Книга: Три сестры, три королевы
Назад: Дворец Холирудхаус, Эдинбург, июль 1508
Дальше: Дворец Холирудхаус, Эдинбуг, осень 1509

Замок Стерлинг,
Шотландия, Пасха 1509

На Пасху мы приезжаем в Стерлинг. Стоит жуткий холод, кони скользят сквозь заснеженные пути, повозки с багажом вязнут и задерживаются в дороге, поэтому поначалу у меня на стенах нет шпалер, а вокруг кровати – балдахина. Мне приходится спать на суровом постельном белье, совершенно без украшений.
Мой муж смеется и говорит, что меня избаловал мягкий английский климат, но мне все равно трудно свыкнуться с тем, что в это время года может быть так темно и холодно. Я истосковалась по зеленой весенней траве и по утренней птичьей трели, под которую так приятно просыпаться. Я заявляю, что не встану с кровати, пока за окном не станет светлее, и если рассветет только к полудню, то так тому и быть. Яков клянется, что не только не станет мне мешать, но и сам, собственноручно, принесет поленьев в мой очаг и согреет мне эля на завтрак. Он весел и добр ко мне, и я снова беременна, на этот раз окутанная надеждой и уверенностью, что сейчас мне повезет. Я уже достаточно страдала.
Когда однажды он входит в мои комнаты с бумагами, мне думается, что он снова пришел, чтобы мне почитать, и только надеюсь, что на этот раз это не поэзия на шотландском языке. Теперь я понимаю гаэльский, но поэзия на этом языке обычно очень пространна. Однако на этот раз Яков не усаживается в свое любимое кресло, а подходит и садится на мою кровать. Я замечаю, что его лицо мрачно, когда он отыскивает взглядом леди Элизабет Верни, мою старшую фрейлину, и жестом велит ей остаться с нами. В то же мгновение я понимаю, что из Англии пришли дурные вести.
– Бабушка? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает он. – Тебе придется быть очень сильной и храброй, дорогая. Умер твой отец, упокой Господь его душу.
– Отец мертв?
Он кивает.
– Значит, Гарри стал королем? – Я не верю собственным ушам.
– Он станет королем Генрихом VIII.
– Это невозможно.
В ответ он лишь саркастично улыбается.
– А я-то боялся, что ты будешь горевать.
– Мне жаль, я сокрушена, – уверяю я его, по-прежнему ничего не чувствуя. – Какая неожиданность, хоть он и неважно себя чувствовал.
– Эта смерть многое изменит в стране, – говорит Яков. – Твой брат никому не известен, и никто не знает, что от него ожидать. Твой отец ничему его не научил и не успел передать власть.
– Потому что на его месте должен был быть Артур.
– Это место принадлежало ему уже много лет.
Теперь я чувствую, как мои глаза наполняются слезами.
– Теперь я сирота, – жалобно произношу я. Он садится поближе ко мне и обнимает меня.
– Теперь твоя семья здесь, – говорит он. – И если Гарри будет соблюдать мир, как и должен, то, возможно, ты навестишь его после его коронации.
– Да, мне бы этого хотелось, – соглашаюсь я.
– Если он сохранит мир. Как думаешь, что он станет делать? По договору о вечном мире он должен уважать наши границы и наш суверенитет. С твоим отцом мы ссорились из-за набегов и пиратских захватов, и он пытался запретить мне поддерживать дружеские отношения с Францией. Как думаешь, Гарри можно убедить поддерживать мир и соблюдать общие интересы? Будет ли он более надежным и добрым соседом, чем твой отец? У тебя есть на него какое-либо влияние?
– О, я уверена, что смогу на него повлиять. И точно смогу все объяснить. Я могу даже отправиться в Лондон, чтобы сделать это лично.
– После того как родишь нам крепкого мальчика. Тогда станешь нашим послом. А пока вы оба не окрепнете в достаточной мере – никаких путешествий.
– Ну хорошо. – Я представляю, как здорово будет вернуться в Англию, когда мой младший брат стал ее королем, а бабушкино положение будет сокращено до «леди бабушки правящего короля», а Мария останется простой принцессой, тогда как я буду королевой, у которой растет маленький принц, залог мира и добрососедства между двумя королевствами. Да у меня будет целый караван повозок с одним багажом! Они все увидят, какие драгоценности подарил мне Яков, и восхитятся моими нарядами.
– И у тебя есть своя часть наследства, – тем временем замечает муж.
– Правда?
– Да. Точно не знаю, сколько именно тебе причитается, но король умер исключительно богатым человеком.
– А это наследство все причитается мне? Или мне нужно отдать его вам?
Он склоняет голову.
– Оставляй все наследство себе, моя маленькая женушка. Оно будет полностью твоим.
Я снова чувствую, как слезы подступают к глазам.
– Это станет утешением. В моем горе. В моем очень большом горе.
– Да, ты не поверишь, каким был первый королевский приказ, – сказал Яков, мягко вытирая слезы с моих щек. – Он велел казнить прежних советников отца, которые назначили слишком большие налоги.
– Неужели? – Меня совершенно не интересовали налоги.
– А вторым стало объявление о его браке со вдовствующей принцессой. Он все-таки женится на Екатерине Арагонской. Она прожила у него на пороге почти семь лет, и теперь они поженятся в ближайшие дни. Скорее всего, они уже женаты. Дороги сейчас настолько плохи, что письмо могло идти несколько дней.
Я чувствую, как меня охватывает ужас.
– Нет, не может быть. Не на ней. Должно быть, вы что-то перепутали. Позвольте мне самой прочитать письмо.
