Глава девятая

Очевидно, Паулина и я доказали, что справляемся неплохо, потому что сегодня вечером Берди неожиданно стала направлять нас к разным столам, строго при этом наказав, чтобы не вздумали пробовать крепкие напитки, которые разносим гостям. Паулина отнеслась к изменениям почти равнодушно, но у меня было чувство, что я перешагнула некую черту. Да, речь шла всего-навсего об обслуживании столов, но таверна, постоялый двор и его завсегдатаи – это все, что было у Берди. Вся ее жизнь. Она доверила мне что-то, чем дорожила. Ее сомнения и боязнь, что у нее на руках обуза, неженка-принцесса, которая сама нуждается в присмотре, видимо, рассеялись. И я ее не подведу.

Таверна при постоялом дворе представляла собой большую просторную комнату. Широкая распашная дверь в дальней стене вела на кухню, а у прилегающей стены располагалась «оросительная система», как шутя называла ее Берди. Это было сердце таверны, бар с длинным прилавком из полированной сосны и кранами, откуда текло пиво разных сортов из бочек, хранящихся в холодном погребе. Лестница из погреба выходила в темную нишу за барной стойкой. В таверне могло разместиться до сорока человек – и это не считая посетителей, которые предпочитали стоять в углу или присесть на один из пустых бочонков, расставленных вдоль стены.

День только начинал клониться к вечеру, но в таверне уже царило оживление, и все столы, кроме двух, были заняты.

К счастью, пища у нас была простая, выбор невелик, так что я без ошибок запоминала заказы и приносила каждому посетителю требуемое пиво и блюдо. В основном заказывали плоские лепешки и рыбную похлебку, которой Берди особенно славилась, хотя ее копченая оленина со свежей зеленью и дыней тоже была необыкновенно вкусна, особенно сейчас, в разгар сезона ароматных дынь. Этот рецепт взял бы на заметку даже главный повар цитадели. Мой отец отдавал предпочтение замысловатым мясным блюдам с пряными соусами, а доказательства этого откладывались у него на талии. Стряпня Берди стала для меня приятным отдыхом от этой тяжелой пищи, обременительной для желудка.

Энцо куда-то запропал, и каждый раз, заходя на кухню, я слышала, как Берди тихонько бурчит что-то о голове садовой – однако я отметила, что сегодня он все-таки принес треску, так что похлебка хозяйке удалась как никогда.

– Нет, вы только поглядите на тарелки! – воскликнула она, потрясая в воздухе черпаком. – Велела олуху отвести лошадь в стойло, а он ушел и пропал. Придется мне подавать похлебку в ночных горшках, если он не принесет свой несчастный…

Дверь приотворилась, и в щель просочился Энцо, сияя так, будто нашел сундук золота. Он как-то странно покосился в мою сторону, удивленно подняв брови, точно никогда не видел меня раньше. Странный мальчишка. Глупым я бы его не назвала, но, похоже, Берди не без причины бранила его головой садовой. Я вышла в зал с пивом и тарелкой оленины, а Берди накинулась на Энцо, велев прямиком бежать к корыту с грязными тарелками.

Как раз когда я выходила из кухни, в таверну вошли новые посетители. Паулина вмиг оказалась рядом, пытаясь втолкнуть меня обратно. Я чуть было не выронила тарелку.

– Возвращайся на кухню, – прошептала Паулина. – Скорее! Мы с Гвинет сами управимся.

Я осмотрела горстку вошедших солдат, которые устремились к столу и стали рассаживаться. Ни один из них не показался мне знакомым. Они тоже едва ли могли узнать меня, особенно в этой новой для меня роли, не говоря уж о том, что, обслуживая клиентов в таверне, мы надевали одинаковое платье. Нарядите принцессу в бурую юбку из грубой ткани и фартук, и она потеряет всякое сходство с принцессой – а волосы мои были забраны под кружевной чепец.

– Никуда я не пойду, – шепнула я в ответ. – Не могу же я прятаться всякий раз, как кто-то входит в дверь.

Паулина настаивала. Тогда я проскользнула мимо нее, желая покончить с этим раз и навсегда. Поставив блюдо с олениной перед клиентом и все еще держа в другой руке пару кружек пива, я подошла прямо к солдатам.

