Майя доила коров – с детства знакомое занятие. Сноровка не исчезла, но изнеженные руки ломило, по запястьям разливалась ноющая боль, коромысло оттягивало плечи. Деревянные башмаки глухо постукивали по глинистой, выжженной солнцем тропинке, и это успокаивало. Покойно было и в темном хлеву: сквозь щелки в досках проникали тонкие лучики света, коровы переминались в стойлах, пахло навозом и родниковой водой. Хотя опасность еще не миновала, Майя радовалась привычной работе и втайне гордилась тем, что справляется лучше всех, – Мериса и Зирек ничего не знали о крестьянской жизни.

Майя с усилием выпрямилась, поудобнее перехватила коромысло, прошла из хлева через двор и кухню в крошечную маслобойню и перелила молоко из ведер в большие глиняные горшки на полке над пахталкой.

Даже в маслобойне было жарко, того и гляди молоко скиснет. Что-то пойдет на продажу, но бóльшая часть останется в усадьбе – из него собьют масло, сделают сыр и простоквашу, а то и просто выпьют. Хозяйство было небольшим, хотя и лучше Моркиной делянки посреди тонильданской пустоши, но не зажиточным, как усадьба, где Майя познакомилась с Гехтой. Керкол, его жена Клестида и ее четырнадцатилетний брат жили скромно, но не голодали – всем хватало и черного хлеба, и сыра, и брильонов, и тендрионов. Незваные гости хозяев не объедали, и деньгам Керкол был рад. Вдобавок лишние руки в крестьянском хозяйстве не помеха.

На кухне Майя скинула башмаки и ополоснула руки в кадке у двери. Грязную воду после ужина выплеснут во двор и наполнят кадку водой из ручья. Майя провела по щекам мокрыми руками и утерла лицо чистым лоскутом. Тут на кухню вошла Клестида – бойкая, складная, пышущая здоровьем женщина – с годовалым младенцем на руках. Смышленая и приветливая, она уговорила своего медлительного и немногословного работягу-мужа позволить незнакомцам остаться в усадьбе – сам он, как все крестьяне, с подозрением относился к посторонним.

– Ты уже с дойкой управилась? – спросила Клестида, сверкнув в улыбке ровными белыми зубами.

– Ага, – кивнула Майя. – Как наловчилась, дело быстрее пошло.

– Вот и славно. Ну вы ж, почитай, дней десять уже у нас.

– Сегодня десять будет, – согласилась Майя. – Как он там?

– Бедняжка твой? На поправку идет. Паренек за ним приглядывает.

Хозяева не расспрашивали нежданных гостей, кто они и откуда пришли. Клестида только к Майе обращалась по имени, Байуб-Оталя величала господином, Зан-Кереля звала бедняжкой, Зирека – пареньком, а Мерису – «твоей подругой», полагая, что все они беженцы откуда-то издалека; ни Клестида, ни Керкол в Бекле никогда не бывали.

После побега из города Майя пребывала в совершенно ошеломленном состоянии. Если бы не ее молодость и здоровье, она бы упала без чувств. Зирек и Мериса после долгого сидения взаперти тоже были не в себе – пугливо озирались, вздрагивали от каждого шороха и даже разговаривать не могли. Один Байуб-Оталь, хотя и донельзя изможденный, сохранял самообладание и ковылял рядом с носилками Зан-Кереля, опираясь на посох – корявый сук, срезанный Майиным кинжалом. Ужасная ночь побега запомнилась Майе на всю жизнь.

После восхода луны путники остановились передохнуть в рощице. Майя испуганно оглядывалась, вспоминая разбойников на дороге из Пуры, а когда неподалеку заухал филин, вскочила и едва не бросилась наутек, но Байуб-Оталь ее остановил. Минут через пять она спросила, не пора ли им снова тронуться в путь.

– Не торопись, – укоризненным шепотом заметил Байуб-Оталь. – Кто знает, какие опасности в дороге встретятся.

– А куда вы путь держите? – спросил один из солдат-носильщиков. – Мы так далеко идти не подряжались, нас капитан в Бекле ждет.

Майя вручила им по двадцатимельдовой монетке.

– Я напишу вашему капитану, все объясню, – вмешался Байуб-Оталь. – Здесь недалеко. Сами видите, нашему спутнику срочно помощь нужна, ему совсем худо.

– Да, не повезло бедняге, – вздохнул второй солдат. – А если ему водички дать, сайет?

– Нет, он глотать не может, – ответила Майя.

Зан-Керель и впрямь был при смерти. За всю дорогу он не промолвил ни слова, только тихонько постанывал, будто от боли. У несчастной Майи мелькнула мысль, что лучше было бы оставить его с лапанцами. Впрочем, Рандронот погиб, а без него лапанские войска вряд ли удержат город. Власть захватит Форнида – или Кембри, и тогда… Нет, в Бекле оставаться было невозможно, но дорога наверняка убьет Зан-Кереля.

