19. Смерть

Где-то в середине 1980-х – начале 1990-х я работал на кладбище. Был у меня такой период, примерно пять-шесть лет. А началось все с того, что я встретил в бодибилдерском клубе одного очень интересного человека.

Папа Саша (так его все называли) – один из моих мастеров. К моему величайшему сожалению, несколько лет назад его не стало. Вот этот человек научил меня моей честности. Забавно, что он был очень похож на Ошо. Старовер. Казак. Коллекционировал ружья, холодное оружие и часы-луковицы. Любил похвастаться своими килограммами золота и россыпью сапфиров. Этот яркий человекучил меня простым жизненным правилам. Он научил меня не предавать, быть правдивым. Он научил меня настоящей дружбе. Папа Саша в те времена был, наверное, одним из десяти официальных, легальных, кладбищенских работников. И так случилось, что пошел я к нему работать. На кладбище.

Я СЧАСТЛИВ, ЧТО ПРОСТО

МОГУ ВСТАТЬ И СКАЗАТЬ:

Я НЕ ХОЧУ!

ЭТО СВОБОДА.

БУДЬТЕ ЧЕСТНЫ ПЕРЕД САМИМИ СОБОЙ.

И ВЫ БУДЕТЕ СЧАСТЛИВЫ.

Там я прошел всю иерархическую лестницу. От «негра»-чернорабочего до почетного землекопа. Землекоп на кладбище – это вышак. Ты не просто стоишь с лопатой или с ломиком в руках – это очень тяжелый труд, и очень благородный. Чтобы в девять утра похоронить человека, нужно встать в пять. Машин тогда никаких ни у кого не было, и выкопать могилу по всем ГОСТам вручную было целым искусством. А зимой приходилось долбить мерзлоту где-то от полуметра до метра, чтобы дойти до теплой земли, которую уже можно копать. Если ты копаешь зимой – это уважуха и почет, потому что это адский труд. В день ты делаешь несколько захоронений. Тонну песка на себе перетаскиваешь. Говорят, что, хороня одного человека, ты искупаешь тридцать своих грехов.

Плюс очень сильный психологический момент: у кого-то близкий человек умер, у кого друг… Там, на кладбище, я по-настоящему понял, что такое смерть. Я увидел, как люди к смерти относятся. Я начал понимать, кто такие люди. И о чем они плачут. Они плачут о себе. Они не плачут о тех, кто ушел. Ведь тем, кто умер, уже хорошо. Там.

Я видел, как пьяные деревенские мужики падают в свежую могилу еще до того, как туда опустили гроб. Базово я понял, что из десяти захоронений только в одном случае люди реально чувствуют горе. Плюс это уже люди, которые прошли всех этих похоронных агентов, все эти морги, они уже морально и финансово обесточены. Они включают экономию, а это уже совсем земное. Какая глубина могилы, сколько песка в подсыпке? Им говоришь, что за неделю могила просаживается примерно на полметра. А они экономят, потому что из них уже все высосали.

Там, на кладбище, были примерно такие постулаты: не крысь деньги, не залезай на участок другого, ты работаешь только на своем. И делай все как должно. Был один очень яркий случай, который мне особенно запомнился. Представьте себе: Питер, осень, Южное кладбище, идет дождь. Грязища, все размыло. Резиновые сапоги проваливаются в это месиво. Момент очень серьезный – мы опускаем гроб в могилу. И вдруг у кого-то выскальзывает лямка из рук, и гроб переворачивается и ложится. Все. Никто не заметил. Мы быстро закопали. И вот, когда похоронная процессия уже разъехалась, мы опомнились, очень пожалели о случившемся и, вернувшись на кладбище уже ночью, в нечеловеческих условиях раскопали по периметру все десять на десять метров, вытащили гроб, перевернули его и снова опустили в могилу. Вот такая кладбищенская этика.

Кладбище – это отдельное государство. Со своими законами, честными и очень серьезными. Кладбище – последнее пристанище каждого из нас. И вся лирика фильма «Бригада» заканчивалась здесь, на краю могилы.