Глава сорок третья

Я обняла Берди, поцеловала ее в щеку, а потом обняла еще раз. Мы уже попрощались прошлой ночью, но рано утром обе, Берди и Гвинет, выбежали на крыльцо таверны, с плотно набитой переметной сумой. Съестных припасов в ней с лихвой хватило бы на двоих.

Рейф и Каден уехали еще до рассвета. Мне было жаль, что я не смогла попрощаться с Каденом, а вот с Рейфом нам еще предстояло увидеться у цистерны. Что же за срочные дела заставили его вдруг сняться с места? Может, сегодня такой день, когда не только мне, но и другим предстоит исполнить свои обязательства перед прежней жизнью. С Паулиной мы накануне проговорили полночи, многое было сказано, но утром она убежала из дому, когда я еще не проснулась. Долгие проводы – лишние слезы.

Я подошла к Гвинет, и мы обнялись.

– Ты ведь позаботишься о Паулине, правда?

– Конечно, – шепнула она.

– Поменьше болтай, не распускай язык, ясно тебе? – проворчала Берди. – По крайней мере, в дороге. А уж дома-то все им расскажи, выложи, как есть.

Возможно, мне не дадут возможности хоть что-то рассказать. Ведь я по-прежнему беглянка. Изменница. Но, с другой стороны, даже министры отца не будут отрицать, что для государства полезнее не наказывать меня за проступок, а сделать еще одну попытку вернуть доброе расположение Дальбрека.

Я улыбнулась.

– Выложу все, как есть, обещаю.

Взвесив на руке мешок с едой, я задумалась, как же навьючить все это на бедного Отто.

– Готова?

Я оглянулась.

Паулина, в одежде для верховой езды, вела под уздцы Нове и Дьечи.

– Нет, – я замахала руками. – Ты со мной не поедешь.

– Ты приказываешь как принцесса? Неужели замашки Ее королевского высочества вернулись так быстро? Как ты можешь мне запретить? Голову мне отрубишь, если я поеду следом?

Я подозрительно посмотрела на припасы, заготовленные на двоих, а потом на Берди и Гвинет. Они смущенно улыбались.

Я только пожала плечами. Мне нечего было возразить Паулине.

– Что ж, поехали.

Мы покидали Терравин так же, как приехали, в старой одежде, с тремя осликами, которые несли всю поклажу. Но не все осталось таким, как прежде. Другими стали мы сами.

Терравин остался позади – по-прежнему прекрасный, как жемчужина. Не идеальный. Не беззаботный. Но настоящее совершенство для меня. Совершенство для нас. На вершине холма я придержала Отто и оглянулась. Меж деревьями все еще можно было разглядеть залив. Терравин. Теперь я лучше понимала, зачем нужны монументы. Одни из них созданы из камня и политы потом. Материалом для других послужили сны и мечты, но все они нужны, чтобы помнить о том, что мы не хотим забыть.

– Лия? – позвала Паулина, которая на Нове уехала довольно далеко вперед.

Я толкнула Отто, и он бодро потрусил вдогонку. Надо было двигаться вперед, к новой надежде. К надежде, сотканной из плоти, крови и клятвы. К альянсу. И если этот союз поможет ускорить месть, которой горели глаза Вальтера, тем лучше.

– Как ты себя чувствуешь? – окликнула я Паулину.

Обернувшись, она для пущей убедительности сделала большие глаза.

– Лия, со мной все прекрасно. Если уж я сломя голову доскакала сюда на лошади, то ползти обратно на Нове с черепашьей скоростью мне определенно под силу. Самая большая трудность, пожалуй, это мои бриджи – немного туговато сидят.

И она оттянула поясок на талии.

– Мы позаботимся об этом в Луизвеке, – пообещала я.

– Может, снова заглянем к тем симпатичным лавочникам? – игриво спросила Паулина.

Я улыбнулась. Как трогательно она пытается поднять мне настроение.

На дороге было довольно людно. Перед нами постоянно кто-нибудь мелькал. Трижды нас обгоняли небольшие военные отряды по дюжине солдат или около того. Часто встречались путники, разъезжавшиеся по домам после праздника, группами или поодиночке. Что ж, ехать в окружении людей было намного спокойнее. Предупреждение Гвинет о наемном убийце тревожило меня сильнее прежнего, хотя и утешало то, что узнать меня было невозможно. Проведя столько времени на солнце, почти не вынимая рук из лохани с мыльной водой, я больше всего была похожа на обычную деревенскую девушку. Тем более, когда ехала на неказистом лохматом осле. И все же я неплотно зашнуровала корсаж, чтобы в случае чего проще было выхватить кинжал.

