Глава третья
Я осторожно кралась по огромному коридору по направлению к уровню Нижний Олдрин 7. В принципе, красться не было никакой необходимости — в такое безбожное время в коридоре никого не было.
5.00 утра — это время, которое для меня существует больше в теории, чем на практике. Я знаю, что оно есть, но мне редко приходится наблюдать этот час воочию. Да и не особо хочется. Но сегодня был особенный случай: Тронд настаивал на полной секретности, поэтому пришлось встретиться перед работой.
Через каждые двадцать метров в стенах были прорезаны огромные двери грузовых отсеков. Частных владений здесь было мало, и площадь они занимали гигантскую — лишнее свидетельство невероятных денег, которыми владели хозяева бизнеса. Мастерская Тронда была помечена скромной табличкой «LD7–4030-Landvik Industries».
Я постучала, и секундой позже дверь приотворилась. Тронд высунул голову и быстро осмотрел коридор:
— За тобой никто не следил?
— Ну разумеется, следили. И я, как последняя дура, привела их прямо к твоим дверям.
— Не умничай.
— Не говори глупости.
— Заходи, — Тронд жестом предложил мне войти.
Я проскользнула в дверь, и он немедленно закрыл ее. Не знаю, ему действительно ли казалось, что мы действуем скрытно, но если он готов был платить миллион жетонов, чтобы поиграть в агента 007, то я не против.
Мастерская представляла собой гараж. Огромный гараж. Столько места — да я бы убила за такое помещение. В одном углу можно было бы поставить маленький домик, а все остальное пространство застелить искусственным газоном. Четыре огромных комбайна стояли в отдельных боксах и заполняли все пространство.
Я подошла к ближайшему из них и посмотрела вверх:
— Ничего себе…
— Да уж, — ответил Тронд. — Трудно оценить их размеры, пока не подойдешь поближе.
— Как тебе удалось провезти их в город так, чтобы никто нс узнал?
— Это было непросто. Доставляли их по частям, и только мои самые доверенные люди знали, что происходит. Я собрал команду из семи механиков, которые умеют держать язык за зубами.
Я оглядела огромное помещение:
— Кто–нибудь еще здесь есть?
— Нет, конечно, я совсем не хочу, чтобы кто–то знал, что я нанял тебя.
— Еще немного, и я обижусь.
Комбайн был четыре метра в высоту, пять в ширину и десять в длину. Корпус машины покрывала блестящая светоотражающая краска, чтобы уменьшить нагрев от солнечных лучей. Каждое из шести колес этой зверюги было по полтора метра в диаметре. Корпус состоял из огромного пустого резервуара. Массивные гидравлические стойки в передней части резервуара и откидывающаяся створка позади — вот и весь механизм забора и сброса сырья.
В передней части комбайна находился ковш с гибким подсоединением. Никакой кабины водителя, разумеется, не было и в помине. Комбайны были полностью автоматизированы, хотя в случае необходимости ими можно было управлять дистанционно. На месте кабины водителя находилась запаянная металлическая коробка с логотипом «Тойоты» и стилизованной надписью «Цукурума».
Вокруг машины стояли ящики с инструментами и оборудованием, оставленные механиками в конце смены.
Я оглядела эту сцену:
— Похоже, это будет непросто.
— А в чем проблема? — Тронд подошел к комбайну и прислонился к колесу. — Это же просто робот, у него нет никакой защиты. Искусственный интеллект он использует только для прокладки курса. Я уверен, что ты и канистра ацетилена прекрасно справитесь.
— Тронд, эта штука — как танк, и прикончить ее будет так же трудно. — Я обошла вокруг комбайна, чтобы лучше рассмотреть днище машины. — К тому же, она просто утыкана камерами.
— Конечно утыкана — комбайн использует камеры для передвижения, — заметил Тронд.
— И заодно отсылает запись на контрольный пункт. — ответила я. — Как только комбайн встанет, первое, что диспетчер сделает, — промотает запись назад, чтобы понять, что произошло. И увидит меня.
— Закрой чем–нибудь идентификационные отметки на скафандре, — сказал Тронд. — Подумаешь, проблема.
— Еще какая проблема. Диспетчер запросит у инспекторов РБП, что вообще происходит, те прибудут на место и арестуют меня. Они не сразу поймут, кто это, но это не помешает им оттащить меня в купол, сорвать с меня шлем и сильно удивиться, обнаружив, кто скрывается под маской.
Тронд обошел комбайн и подошел ко мне:
— Я понимаю, что это серьезный вопрос.