Майя опустилась на колени у носилок. Байуб-Оталь подошел к ней и отвел в сторону.

– У меня от усталости мысли путаются, – сказал он. – Объясни мне, что ты задумала? Куда мы идем?

– Не знаю, Анда-Нокомис, – ответила Майя. – Я просто хотела вас из города увести.

– Ты? – удивленно протянул Байуб-Оталь и тряхнул головой, словно пытаясь разогнать дурман. – Почему?

– Да так… – Она пожала плечами. – А что теперь делать, не знаю.

– Ты на чью-то помощь рассчитываешь?

– Нет.

– А деньги у тебя есть?

– Полным-полно, – усмехнулась Майя.

– Нам бы усадьбу отыскать, на отлете, подальше от любопытных глаз. Попросимся к хозяевам на постой, денег дадим. И с солдатами надо что-то решить – они ведь торопятся к своим товарищам вернуться.

– Я им заплачу, Анда-Нокомис.

Рано утром, пошатываясь от усталости, путники вышли к усадьбе Керкола, в лиге к западу от Икетского тракта. Керкол с Блардой, шурином, собирали урожай, Клестида доила коров в хлеву. Майя оставила спутников неподалеку и отправилась договариваться с хозяйкой, объяснив ей, что они беженцы, с ними больной, но хворь не заразная. Женщины быстро нашли общий язык, вдобавок Майя щедро заплатила, а при виде Зан-Кереля Клестида расчувствовалась и предложила им остаться в усадьбе, пока юноша не пойдет на поправку. Путников устроили на сеновале, а Зан-Кереля хозяйка велела уложить в постель Бларды. В полдень Керкол пришел обедать, угрюмо оглядел спящих, но смилостивился при виде Майи, сидевшей у кровати Зан-Кереля. Керкол, мужчина добродушный, знал, что жена у него смышленая и злодеев привечать не станет, а потому не стал выгонять незваных гостей. Вдобавок солдаты к тому времени уже ушли в Беклу.

На следующий день все, кроме Зан-Кереля, почувствовали себя лучше. Зирек и Мериса воспрянули духом. Зирек рвался помочь по хозяйству, подшучивал над своим невежеством и умудрился развеселить даже Керкола. А вот Мериса… Майя забыла о ее несдержанном, своевольном нраве. У Сенчо Теревинфия держала рабынь в строгости, и дерзкое, вызывающее поведение белишбанки никого не удивляло, однако теперь развязность и сквернословие Мерисы повергали Майю в смущение. Наконец-то Майя поняла, почему Теревинфия хотела поскорее избавиться от своенравной и распутной невольницы, склонной по любому поводу дерзить, скандалить и ввязываться в ссоры. Однажды Мериса, споткнувшись о кнут, с проклятиями схватила его и сломала о колено. Майе пришлось извиняться перед Клестидой и объяснять, что белишбанка не в себе от пережитых потрясений.

Беспокоило Майю и то, что Мериса похотливо поглядывала на четырнадцатилетнего Бларду. Очевидно было, что все закончится бастаньем на сеновале, однако этим Мериса не успокоится – перенесенные страдания ее ожесточили, и она собиралась сорвать злость на простодушных крестьянах. Впрочем, разбираться с Мерисой у Майи не было ни сил, ни времени.

От Байуб-Оталя, измученного пленом и обессиленного, помощи ждать не приходилось. Несколько дней он питался яичной болтушкой и простоквашей – истощенный желудок не принимал другой пищи. Как он прошел долгий путь на сбитых до крови ногах, оставалось загадкой. Майя помнила его невероятную решимость и выносливость, но только сейчас поняла, на что он способен.

Днем, сидя во дворе в тени раскидистых сестуаг, Байуб-Оталь рассказывал Майе о том, что произошло после битвы при Раллуре. Пленников отправили в крепость Дарай-Палтеш, где за ними присматривал младший сын Дераккона, юноша добрый, но робкий и бестолковый. Все знали, что его отправили в крепость, чтобы он не опозорил имя отца на поле боя. За трусость его прозвали Плото – «заяц». К пленникам он относился сердечно, запрещал стражникам измываться над ними и даже прислал лекаря, однако некоторые узники скончались от ран.

– Вас взаперти держали? – спросила Майя.

– Нет. В Дарай-Палтеше нет темниц. Под крепостным рвом вырыт просторный отводной туннель. Вот там, на самом дне, нас и держали – уж не знаю, как долго. Счет дням мы не вели, кормили нас впроголодь, и, хотя мы старались все делить поровну, из-за еды часто вспыхивали ссоры, а одного узника даже убили во сне.

– Как?

