Глава десятая 
    
    Эмбер опоздала на физиологию, поэтому ей досталось место в заднем ряду. Я же весь урок изучала нервную систему, пытаясь не уснуть. Как только прозвенел звонок, я встала и подошла к ней.
    – Так торопишься в спортзал? – спросила она, собирая сумку.
    – Хочу кое-что спросить, – бросила я небрежно. – Твой отец коп?
    – Что? – рыжие брови Эмбер взметнулись дугой. – А, да. Детектив. – Она закинула сумку на плечо, и мы влились в поток студентов. – А что?
    – Просто видела его сегодня утром в новостях.
    – Что-то плохое случилось, да? – сказала она. – Я не видела папу сегодня утром.
    Я понимала, что ступаю по тонкому льду, но попытки узнать что-нибудь не оставляла.
    – Он много работает?
    – Дни напролет, – вздохнула Эмбер. – А дело судьи Филлипа его просто прикончит. – Она слегка улыбнулась. – Мама ненавидит, когда я говорю слово «прикончит» в обычном разговоре. Она думает, что я становлюсь бесчувственной к смерти. Терпеть не могу объяснять ей, что уже слишком поздно.
    – Мой дед тоже был детективом.
    Ее глаза загорелись.
    – Правда?
    Строго говоря, дед был частным сыщиком и по большей части работал с бумажками, но профес-сии ведь схожие.
    – Да, – кивнула я. – Я выросла, глядя на все это. Тут волей-неволей не избежать профессиональной деформации. – Эмбер улыбнулась, и я рискнула продолжить: – А что они думают насчет того, что стало с тем человеком, мистером Филлипом?
    Эмбер покачала головой и открыла дверь.
    – Папа не говорит об этом при мне. – Она прищурилась, глядя на полуденное солнце. – Но в нашем доме тонкие стены. И я слышала, как он досадовал, что ничего не сходится. Одна комната разгромлена, а во всем остальном доме безупречный порядок. И ничего не пропало.
    – Кроме мистера Филлипа.
    – Точно, – она отшвырнула ногой камешек с дорожки, – только папа не может понять, почему. Да и никто не может. Судя по всему, он был хорошим человеком. И уже в отставке.
    – Он ведь был судьей, да? А они не думают, что кто-нибудь мог затаить на него злобу за вынесенный приговор или что-нибудь еще в этом духе?
    – Тогда почему бы просто не убить его? – заметила Эмбер, открывая двери в спортивный комплекс. – Знаю, это звучит цинично, но если дело в мести, тело обычно находят. А сейчас его нет. У полиции вообще ничего нет. Этот человек просто взял и исчез. Не понимаю, зачем идти на риск и так напрягаться только ради того, чтобы кто-то исчез? Да еще и устраивать такой разгром? Почему не подстроить все так, будто он просто куда-то ушел?
    В ее словах определенно был здравый смысл.
    – Ты хорошо в этом разбираешься, – признала я, следуя за ней в раздевалку.
    Она просияла.
    – Детективные сериалы и годы подслушивания под дверью!
    – Что это вы обсуждаете? – вмешалась Сафия, бросив сумку на скамью. Я замешкалась, но тут Эмбер удивила меня. Она небрежно пожала плечами и, не моргнув и глазом, соврала:
    – В основном, артерии и вены.
    – Тьфу, – Сафия поморщилась.
    Она открыла кодовый замок своего шкафчика и начала переодеваться, но Эмбер с улыбкой продолжила:
    – А ты знала, что вены под твоей кожей перемещаются?
    – Хватит, – взмолилась Саф, бледнея.
    – А ты знала… – продолжала Эмбер.
    – Эмбер, прекрати! – воскликнула Сафия, натягивая тренировочные брюки.
    – …что в плечевую артерию, – Эмбер и не думала останавливаться. Она даже похлопала Саф по предплечью для убедительности. – Что в плечевую артерию кровь из сердца попадает в первую очередь, поэтому если ты ее порвешь, то запросто потеряешь все пять литров крови. Твое сердце будет качать кровь прямо на пол…
    – Ужас, мерзость! Прекрати! – оборвала ее Сафия и, захлопнув свой шкафчик, убежала в спортзал.
    Толпа в раздевалке поредела, разговоры стихли. Как только Сафия выбежала, Эмбер с улыбкой оглянулась ко мне.
    – А она впечатлительная, – заметила она весело.
    – Я уже поняла, – улыбнулась я в ответ. И я совру, если скажу, что это не подняло мне настроение. – Слушай, расскажешь, если они что-нибудь найдут?
    Эмбер неохотно кивнула.
    – А почему ты так заинтересовалась этим делом?
    – Ты не единственная, кто вырос на детективных сериалах.
    Эмбер улыбнулась в ответ, и я мысленно сделала пометку, что стоит почаще смотреть телевизор.