Я взъерошила волосы руками. Принять душ утром не удалось, и я чувствовала себя, как грязный ошметок, который уронили в ведро с еще более грязным жиром.
— Мне нужно придумать какую–то штуку с отложенным эффектом, чтобы все случилось уже после того, как я вернусь обратно в купол.
— Не забудь еще, что тебе надо полностью вывести комбайны из строя, потому что, если что–то можно будет отремонтировать, механики «Санчез» все поправят за несколько дней.
— Да, помню. — Я задумчиво пощипала подбородок. — А где у него аккумулятор?
— Впереди, в той коробке с логотипом «Тойоты».
Отсек с предохранителями обнаружился впереди, рядом с коробкой аккумулятора. Внутри находились основные прерыватели, предохраняющие электронику машины от скачков напряжения или коротких замыканий. Надо запомнить.
Я прислонилась к высокому ящику с инструментами:
— Когда резервуар заполнен, комбайн возвращается к плавильне?
— Да. — Тронд подкинул гаечный ключ, наблюдая, как он уплывает к потолку.
— А что потом? Они выгружают руду и возвращаются на работу в предгорья Мольтке?
— Сперва их подзаряжают.
Я провела рукой по гладкому, зеркальному металлу кузова машины:
— Какова емкость аккумулятора?
— 2.4 мегаватт–часа.
— Ух ты! — Я обернулась к Тронду. — Да такой мощности даже на дуговую сварку хватило бы.
— Они же таскают сотни тонн руды, им нужен мощный источник энергии.
Я залезла в кузов комбайна:
— А как они справляются с теплоотдачей? Воск и фазоизменяемый материал?
— Понятия не имею.
Избавиться от лишнего тепла в условиях вакуума не так- то просто. Воздуха, забирающего и уносящего тепло, вокруг нет. А если вы пользуетесь электрическим источником энергии, каждый джоуль энергии в результате превращается в тепло. Тепло от электросопротивления, от трения движущихся частей механизмов или от химических реакций в аккумуляторе — все равно все в конце превращается в тепло.
Город снабжен сложной системой охладителей, которые переносят тепло к термальным панелям возле реакторов. Панели расположены в тени, поэтому они постепенно отдают тепло в виде инфракрасного излучения. Но у комбайна должна быть своя собственная система охлаждения.
После недолгих поисков под днищем машины я, наконец, обнаружила клапан теплоотдачи. Я его сразу узнала — мы с отцом в прошлом много их установили, ремонтируя роверы–луноходы.
— Так я и думала, они используют воск, — сказала я.
Тронд подошел поближе, я видела только его ноги:
— Что ты имеешь в виду?
— Аккумулятор и кожух двигателя окружены трубами с воском. Чтобы расплавить воск, нужно много энергии, поэтому излишки тепла уходят туда. Рядом с трубами с воском проходят трубы системы охлаждения. Когда комбайн возвращается на базу для подзарядки, они прогоняют холодную воду через систему, и воск снова затвердевает. Горячую воду сливают на станции, чтобы спокойно охладить, когда комбайн снова уйдет на работу.
— Ты хочешь сказать, что можешь заставить машину перегреться? — поинтересовался Тронд. — У тебя есть план?
— Это не так просто. Существуют системы, предохраняющие механизмы от перегрева. Комбайн просто прекратит работу, пока система не охладится до нужного уровня. Инженеры «Санчез» справятся с этим за минуту. У меня появилась другая идея.
Я вылезла из–под комбайна, встала и хорошенько потянулась. Потом я вскарабкалась по борту машины и спрыгнула в резервуар для руды. Мой голос звучал гулко:
— Какая–нибудь из камер комбайна видит, что происходит в кузове?
— А зачем? — не понял Тронд. — А, ясно, ты собираешься доехать до предгорий Мольтке в кузове машины!
— Тронд, какая–нибудь камера направлена на резервуар?
— Нет, они нужны только для передвижения и направлены в стороны от машины. Слушай, а как ты выберешься из города? У тебя же нет пропуска в шлюз.
— Об этом не беспокойся. — Я вылезла из кузова и спрыгнула на пол ангара, до которого было четыре метра. Потом я подтянула к себе стул, развернула его, оседлала, положив подбородок на руки и принялась думать.
Тронд скользнул поближе:
— Ну что?
— Я думаю.
— Слушай, вы, женщины, знаете, как сексуально смотритесь, когда сидите вот так, верхом на стуле?
— Конечно, знаем.
— Я так и думал!
— Тронд, я вообще–то пытаюсь сосредоточиться.
— Извини.