– Острой щепкой горло проткнули. Я так и не узнал, кто на такое решился. Знаешь, мне до сих пор снится, что я там. Ну, со временем пройдет, наверное.

Байуб-Оталь ни разу не упрекнул Майю за ее поступок, разговаривал с ней так, будто не из-за нее в плену очутился, и не пытался ее усовестить, а на вопросы отвечал сдержанно и немногословно.

Спустя несколько дней он рассказал, как Хан-Глат и Форнида вывели пленников из крепости и отправили с войском из Палтеша в Беклу, чтобы обезопасить себя от нападения Карната. Вскоре стало ясно, что их взяли не как заложников, а ради развлечения благой владычицы. Сначала она заставляла пленников на коленях вымаливать у нее еду, а потом, вдоволь натешившись, перешла к унижениям изощреннее. Майя, хорошо помня о том, что видела из сундука в спальне Форниды, без труда представила себе ее измывательства.

Унижению Байуб-Оталь предпочел голод; впрочем, ему повезло – у одного из стражников жена была субанкой. Палтешец сжалился над Анда-Нокомисом и незаметно подкармливал его объедками.

Вскоре после убийства Дераккона с сыном Форнида, понимая, что войско Керит-а-Трайна слишком малочисленно, убедила Хан-Глата в необходимости стремительного похода на Беклу. Благая владычица знала, что Кембри отправился на юг, воевать с Сантиль-ке-Эркетлисом, а в Бекле остался небольшой отряд под командованием Эвд-Экахлона, поэтому решила достичь столицы прежде, чем туда доберутся гонцы с известием о гибели Дераккона.

– Форнида необычайно вынослива и сильна, – вздохнул Байуб-Оталь. – Я бы ни за что не поверил, если бы своими глазами не видел, как она за сутки без остановки прошла весь путь от Палтеша до Беклы. Солдаты еле держались на ногах. На рассвете один боец хотел отстать. Благая владычица призвала его к себе, спросила, есть ли у него семья, и заявила, что избавит его от необходимости признаться родным, что он трусливее слабой женщины. И тут же, на глазах у всех, пронзила его копьем, а потом сказала, что нельзя терять ни минуты. После этого уже никто не осмеливался роптать.

– А как же Зан-Керель… его тоже заставляли…

– Он держался, сколько мог, но я велел ему забыть о гордости и делать все, что угодно, лишь бы остаться в живых. Только это все равно не помогло – Форнида пресытилась унижениями и стала заставлять пленников измываться над товарищами, а Зан-Керель отказался наотрез.

– Она всех пленников с собой увела? – спросила Майя.

– Нет, всего десяток. Впрочем, я точно не знаю, мне тогда не до счета было. И как она их выбирала, тоже непонятно. Да она и сама вряд ли над этим задумывалась, будто обезумела. По-моему, ей просто доставляло удовольствие над кем-нибудь измываться. По дороге трое моих товарищей не выдержали, упали, и она их копьем заколола. Не помню, что дальше было… Но ты теперь понимаешь, почему Зан-Керель так плох.

– И как же у вас сил хватило после этого с нами из Беклы сбежать?

– У меня не было выбора. Жить-то хочется…

– Остались бы в городе, с лапанцами.

– Им Беклы не удержать. Эвд-Экахлон заперся в крепости, а лапанцам с Хан-Глатом не справиться – Рандронот же убит.

Видно было, что беседа утомила Байуб-Оталя. Майя оставила его сидеть в тенечке и пошла доить коров. В хлеву она разрыдалась, размышляя о своих несчастьях. «И что мне было делать? – всхлипывала она. – О Леспа, что было делать?! Не желала я зла терекенальтцам!»

Она пока не рассказывала Байуб-Оталю ни о Таррине, ни о своем истинном происхождении, смутно ощущая, что говорить об этом рано. Впрочем, рыдала она не только из-за этого. Майя с готовностью бралась за любую работу по хозяйству, стараясь отвлечься от печальных мыслей, а когда ложилась спать, хотела забыть о пережитом. Горше всего было вспоминать Мильвасену: глупая, бессмысленная смерть подруги заставляла усомниться в милости богов. Все невзгоды, выпавшие на ее долю, Мильвасена перенесла с честью и достоинством, насладилась заслуженным, но кратким счастьем и любила Эльвера до последнего вздоха, даже на смертном одре проявив необычайную силу духа. Майя терзалась угрызениями совести оттого, что у Сенчо по-детски упрекала Мильвасену в заносчивости и холодности, хотя позже прониклась к ней любовью и глубоким уважением. Только со смертью подруги она испытала настоящее горе. Смерть Спельтона, незнакомого тонильданского паренька, ужаснула Майю; о смерти Таррина она жалела, но обман Форниды задел ее куда больше; а вот неожиданная кончина Мильвасены, ровесницы и близкой подруги, разделявшей с Майей печали и радости, стала для нее жестоким ударом – по-настоящему Майя утратила невинность не в объятиях Таррина на груде рыбацких сетей, а у постели умирающей.

