101
Вниз по Жергену
В те давние времена мосты были редкостью: единственным прочным и надежным сооружением был каменный мост на Икетском тракте, в девяти лигах от Беклы, – именно через него Та-Коминион не решился перебраться при отступлении из Халькона. Его построили семьдесят лет назад, благодаря изобретательности великого Флейтиля, который придумал, как доставить туда камень из Крэндорских каменоломен. Через неширокую реку Серрелинду были перекинуты два деревянных моста – один к югу от Кебина, а второй – к северу от Теттита; такой же мост построили в верховьях Флеры, между Икетом и Хёрлом, а вот на тракте из Хёрла в Дарай, где когда-то разбойничала шайка Мерисы, через Жерген наладили паромную переправу.
Из-за отсутствия мостов Белишба никогда не стала бы частью Бекланской империи, не полагалась бы на торговлю с Беклой и на защиту от набегов терекенальтцев и катрийцев. Беклу и Хёрл-Белишбу разделял Жерген – бурная река в триста локтей шириной и десять локтей глубиной. Однако через Жерген протянулась цепь островов под названием Нарбой; крохотные клочки суши размером от пары до нескольких десятков шагов шириной разбивали реку на многочисленные узкие рукава. Эти островки укрепили, обнеся частоколом, и соорудили своеобразную переправу, Ренда-Нарбой, или Островной мост, перекинув от одного острова к другому длинные бревна с прочными дощатыми помостами локтей шесть в ширину, по которым могла проехать груженая воловья упряжка. Все тринадцать мостков поддерживали в образцовом порядке, а в сезон дождей выволакивали на берег, чтобы их не снесло половодьем.
В один из таких островков у левого берега Жергена и уткнулся нос Майиной лодки. При свете дня оказалось, что от удара носовая обшивка кое-где разлетелась в щепки, но в целом не пострадала. А вот при взгляде на реку Майю охватило уныние: низкие серые тучи нависали над бурным потоком, некоторые островки уже скрылись под водой, бурая пена заливала траву и кусты. Вода неслась по бесчисленным протокам, шипя и пенясь, как в мельничном лотке. Пустынные пологие берега пересекала полоса мощеного тракта. Вдали, на южной, белишбанской стороне, виднелась деревенька.
На обеих оконечностях Островного моста стояли бревенчатые хижины, где летом сидели сборщики подати – переправа была платной. Ниже по течению река разливалась по равнине, в ложбинках собирались озерца, подернутые рябью дождя.
Майю бил озноб. Она с трудом надела промокшую куртку, застегнулась на все пуговицы, пытаясь согреться (мокрые кудри холодными склизкими водорослями липли к спине), и неохотно пожевала ломоть хлеба; больше всего хотелось горячего питья.
– Пожалуй, пора решать, что делать дальше, – сказал Анда-Нокомис. – Можно оставить лодку и пойти в Хёрл. Правда, неизвестно, безопасно ли это. По слухам, здесь разбойники пошаливают.
– Допустим, до границы с Катрией лиг двадцать, – заметил Зан-Керель. – Майя, как ты думаешь, долго туда плыть?
– Ну, если лодка выдержит и больше ничего не случится, то к вечеру доберемся, часов за двенадцать. Вон как река разгулялась! Главное – на плаву удержаться.
– А это не опасно? – спросил Байуб-Оталь, глядя на бушующий поток. – Похоже…
– Ох, вы еще спрашиваете! – не выдержала Майя. – Конечно опасно! Вы прямо как дитя малое…
– Я просто хотел узнать, возможно ли это…
– Ну, если повезет, то возможно, – ответила она. – Если прямо сейчас в путь отправиться. Чем дольше задержимся, тем хуже будет. На стремнине я с лодкой управлюсь; если ни во что не врежемся, то доплывем. А вот как к берегу приставать… Ладно, об этом потом подумаем.
– Майя, а ты сама чего хочешь? – спросил Зан-Керель.
– Если ты хочешь в Катрию, то я тебя доставлю, не сомневайся.
– Я верю, – признался Зан-Керель. – Майя, боги тебе благоволят, с самой Беклы.
– Эй, вы, в лодке! – внезапно окликнули их с белишбанского берега.
Из деревни вышли четверо и решительно направились к путникам. Один из незнакомцев шагал чуть впереди, за ним следовали трое солдат в накидках, кожаных шлемах и с копьями.
Они остановились на берегу, шагах в двадцати от островка. Главный хмуро поглядел на Байуб-Оталя и Зан-Кереля и осведомился:
– Вы что здесь делаете?