Несколько минут я задумчиво рассматривала комбайн, пока Тронд бесцельно слонялся но ангару и перебирал какие–то инструменты в ящиках. Может, он и гений предпринимательства, но терпения у него столько же, сколько у десятилетки.
— У меня есть план, — наконец сказала я.
Тронд уронил гайковерт, который вертел в руках, и заторопился ко мне.
— Рассказывай!
Я покачала головой:
— Не забивай себе голову деталями.
— Но я как раз люблю детали.
— Должны же у дамы быть какие–то секреты. — Я встала. — Но я обещаю, что комбайны «Санчез» будут полностью уничтожены.
— Звучит отлично!
— Вот и хорошо, тогда я пошла домой, мне нужно принять душ.
— Да уж, — пробормотал Тронд, — душ тебе не помешал бы.
Добравшись до своего «гроба», я скинула одежду быстрее, чем пьяная студентка после вечеринки. Накинуть халат и вперед — в душ. Я даже раскошелилась на лишние 200 жетонов, чтобы принять ванну. Божественное ощущение.
Следующий день я провела, развозя грузы, как обычно. Мне не хотелось, чтобы какой–нибудь ушлый козел заметил изменение моего стандартного графика как раз перед готовящимся серьезнейшим преступлением. Ничего особенного, самый обычный день. Вот она я, вся как на ладони, еще и посвистываю небрежно. Я проработала до четырех вечера.
Потом я отправилась домой, легла (все равно в этой конуре не встанешь) и стала собирать нужную информацию. Есть одна вещь на Земле, которой я завидую, — Интернет у них куда быстрее. В Артемиде имеется локальная сеть, годная для почты и платежных проводок, но когда речь заходит о сетевом поиске — дело дрянь. Серверы–то находятся на Земле. Что означает, что ответа на каждый вопрос приходится ждать минимум четыре секунды. Скорость света, знаете ли, только медленнее, чем мне хотелось бы.
Я выпила столько чаю, что к общественному туалету приходилось бегать каждые минут двадцать. После нескольких часов работы я окончательно утвердилась во мнении: мне абсолютно необходим мой собственный туалет.
Но в результате у меня сложился рабочий план. И, как в случае с любым хорошим планом, для него требовался чокнутый украинец.
Я припарковала «Триггер» в узком коридоре рядом с дверью Исследовательского центра Европейского Космического агентства.
Мировые космические агентства были одними из первых, кто арендовал помещения в Артемиде. В прошлом лучшие места для аренды находились в сфере Армстронга. Но с тех пор было построено еще пять сфер, а арендаторы остались на старых местах. Некогда сверхсовременный дизайн их помещений устарел лет на двадцать.
Я спрыгнула с карта и вошла в лабораторию. Крохотная приемная за дверью была воспоминанием о тех временах, когда с помещениями было совсем туго. От комнаты под разными углами отходили четыре коридора. Некоторые двери нельзя было открыть, не закрыв перед этим соседнюю дверь. Этот эргономический кошмар служил наглядной иллюстрацией того, что получается, если семнадцать правительств поручают дизайн лаборатории комитету. Я вошла в центральную дверь, прошла почти до конца коридора и очутилась в лаборатории микроэлектроники.
Согнувшийся над микроскопом Мартин Свобода рассеянно, не глядя, потянулся за своей кружкой кофе, по пути благополучно миновав три колбы со смертельно опасными кислотами. Мартин поднял кружку и сделал глоток. Честное слово, этот чертов придурок когда–нибудь себя угробит.
Четыре года назад ЕКА командировало Мартина в Артемиду изучать производственные процессы, связанные с микроэлектроникой. Очевидно, лунные условия предоставляют какие–то уникальные преимущества в этой области. Место в лаборатории ЕКА — работенка завидная, так что Мартин был отличным специалистом.
— Эй, Свобода, — позвала я.
Никакого ответа. Мартин не заметил, как я пришла, и даже не слышал, что к нему обращаются. Это в его духе.
Я дала ему подзатыльник, Мартин отшатнулся от микроскопа и расплылся в широкой улыбке, словно ребенок, увидевший любимую тетушку:
— О, это ты, Джаз! Привет! Как дела?
Я уселась на лабораторный табурет напротив:
— Мне нужно, чтобы ты включил свой режим «чокнутый гений».
— Здорово! — Он крутанулся на стуле ко мне. — Что я могу сделать?
— Мне нужны кое–какие электронные штучки. — Я вытащила лист со схемами из кармана и протянула ему. — Вот это или что–то вроде.
— Бумага? — Он брезгливо держал листок, словно я протянула ему образец мочи, а не схему. — Ты записала это на бумаге?
