В этой короткой записи хронист Феофан уведомляет о победе Константина VI над арабами и о его акте благодарения в Эфесе. Там есть большая базилика Евангелиста, основанная Юстинианом и Феодорой, поставленная на холме, который возвышается над древним храмом Артемиды. Это известное чудо Древнего мира было в основном разрушено, так что имелась возможность использовать его камни для сооружения укреплений и церкви. Поскольку праздник св. Иоанна отмечался 8 мая, императорский визит в Эфес явно приурочили к этому событию. В Средние века не видели ничего необычного в том, что годовщина смерти святого отмечалась праздничной ярмаркой, на которую съезжались купцы, часто издалека. Несмотря на явную несовместимость коммерческой деятельности и религиозного праздника, ярмарки были тесно связаны с церквами, особенно теми, в которых хранились знаменитые мощи, привлекавшие паломников. Судя по размеру суммы, дарованной Евангелисту, праздник св. Иоанна в Эфесе стал видным коммерческим событием в Малой Азии.

Византия унаследовала от Рима презрительное отношение к торговле, как к деятельности, недостойной свободных людей, поэтому торговый обмен редко привлекал внимание византийских хронистов. Так что упоминание об этой ярмарке является исключительным и дает основание оценить объем и важность kommerkion, 10 %-го налога на проданные товары, который в сумме составил 100 фунтов золота. Если торговый оборот ярмарки действительно достигал 1000 фунтов золота, его можно сравнить с платой армии, участвовавшей в кампании на Стримоне или с суммой в 1300 фунтов годовой выплаты фемы Армениак в начале IX в. Торговые агенты, которых называли kommerkiarioi, собирали сборы, уплачивавшиеся за все торговые сделки на территории империи. По печатям участвовавших в этом имперских чиновников мы можем проследить стремление государства облагать налогами экономический обмен – и на ярмарках, и в ключевых пунктах на границах империи, через которые проходил импорт и экспорт грузов. Такую печать (их сохранилось очень много) получал каждый из kommerkiarios, который назначался в конкретный район на определенный год во время правления того или иного императора. В обязанности этого человека входило взимание 10 %-го налога на все товары, проходившие через таможенный пост. Прикрепляя к мешкам свинцовую печать, чиновник давал понять, что сбор уплачен.

Вероятно, этот тип налогообложения возник в результате попыток контролировать экспорт ценных грузов, таких как шелк. Он дает нам возможность проследить действия торговых агентов, работавших на пограничных пунктах, а позднее – по всей империи. На подходах к Константинополю kommerkiarioi действовали на главных таможенных постах в Абидосе и Гиероне, контролировавших южную и северную части пролива (между Дарданеллами и Черным морем). Они также следили за судоходством по Босфору и снабжением столицы. После завоевания Египта персами в 619 г., которое положило конец импорту зерна, существовавшего со времен Константина I, начались поиски альтернативных источников снабжения в западной части Малой Азии. Местные купцы, вероятно, взяли эту роль на себя и вместе с kommerkiarioi обеспечивали снабжение столицы продовольствием. Не исключено, что чиновники соперничали между собой, чтобы получить должность таможенника, поскольку она давала возможность не только собирать 10 %-й сбор, но и работать лично на себя. Во всех сферах византийской торговли можно было получать неплохие доходы.

Константинополь господствовал на морских и сухопутных торговых путях между севером и югом, востоком и западом, сохранял контроль над рынками, которые посещали заморские купцы. В VII в. богатство города привлекало купцов из всех уголков Восточного Средиземноморья, и даже из Галлии. Свод морского права, вошедший в историю под названием «Морской закон родосцев», был составлен в VII или VIII в. и определял, что местные купцы могли получить фиксированную компенсацию за повреждение или утрату груза от судовладельцев, которые согласились перевозить их морем. В 809–810 гг. ведущие судовладельцы Константинополя были настолько богаты, что император Никифор I смог заставить каждого взять ссуду размером 12 фунтов золота под исключительно высокие 16,67 %, в то время как обычная ставка составляла 4,17–6 %. Так что, несмотря на крайне немногочисленные упоминания в документах о коммерческой деятельности, византийские купцы, судовладельцы и лавочники активно работали и получали большие доходы. Многие из них были непосредственно связаны с обеспечением снабжения столицы продовольствием.