    * * *
    Во мне клокотала какая-то нервная энергия. Хотелось бегать, пока не выдохнусь, но я опасалась, что у меня снова случится отключка. Поэтому первую половину занятия я занималась ходьбой на беговой дорожке, пытаясь привести мысли в порядок. Эмбер и Гевин растянулись на мате на другом конце зала, прикрывая собой разложенный между ними журнал. Сафия фехтовала. И фехтовала, увы, прекрасно. Кэш и еще несколько парней выкладывались на тренажерах. А Уэсли… он вдруг оказался рядом. Только что его не было и вот он уже здесь, молча шагает вместе со мной. Я стала считать пройденные в тишине шаги. На одиннадцатом Уэсли, видимо, решил, что пора прервать молчание.
    – Ты знала, – заговорил он, поразительно похоже подражая интонации Кэша, – что ястреб, изображенный на гербе Гайд Скул, известен тем, что совершает невероятные кульбиты, привлекая внимание будущей супруги?
    Я не смогла сдержать смех.
    – О чем думаешь, Мак? – спросил он уже своим голосом.
    – О преступлениях, – ответила я рассеянно.
    – Да уж, банальности – не твой стиль. А можно конкретнее?
    Я покачала головой.
    – Бишоп! Айерс! – крикнул тренер, стоящий рядом с рингом. – Покажите этим идиотам, как надо бороться.
    Уэсли улыбнулся и легонько подтолкнул меня плечом. Сквозь тонкую ткань футболки я ощутила на миг вибрацию его ударников. Мы подошли к рингу и стали надевать защитную экипировку.
    – У тебя и правда есть «Феррари»? – спросила я, натягивая перчатки.
    Он прожег меня взглядом.
    – К вашему сведению, мисс Бишоп, – сказал он, надевая шлем, – у меня вообще нет машины.
    Мы вышли на середину ринга.
    – Я потрясена, – бросила я, но тут раздался свисток. Уэс сделал выпад, я увернулась и поймала его запястье.
    – Расходуешь силы понапрасну, – заметил он. Я повернулась и перекинула его через плечо. Он не сопротивлялся – сделал сальто и, приземлившись на ноги, снова атаковал. Я отклонилась назад. Минуту-другую мы кружили по рингу.
    – Так ты живешь в двух шагах от школы? – спросила я, делая выпад. Он парировал удар и, обхватив меня за плечи, развернул к себе.
    – Я хожу Коридорами, – ответил он мне на ухо. – Это самый быстрый способ передвижения, помнишь? – Я собиралась снова перекинуть его, но он успел меня оттолкнуть. Я развернулась и ударила его в живот, в здоровый бок.
    – Ты можешь ходить Коридорами, только если Гайд Скул находится на твоей территории, – заметила я, блокируя два удара подряд.
    – Так и есть, – подтвердил он, стараясь сосредоточиться на поединке.
    Я улыбнулась про себя. Значит, Уэсли живет где-то поблизости. А рядом с кампусом расположены только роскошные особняки. Я попыталась представить, как он устраивает вечеринку на просторной каменной террасе, какие окружали здесь многие дома: вокруг гостей порхают вышколенные официанты с подносами, предлагая шампанское. Я так увлеклась воображаемой картинкой, что утратила бдительность. Уэсли сделал ложный выпад и сбил меня с ног. Я рухнула как подкошенная. Раздался свисток, Уэсли протянул мне руку, чтобы помочь подняться, и на этот раз я приняла ее.
    – Вот как это делается, – наставительно сказал тренер, сгоняя нас с ринга. – Еще бы поменьше болтали, вообще было бы отлично.
    Я сняла шлем и бросила на стеллаж со снаряжением. Волосы Уэсли блестели от пота, но я все еще представляла, как ему прислуживает дворецкий. А сам он, например, неспешно курит трубку. Или катается с Грэмами на их семейной яхте.
    – Чему ты улыбаешься? – спросил он.
    – Как твое настоящее имя? – вырвался у меня вопрос, явно заставший Уэсли врасплох. На миг он побледнел, и на его лице промелькнуло незнакомое беззащитное выражение. Но в следующую секунду ему почти удалось вернуть себе обычный непринужденный вид.
    – Ты же знаешь мое имя, – ответил он напряженно.
    – Кэш сказал, что Уэсли – твое второе имя, а не первое.
    – Гляжу, вы с Кэшем прямо не разлей вода, – хмыкнул он. В его голосе определенно звучала натянутость. Уэсли – искусный лжец, и ему ничего не стоило скрыть свое смущение. Поэтому то, что он позволил мне увидеть себя таким, пусть даже на мгновение, наводит на мысль, что он этого хотел. Он направился в другой конец зала, я кинулась следом за ним.
    – И кстати, – сказал он, не оглядываясь, – оно настоящее.
    – Что?