Горе усугублялось и разочарованием: казалось, равнодушие и холодность Эльвер-ка-Вирриона воплощали в себе отношение бекланцев к несчастьям окружающих.

Кроме того, Майя боялась, что за беглецами отправят погоню. В усадьбе никого не интересовала ни участь Беклы, ни судьба Кембри и Эркетлиса. Керкол наотрез отказывался расспрашивать соседей. Теперь Секрон наверняка узнал об убийстве Рандронота – а вдруг он решил, что в смерти лапанского владыки виновата Майя? (Ей и в голову не приходило, что Огма, свидетельница жуткого преступления, расскажет, что произошло на самом деле.) А если Форнида с Хан-Глатом уже разгромили лапанцев, то благая владычица все силы приложит к тому, чтобы отыскать Серрелинду, и Эвд-Экахлон не станет ей препятствовать. Нет, единственной надеждой на спасение для Майи – для всех пятерых беглецов – была победа Сантиль-ке-Эркетлиса над войском Кембри. Вся Бекла, не исключая наивной простушки Серрелинды, оказалась дутой пустышкой, под внешним блеском которой таились убийства, предательство и жестокость. Прав был Нассенда, назвав столицу империи злокозненным местом. Пристыженная Майя решила навсегда забыть о городе и обо всем, что с ним связано, но вот забудет ли город о Серрелинде?

Вскоре стала понятна причина неразговорчивости Керкола – он ухитрился уклониться от воинской повинности и больше всего боялся, чтобы его не отправили в ополчение. Майя догадывалась, что бекланским властям сейчас не до этого, но Керкол об этом не подозревал, чем и объяснялось его настороженное поведение. На самом деле хозяин усадьбы был добродушным малым и, несмотря на страду, находил время посидеть у постели Зан-Кереля, которого ни на миг не оставляли без присмотра.

Поначалу казалось, что Зан-Керель не жилец на этом свете. У него не осталось сил сопротивляться недугу, изнурявшему тело и разум. Зан-Керель не мог ни есть, ни пить, не понимал, где и с кем он, не спал по-настоящему, а лишь беспокойно ворочался в забытьи, бормоча что-то невразумительное, и не откликался, когда с ним заговаривали.

Майю охватило беспредельное отчаяние. Хуже всего было то, что она ни с кем не могла поделиться своим горем: Зирека она почти не знала, Мерисе объяснять бесполезно, Клестида, женщина добрая и отзывчивая, но простодушная, не поняла бы всей сложности Майиного положения и решила бы, что ее гостья просто-напросто хвастается своим знакомством со знатными особами – королем Карнатом и маршалом Кембри.

Поговорить по душам она могла только с Байуб-Оталем, но субанец держался отстраненно, с тем же учтивым, снисходительным равнодушием, которое так обижало и задевало Майю в те дни, когда он отверг ее наивные заигрывания. О дружеских отношениях оставалось только мечтать. Она не рассказывала ему о том, что произошло между ней и Зан-Керелем в Мельвда-Райне, однако подозревала, что он об этом знал, ведь они с Зан-Керелем провели долгие месяцы в заточении. Вдобавок зачем бы еще Майе рисковать жизнью ради освобождения катрийца?

Что бы ни делал Байуб-Оталь – сидел ли под деревом или медленно ковылял вдоль ручья, – он сохранял вид знатного господина или провинциального владыки. На пиршествах в верхнем городе Майя часто встречала таких важных особ, которые всегда вели себя с неизменной вежливостью, но к доверию не располагали, а уж утешения у них искать и вовсе никто не осмеливался.

Пятеро беглецов относились друг к другу настороженно, с недоверием и предубеждениями, будто глядя в мутную, взбаламученную воду илистого озера. Что ж, выбора не оставалось: придется ждать, пока ил осядет. Если бы Зан-Керель пошел на поправку, это помогло бы Майе больше, чем задушевная беседа с Байуб-Оталем.

Впрочем, хворь постепенно отступала. Стало понятно, что Зан-Керель не умрет: он начал есть, много и спокойно спал, осунувшееся лицо округлилось, но все же он до сих пор никого не узнавал и ни с кем не разговаривал. Майю больше всего тревожило, что к нему не вернется ясность рассудка, однако она всецело полагалась на волю богов. (В молодости легко жертвовать собой, не задумываясь о будущем.) В Мельвда-Райне Майя встретилась с очаровательным юношей и всем сердцем полюбила его. Теперь она надеялась, что сможет его выходить – если он поправится, ей будет чем гордиться, – но в глубине души опасалась, что разум к нему не вернется, и молила богов избавить его от страшной участи, ведь из всех людских недугов с безумием смириться труднее всего: оно лишает человека веры в божью милость.