Однако поступления от торговли являлись лишь небольшой частью бюджета Византийского государства, которое получало намного большие доходы от налогов на землю и физических лиц. Земельный налог – надежный источник доходов, а социальная элита всегда старалась инвестировать в процесс развития землевладения. Сенаторы не занимались торговлей. С обычным снобизмом они непоколебимо верили, что высокое социальное положение и владение большими участками земли, так же как должность при дворе, делают их особенными. К тем, кто принимал решение заняться торговлей, даже международной, относились с презрением, как к простолюдинам. Этот род деятельности считался грязным. Говорят, что в IX в. император Феофил (829–842) приказал сжечь целый корабль груза, узнав, что с ним как-то связана его супруга Феодора. А богатые люди в Фессалониках не боялись испачкать руки и спокойно занимались снабжением зерном второго города империи и богатых индивидов, которые поддерживали иконофилов, сосланных на острова в Мраморное море, могли зафрахтовать и загрузить судно, чтобы отвезти им продовольствие. Как правило, неназванные индивиды при необходимости использовали установившиеся модели торгового обмена. Тем не менее в любом случае традиционное поведение высших эшелонов византийского общества являло парадокс: эти люди всей душой презирали деятельность, от которой зависело благополучие города.

Византийский подход к торговле оставался прежним: никакие продукты, важные для жизни города, нельзя было вывозить. «Греческий огонь», золото, соль и железо для изготовления оружия, лес для судостроения, короче, все, что могло как-то помочь врагу, не должно было покидать пределы империи. Список запрещенных товаров включал и все шелка, окрашенные натуральной пурпурной краской (из морских моллюсков murex), которые считались привилегией императорской семьи, хотя в отдельных случаях этот материал мог отправиться за рубеж как дипломатический дар. В «Книге эпарха», приписываемой императору Льву VI (886–912), которая являлась сборником официальных постановлений, регулировавших деятельность ремесленников и купцов Константинополя, мы видим стремление контролировать все производство. Причем речь идет не только о ценных шелках или изделиях из драгоценных металлов, но также о свечах, мыле, рыбе и даже нотариальных записях. Хотя аналогичные гильдии со своими четкими уставами вроде бы не появились в других главных городах, можно не сомневаться, что византийцы старались установить границы доходов и процентные ставки по всей империи.

Тем не менее ярмарки, вроде той, что ежегодно проходила в Эфесе, являлись символом торговли, поддерживавшей города, деревни и укрепленные замки даже в периоды, когда монеты не были широко распространены за пределами столицы. Во все века существования Византийской империи правители чеканили монеты – золотые, серебряные и медные – с собственными изображениями, подтвержденными соответствующими надписями. С первого золотого солида, выпущенного Константином в 312 г., до монет Василия II, отчеканенных в 1020-х гг., золотой стандарт остался неизменным – удивительное достижение. Золотые монеты циркулировали по империи через плату государственным чиновникам и солдатам. Помимо пропагандистской ценности, одной из главных функций монет было облегчение сбора налогов. Самые главные формы налогообложения – на землю и физических лиц. Центральное правительство требовало, чтобы налоги выплачивались золотыми монетами. Так что золото, уплаченное чиновникам и солдатам, возвращалось в казну в виде налогов.

Управление всесторонними фискальными механизмами отражает традиционное отношение Византии к экономике, заключавшееся в том, что налогообложение земли и населения – самый эффективный способ финансирования правительственных расходов на военные нужды, содержание императорского двора, обеспечение столицы, других городских центров и производство востребованных предметов роскоши – шелков, эмалей и икон. Также для поддержки семей военных использовалась земля. Если семья поставляла полностью вооруженного и оснащенного солдата в армию фемы, ей существенно снижали налог на собственность. Хотя современные попытки рассчитать имперский бюджет неизменно оказываются неудачными, поскольку до нас дошли только фрагментарные сведения, представляется, что система функционировала исправно. При таких правителях, как Юстиниан, расходы на церковь, фортификационные сооружения и другое строительство, вероятно, превышали поступления от прямых налогов на землю и физических лиц и косвенных налогов на торговлю. Но это компенсировалось добычей успешных военных кампаний и дополнительными налогами с возвращенных территорий, снова попавших в сферу фискального влияния центрального правительства. Императоры всегда стремились расширить империю, вернуть утраченные провинции и захватить новые, повысив тем самым свои доходы. Такая политика в определенной степени оправдалась завоеваниями X в. и усмирением булгар в XI в. (см. гл. 20). И наоборот, любое уменьшение имперской территории означало немедленный спад налоговых поступлений в казну. Это частично объясняет неуклонное обнищание империи после 1261 г.