— Я не умею пользоваться чертежными программами, — ответила я. — Ты глянь и скажи, что думаешь?
Мартин развернул листок и нахмурился, разглядывая мои каракули. Свобода был лучшим электротехником в городе, так что у него не должно было быть проблем с моими схемами.
Он повернул листок боком:
— Ты что, левой рукой рисовала?
— Я тебе что, художник?
Мартин задумчиво потер подбородок:
— Если отбросить в сторону качество исполнения, то дизайн элегантный. Ты откуда–то это скопировала?
— Нет, а в чем дело? Что–то не так?
Он удивленно поднял бровь:
— Просто… просто это отличная идея.
— Я должна сказать спасибо?
— Я даже не знал, что ты настолько талантлива.
Мне оставалось только пожать плечами:
— Я нашла самоучитель по электронике в Сети и проглядела его.
— Ты сама научилась этому? — Он снова посмотрел на схему. — Сколько времени у тебя это заняло?
— С обеда до вечера.
— Ты хочешь сказать, что освоила все это сегодня? Ты могла бы быть потрясающим ученым…
Я подняла руку:
— Стоп. Я не хочу больше это слышать. Ты можешь сделать эту штуку или нет?
— Конечно могу, — ответил Мартин. — Когда это тебе нужно?
— Чем скорее, тем лучше.
Он бросил листок на стол:
— Могу сделать к завтрашнему дню.
— Вот и отлично. — Я спрыгнула с табурета и вытащила Гизмо. — Сколько с меня?
Мартин заколебался — а это всегда плохой знак во время переговоров.
Он уже много лет выполнял самые разные мои заказы, чаще всего извлекая антипиратские чипы из провезенной контрабандой в Артемиду электроники. За свою побочную деятельность Мартин обычно брал две тысячи жетонов. Так почему в этот раз он задумался?
— Две тысячи? — предложила я.
Свобода неуверенно хмыкнул:
— Хмм, а как насчет обмена?
— О’кей, — я убрала Гизмо в карман. — Тебе нужно что–то провезти в город?
— Нет.
— Понятно. — Черт побери, ничего мне не понятно. Я занимаюсь контрабандой, какого черта еще ему от меня надо?
Мартин встал и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы прошли в дальний угол лаборатории, где он обычно работал над своими побочными проектами. Зачем покупать оборудование, если его тебе и так купят за счет европейских налогоплательщиков?
— Смотри! — Он указал на стол.
Смотреть было особо не на что. В середине стола лежала прозрачная пластиковая коробочка, а в ней… я наклонилась поближе:
— Это что, презерватив?
— Да! — гордо заявил Мартин. — Мое последнее изобретение.
— Ты в курсе, что китайцы опередили тебя на семь веков?
— Это не обычный презерватив. — Свобода пододвинул ко мне цилиндрический сосуд размером с термос, с присоединенным к нему кабелем и откидывающейся крышкой. — Это входит в комплект.
Я заглянула внутрь. Стенки «термоса» были усеяны крошечными отверстиями, а посередине ко дну был прикреплен закругленный сверху металлический цилиндр:
— О’кей… что бы это…
— Я могу продавать эти наборы по три тысячи жетонов каждый.
— Презервативы стоят 50 жетонов. С чего бы кто–то стал покупать твои по три тысячи?
Мартин усмехнулся:
— А это презерватив многоразового использования!
Я только поморгала изумленно:
— Ты что, издеваешься?
— Ничего подобного! Он изготовлен из тонкого, но прочного материала. Может использоваться сотни раз.
Мартин показал на закругленный стержень в центре сосуда:
— После каждого использования выворачиваешь презерватив наизнанку, надеваешь его на этот цилиндр…
— Фу.
— … и включаешь режим очистки. Сперва жидкая очистка, потом 10 минут высокотемпературного режима. После этого он стерильный и может быть использован снова…
— Ну уж нет!
— Ну, можно сперва сполоснуть…
Я не выдержала:
— Стоп! Зачем эта штука может кому–то понадобиться?
— А затем, что в случае длительного использования ты экономишь деньги, к тому же он прочнее, чем обычные презервативы.
Я уставилась на него с сомнением в глазах.
— Сама посчитай, — предложил Мартин. — Обычные презервативы стоят слишком дорого. На Луне их не производят, здесь нет материалов для производства латекса. А мое изделие прослужит минимум двести раз — это экономия в десять тысяч жетонов.
— Гмм… — Язык денег я понимаю. — Может, и не такая уж чокнутая идея. Но у меня все равно сейчас нет денег, чтобы вложиться в твой проект.
— Да я не думал об инвестициях. Мне нужно, чтобы кто–нибудь испытал его.