– Как он там?

– Бедняжка твой? На поправку идет. Паренек за ним приглядывает.

Клестида подошла к очагу, где на тяжелой цепи висел бронзовый котел – предмет ее законной гордости; в крестьянских домах такой роскоши не бывало. Недавно Керкол с Блардой поймали на жнивье двух зайцев. Клестида освежевала, выпотрошила и разделала добычу, а теперь, добавив мясо в котел, зачерпнула похлебку деревянной ложкой и с наслаждением причмокнула:

– Наваристо! Сейчас еще брильонов добавлю, и ужин готов. Возьми, отнеси бедняжке.

– Да, конечно, – кивнула Майя.

– Он там с пареньком разговаривает, – добавила Клестида.

– Как – разговаривает?! – ошеломленно воскликнула Майя, уставившись на нее.

– Да вот так и разговаривает. Паренек сказал, что полегчало ему.

– Ох, правда, что ли?!

– Я так и знала, что ты обрадуешься, – улыбнулась Клестида, наполнила плошку похлебкой и вручила Майе.

Они понимающе переглянулись – до сих пор хозяйка ничем не показывала, что ей известно о Майиных чувствах. Майя взяла плошку с дымящимся ароматным варевом и осторожно пошла по узкому коридору к спальне.

Из-за приоткрытой двери слышались голоса: Зан-Керель и Зирек. Майя счастливо вздохнула. Конечно же, не Зиреку, а ей следовало первой заговорить с Зан-Керелем, но сейчас, наверное, не стоит волновать больного. Майя остановилась, стараясь сдержать дрожь.

– Не бойтесь, Форниды здесь нет, – успокаивающе произнес Зирек.

– Ее убили? – чуть слышно прошептал Зан-Керель.

Слабый голос, будто знакомая мелодия или памятный аромат, всколыхнул в Майе воспоминания о благословенной ночи в Мельвда-Райне.

– Не знаю, – ответил Зирек. – Она в Бекле осталась.

Зан-Керель помолчал, обдумывая услышанное.

– А мы не в Бекле…

Зирек, должно быть, кивнул.

– Где мы? – немного погодя спросил Зан-Керель.

– В безопасности, среди друзей. Волноваться больше не о чем. Вы отдохните пока, вам сил набраться надо, вы очень ослабели.

Молчание затянулось, как будто Зан-Керель решил последовать совету. Майя на цыпочках подошла к порогу.

– А где Анда-Нокомис? – встревоженно выдохнул Зан-Керель.

– Кто?

– Субанец… сухорукий.

– Он тоже с нами.

– Так где мы? С Эркетлисом?

– Нет, но здесь бояться нечего. Вы отдыхайте. Поспите еще чуток…

– Я посплю, если скажешь мне, где мы, – повелительным тоном произнес Зан-Керель.

– Мы из Беклы сбежали и остановились в усадьбе. Здесь место тихое, уединенное, нас никто не потревожит.

– А почему ты сбежал?

– Потому что мы с подругой Сенчо убили. Она тоже с нами.

– Вы вдвоем Сенчо убили?!

– Ш-ш-ш! Лежите, прошу вас! Да не волнуйтесь вы так, нельзя вам! Как бы снова худо не стало. А на вопросы я вам потом отвечу, все расскажу, не сомневайтесь. Сейчас Майя ужин принесет…

– Майя? А кто это? – неуверенно спросил Зан-Керель. – Та, что Вальдерру переплыла?

– Да, – ответил Зирек.

– Отчего же вы ее не убили?!

– Да вы что?! Это же она вас из тюрьмы вызволила, чуть сама жизни не лишилась.

Майя оцепенела.

– Ох, должно быть, она что-то дурное замышляет, – взволнованно зачастил Зан-Керель. – Эта гадина… Подлая, мерзкая шлюха… Она нас всех обманула, предала и вас тоже предаст. Убейте ее! Немедленно, пока не поздно! Позови Анда-Нокомиса!

Майя бросилась в кухню.

– Что, не хочет есть? – удивленно спросила Клестида.

Майя, не отвечая, опустила плошку на стол и побрела к двери.

– Да что стряслось?

– Я сейчас… – торопливо ответила Майя, выходя во двор.

В рощице близ дома Байуб-Оталя не оказалось.

– Анда-Нокомис! – окликнула она, спустившись с холма к ручью.

Байуб-Оталь сидел на берегу небольшой заводи в нескольких сотнях шагов ниже по течению, среди кустов, увитых алым трепсисом. Майя стремглав бросилась туда и, споткнувшись, упала ничком у ног субанца. Он попытался ее поднять, но она, рыдая, зарылась лицом в траву.