Во время мусульманских завоеваний VII в. – это был в высшей степени беспокойный период – утрата территорий и вторжение противника породили много беженцев. Люди бежали в более безопасные районы, разорвав старую, установленную еще римлянами связь между фермером и землей, которую он обрабатывает. В этих обстоятельствах высшая администрация утратила контроль над изменившейся налоговой базой за пределами центральных районов, остававшихся имперскими. Впоследствии потребовалось много лет, чтобы вернуть возможность прямого налогообложения. Начиная с конца VII в. имперская администрация распространила свое влияние на внутренние районы Балкан и восточной части Малой Азии в новых фемах. Чиновники из Константинополя были посланы, чтобы составить новые списки для налогообложения. К переписи населения (подушный налог и налог на очаги) добавилась оценка плодородности земли (если почва оказывалась каменистой, она облагалась меньшим налогом, чем пашни и пастбища) и перепись животных, имевшихся в крестьянском хозяйстве. Оливковые рощи, виноградники и плантации шелковицы (для поддержки производства шелка) имели большое значение для налогообложения. На некоторые продукты распространялись льготы, например на моллюсков, использовавшихся для производства краски. Сложность этой работы очевидна из разных финансовых трактатов, в которых описывается, как оценивать землю и имущество, а также из более поздних монастырских документов, в которых перечисляются налоговые льготы.

Императоры всегда чеканили монеты. Это помогает нам оценить реалии византийской торговли. Хотя очень немного монет, отчеканенных в 668–820 гг., были найдены во время раскопок в провинциях Коринф, Эфес, Сардий, Афродисия или Пергамон. Сесиль Моррисон недавно представила свидетельства – в виде графиков, показавших одну и ту же картину: сильное падение находок монет, датированных этими 150 годами. Вряд ли является совпадением тот факт, что это была эпоха иконоборческих споров. В Афинах, к примеру, после нескольких десятилетий археологических раскопок не нашли вообще ни одной монеты этого периода, поэтому обнаружение nomisma Юстиниана II (685–796, 705–711) является особенно ценным. Эта уникальная находка, сделанная во время строительства нового афинского метро, может быть отнесена к созданию фемы Эллада тем же императором.

Некоторые современные историки объясняют 150-летнее отсутствие монет тем, что в это время Византия была вынуждена ввести бартерную экономику, и налоги взимались таким же образом. Если так, то это не могло продолжаться до конца VIII в., когда чиновники из центральной администрации обложили налогом ярмарку в Эфесе, чтобы получить большую сумму в золотые монетах. Судя по мерам императора Никифора I (802–811), который рассчитывал на получение значительной суммы золотом от налогов Фракии, представляется, что в Византии существовала полностью монетизированная экономика. Никифора обвиняли в том, что он сильно увеличил налоги, некоторые на 50 %, обложил налогом на очаги ранее имевшие льготы благотворительные учреждения и ввел новый налог – две золотых монеты – на каждого раба, привезенного с Додеканесских островов.