    – Мое имя. Не первое, но это не значит, что оно не настоящее.
    – Ладно, – согласилась я, стараясь не отставать. – Оно настоящее. Я просто хотела знать твое полное имя.
    – Зачем?
    – Иногда мне кажется, что я многого о тебе не знаю, – призналась я. Я потянула его за рукав, чтобы он наконец остановился. Его глаза с карими, зелеными и золотистыми крапинками блестели. – Другие девушки пусть себе думают, что твоя таинственность – это мило, но я-то вижу: ты показываешь другим то одну, то другую свою сторону, но какой ты на самом деле, никто не знает. Ты держишь это в секрете. И я думала… – Я осеклась. Мне хотелось сказать, что со мной он мог бы быть откровенным, но слова застряли в горле. Уэсли прищурился.
    – Кто бы говорил о секретах, Маккензи Бишоп, – сказал он. Хотя тон его был шутливым. Он повернулся ко мне и к моему удивлению положил руки мне на плечи.
    Меня тут же окатило волной его бешеной рок-музыки.
    – Хочешь знать мое полное имя? – спросил он тихо. Я кивнула. Он наклонил голову, и мы соприкоснулись лбами. Всего несколько дюймов отделяло его губы от моих. – Когда создаются пары Отряда, – голос Уэса казался легким и тихим на фоне его шума, – проводят особую церемонию. Именно тогда на их коже высекают символ Архива. Три линии. Одну ты делаешь сам. Вторую – твой напарник. И третью – Архив.
    Он смотрел мне прямо в глаза. Его слова звучали чуть громче нашего дыхания.
    – Нанеся шрамы, пара приносит клятву Архиву и друг другу. Клятвы начинаются и заканчиваются их полными именами. Поэтому, – прошептал он, – когда мы вступим в Отряд, я скажу тебе свое полное имя.
    По спортзалу эхом прокатился звонок, Уэс улыбнулся и отстранился.
    – Кстати, о времени, – сказал он весело, направляясь к раздевалке. – Я проголодался.
    * * *
    Дед никогда не рассказывал о своей напарнице. Однажды он обмолвился, что все бы мне рассказал, задай я верный вопрос. Но я почему-то так и не сумела задать нужный вопрос, чтобы он поведал мне о Мег. Он даже имени ее не называл, я узнала его позже, после смерти деда, когда собирала его вещи (все они уместились в одну коробку). Все его пожитки: кожаная куртка, бумажник, несколько писем – в основном, ему, но одно было адресовано моей бабушке Патти, оставившей его до моего рождения. Нашлись и фотографии, всего три – дед не отличался сентиментальностью. На одном снимке он, еще молодой, стоял, прислонившись к железной ограде. Выглядел он худым, сильным и слегка надменным. Если честно, то в старости дед от себя молодого отличался только морщинами. На второй фотографии была запечатлена вся наша семья – дед, мама, папа, я и Бен. На третьей дед стоял плечом к плечу с Мег, чуть склонив к ней голову. Он – в рубашке с длинными рукавами, она – в платье с открытыми руками. Снимок старый и выцветший, но я без труда различила на ее предплечье три параллельных шрама – символ Архива. Точно такие же, как у деда. Они оба были связаны этими шрамами, клятвами и тайнами. Они не улыбались, но казалось, что вот-вот улыбка появится у них на губах. И глядя на них, я думала лишь о том, как они друг другу подходят. Они ведь не просто стояли, причем даже не соприкасаясь. Они безошибочно чувствовали, где заканчивается личное пространство каждого. А эти их едва наметившиеся улыбки казались зеркальным отражением друг друга. И дед выглядел таким счастливым, каким я никогда его не видела. Я так мало знала об этой женщине и о том времени, когда дед служил в Отряде. В общем-то, я знала только то, что он ушел из Отряда. Дед говорил мне, что хотел, чтобы у него было время, чтобы обучить меня (интересно, что случилось бы, если бы он умер раньше? Кто-то другой пришел бы вместо него?). Однако когда я вижу его таким непривычно живым и счастливым, больно думать, что он бросил ее ради меня.
    – Как ты думаешь, они любили друг друга? – спросила я Роланда, показав ему фотографию.
    Он нахмурился, коснувшись потрепанных краев снимка.
    – Любовь – это слишком просто, мисс Бишоп. А вот Отряд – нет. – В его глазах светились гордость и печаль. Я помнила, что под рукавом на предплечье у него такие же шрамы. Три ровные линии. – Любовь проходит, а связь между напарниками Отряда не разорвать. Их связывает и любовь, и полное доверие. Быть в Отряде означает открыть свою душу напарнику, делиться с ним своими надеждами, желаниями, мыслями и страхами. Это означает не только доверить ему свою жизнь, но и взять в свои руки его судьбу. Это тяжелое бремя, – признал Роланд, возвращая мне снимок, – но Отряд того стоит.