— И на что мне, скажи на милость, его надеть?
Мартин закатил глаза:
— Да я просто хотел узнать, какие ощущения от него будут у женщины.
— Я не буду спать с тобой.
Он вздрогнул:
— Что ты, что ты! Я просто имел в виду, что ты можешь использовать его в следующий раз, когда у тебя будет секс. А потом расскажешь мне о своих впечатлениях.
— Почему бы тебе самому не трахнуть какую–нибудь девчонку и не спросить ее мнение?
Мартин уставился на свои ботинки:
— У меня нет подружки и вообще у меня с женщинами плохо получается…
— Купол Олдрина битком набит борделями! Классом повыше, классом пониже, можешь выбрать на свой вкус.
— Это не годится. — Свобода скрестил руки. — Мне нужна информация от женщины, которая занимается сексом ради удовольствия. Это должна быть сексуально опытная женщина, а у тебя явно есть опыт…
— Поосторожнее, приятель.
— И секс у нее должен быть в ближайшем будущем. Опять же, у тебя…
— Я бы рекомендовала тебе тщательно обдумать, что ты собираешься сказать дальше.
Мартин запнулся:
— Ну, в общем, ты поняла, что мне нужно.
Я застонала:
— Слушай, давай я просто заплачу тебе две тысячи, как обычно?
— Деньги мне не нужны. Мне нужен тест моей продукции.
Я с ненавистью смотрела на продукцию. На вид это был самый обычный презерватив.
— Он на самом деле работает? Ты уверен, что он не порвется или еще что…
— Абсолютно уверен. Я провел кучу разных тестов: на растяжку, на давление, трение, все, что угодно.
В голову мне пришла неприятная мысль:
— Погоди, так ты что, уже пользовался им?
— Нет, но это не имело бы ни малейшего значения. После процесса очистки он снова стерильный.
— Шутишь… — Я остановилась, сделала глубокий вдох и сказала, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально спокойно: — Это имело бы значение. Биологическое, возможно, и нет, но психологическое — точно.
Он только пожал плечами.
Я минуту подумала:
— Хорошо, я согласна. Но не обещаю, что немедленно помчусь искать, с кем бы переспать.
— Конечно, конечно, — закивал Мартин. — Просто в следующий раз, когда это случится естественным образом, ну, ты понимаешь?
— Ладно.
— Вот и отлично! — Он вручил мне коробку с презервативом и устройство для очистки. — Позвони мне, если будут какие–то вопросы.
Я с неохотой взяла в руки его изобретение. Не самое почетное задание, но если посмотреть с точки зрения логики, ничего особенного. Ну, тестирую я какую–то продукцию, что здесь такого?
Я собралась уходить, но вспомнила еще кое–что и обернулась к Мартину:
— Слушай, ты когда–нибудь слышал о чем–то, что называется ЗАФО?
— Нет, а должен был?
— Нет, не бери в голову. Так я забегу завтра за своим прибором?
— У меня завтра выходной. Может, встретимся в Парке? Скажем, часа в три?
— Идет, — ответила я.
— Можно я спрошу, зачем тебе вообще этот прибор?
— Нельзя.
— Понятно. До завтра.
Уровень Конрад Нижний 6.
Я вела карт по знакомым коридорам, стараясь не обращать внимания на неприятное ощущение в душе. Я знала здесь каждый кривой поворот, каждый магазинчик, каждую царапину на стенах. Даже закрыв глаза, я могла точно определить, где нахожусь, просто по шуму вокруг и эху от стен.
Я завернула за угол и оказалась в Ремесленном ряду. Здесь работали лучшие городские мастера, но на стенах не было ни ярких надписей, ни объявлений. У них нс было необходимости завлекать покупателей — их бизнес держался на давно заслуженной репутации.
Припарковавшись перед отсеком CD6–3028, я слезла с карта и в нерешительности остановилась перед дверью. Поддавшись минутной трусости, я повернула было назад, но тут же взяла себя в руки и позвонила в звонок.
Дверь открыл мужчина с обветренным лицом, аккуратно подстриженной бородкой, в белой круглой шапочке–такии на голове. Минуту он спокойно смотрел на меня, потом вопросительно хмыкнул.
— Добрый вечер, отец, — сказала я по–арабски.
— У тебя проблемы?
— Нет.
— Тебе нужны деньги?
— Нет, отец. Я сейчас вполне независима.
Он нахмурился:
— Тогда почему ты здесь?
— Разве не может дочь навестить отца просто так, чтобы показать ему свое уважение?
— Не мели чушь, — отец перешел на английский. — Что тебе нужно?