Тем не менее, судя по всему, очень мало монет, выпущенных императорами от Константина IV до Михаила II (668–829), использовались за пределами столицы и в западных провинциях Сицилии, Южной Италии и Северной Африки, где имелись собственные монетные дворы. Эта проблема по сей день продолжает удивлять историков. Возможно, промежуток заметен на площадках, выбранных для раскопок классическими археологами, более заинтересованными в древних, чем в средневековых артефактах. Эти города пришли в существенный упадок в период завоеваний и иконоборчества. Они были превращены в укрепленные поселения (как Акрополь в Афинах или Акрокоринф, замок над Коринфом) или временно покинуты. Возможно, когда археологи начнут раскопки в замках и укрепленных поселениях на восточных границах империи, будет найдено больше монет. Или не исключено, что чеканилось меньше монет, и они циркулировали только в непосредственной близости к столице. На упомянутый выше промежуток, вероятно, приходится упадок византийского экономического могущества, связанный с арабскими завоеваниями VII в. и демографическим упадком. В последующий период наблюдается рост во всех областях.

На протяжении всей византийской истории, как и в Риме, император снабжался продукцией со своих обширных владений в разных частях империи. Будучи самым крупным землевладельцем, он контролировал существенные ресурсы, включая племенные фермы, на которых разводили животных, а также леса, плантации шелковицы, виноградники и оливковые рощи. Всем этим управляли агенты. Императоры нередко награждали успешных генералов, управленцев и служителей церкви земельными наделами, которые могли впоследствии стать ядром крупных поместий, которыми владели богатые и влиятельные семьи. Правители также давали землю монастырям (вместе с налоговыми льготами), несмотря на богатство, которым они и без того обладали. Правда, дары частным лицам легко отбирались. Все правители регулярно осуществляли конфискацию богатства и земельной собственности своих политических противников, которые изгонялись. Никифор I, к примеру, был ответственен за перевод в императорскую собственность поместий, ранее принадлежавших благотворительным организациям. Таким образом он обогатил императорскую казну, вызвав обнищание «религиозных домов».

Из сохранившихся ранних финансовых документов ясно, что все деревни должны были заплатить крупную сумму сборщикам налогов, когда те приезжали с ежегодным визитом после осеннего сбора урожая. И если каждое хозяйство и каждый землевладелец облагались налогами индивидуально, вся община собирала нужную сумму в золотых монетах и частях золотых монет (половина или треть nomisma). В этом процессе деревенские старейшины следили за тем, чтобы любой дефицит компенсировался. Если, к примеру, женщина лишилась мужа и не могла обрабатывать принадлежавший семье участок земли, соседям предлагалось сделать эту работу, поделить урожай и дать ей возможность заплатить налог. Сборщики могли даровать ей некоторые льготы или вообще освободить от налога. Со временем ее земля могла перейти соседям. Но, судя по документам, многие вдовы фигурируют как главы семей. В документах Фив один мужчина – налогоплательщик идентифицируется только как зять некой женщины по имени Софрония. Вероятнее всего, она была главой большой семьи с крупными земельными владениями.

Записи дают представление о размерах семей в течение нескольких поколений, но оценить общую численность сельского населения и его рост очень трудно. Некоторые косвенные показатели, такие как церковное строительство и расширение епархий, предполагают, что с середины IX в. и далее демографическая экспансия и рост излишков производства привели к инвестированию строительства качественных каменных зданий. Впечатляющая церковь в Скрипу, например, была построена в 873–874 гг., по большей части на средства местного генерала. В почти в это же время построенной церкви Св. Иоанна в Афинах сохранились имена ее основателя, Константина, его супруги Анастасо и их сына Иоанна. В Каппадокии жилища и церкви вырубались из вулканического туфа. Немногое известно о людях, живших в таких домах-пещерах, но, судя по настенным росписям, это было богатое и разумное общество, которое запечатлело на фресках Иоанна Цимисхия (969–976). После многих веков арабских набегов и войн центральная часть Малой Азии переживала подъем экономики и рост богатства.

В византийских сельских общинах IX и X вв. купля и продажа земли регулировались, чтобы обеспечить фискальное единство деревни. Существовавшее в деревне неравенство рано или поздно приводило к тому, что самые богатые жители начинали доминировать и приобретали собственность за пределами общины. Посторонним не разрешалось покупать земли общины, но частные земельные угодья, дарованные тем или иным индивидам императором, стали новшеством в сельской местности. Появление крупных землевладельцев угрожало уничтожением социальной структуры деревни посредством скупки собственности. Получая участок деревенской земли, власть имущие (dynatoi) увеличивали свои ресурсы и вторгались в крестьянскую общину. Обнищавшие крестьяне, ранее владевшие участками, по большей части переходили под контроль новых землевладельцев и становились привязанными к земле на манер средневековых сервов.