– В чем дело? – спросил Байуб-Оталь, опускаясь на колени рядом с ней.

– Зан-Керель…. Ох, Анда-Нокомис…

– Ему хуже? – встревоженно спросил он.

– Нет, он заговорил… Сказал Зиреку, что я подлая гадина и что меня надо убить… – Она захлебнулась слезами.

– И это тебя удивляет? – помолчав, холодно осведомился Байуб-Оталь.

– Что? – Майя встала на колени, поглядела на него распухшими от слез глазами и по-детски воскликнула: – Конечно! А как вы думаете, я же…

Он взял ее за руку, провел чуть дальше по берегу, усадил на поваленное дерево и сам уселся рядом. Чуть поодаль журчал ручеек, над зарослями кувшинок сновала пара зеленых стрекоз.

– Знаешь, меня тоже многое удивляет, – невозмутимо сказал он. – Хотелось бы во всем разобраться. Ну, кто первый начнет – ты или я?

Майя снова зарыдала, но он не стал ее утешать и продолжил:

– Очевидно, о случившемся мы с тобой думаем по-разному… Иначе мы сейчас бы не разговаривали.

Майя всхлипнула, но прислушалась.

– Что ж, давай начнем с самого начала. В прошлый мелекрил в Бекле я встретил юную невольницу. Друзей в столице у меня не было, девушка мне понравилась, и я ее пожалел – ее бы любой пожалел: молоденькая, неопытная, в наложницах у презренного распутника и злодея, который заставляет ее за деньги ублажать знатных господ. Самое страшное, что ей это нравилось. Понятно было, что за несколько лет ее развратят донельзя и что кончит она плохо. Мне захотелось ее спасти. Вскоре после убийства Сенчо меня предупредили, что мне немедленно надо покинуть Беклу. В ту же ночь ко мне явилась та самая невольница, до смерти испуганная, рассказала, что сбежала из храма, и умоляла о помощи. Я увел ее из Беклы в Субу, заверил своих друзей – Ленкрита и короля Карната, – что ей можно доверять. Вдобавок она как две капли воды походила на мою покойную мать, Нокомису. С бедняжкой обращались уважительно, представили ее королю… – Байуб-Оталь осекся, поднял с земли прутик, стал отламывать от него кусочки и швырять в ручей. – Однако в ту же ночь она соблазнила одного из приближенных Карната и обманом выведала у него план нападения. Разумеется, юноша виноват в том, что все ей рассказал… Понимаешь, он ей поверил, ведь она сказала, что любит его больше жизни… Леопарды одержали победу, а невольница прославилась на всю империю, стала почти богиней. Узнали о ней и в Субе, и в Катрии, и в Терекенальте, и даже в Дарай-Палтеше, где в крепости томились пленники – те самые, которых она предала. Так вот, ее проклинали…

Смеркалось. Золотисто-зеленые стрекозы исчезли; на поверхность воды с плеском выскочила крохотная рыбешка, совсем как маргеты в Субе. Ласточки порхнули к стрехе.

– Несчастный юноша едва не умер от жестокого обращения Форниды, но внезапно его освободили из тюрьмы и унесли неизвестно куда. А когда он пришел в себя, то узнал, что та самая невольница, которая его предала, почему-то его вызволила. Разумеется, он подозревает самое худшее. – Байуб-Оталь поднялся с бревна, вышел на тропку к дому и, не оборачиваясь, добавил: – И не он один. Может, от этой невольницы и впрямь следует избавиться… Неизвестно, на что еще она способна.

– Анда-Нокомис! – воскликнула Майя, бросаясь к нему.

Он остановился, не глядя на нее.

– Вот вы не знаете, только никакого подвоха в этом нет, – торопливо проговорила Майя. – Я вам родня. Моя мать – сестра Нокомисы.

Байуб-Оталь ошеломленно уставился на нее.

– Что ж, объясни мне, почему ты так решила, – наконец произнес он, усаживаясь на бревно.

От волнения Майя не находила себе места и заметалась по берегу.

– Этим летом, пока вы в тюрьме были, Леопарды задержали хельдриловых пособников в Тонильде. Среди них был мой отчим, Таррин, полюбовник Морки… ну, я тогда думала, что она мне мать… А Таррин был тайным гонцом у Эркетлиса. Он меня первый и соблазнил, а Морка из-за этого меня в рабство продала…

– Так, понятно, – вздохнул Байуб-Оталь.

– Как Таррина в тюрьму посадили, я к нему пришла, а он мне и говорит…

Майя сбивчиво пересказала историю об убийцах из Кендрон-Урты, о бегстве и смерти матери. Байуб-Оталь задумчиво глядел на воду.

– Вы мне верите? – встревоженно спросила Майя.