— Мне бы нужно позаимствовать кое–какое сварочное оборудование.
— Интересно. — Отец оставил дверь открытой и ушел в глубь мастерской. Другого приглашения я и не ожидала.
За прошедшие годы здесь почти ничего не изменилось. В отцовской мастерской с пожароустойчивыми стенами было все так же тесно и душно. На стенах были аккуратно развешаны инструменты. Один угол комнаты занимал рабочий стол, рядом висела коллекция сварочных масок.
— Проходи, — пригласил отец, и я последовала за ним в жилую часть через дверь в задней стене мастерской. После моей конуры крохотная гостиная казалась просто–таки царскими покоями.
Помещение включало два спальных отсека вдоль стены — обычное дело для небогатых артемидян. Не так роскошно, как спальня, но уединение гарантировано. Что хорошо. Я выросла в этом доме и знала, что можно делать в таком отсеке.
У отца был кухонный уголок с настоящей плитой, где горел настоящий огонь. Одно из преимуществ житья в помещении, специально оборудованном против пожаров. Это куда лучше, чем микроволновка. Хотя, если вы думаете, что наличие настоящей плиты означает вкусную еду, вы ошибаетесь. Отец старался как мог, но «месиво» — оно месиво и есть. Готовя из водорослей, особо не развернешься.
Одна вещь в комнате оказалась мне незнакомой. Вдоль задней стены от пола до потолка шла метровой ширины полоса металла. Причем шла не вертикально, а под углом. Навскидку я предположила, что угол составлял от двадцати до тридцати градусов.
Я указала на новшество:
— А это что еще за хрень?
Отец мельком глянул на металлическую полосу:
— Это одна штука, которую я давно обдумывал.
— Для чего это нужно?
— Сообрази сама.
Черт, если бы мне давали жетон каждый раз, когда я слышала от него эту фразу… От него никогда нельзя было добиться прямого ответа — все должно было служить обучающим примером.
Отец скрестил руки на груди, наблюдая за мной, как делал это сотни раз в прошлом, задавая мне разные загадки.
Я подошла к стене и потрогала металл. Держится крепко, само собой, отец никогда ничего не делал спустя рукава:
— Листовой алюминий два миллиметра толщиной?
— Правильно.
— Значит, ему не нужно выдерживать боковую нагрузку..
Я провела пальцем по линии соединения металла со стеной и почувствовала крохотные бугорки под пальцами через каждые двадцать сантиметров:
— Точечная сварка? Вроде ты обычно так не делаешь…
Он пожал плечами:
— Не знаю, может, это была глупая мысль. Я пока еще не решил.
Наверху, в нескольких сантиметрах от потолка, к металлу были приварены два крюка:
— Ты собираешься что–то сюда повесить?
— Правильно. Но что?
Я обвела взглядом металлическую полосу:
— Секрет в странном угле наклона… у тебя есть угломер?
— Я подскажу, чтобы зря не возиться, — сказал отец. — Угол отклонения от вертикали составляет двадцать два и девять десятых градуса.
— Ага… — я задумалась, — Артемида находится на долготе двадцать два и девять десятых… Ясно. Я поняла, зачем эта штука.
Я повернулась к отцу:
— Это для молитвы.
— Верно, — ответил он. — Я называю это «молельная стена».
Луна постоянно обращена к Земле одной стороной. Так что, хотя мы находимся на орбите Земли, с нашей точки зрения, Земля не движется. Точнее, технически говоря, она немного колеблется благодаря лунной либрации, но лучше вам не забивать себе голову этими пустяками. Короче, Земля неподвижно висит в небе. Она вращается вокруг своей оси и проходит разные фазы, но она не двигается с места.
Наклонная металлическая полоса указывала на Землю, чтобы отец мог обратиться лицом к Мекке во время молитвы. Большинство мусульман здесь обычно просто поворачивались лицом на запад, что мой отец и делал всю жизнь.
— А как ею пользоваться? — поинтересовалась я. — Тебе же понадобятся какие–то ремни? Ну, в смысле, стена же почти вертикальная.
— Не говори чушь, — отец приложил ладони к «молельной стене» и наклонился. — Вот так, все легко и просто. Это куда больше в соответствии с Киблой, чем просто поворачиваться на запад на Луне.
— По–моему, это просто глупо. Пап, ты же не ожидаешь, что мусульмане в Австралии пророют дыру в земле и будут смотреть вниз. Думаешь, Мухаммед оценит?
— Эй, — резко заметил он, — если ты не практикуешь ислам, тебе не стоит обсуждать пророка.