Байуб-Оталь надменно посмотрел на невысокого худощавого мужчину – судя по ухваткам, важную особу среди деревенских жителей.
– Я вас спрашиваю! – воскликнул незнакомец.
– Слышу, – холодно ответил Байуб-Оталь.
– А вы сами что здесь делаете? – спросил Зан-Керель.
– Я за мостом присматриваю, – заявил незнакомец. – А вам что здесь понадобилось? Кто вы такие?
– А вам какое дело?
– Во-первых, вы три столба в ограде снесли. А во-вторых, чего это вы по реке в половодье сплавляетесь? Не иначе как беглые или краденое везете, одно из двух. А может, и то и другое. Подгоняйте-ка лодку к берегу, мы вас обыщем.
– Вы знаете, кто я такой? – с ледяным презрением произнес Байуб-Оталь. – Я – субанский бан.
– А мне плевать! – приказал незнакомец и дал знак солдатам.
Они тут же вскинули копья.
Байуб-Оталь не двинулся с места.
– Я понимаю, уважаемый, что вы исполняете свой долг, но… – начал он.
– Пошел вон, сволочь! – выругался Зан-Керель, который никогда не сквернословил, но бессонная ночь и тяготы опасного пути заставили его забыть о правилах приличия.
Один из солдат, не дожидаясь приказа, метнул копье в Зан-Кереля. Катриец вовремя отшатнулся, и копье, оцарапав ему шею, вонзилось в бревенчатый частокол. Зан-Керель ловко перехватил древко и швырнул копье в обидчика, попав ему прямо в грудь. Солдат с жутким криком повалился на землю. Зан-Керель поднял с палубы свою перевязь, вытащил меч из ножен и воздел его над головой.
Солдаты, вместо того чтобы метнуть копья в противника, с ужасом переглянулись и пустились наутек. Их начальник поспешно последовал за ними. Раненый выл и корчился на земле, вокруг растекалась лужа крови.
– Придется помочь, – сказал Зан-Керель, потирая кровоточащую царапину на шее.
Он отцепил носовой якорь от бревен и швырнул его на берег так, чтобы одна из лап вонзилась в землю. Майя подняла кормовой якорь, а ее спутники подтянули лодку к берегу.
К тому времени несчастный уже испустил дух – копье попало ему прямо в сердце. Зан-Керель выдернул копье из тела и отбросил в грязь.
– Сам виноват, – хмуро буркнул он.
– Что ж, похоже, все решили за нас, – со вздохом заметил Байуб-Оталь. – Будем сплавляться по реке.
Майя провела лодку по узкому протоку между берегом и островком, а потом развернула влево, направляя на стремнину.
Быстрый мутный поток несся по руслу – в половодье отмели опасности не представляли, но в подводные камни на такой скорости врезаться не стоило. Майя оглядела реку впереди – не видно ли где бурунов, – объяснила спутникам, чего следует опасаться, оставила их на носу, отгонять веслом бревна и поваленные стволы, а сама встала к рулю на корме.
Управлять лодкой – нелегкая задача: нельзя отвлекаться ни на минуту. Течение постоянно бросало лодку из стороны в сторону, и Майе приходилось непрестанно поправлять курс, держа нос строго по течению. От непрерывной качки мутило, голова кружилась, струи дождя заливали глаза, уши и нос, но дождь, в отличие от реки, не жаждал смерти путников. Байуб-Оталь и Зан-Керель не спали всю ночь и теперь чуть не падали от усталости, но продолжали мерно вычерпывать воду. Майя, стуча зубами от озноба, навалилась на руль, чтобы удержать его в нужном положении.
Лодку несло мимо бесчисленных притоков Жергена – вода в речушках и ручьях бесновалась и ревела, как дикий зверь. Там, где клокочущие струи врывались в реку под прямым углом, шлюпку кружило и подбрасывало на волнах, будто дохлую кошку в водовороте, и Майя с ужасом ждала, что суденышко вот-вот черпнет воды бортом и опрокинется.
И все же Теревинфия не обманула – лодка все выдержала, прекрасно слушалась руля и быстро неслась по течению.
«Наверное, я к такой скорости не привыкла, – подумала Майя. – Мы же не плывем, а летим или в пропасть падаем. О Леспа, сил моих больше нет! Отдохнуть бы… Но к берегу здесь пристать негде. Лишь бы в Катрию дотемна добраться, там и дух перевести можно…»
По небу, затянутому тучами, время не определишь: неизвестно, полдень сейчас или день уже клонится к вечеру. Сколько лиг они проплыли – пять, десять? Майю все угнетало: непрерывный ливень, бескрайняя водная гладь, серое марево туч над головой; вокруг только вода, ни людей, ни птиц, ни зверей, ни солнца в небе – будто призрачный потусторонний мир из сказок старой Дригги.