Где теперь находился отряд Вальтера, который он отправился догонять, я не знала. Можно было только надеяться, что они еще в Сивике, а не уехали на какую-то дальнюю заставу. Тогда, вместе с Брином и Реганом, мы попытались бы привести брата в чувство – только бы успеть вовремя. В таком состоянии Вальтеру нельзя никуда ехать. Я тоже хотела, чтобы за смертью Греты последовало возмездие, но не ценой его жизни. Конечно, никакой уверенности, что мне будет позволено разговаривать с ним и остальными, у меня не было. Как не было уверенности и в том, что Вальтер дожидается меня в Сивике.

До цистерны оставалось около часу езды. Я припомнила, как увидела ее в первый раз – тогда она напомнила мне корону на вершине холма. Она была для меня знаком начала новой жизни, а теперь означала конец – последнюю встречу с Рейфом.

Я старалась не думать о нем, потому что тогда решимость и мужество меня покидали – но изгнать его из своих мыслей оказалось невозможно. Я должна рассказать ему всю правду о себе – о том, из-за чего мне приходится прощаться с Терравином и с ним. Он имеет право знать. Не исключено, что он и сам о чем-то догадывается. Возможно, поэтому он и не пытался меня отговаривать. Мне понятно, что такое долг. Ох, лучше бы не было понятно.

– Хочешь пить? – Паулина протягивала мне фляжку. От жары она раскраснелась. Здесь очень не хватало прохладного ветра с залива.

Взяв фляжку, я сделала большой глоток и смочила себе рубашку. Солнце поднялось еще совсем невысоко, но здесь, на верхней дороге, уже было настоящее пекло. Одежда на нас промокла от пота, но хоть как-то защищала от палящих лучей. Опустив глаза и увидев дыры на своих бриджах, сквозь которые просвечивали колени, я так и покатилась со смеху и долго не могла остановиться. На глазах у меня выступили слезы.

Паулина непонимающе смотрела на меня, пока я, наконец, не выдавила: «Только посмотри на нас! Ты представляешь себе, как мы явимся?…»

Поняв меня с полуслова, Паулина фыркнула и тоже расхохоталась.

– Ради одного этого стоит вернуться, – простонала она, – чтобы увидеть, как у всех глаза полезут на лоб.

Да, глаза определенно вылезут. Особенно у лорда-канцлера и книжника.

Мало-помалу мы успокоились, смех утих, и на миг мне показалось, что весь мир вокруг нас замер, погрузившись в молчание.

Я заметила, что дорога опустела, ни души не было впереди, а обернувшись назад, я увидела, что никого нет и сзади. Правда, обзор на этом участке был небольшим. Мы находились в седловине между холмами. Не этим ли объясняется и мертвая тишина, вдруг окружившая нас?

Я прислушалась, но услышала только цокот ослиных копыт. Звяканье подков. Тишина.

– Погоди, – я махнула рукой Паулине и шепотом повторила, – погоди.

Я сидела, склонив голову набок, в ушах стучала кровь. Слушай. Паулина застыла, не проронив ни слова, ожидая, что я что-то скажу, объясню. Дьечи, который плелся за нами, потянул за повод, и я очнулась. «Нет, ничего. Показалось, кажется…»

И вдруг я увидела.

Лошадь стояла в тенистых зарослях падуба, всего в каких-то двадцати шагах от дороги. Я затаила дыхание. Солнце слепило мне глаза, и поэтому я узнала всадника, только когда он выехал из тени. У меня вырвался вздох облегчения.

– Каден, – окликнула я, – что ты здесь делаешь?

Мы направили ослов к обочине, ему навстречу. Каден тоже подъехал поближе и остановился на расстоянии вытянутой руки от меня. Отто опасливо попятился, недовольный близким соседством с конем. В седле Каден казался выше и держался скованно.

– Я не могу позволить тебе уехать, Лия, – заговорил он.

Он проскакал весь этот путь, чтобы сказать мне это? Я вздохнула.

– Каден, я понимаю…

Нагнувшись, он перехватил у меня поводья.

– Слезь со своего осла.