— Хорошо, успокойся, — я показала наверх. — А крючья зачем?
— Сама подумай.
— Опять ты… — проворчала я и добавила: — Для молитвенного коврика?
— Верно, — отец подошел к столу в кухонном уголке и уселся на один из стульев. — Я не хотел дырявить свой обычный коврик, так что заказал другой с Земли. Его привезут через несколько недель.
Я присела к столу, за которым столько раз обедала в детстве и юности:
— У тебя есть номер накладной? Я могу сделать так, что ты получишь его быстрее.
— Спасибо, не надо.
— Пап, в этом нет ничего незаконного, я просто попрошу кое–кого.
— Спасибо, но не надо. — Он слегка повысил голос. — И не будем об этом спорить.
Я скрипнула зубами, но промолчала. Пора сменить тему разговора:
— У меня странный вопрос: ты слышал когда–нибудь о штуковине под названием ЗАФО?
Отец вопросительно приподнял бровь:
— Это вроде какая–то древнегреческая лесбиянка, разве нет?
— Нет, ту звали Сафо.
— Да? Тогда не знаю. А что это такое?
— Понятия не имею, — призналась я. — Просто увидела случайно название и заинтересовалась.
— Ты всегда отличалась любопытством. И всегда умела находить ответы на любые вопросы. Может, тебе стоило бы хоть иногда использовать свои недюжинные таланты для чего–то полезного?
— Папа… — Нотка предостережения прозвучала в моем голосе.
— Хорошо, — он сложил руки. — Стало быть, тебе нужно сварочное оборудование?
— Ага.
— В прошлый раз, когда ты пользовалась моим оборудованием, все закончилось не слишком хорошо.
Я застыла, стараясь не отводить взгляд, но не смогла себя пересилить и опустила глаза.
Отец сказал уже более мягким тоном:
— Извини. Мне не стоило этого говорить.
— Ты прав, — ответила я.
Повисло неловкое молчание. Что–что, а это искусство мы за многие годы освоили в совершенстве.
— Ну ладно… — неловко начал отец, — так что тебе нужно?
Я постаралась сосредоточиться, потому что у меня не было времени на то, чтобы чувствовать себя виноватой:
— Мне нужна горелка, пара баллонов с ацетиленом, кислородный баллон и маска.
— А как насчет неона?
Я смущенно поморщилась:
— Да, и неон тоже.
— Забываешь простейшие вещи, — укоризненно заметил отец.
Неон мне был не нужен, но я не могла ему этого сказать.
Сварку алюминия необходимо проводить в нейтральной среде, чтобы поверхность не окислялась. На Земле для этого используют аргон, просто потому, что его там хоть завались. Но на Луне нет благородных газов и их приходится завозить с Земли. Неон весит вполовину меньше аргона, поэтому мы используем неон. Я собиралась проводить сварку в вакууме, так что мне неон был не нужен. Нет кислорода — нет окисления. Но я не хотела, чтобы отец понял, что я буду делать. К тому же, я собиралась резать сталь, а не алюминий. Но опять же — ему незачем было об этом знать.
— Так зачем тебе сварочный аппарат? — поинтересовался отец.
— Собираюсь устанавливать воздушное убежище для одной знакомой.
Я лгала отцу столько раз, что не упомнишь, особенно когда была подростком. И всякий раз без исключения я чувствовала себя при этом гнусно.
— А почему твоя знакомая не хочет нанять сварщика?
— Она уже наняла. Это я и есть.
— Ах, ты теперь еще и сварщик? — Отец театрально округлил глаза. — А сколько раз ты мне твердила, что не хочешь этим заниматься?
Я вздохнула:
— Пап, это просто приятельница, которая хочет устроить убежище у себя в спальне. Я даже денег с нее почти не беру.
Установка воздушного убежища была самым обычным делом, особенно среди вновь прибывших иммигрантов. У новичков обычно настоящая паранойя насчет «смертоносного вакуума за стенами». Это абсолютно иррациональное чувство — стены куполов Артемиды исключительно надежны, но страх редко бывает логически обоснован. На практике эти убежища очень скоро превращаются просто в очередной стенной шкаф.
— И какая часть вашего договора незаконна?
Я обиженно глянула на него:
— С чего ты решил, что что–то обязательно незаконно?
— Так что там незаконно? — повторил отец.
— Ее квартира в Армстронге прилегает к внутренней стене купола. Так что мне придется приварить убежище непосредственно к стене сферы. В таких случаях правила требуют проведения целой кучи дополнительных проверок, а она просто не может себе это позволить.