«И время там не движется… – подумала Майя. – Призракам время ни к чему… Нет, хватит! Я обещала Зан-Кереля в Катрию доставить – умру, но слово сдержу! На самом деле ничего-то мне не надо: ни особняка в верхнем городе, ни людского обожания, ни красивых платьев, ни подарков. А вот Фордиля я бы сейчас послушала с удовольствием – он так красиво играет!»
Ей вспомнился тевиасал, йельдашейский напев, оплакивающий умирающую красоту мира, и слезы покатились по щекам. «Ну и пусть, – решила она, – за дождем никто и не заметит».
Зан-Керель разогнул спину, поправил повязку на раненой шее и взволнованно спросил:
– Майя, что случилось?
– Ничего, – буркнула она.
– Ты замерзла?
– Нет, знобит немного. А у тебя кровь остановилась?
– Да, давно уже.
– Тогда сними повязку и дай мне флягу с джеббой, я промою рану.
– У тебя руки дрожат, – заметил он чуть погодя.
– Устала руль держать, – ответила Майя.
Тут лодка в очередной раз рыскнула, Байуб-Оталь что-то прокричал с носа. Майя торопливо повернула руль.
– Давай я тебя сменю, – предложил Зан-Керель.
– На озере – всегда пожалуйста, а на реке, да еще и в половодье, все слишком быстро меняется. Тут сноровка нужна, тебе не справиться.
– Майя, сама подумай – ты с рассвета за рулем стоишь! А вдруг в обморок упадешь? Что нам тогда делать? Лучше научи меня.
– А воду вычерпывать кто будет?
– Послушай, ты мне покажи, что делать, и черпай себе потихоньку, а я у руля постою, – сказал он, уселся на корму и ухватил руль, подражая Майе.
– Знаешь, тут надо наперед угадывать, – заметила она. – Нас так быстро несет, что все за миг меняется. Погоди, я пока сама руль подержу, а ты за мной следи, потому как словами многое не объяснишь, тут чувствовать надо. Ой!
За разговорами они не заметили приближения еще одного притока; течение повернуло нос лодки, сама лодка накренилась, вода захлестнула правый борт. Руль вырвался из Майиных рук. Она повалилась на Зан-Кереля, невольно обняла его, тут же потянулась к рулю и выправила лодку.
– Первый урок я затвердил, – произнес он, поднимаясь с палубы. – Отвлекаться нельзя. Дай-ка я еще раз попробую.
Они сидели бок о бок, сталкиваясь друг с другом, когда лодка подскакивала на волнах. Майя, усталая и продрогшая, не сдержавшись, сделала Зан-Керелю несколько резких замечаний, но он покорно принимал упреки. Наконец она решила, что он справится с рулем самостоятельно, и принялась вычерпывать воду.
Постоянное напряжение и осознание грозящей опасности не давали возможности поговорить о чем-нибудь еще, кроме обсуждения необходимых действий, но Зан-Керель теперь обращался к Майе тепло и дружелюбно – он больше не проклинал ее и не желал ей смерти, как когда-то в усадьбе Клестиды. Майя поняла это еще в лесу, но сейчас он говорил с ней не только уважительно, но и приветливо. Она перестала быть его подчиненной, он относился к ней по-дружески, как к равной.
В этих смутных размышлениях Майя провела остаток дня. Дождь не переставал, и чудилось, что он лил вечно. Она вымокла до нитки и приуныла. Всем известно, что непрерывную боль терпеть трудно, но и невзгоды сносить ничуть не легче. Майины смелость и самообладание истончались, будто стесанные плотницким рубанком. Неумолимо приближалось то время, когда от нее, донельзя измученной, пользы не будет. «О Леспа! – взмолилась она. – Лучше утонуть, чем обессилеть!»
Вместе с усталостью Майю охватила смутная раздражительность – верный признак простуды. Каждое прикосновение стало необыкновенно четким (например, ручка черпака под пальцами была зернистой и скользкой от дождя), а вот окружающее представлялось размытым. Пустынная водная гладь превратилась в страну грез, неподвластную обычным законам природы, – чудилось, что дождь вот-вот растворит все вокруг, закружит в водовороте и мир исчезнет без следа.