Он протягивает мне письмо. Это официальное оповещение, присланное нам через герольда. Там просто говорится о том, что мой отец скончался и следующим королем называется Гарри. Я смотрю на его титул и по-прежнему не верю своим глазам. Затем следует оповещение о браке Гарри со вдовствующей принцессой: черным по белому красивым почерком с завитушками. В конце свитка стоит печать: никаких сомнений быть не может.
– Она станет королевой Англии, – говорю я и тут же чувствую, как пропадает мое сочувствие к ней за все эти годы, прожитые в одиночестве, в нищете и пренебрежении. Я даже не могу вспомнить о жалости, которую испытывала к своей бедной вдовствующей сестре. Напротив, теперь мне кажется, что она разыграла какую-то чудовищную хитроумную игру, которая теперь дала свой результат. Она рискнула своим здоровьем и безопасностью и выиграла. Она поставила на то, что переживет моего отца, и выиграла. Она победила его тем, что его пережила. Она практически ждала его смерти, жаждала ее.
– Эта самозванка победила.
В моем голосе столько презрения, что Яков разражается смехом.
– А я думал, она тебе нравится.
– Нравится! – говорю я, но тут же уступаю волне жгучей ревности. – Нравилась. То есть я как-то люблю ее гораздо больше, когда она нищая и несчастная, а не когда она вознеслась выше меня.
– Ну почему? Она долго ждала своей награды, она ее заслужила. Говорят, что под конец она буквально голодала.
– Вы не понимаете. Она подвела Артура, и я думала, что отец накажет ее, не позволив ни выйти замуж за Гарри, ни отпустив назад в Испанию. Екатерина намного старше Гарри. Они совершенно не подходят друг другу.
– Разница всего лишь пять лет.
– Но она вдова его брата!
– У них есть разрешение на брак от папы.
– Она не… – Мои руки сжались в кулаки, у меня не получалось ему объяснить. – Вы ее не знаете. Она амбициозна, и все это время она стремилась к короне, ей не нужен Гарри. Бабушка не… Я не… Она горда. Она просто не годится на эту роль. Она никогда не сможет занять место матери!
Он мягко берет меня за руки.
– Гарри придется занять место твоего отца, а ей – занять место твоей матери. Конечно, не то место, которое она занимает в твоем сердце, только то, что на троне. У Англии должен быть король и королева, и это будут Гарри и Екатерина Арагонская. Пусть сохранит их Господь.
– Аминь. – У меня не получилось произнести это радостно или хотя бы умиротворенно.
Снег все еще не сдает позиции на крутых склонах шотландских холмов, и с востока дуют ледяные ветра. Я размышляю о брате и его жене, о его первой весне, которую он встречает как король, купаясь в роскоши и величии титулов, доставшихся им обоим по трагической случайности: король и королева, обретшие свои венцы после смерти своих бенефициариев. Я думаю о Екатерине, говорившей, что таковой была ее судьба, и терпеливо ожидавшей ее исполнения, невзирая на время и обстоятельства. Вспоминаю, как она говорила, что переживет отца, и как ее слова нашли свое трагическое исполнение. Думаю о том, что во всем этом нет любви, только тщеславие и амбиции.
Гарри присвоил жену собственного брата, Екатерина – наследника английской короны. Мне они оба кажутся подлецами, потому что нет никакого достоинства в том, что неоперившийся юнец занимает место своего умершего брата, а вдова отказывается от траура.
Спустя некоторое время к нам сквозь метели и бездорожье добирается еще один гонец, на этот раз с известием о смерти бабушки. Говорят, что она переела на пиршестве, посвященном коронации Гарри, пытаясь утешить свое горе жареным молодым лебедем, но мне думается, что ей просто стало незачем жить. Она возвела внука на трон и убедилась в том, что великий замысел Тюдоров, и тайный и явный, воплотился в жизнь: теперь мы навеки оставим корону за собой. Я изо всех сил пытаюсь пробудить у себя грусть от утраты бабушки, которая была со мной так строга, но мой разум продолжает возвращать меня к мысли о том, что теперь, когда ее нет, Екатерина станет единовластной хозяйкой двора и некому будет ее приструнить. Никому, даже моей матери, не дозволялось пользоваться покоями королевы, потому что они всегда принадлежали бабушке. Но Екатерине удалось даже больше, чем моей матери: она станет королевой, над которой не будет нависать тень матери короля, совершенно свободной делать все, что ей заблагорассудится. Разумеется, Гарри не будет знать, как указать ей ее место, и она будет вести себя так, будто она королева по полному праву, как ее не похожая на женщину мать, Изабелла Кастильская. Она будет праздновать победу, одним махом взлетев из нищеты к статусу королевы за счет каприза Гарри. Она будет считать себя полной победительницей и любимицей самого Господа Бога. Ее мать называла себя «conquistadora», и Екатерина воспитана так, чтобы идти к цели по головам.
Я пишу письмо Марии:
«Уверена, что коронация и венчание будут великолепные, и ты наверняка получишь от них огромное удовольствие, но ты должна быть хорошей сестрой Екатерине и напоминать ее быть благодарной Гарри за то, что он вознес ее от нищеты к величию. Наш брат был настолько щедр, что признал их помолвку, хотя и не был обязан это делать. Предостереги ее от греха гордыни, который грозит ей в этом новом положении. Конечно же, я радуюсь за ее головокружительный взлет, но мы не были бы хорошими сестрами, если бы не предупредили ее об угрозе греха гордыни и честолюбия и соперничества с нами, урожденными Тюдорами».
Назад: Дворец Холирудхаус, Эдинбург, июль 1508
Дальше: Дворец Холирудхаус, Эдинбуг, осень 1509