Отец только фыркнул:
— Бессмысленная бюрократическая волокита. Даже самый тупой новичок не в состоянии повредить алюминиевую плиту толщиной в шесть сантиметров.
— Вот–вот, и я то же самое говорю.
Он сложил руки и нахмурился:
— Эти городские ограничения — только лишние препятствия для бизнеса…
— Ты мне это рассказываешь?!
— Ладно. Возьми все, что нужно. Но тебе придется возместить мне стоимость ацетилена и неона.
— Само собой, — ответила я.
— Ты в порядке? Выглядишь бледновато.
Меня уже тошнило от этой ситуации. То, что пришлось врать отцу, заставило меня снова почувствовать себя подростком. Знаете, что я вам скажу: на свете нет никого, кого я ненавидела бы больше, чем Джаз Башару, когда та была подростком. Эта тупая мелкая дрянь совершила все ошибки, которые только можно было совершить. Моя нынешняя жизнь — это все из–за нее.
— Я в порядке. Просто устала немного.
«Дорогая Джаз,
Мне на день рождения подарили большой постер с космическим кораблем «Руса». Потрясающий корабль! Самый большой из всех построенных космических лайнеров! Он вмещает до двухсот пассажиров! Я как раз читаю про него. Я понимаю, что слегка зациклился на нем, но какая разница? Это так интересно!
Корабль просто невероятный! Там даже есть центростремительная гравитация с достаточно большим радиусом, чтобы никого не укачивало. Еще они заранее приучают пассажиров к лунной гравитации. За время семидневного полета к Луне они постепенно замедляют вращение корабля. Получается, что когда пассажиры только всходят на борт лайнера, они испытывают силу тяготения, равную 1g, а к тому времени, когда корабль садится на Луну, сила тяготения уже равна 1/6 g. По пути назад они проделывают это в обратном порядке, чтобы дать возможность людям заново привыкнуть к lg земного тяготения. Представляешь, как круто?
Я никак не могу понять, что такое «циклическая орбита Упхофф–Крауч». То есть, я понимаю, что это баллистическая орбита, перемещающаяся между Землей и Луной… Просто странно: стартуешь с Земли, через семь дней садишься на Луне. Потом орбита перемещается куда–то совсем в другую сторону и возвращается к Луне через четырнадцать дней. Пару недель она вроде как просто висит на эллиптической орбите вокруг Земли… я никак не пойму, что эта орбита делает. Даже пытаться не буду. Все равно главное то, что корабль просто потрясающий.
Когда–нибудь, когда я буду уже богатый строитель ракет, я прилечу в Артемиду. Мы можем встретиться, чаю попить.
Слушай, а когда вы с отцом переехали на Луну, вы не на «Русе» летели?»
«Дорогой Кельвин,
Нет, «Руса» тогда еще не был построен. Мы летели на «Коллинзе» — это был единственный космический корабль в то время. Это было десять лет назад (и мне тогда было всего шесть лет), так что я не помню всех деталей. Но помню, что искусственной гравитации там не было. В корабле везде была невесомость, и я просто потрясно повеселилась там, летая от стенки к стенке!
Ты меня прямо заинтриговал с этими орбитами, так что я решила почитать, что же это такое. Вроде все понятно. Корабль движется по циклической орбите и каждая ступень занимает семь дней: Земля — Луна (потом глубокий космос вне пределов плоскости орбиты Земля — Луна), Луна — Земля (глубокий космос в плоскости орбиты Земля — Луна). И этот цикл повторяется снова и снова. Если бы Луна стояла на месте, то корабль мог бы просто летать туда–сюда, но Луна совершает оборот вокруг Земли раз в месяц, что чертовски усложняет весь цикл.
Я просмотрела математические формулы расчета орбиты и проверила по уравнениям. На самом деле просто, можно даже посчитать в голове».
«Дорогая Джаз,
Это ты можешь посчитать в голове. Я бы что угодно отдал, чтобы быть таким умным, как ты. Но я так не могу. Ничего страшного. Зато я постоянно работаю, а ты настоящая лентяйка».
«Дорогой Кельвин,
Да как ты смеешь называть меня лентяйкой! Я придумаю какой–нибудь едкий ответ, но потом. Сейчас просто лень.
Слушай, мне нужен совет. Мы с Эдгаром собираемся на наше четвертое свидание. Мы уже целовались (но ничего больше). Я бы хотела чего–то большего, но только не слишком быстро. Я еще не готова полностью раздеться. Можешь что–нибудь посоветовать?
«Дорогая Джаз,
Только одно: сиськи».
«Дорогой Кельвин,
Ты серьезно? И все? Так просто?»
«Дорогая Джаз,
Да».