Внезапно впереди замелькали деревья – хотя и не призрачные, но какие-то ненастоящие. Впрочем, в Майином состоянии (ее знобило и лихорадило) такое объяснение было вполне приемлемым: деревья росли посреди двух огромных темных озер, раскинувшихся по обоим берегам реки. Струи воды вились по подлеску, сплетались у могучих стволов и исчезали вдали, как полосы тумана над башнями дворца Баронов. Однако опасности Майя не ощущала – ей казалось, что перед ней мираж, призрачный хоровод воды и деревьев, похожий на танец Тельтеарны в исполнении Флелы, которым Майя так восхищалась на праздестве дождей.
– Ах, погляди! Деревья танцуют! – воскликнула она, схватив Зан-Кереля за руку.
Он с недоумением посмотрел на нее. Майя немедленно устыдилась, сообразив, что сказала глупость, но ее тут же охватила гордость: Зан-Керель настолько привык, что она говорит разумно и по делу, что не сразу понял ее поэтическое сравнение.
– Прости, я замечталась, – поспешно добавила она. – Что-то у меня мысли путаются, вот только деревья и вправду какие-то ненастоящие.
– Нет, они настоящие, – вздохнул Зан-Керель. – Пробраться бы через них! Впрочем, это уже хороший признак.
– Что?
– Лес.
– Лес? – повторила Майя, с усилием вспоминая, что это такое. – Это Синелесье?
– Нет, Синелесье к северу от Кериля, а это Приграничный лес, между Катрией и Белишбой. Король меня с собой однажды взял сюда на вылазку, хотел на Белишбу напасть, да передумал.
– Значит, как в лес попадем, уже в Катрии будем?
– Нет, Катрия лежит за лесом, на севере.
– А почему ты тогда… – Она зажмурилась, сморгнула капли дождя с ресниц и помотала головой, собираясь с мыслями. – А почему ты… Да, почему это хороший признак?
– Потому что мы сюда быстро добрались. До Катрии уже недалеко, только, прежде чем к берегу приставать, надо проверить, пересекли ли мы границу.
– А как это узнать?
– Вот в том-то и дело… Белишбанцы катрийцев не любят, граница всегда охраняется, даже в мелекрил.
– Предупреди Анда-Нокомиса, я пока к рулю встану.
Чуть погодя лодку обступили деревья. Приграничный лес напоминал Пурн не больше, чем леопард похож на котенка. Путь по неторопливой Даулисе теперь представлялся Майе беззаботной прогулкой в летнюю жару; тогда река была другом, а здесь, в затопленном лесу, вода струилась меж деревьев, кусты зловеще колыхались под напором потока, на волне мелькнула тушка дохлой лисы… Опасность грозила отовсюду. Майя никогда прежде не думала, что половодье может выглядеть будто сад, затопленный водой из разбитого фонтана во дворе.
Она из последних сил удерживала лодку на стремнине. Мимо проносились листья, прутья, ветви, обрывки плюща, клубки сплетенных корней и клочья дерна. Над излучиной реки склонился могучий ясень, напомнив Майе любимое дерево, – в детстве она пряталась в раскидистой кроне от Морки и ныряла с ветвей в ласковые воды озера. Она утерла залитые дождем глаза и снова взглянула на ясень – дерево медленно кренилось. «Ох, лихорадка замучила, – сокрушенно подумала Майя. – Привидится же такое!» Она снова сосредоточилась на руле, но дерево на самом деле наклонялось все ближе и ближе к воде, а потом стремительно повалилось в реку. Вода вспенилась и забурлила, омывая пышную зелень ветвей; ствол скрылся под волнами, лодка закачалась. На полузатопленном берегу торчали вывернутые из грунта корни.
Отяжелевшая от воды лодка плохо слушалась руля, и Майю охватил страх: поваленное дерево не обойти, они вот-вот застрянут в кроне. Внезапно дерево снова сдвинулось, медленно повернулось по течению, у самого носа лодки мелькнула путаница корней в комьях земли. Лодка, ускорив бег, на мгновение поравнялась со стволом, ветви оцарапали правый борт, но остались позади. Майя с облегчением перевела дух, но тут же испуганно вздрогнула – лодка подошла слишком близко к левому берегу.
– Уф, пронесло! – выдохнул Зан-Керель, с одобрительной улыбкой поглядев на Майю.
Она улыбнулась в ответ и легонько притронулась к его руке.
– Как здорово, что ты с нами! Пропали бы мы без тебя, – сказал он. – Анда-Нокомис говорит, нам чуть больше лиги осталось.
– Ох, хорошо бы! А то смеркается уже, – ответила она.