– Что прикажете подать, любезные господа?

Паулина в ужасе застыла у кухонной двери.

Один из гвардейцев медленно оглядел меня, смерив оценивающим взглядом от лодыжек до талии, задержавшись на шнуровке корсажа и, наконец, мрачно посмотрел мне в лицо. Его глаза сузились. У меня екнуло сердце, кровь прилила к щекам. Неужели узнал? Могла ли я так ошибиться? Вояка неторопливо поднял руку и обхватил меня за талию, притянув к себе прежде, чем я успела отреагировать.

– А я уже получил, что хотел.

Остальные захохотали, а я, как ни странно, успокоилась. Такие заигрывания были мне знакомы, я не раз наблюдала, как вела себя Гвинет в подобных случаях. Это испытание мне по зубам. Куда хуже, если бы во мне признали беглую королевскую дочку. Я наклонилась вперед, изображая заинтересованность.

– Гвардейцы Его величества короля, как я понимаю, сидят на строгой диете. Вы должны быть более сдержанны в своих предпочтениях.

В этот момент я изловчилась и как бы случайно вылила по полкружки пива ему на колени.

Мгновенно отпустив меня, вояка вскочил, отряхиваясь, как растерянный школяр. Его товарищи одобрительно смеялись, довольные представлением. Не успел он обрушиться на меня с руганью, как я ласково (и, надеюсь, обольстительно) заговорила первой:

– О, простите, мне так жаль. Я в этом деле еще новенькая, неловкая. Безопаснее для вас будет держать руки при себе. – Я поставила перед ним на стол две неполные кружки. – Вот, это вам в качестве извинения за мою неуклюжесть.

Я поскорее удалилась, не дав ему опомниться и собраться с ответом, но услышала, как за моей спиной раздался взрыв грубого хохота.

– Ловко ты его, – одобрительно шепнула мне Гвинет, зато Берди встала в дверях, грозно подбоченясь и сжав губы в тонкую ниточку. Я нервно сглотнула. С этими солдафонами все средства хороши. Я не могла понять, что так возмутило Берди, но мысленно взяла на заметку: быть сдержаннее и стараться не проливать пиво.

Я вернулась к бару за новой парой эля для добропорядочных гостей, чье пиво отдала солдатам. Вынув из-под прилавка чистые кружки, я подставила их под кран, а сама оглянулась на Паулину. Та не сводила глаз с входа в таверну.

Месяц подходил к концу, и, хотя ждать Микаэля было еще рано (он никак не мог успеть добраться сюда из Сивики), девушка, встрепенувшись, вскидывала голову каждый раз, как скрипела дверь. Всю последнюю неделю она ходила бледная, сошел со щек обычный румянец, кусок не лез ей в горло, и я подозревала, что всему виной любовное томление. Я ждала, пока кружки наполнятся доверху, и молила богов, чтобы – ради спокойствия Паулины – следующим, кто войдет в таверну, оказался ее Микаэль.

Я чуть не подскочила. Священные поминовения в таверне? Но мелодия растаяла так же быстро, как появилась, и вокруг слышался теперь только неразборчивый гул голосов. Дверь рывком распахнули, и я подняла голову, чтобы посмотреть, кто же входит.

По поникшим плечам Паулины, я поняла – не тот. Моя подруга переключилась на посетителей, которым прислуживала, но я продолжала следить за вновь пришедшими, а те задержались у входа, осматривая переполненный зал. Меня удивило, как внимательно они ощупывают глазами посетителей за столами и каждый уголок таверны. Один незанятый столик был от них всего в нескольких шагах. Если они искали, где бы присесть, то не заметить его просто не могли. Я незаметно отодвинулась ближе к укромной нише и оттуда продолжала следить за ними. Блуждающие взгляды задержались на спине Паулины, которая переговаривалась в углу с какими-то пожилыми мужчинами.

– Да, любопытная парочка, – сказала подошедшая Гвинет.

Я не могла отрицать, они меня и впрямь заинтересовали. Было что-то…

– Тот, что слева, – рыбак, – объявила Гвинет. – Широкие плечи. Волосы темные, но выгорели на солнце и давно не видали гребня. Руки исцарапаны. Немного мрачноват. Хороших чаевых от такого вряд ли дождешься. А справа, светловолосый – торгует чем-то. Может, пушниной. Походка уж очень уверенная. Они все такие. И посмотри на его руки, они никогда не знали рыбацких сетей или плуга – им знакомы только лук да быстрые стрелы. Этот может щедрее раскошелиться, ему нечасто доводится выбраться в город. А это повод кутнуть на славу.