Начиная со времени правления Романа I Лакапина (920–944) императоры старались ограничить влияние крупных землевладельцев и защитить права крестьян, запрещая основание новых монастырей, в то время как старые начинали разваливаться. Эти меры по поддержанию традиционных порядков, возможно, имели экономическую подоплеку: следовало сохранить налоговую базу империи. Меры были направлены на защиту свободных сельских жителей, которые платили налоги. Власти не могли допустить, чтобы земли сельчан перешли в руки крупных землевладельцев, которые имели достаточно сил, чтобы противостоять сборщикам налогов, и настаивали на своем праве получить льготы. Императоры X в. издали ряд законов, имевших целью поддержку коллективной сельской общины и сдерживание ее могучих соседей. Но факт, что Василий II почувствовал необходимость повторить закон через 40 лет – в 996 г., чтобы закрыть лазейку, с помощью которой бедняков законно лишали земли, предполагает, что влиятельных людей не так-то легко обуздать. Тем не менее рост крупных поместий также стимулировал обработку ранее пустовавших участков и вложения в совершенствование технологий (таких, как водяные мельницы) и в развитие таких культур, как оливы, которым необходимо много лет, чтобы полностью развиться. Вложения, рассчитанные на перспективу, а не на немедленную отдачу, обычно являются признаком экономического роста. Византийская элита всячески стремилась расширить свои владения, приобретая земли, предприятия и людей.

Законы не запрещали отдельным лицам вкладывать свои личные средства в строительство новых церквей и монастырей, даже когда другие – существующие – разваливались. В 867 г., например, Василий I обнаружил, что большое количество церковных построек в столице нуждается в ремонте, но почти одновременно удалившийся на покой адмирал Константин Липс основал в Константинополе монастырь и церковь (ее уцелевшие части демонстрируют элегантные украшения – лепные и изразцовые). Некоторые чиновники построили себе в Константинополе такие большие и высокие дома, что пришлось срочно издавать новые правила, поскольку эти строения загораживали весь свет зданиям меньших размеров.

Византийская элита предпочитала делать инвестиции не в экономику, а в покупку земли и свое продвижение по административной лестнице, что позволяло получать дополнительные доходы. Аристократы также покупали почетные придворные титулы, обеспечивавшие им государственные пенсии. Николас Ойкономид подсчитал, что доход от такого типа инвестиций составлял 2,5–3 % годовых, хотя он мог возрасти до 8,3 % при самых высоких титулах, таких как protospathorios (буквально – «первый оруженосец»). Но поскольку эти титулы не наследовались и первоначальная сумма, затраченная на покупку, никогда не возвращалась, в качестве мотивации их получения оставались почет и высокий статус. Использование высокого титула и возможность надеть, по случаю, соответствующий костюм были важнее любой экономической выгоды. Бородатый protospathorios, например, носил золотой воротник с драгоценными камнями и красный плащ, отделанный золотом. Небородатый protospathorios (евнух) носил белые одежды и белый плащ с золотой отделкой. Несмотря на традиционное презрение к людям, зарабатывавшим на жизнь торговлей, императоры и их допускали в элитный круг – за плату.

Такой механизм также помогал привлечь всех высокопоставленных чиновников, гражданских и военных, а также иностранцев ко двору в сердце столицы. Процесс теснее интегрировал их в имперскую систему управления и имел дополнительное преимущество – укрепление придворной иерархии и центральной бюрократии. В 950 г. Лиутпранд Кремонский, итальянский посол при константинопольском дворе, наблюдал за выдачей годовой платы придворным. Его описание подтверждает важность государственной службы в Византии. Событие начиналось в Пальмовое (Вербное) воскресенье и продолжалось три дня: «Был принесен стол… на котором лежали пакеты с деньгами, увязанные в мешки, согласно вознаграждению каждого человека, сумма была написана снаружи на мешке… первым вызвали дворцового маршала, который вынес свои деньги не в руках, а на плечах, вместе с четырьмя плащами. После него настала очередь командующего армией и адмирала флота…»

После того как они унесли свои мешки с золотом, раздача продолжилась. Теперь золото выдавалось патрициям, имевшим не такие высокие посты. Когда Константин VII поинтересовался, понравилась ли послу церемония, тот удачно сравнил себя с богачом в аду, терзаемым видом отдохновения Лазаря. После этого император прислал Лиутпранду фунт золота и роскошный плащ.