В лесу и без того было сумрачно – раскидистые кроны, низко нависшие тучи и беспрестанный дождь света не прибавляли, – но в дальних закоулках уже собиралась мерцающая темнота. Чуть впереди в реку повалилось еще одно дерево, но лодка проплыла мимо, прежде чем его успело смыть с берега.
– Ох, лишь бы выбраться! – вскричала Майя, воздев руки к небесам. – О Леспа, умоляю, спаси и сохрани!
Зан-Керель усадил ее рядом с собой и ласково прижал палец к ее губам.
– Ш-ш-ш, Серрелинда, держись! Смени-ка ты лучше Анда-Нокомиса, а я здесь сам управлюсь.
Анда-Нокомис стоял на носу и пристально вглядывался в воду, сжимая весло здоровой рукой и время от времени отпихивая ветки и бревна. Майя коснулась его плеча, и он с улыбкой обернулся.
– Ты нас снова спасла! – сказал он. – Даже не верится.
– Вы же знаете, я упрямая, – напомнила она.
– Как скажешь… – Он снова улыбнулся и пожал плечами.
– Вот, возьмите флягу, пока я всю джеббу не выпила.
– Нам еще пригодится, – вздохнул он.
– Представляете, к ночи в Катрии будем! Найдем пристанище, деньги у меня еще есть. Обсохнем, поедим, у очага согреемся… Ах, вот бы сейчас к очагу, правда?
Внезапно лодка вздрогнула от тяжелого удара в корму, затрещали доски. Зан-Керель испуганно вскрикнул. Лодка встала поперек реки. Пока Майя пробиралась на корму, нос повернуло против течения, и лодку поволокло вниз.
– Что случилось?
Зан-Керель стоял лицом к корме, сжимая руль побелевшими пальцами.
– Руль разбило, – ответил он.
– Как?! – ахнула она.
– Я вперед смотрел, не оглядывался, а позади бревно подплыло и как шарахнет! Вон оно…
– О великий Шаккарн! Погоди, я гляну, что там…
Бревно раскололо руль сверху донизу; рулевую лопасть снесло целиком, и, хотя кормовой брус и верхняя часть руля уцелели, управлять лодкой было невозможно.
Зан-Керель обрадовался, что лодка прошла опасное место, и забыл, что в быстром потоке ее может настичь плавник, поэтому не озаботился проверить воду за кормой, чего не преминула бы сделать Майя. Непоколебимая уверенность Зан-Кереля в своих силах и в успехе любого своего начинания была весьма привлекательной чертой его характера и заставляла людей не задумываясь следовать его примеру. Именно за это его полюбила Майя. Он искренне считал, что храбрость и упорство всегда помогут добиться желаемого. Его спокойная уверенность не оставляла места для сомнений, и измученная Майя совсем выпустила из виду, что смелости и решительности недостаточно для того, чтобы провести лодку по бурной реке, заваленной плавником. Но сокрушаться было поздно – бревна и коряги по-прежнему грозили потопить неуправляемую лодку.
– Прости… – удрученно сказал он.
– Ничего не поделаешь, – рассеянно ответила она, стараясь придумать, как исправить положение. – Я сама виновата.
Течение вертело лодку в разные стороны, и перепуганная до смерти Майя с трудом сдерживала зябкую дрожь.
– Принеси весло, только побыстрее, – велела она.
Веревки под рукой не оказалось – да и есть ли она вообще, Майя не знала, поэтому решила пожертвовать якорным канатом – длинным и не очень толстым, зато прочным. «Надеюсь, носового якоря хватит», – подумала она и велела Зан-Керелю:
– Привяжи весло к рукояти руля, обмотай хорошенько и затяни потуже – у меня сил не осталось. Вот, привязывай, а я весло подержу. Нет, пока не привяжешь, в воду не опускай.
Зан-Керель плотно прижал рукоять весла к рулю и ловко обмотал канатом, туго затягивая каждый виток. Майя с удивлением обнаружила, что лодка повинуется малейшему движению прочно закрепленного весла, которое свободно вращалось в петле; единственным его недостатком была длина – в одиночку Майе было не под силу противостоять мощному течению.
– Зан-Керель, помоги мне, пожалуйста, – попросила она, выведя лодку на стремнину. – На излучине мне одной не справиться.
Под руководством Майи Зан-Керель прекрасно справился с нелегкой задачей. Едва лодка беспрепятственно обогнула излучину, у обоих вырвался радостный крик: деревья расступились, и в тысяче шагов впереди показалась опушка леса.
– Анда-Нокомис! – окликнула Майя. – Мы приплыли!