Я бы посмеялась, слушая уверенные выводы Гвинет, только было не до смеха. Я не могла оторвать глаз от странной пары. Слишком они отличались от обычных посетителей и обликом, и поведением. Они не казались похожими ни на рыбака, ни на торговца пушниной. Что-то подсказывало мне, что они здесь по другим делам – хотя, конечно, у Гвинет глаз наметанный и опыта в этих делах намного больше.

Тот, которого она записала в рыбаки из-за темных, выгоревших на солнце волос и исцарапанных рук, имел вид более сосредоточенный, а взгляд – более цепкий, чем у рыбаков, которых я встречала в городе. Была в нем и непривычная решительность, спокойная твердость, словно он был уверен в каждом своем шаге. А что касается рук – оцарапаться можно где угодно, не только о крючки и жабры. Я, например, за время пути несколько раз жестоко ранилась, попадая в колючие заросли ежевики. Волосы – и в самом деле длинные и нечесаные – падали ему на плечи, но и это ни о чем не говорило: возможно, у него было долгое и трудное путешествие и не нашлось, чем их перевязать.

Светловолосый его спутник был почти такого же сложения, разве что на какой-нибудь дюйм меньше ростом и слегка пошире в плечах. У него волосы едва доходили до воротника. Держался он с той же невозмутимой уверенностью, что и его друг, но был к тому же так мрачен, что, казалось, воздух вокруг него сгущается и темнеет. Определенно у него на уме было что-то большее, чем кружка холодного сидра. Возможно, все дело было в усталости с дороги – или была причина иная, более значительная. Остался без работы и приехал в город в поисках заработка? Не оттого ли они медлят, не решаясь сесть к столу? Должно быть, у них в карманах нет и ломаного гроша на двоих. Моя фантазия разыгралась не хуже, чем у Гвинет.

Я видела, как темноволосый сказал что-то второму, показывая на пустой стол, и они сели, но вели себя странно. Казалось, общество друг друга занимает их намного меньше, чем то, что происходит вокруг.

Гвинет пихнула меня в бок.

– Не сверли ты их так взглядом, а то, глядишь, глаза вывалятся. – Она вздохнула. – Эх, для меня они слишком молоды… Но вот тебе…

Я подняла глаза к небу.

– Умоляю…

– А что тут такого. Ты только посмотри на себя. Прямо копытом бьешь, как кобылка. И вообще, скажу тебе, это не преступление. Они закажут по паре темного сидра каждый, поверь мне, – Гвинет ловко выхватила у меня наполненные кружки. – Эти я сама отнесу, а ты иди, обслужи тех двоих.

– Гвинет! Подожди! – но я понимала, что она не станет слушать. Сказать по правде, я была рада этой замене. Но не потому что новые гости мне понравились – оба какие-то помятые, покрытые пылью. Они были для меня загадкой – вот в чем причина. Почему бы и не подыграть немного Гвинет? Что ж, проверим, смогу ли я угодить рыбаку и торговцу пушным товаром. Я взяла с полки еще две, последние чистые кружки – и что там Энцо столько возится у корыта? Я потянула кран, дождалась, пока пенистый эль цвета темного золота наполнил кружки до ободка, и с удивлением отметила, что немного волнуюсь.

С кружками в одной руке я уже отходила от барного прилавка, но тут поймала взгляд Паулины. Солдафон с мокрыми штанами, тот самый, что пытался облапать меня, теперь крепко держал за талию мою подругу. Я увидела, как девушка с деланой улыбкой на лице пытается высвободиться из его хватки, оставаясь при этом любезной. Вояка только похохатывал, наслаждаясь ее беспомощностью. Кровь бросилась мне в лицо. Сама не знаю, как я вмиг очутилась рядом и уставилась в лицо похотливой гадине.

– Вы уже получили одно мягкое предупреждение, господин. В следующий раз вместо того, чтобы снова обливать ваши порты, я опущу эти кружки на ваш медный лоб. А теперь немедленно оставьте ослиные ухватки и ведите себя достойно, как подобает гвардейцу Его величества – сейчас же уберите руку.