– Да, это многое объясняет, – кивнул он и сочувственно посмотрел на нее. – Твою мать звали Шельдиса. В детстве я с ней встречался, а потом забыл – дети не думают о тех, кого рядом нет. Много позже я узнал, что она вышла замуж за уртайца, жили они скромно, в глуши, но по приказу жены моего отца их обоих убили. Их деревня называется Крил, в восточной Урте. Не помню, как твоего отца звали, но узнать это легко.

Из его голоса исчезла враждебная холодность, но Майя все равно не решалась рассказать, что произошло в Мельвда-Райне и почему она решила переплыть Вальдерру. Байуб-Оталь только что признался, что подумывает от нее избавиться. Ее жизнь висела на волоске – жизнь Серрелинды, способной на действия, непостижимые для простой тонильданской крестьянки. Молить о прощении и объясняться Майя не собиралась: если он решил убить беззащитную девушку, то пусть убивает. По молодости лет ей не пришло в голову, что сам Байуб-Оталь глубоко опечален и полон раскаяния: ведь из Майиного рассказа следовало, что ее сходство с Нокомисой не случайно и что убить он собрался свою кровную родственницу.

– Я говорил с тобой начистоту, чтобы ты поняла, сколько страданий принесло твое предательство. Ты Зан-Керелю сердце разбила! В Дарай-Палтеше он мне все рассказал, не верил, что ты могла так поступить. И пока ты жила в роскоши, он изнывал в крепости, все мучился, вспоминая твои лживые обещания.

Майя бесстрашно взглянула ему в глаза и промолчала.

– Тебе больше нечего сказать? – спросил он.

– Нет.

– Что ж, я еще не все до конца понял. Значит, тебя Кембри со мной в Субу послал?

– Да.

– И у тебя не было выбора?

– Ага, – кивнула Майя. – И еще я вас тогда ненавидела, а как мы в Субу пришли, все изменилось.

Он смутился и обратил на нее удивленный взгляд.

– Полагаю, ты решила выполнить поручение маршала ради наживы? Чтобы разбогатеть и возвыситься?

Из всех обвинений Байуб-Оталя Майю больше всего задело предположение, что она ради собственной выгоды предала Зан-Кереля, притворством и обманом соблазнила его. Нет, ничего она объяснять не станет.

– Вольно вам полагать, Анда-Нокомис, – буркнула она.

– Ладно, – вздохнул он. – Только мне еще одно неясно. От лапанских солдат, которые нас провожали, я узнал, что никому не известно, как тебе удалось выведать план Карната. Все считают, что король сам тебе рассказал.

– Ну и пусть себе считают.

– Ты не говорила Кембри или Сендекару, что произошло на самом деле?

– Нет, ничего я Леопардам не говорила.

– Ну и последний вопрос… Почему ты решила нас из Беклы увести?

Майя помотала головой.

– Ты сейчас поручение Эркетлиса выполняешь? Он платит лучше? Или ты решила вовремя к победителю переметнуться?

Опять же, Майе не пришло в голову, что резкость Байуб-Оталя вызвана его гордыней и болью разочарования в девушке, к которой он когда-то питал самые теплые чувства. На самом деле он чуть ли не умолял ее объяснить истинную причину ее поступков, доказать, что он ошибается в своих умозаключениях. Майя поняла только одно: ни Анда-Нокомис, ни Зан-Керель не догадываются о самом очевидном – она рисковала жизнью лишь ради того, чтобы спасти дорогих ее сердцу людей, которые, несмотря на все перенесенные страдания, остались живы. Она вспомнила Гехту, беднягу Спельтона, отряд тонильданцев в Раллуре и едва не разрыдалась от отчаяния. Вместо слез у Майи вырвался поток ругательств, достойных Оккулы:

– Ах ты грязная бастаная венда!!!

– Похоже, воспитание Сенчо дает о себе знать, – язвительно заметил Байуб-Оталь. – Может быть…

Тут на склоне холма показался Зирек.

– Простите, Анда-Нокомис, у нас прекрасные новости! – задыхаясь от бега, выпалил он. – Капитан Зан-Керель пришел в себя! Ему лучше, он со мной разговаривал. Я велел ему отдыхать. Он поужинал и сейчас просит вас прийти к нему.

– Хорошо, – ответил Байуб-Оталь и направился к дому.

Зирек хлопнул Майю по плечу:

– Ты не забыла, что за хорошие вести положено платить? Я же все-таки коробейник! С красавицы недорого возьму – поцелуй.

Майя рассеянно обняла его и поцеловала в щеку.

– А чего это ты всплакнула? – удивленно спросил Зирек. – На радостях? Любишь ведь его, понятное дело.

«Он же не знает, что я их разговор подслушала…» – уныло подумала Майя. Похоже, Зирек не придал значения словам Зан-Кереля – мало ли какой вздор придет в голову хворого человека.

