразлична к моей судьбе, что доверила мне свое самое дорогое сокровище, чтобы помочь мне обрести величайшую радость.
– Боль есть, но святыня смягчила самое худшее.
Он осенил себя крестным знамением.
– Я проведу всенощное бдение, но тебе надо выпить крепкого эля и поспать.
Я киваю в ответ.
– А потом, после его крещения, мы устроим многодневные празднества, с турнирами и пирами в его честь.
– Такие же, как…
Он знает, что я думаю о празднествах в Вестминстере в честь сына Гарри.
– Еще лучше, – отвечает он. – А я отправлю гонца в Англию, чтобы тебе выслали твою часть наследства, чтобы ты могла надеть свои драгоценности. Так что, дорогая, выспись и скорее поправляйся.
Я возвращаюсь в постель и касаюсь пальцами занавеса в балдахине, чтобы ощутить золотые нити. Затем закрываю глаза и представляю себе драгоценности из своего наследства и с этими мыслями засыпаю.