На этот раз никто не хлопал себя восторженно по колену, не раздалось ни одного смешка. В таверне повисло молчание. Солдафон смерил меня тяжелым взглядом, разъяренный, что получил при всех отповедь от девчонки. Он нехотя выпустил Паулину, и она убежала на кухню, но я не уходила и не отводила глаз. У мерзавца раздувались ноздри, мне показалось, что он готов прямо здесь, прилюдно придушить меня. Сердце у меня бешено колотилось, но я заставила себя медленно, примирительно улыбнуться.

– Представление окончено, – обратилась я ко всем сразу и поскорее отошла, чтобы избежать продолжения перепалки и ответных слов негодяя. Сделав всего несколько шагов, я чуть не врезалась в стол, где сидели те двое. Выражение, с которым они на меня смотрели, тоже застало меня врасплох, так что я не сразу нашлась, что сказать. Напряжение, которое я ощутила даже издали, вблизи чувствовалось еще сильнее. На миг я застыла неподвижно. Холодные, как голубой лед, глаза «рыбака» так и резали меня насквозь, да и под неистовым взглядом карих глаз «торговца» хотелось поежиться. Я не могла понять, в чем тут дело – сердятся они или впечатлены происшествием. Я постаралась замять неловкую паузу и взять инициативу в свои руки.

– Вы у нас впервые. Добро пожаловать. Должна предупредить, у нас не всегда так весело, но за сегодняшнее развлечение дополнительной оплаты не берем, все за счет заведения. Надеюсь, господа, темный сидр придется вам по вкусу. Я почти уверена, что вы будете им довольны.

Я поставила кружки на стол. Оба клиента не сводили с меня глаз, не произнося ни слова.

– Уверяю вас, на самом деле я еще ни разу никого не короновала кружкой. Пока.

Торговец пушниной прищурился.

– Это успокаивает, – он схватил кружку, поднес к губам и отхлебнул, не отрывая от меня взгляда. Меня снова обдало жаром. Наконец, он отнял кружку от рта и улыбнулся – очень приятной, удовлетворенной улыбкой, от которой мне сразу стало легче.

– Прекрасный сидр, – сказал он.

– Уж не айслендский ли акцент слышу я? Vosê zsa tevou de mito loje?

Светловолосый с такой силой стукнул кружкой, что немного сидра выплеснулось на стол.

– Нет, – ответил он решительно.

«Нет», но на какой вопрос? Это не его акцент или он не приехал издалека? Однако ему, кажется, не понравились мои расспросы, так что я не стала продолжать.

Я повернулась к «рыбаку», который пока не проронил ни словечка. Его лицо можно было бы назвать славным и даже открытым, если бы не приклеенная к губам кривая усмешка вместо искренней улыбки. Этот тип продолжал пристально меня разглядывать. Я ощетинилась. Если ему не понравилось, как я обошлась с гвардейцем, его дело. Лебезить перед ним я не намерена. Он должен подать голос первым – хотя бы поблагодарить за сидр.

Тот медленно подался вперед.

– Как ты узнала?

Этот голос хлестнул меня, как розга по спине, выбил воздух из легких. Я молча смотрела на него, пытаясь собраться с мыслями. Звук продолжал звенеть у меня в ушах. Определенно знакомый, но в то же время чужой. Я знала, что никогда прежде не слышала этот голос. Но я его слышала.

– Узнала? – беззвучно переспросила я.

– Что нам понравится сидр?

Я сделала отчаянную попытку скрыть замешательство бойким ответом.

– Это все Гвинет. Другая служанка. Это ее хобби. И чаще всего она оказывается права. Гвинет ловко угадывает не только напитки, но и ремесла. Она считает, что вы рыбак, а ваш друг торгует.

Голос не слушался меня, слова вылетали сами собой. Я прикусила губу, приказывая себе замолчать. Гвардейцы ведь не превратили меня в глупую пустомелю. Каким же образом этим двоим удалось такое со мной проделать?

– Благодарю вас за сидр, мисс…? – торговец помедлил.

– Я отзываюсь на Лию, – ответила я. – А вас как величать?