Царьград – город Константина – привлекал множество чужеземцев, которые приезжали продавать и покупать, что стимулировало средневековое коммерческое возрождение империи. Золотые изделия и шелка привлекали купцов, школы – учеников, церкви, мощи и иконы – паломников. Имперская администрация создавала рабочие места, а смешанное общество предоставляло больше возможностей, чем любое другое в Средиземноморье. В исламском мире были города крупнее – например, Багдад, да и рынки больше. Но Константинополь не имел соперников в христианском мире. Для сирийских, русских и венецианских купцов, которые часто жили в столице много месяцев, она оставалась надежной гаванью, вокруг которой была сосредоточена вся экономическая жизнь. Каждая группа размещалась в конкретном районе, где имелись нужные религиозные учреждения: арабские купцы молились в своих мечетях, иудеи – в синагогах, а западные купцы – в своих церквах. Все было предусмотрено городским эпархом, который поддерживал закон и порядок.

В 992 г. Василий II даровал венецианцам снижение базового налога на суда, входившие в Дарданеллы, с 30 до 17 золотых солидов, тем самым предоставляя им более благоприятные условия, чем местным торговцам или купцам других национальностей. Причина такого предпочтения заключалась в том, что Венеция также обязалась оказать империи военную помощь против ее врагов, перевезя византийские войска через Адриатику для военной кампании в Южной Италии. Многие считали такую привилегию ударом по местным купцам, которые были обязаны выплачивать полный налог, но поступок императора можно трактовать и по-иному: Василий хотел, чтобы западные купцы продолжали использовать Константинополь как свой главный рынок. То, что император давал, можно было легко отнять, и в XII в. привилегии венецианцев отозвали по политическим причинам. Когда византийские купцы лишились возможности успешно конкурировать в международных перевозках грузов, они вернулись к менее доходному делу – к их перевозке между портами Эгейского моря, а некоторые достаточно разбогатели, чтобы купить себе должности и титулы.

В Венеции существовал другой подход к торговле – как к источнику силы и процветания. Для маленького города-государства торговля являлась жизненной необходимостью, вызванной обстоятельствами. Его жители были вынуждены торговать морем, чтобы выжить, и они сделали судостроение и морскую торговлю основой своей жизни. Венецианский сенат обеспечил защиту торгового флота вооруженными кораблями, в результате чего стала процветать торговля рабами, солью и лесом со всеми частями мусульманского мира и Византией. В империи дела обстояли с точностью до наоборот. Люди были уверены, что служба и инвестиции в развитие землевладения – самый надежный способ заработать состояние, и не занимались торговой деятельностью. Купцов всячески ограничивали и контролировали, что сдерживало их инициативу. Империя пренебрежительно отнеслась к местному рыболовному флоту и заставила его дать капитанов, моряков и оснастку для военных экспедиций. В конце XII в. даже монахи на горе Афон были ограничены во вместимости судов для транспортировки в Константинополь зерна из своих владений.

Отношение имперской власти к торговле не позволило создать более гибкие институты, и она никак не отреагировала на полезные инициативы итальянских и мусульманских купцов. И все же веками Византии удавалось сохранять свое место в средневековом мире посредством выпуска надежных золотых монет и присутствия в ее центре динамических рынков. Даже после обесценивания в XI в. византийских золотых монет их стабильность была восстановлена, и Византия сохранила свое традиционное производство предметов роскоши, изрядно разбогатев, что глубоко потрясло западных крестоносцев. Иностранные монеты, выпущенные до 1204 г., очень редко находили в Константинополе, что подтверждает высокий престиж византийских золотых солидов – символ имперской, а не коммерческой экономики.