– Да ладно, не притворяйся! – ухмыльнулся Зирек. – Хитрого тонильданского коробейника не обманешь, я все вижу.

– Ну да, ты видишь, а вот некоторые не видят… – сказала Майя и побрела вдоль берега ручья.

В сумеречном небе ловили мошек летучие мыши.

– Убить? – невозмутимо переспросил Байуб-Оталь, переставляя свечу на столике, чтобы пламя не слепило глаза Зан-Керелю. – Ты решил доставить удовольствие Форниде?

– Иначе девка нас всех погубит, – настойчиво заявил юноша. – Мы же знаем, на что она способна!

– Что ж, весьма убедительный довод. Придется тебе этим заняться…

– Я же на ногах не стою!

– Ничего, пару дней подождем. Между прочим, я тут подумал, что если она по заданию Эркетлиса нам помогает, то, пожалуй, убивать ее неразумно. Если она перешла на сторону хельдрилов, то вряд ли причинит там зло. Получается, это будет убийство из мести…

– Кто знает, на чьей она стороне?! – горячо возразил Зан-Керель.

– Ш-ш-ш, не волнуйся ты так. Лежи спокойно. Вот, выпей молока. О чем это я… Ах да, мы же с тобой люди благородные, убивать крестьянку из мести нам не к лицу…

– Но она же заслужила! Вы что, забыли…

– Нет. По-моему, ее необходимо судить, что мы и сделаем, как только доберемся к хельдрилам. Они закон уважают. Эркетлису наверняка о ней известно. Майю все знают.

– То-то и оно, что все ее знают! Она нас предала, а меня дураком выставила…

– А вот тут ты ошибаешься.

– Выставила, а как же иначе?!

– В том-то и дело, что нет. Она никому не рассказала, как ей удалось план Карната выведать. В Дарай-Палтеше Плото упоминал, что это для всех загадка, и лапанские солдаты, которые тебя на носилках сюда принесли, то же самое говорили. Все думают, что сам король ей обмолвился. Она ни Сендекару, ни Кембри ни слова не сказала. Так что все знают, что’ она совершила, но не знают как.

– Может, ей стыдно в этом признаться?

– Может быть. Как бы то ни было, есть две причины, по которым убивать ее не стоит. Во-первых, оружия у нас нет, а нашим любезным хозяевам вряд ли понравится, если мы ее повесим. А во-вторых, все деньги у нее. Без денег нам худо придется. Честно говоря, мне претит мысль об убийстве ради наживы – уж очень на Сенчо похоже.

– Ладно, Анда-Нокомис, вы меня убедили. И как же мы с ней поступим? Здесь ее бросим?

– Да, непростое решение, – вздохнул Байуб-Оталь. – Не забывай, что она с риском для жизни помогла нам выбраться из Беклы…

– Если бы не она, Карнат давно бы уже Беклу захватил.

– Знаю… Но мы с тобой должны поступать как благородные люди. Мы ведь оба надеемся, что Леопардов разгромят, Сантиль захватит Беклу, заключит мир с Карнатом, и я вернусь в Субу, а ты – в Катрию.

– Погодите, рак на гору еще не взобрался…

– Нет, правда, не хочется, чтобы пошли слухи, что мы бросили на произвол судьбы девчонку, которая нам жизнь спасла.

– И что же делать?

– Все зависит от того, что мы решим. Как по-твоему, стоит идти к Эркетлису в Икет-Йельдашей?

– Нет, не стоит! – воскликнул Зан-Керель. – Терекенальт воюет с империей, я – солдат королевской армии, сбежал из вражеского плена. Мой долг – вернуться в строй, а не шляться невесть где.

– Тут я с тобой согласен. Мне тоже нужно вернуться в Субу. Вопрос в том, как это сделать?

– Очень просто – шаг за шагом. Кто нас остановит?

– Нет, тут все не так просто. О врагах мы ничего не знаем. В Беклу возвращаться нельзя. Если пойти на запад, в Палтеш, то снова попадемся Форниде. Вдобавок оружия у нас нет, здесь, в глуши, полным-полно разбойников и беглых рабов. Допустим, можно попросить у Майи денег и купить оружие…

– Так что же вы предлагаете, Анда-Нокомис?

– А вот об этом поговорим в другой раз. Сейчас тебе спать пора. Скажу одно – мы недалеко от верховьев Жергена. Если туда добраться и найти лодку, то…

В спальню вошла Клестида, укоризненно прищелкнула языком:

– Простите, что вмешиваюсь, но бедняжке нужен отдых, не то снова расхворается.

– Да-да, – кивнул Байуб-Оталь. – Я уже ухожу. Между прочим, Зан-Керель, лодки денег стоят. Но ты сейчас об этом не думай. Поспи лучше.