После легкого колебания он все же ответил:

– Каден.

Я повернулась к «рыбаку», ожидая, что и он представится. Вместо этого он покатал мое имя на языке, как кукурузное зерно, застрявшее в зубах. «Лия. Хм». И задумчиво поскреб недельную щетину на щеке.

– Каден и…? – я улыбнулась, стиснув зубы. Буду любезна во что бы то ни стало. Хватит на сегодня сцен, особенно на глазах у Берди.

Холодный взгляд «рыбака» встретился с моим, он вызывающе выпятил подбородок. Потом улыбнулся, и от уголков глаз разбежались мелкие морщинки.

– Рейф, – назвался он.

Я постаралась не подать виду, что внутри у меня все горело, будто жгло раскаленными углями. Может, его лицо даже с улыбкой не стало добрым и открытым, но оно поразило меня. Я почувствовала, как румянец заливает мне лицо, и только молилась, чтобы в тусклом свете этого никто не заметил. Имя было необычным для этих краев, но мне понравилась простота его звучания.

– Чем же прикажете угостить вас, Каден и Рейф? – я начала было перечислять кушанья, которые сегодня наготовила Берди, но их обоих вдруг заинтересовала девушка, за которую я вступилась.

– Она выглядит слишком молоденькой, чтобы прислуживать здесь, – заметил Каден.

– Ей семнадцать, как и мне. Хотя в каком-то смысле она действительно более наивна.

– О? – только и спросил Рейф, но краткий вопрос прозвучал двусмысленно.

– У Паулины нежное сердце, – пояснила я. – А я научилась давать отпор невежам, а также отвечать на бестактные вопросы.

Он усмехнулся.

– Да, я вижу.

Это было сказано довольно язвительно, но почему-то его ухмылка меня обезоружила, так что я забыла ответ, уже вертевшийся на языке. Я отвернулась к Кадену, который, к большому моему облегчению, был словно погружен в свои мысли и рассматривал не меня, а собственную кружку.

– Рекомендую вам взять похлебку, – предложила я. – Здесь это блюдо нравится всем.

Каден поднял глаза и улыбнулся приветливей.

– Если так, пусть будет похлебка, Лия.

– А я предпочту оленину, – сказал Рейф. Не удивительно. Что ж, отрежу ему ломоть пожестче. Пусть жует, может, хоть тогда самодовольная усмешка сойдет с его лица.

Гвинет неожиданно выросла рядом со мной.

– Ты нужна Берди на кухне. Прямо сейчас. Я сама подам этим господам.

Было яснее ясного, что моя помощь на кухне нужна Берди меньше всего – но я только кивнула и оставила Кадена и Рейфа заботам Гвинет.

После приглушенной, но яростной лекции Берди о том, почему нельзя указывать представителям власти на их недостатки, меня продержали на кухне до закрытия таверны. Я осмелилась было возражать, упирая на справедливость и благородство, но доводы Берди были куда более практическими и касались таких жизненно важных вещей, как выживание. Она всеми силами избегала слова «принцесса», так как поблизости крутился Энцо, но смысл ее намеков был ясен: положение, которое сейчас я занимаю, немногим выше коровьей лепешки, так что для всех будет лучше, если я поскорее научусь сдерживать свой высокомерный и острый язычок.

До конца вечера Берди сама разносила еду, изредка забегая на кухню, чтобы передать мне заказы или приправить свежую порцию похлебки, но главное – следила, чтобы каждый из солдат получил щедрую добавку за счет заведения. Этот компромисс так мне претил, что я вымещала свой гнев на луке, который шинковала.

Когда третья луковица была измельчена в кашицу, а мой пыл несколько поугас, мысли вернулись к Рейфу и Кадену. Никогда я не узнаю, был ли один из них рыбаком, а второй – торговцем пушным товаром. Сейчас они уже, должно быть, далеко отсюда, и я в жизни их больше не увижу. Я думала о Гвинет, которая напропалую заигрывает со своими клиентами, ловко управляя ими по своему желанию. Интересно, и с этими двумя у нее тоже получилось?

Я схватила из корзины узловатый рыжий клубень и швырнула на колоду для рубки мяса. Он был превращен в кашу еще быстрее, чем луковицы, не считая разве что нескольких ломтиков, отлетевших на пол.