Я молча смотрела на него, не понимая и начиная сердиться. Паулина переводила такой же непонимающий взгляд с меня на него. Я потянулась, чтобы отнять поводья. Придется ему смириться…

– Bedage! Ges mi nay akuro fasum! – крикнул он, не мне, а назад, обернувшись к кустарнику, из которого выехал. Показались еще несколько всадников.

Ахнув, я зажала рот рукой, глядя на Кадена. Bedage? Я замерла, отказываясь верить, а потом догадка пронзила меня ужасом, как ножом. Рванув повод, который он все еще держал в руке, я закричала Паулине, чтобы та бежала. Но тут конь ударил копытом Отто, а меня саму Каден схватил за руки. Пытаясь вырваться, я упала с осла. Оставалось только одно – бежать и попытаться спрятаться в густом кустарнике – если только получится оставить преследователей позади.

Какое там. Мы не успели и глазом моргнуть, а остальные всадники были уже рядом. Один из них стащил Паулину с Нове. Под ее крики другой схватил меня. Тишина сменилась криками людей и животных. Меня с силой схватили за волосы и швырнули на землю. Перекатившись на бок, я увидела, как Паулина укусила за руку того, кто ее держал, и со всех ног бежит прочь. Не помня себя, я выхватила кинжал и метнула, попав ее преследователю в плечо. Зарычав, как зверь, он упал на колени, пытаясь дотянуться до кинжала. Из раны хлынула кровь. Паулину догнал Каден, и одновременно чьи-то сильные руки облапили меня, так что я не могла пошевелиться. Раненный мной мужчина продолжал рычать и выкрикивать что-то на языке, которого я не понимала – знала лишь, что это венданский.

– Зря ты это сделала, Лия, – услышала я голос Кадена. – Лучше бы тебе не портить отношений с Финчем.

– Будь проклят, Каден, – прошипела я, глядя на него. – Будь ты проклят.

Каден не вздрогнул, не отвел глаз, его обычная невозмутимость превратилась сейчас в какую-то пугающую отстраненность. Не ответив, он переключил внимание с меня на человека, стоящего рядом.

– Малик, этой придется ехать с тобой. Я не ожидал, что она здесь окажется.

Тот, кого назвали Маликом, выступил вперед, с похотливой усмешкой грубо схватил Паулину за запястье и дернул.

– С удовольствием.

– Нет! – взмолилась я. – Отпустите ее! Она ни при чем!

– Не могу, – негромко отозвался Каден, протягивая Финчу грязную тряпку, чтобы тот мог перевязать свою рану. – Но мы отпустим ее, когда отъедем на приличное расстояние.

Малик потащил Паулину к лошади, не обращая внимания на то, что девушка брыкалась и царапала его.

– Каден, нет! Умоляю! – закричала я снова. – Ради богов, она ждет ребенка!

Каден остановился резко, будто споткнувшись.

– Подожди, – скомандовал он Малику, вгляделся в меня, словно пытаясь прочитать на моем лице правду, и повернулся к Паулине.

– Это правда?

Паулина кивнула, по щекам у нее ручьями текли слезы.

Каден нахмурился.

– Еще одна вдова с ребенком, – процедил он сквозь зубы. Потом обратился ко мне. – Если я отпущу ее, ты обещаешь, что пойдешь со мной без борьбы?

– Да, – ответила я поспешно – может быть, слишком поспешно.

Он сощурил глаза.

– Обещаешь?

Я кивнула.

– Kez mika ren, – сказал он.

Рука, крепко сдавливавшая меня, ослабила хватку, и я чуть не упала – я даже не заметила, что почти не касалась ногами земли. Все смотрели на меня, желая убедиться, останусь ли я верна данному слову. Я стояла, не двигаясь, стараясь восстановить дыхание.

– Лия, нет, – выкрикнула Паулина.

Я только покачала головой, поцеловала пальцы, прижав их к губам, и подняла руку в воздух.

– Прошу тебя, Паулина. Доверься богам. Не плачь. Все будет хорошо.

Не сводя с меня безумных, расширенных от ужаса глаз, она кивнула в ответ.

Каден подошел ближе к Паулине, которую все еще удерживал Малик.

– Сейчас я отведу ослов подальше в кусты и привяжу их к дереву. Оставайся рядом с ними, пока солнце не зайдет вон за тот холм. Если уйдешь хоть на минуту раньше, умрешь. Если за нами будет погоня, умрет Лия. Ты поняла меня, Паулина?

– Каден, ты не можешь…

Он наклонился, ласково взял ее за подбородок.

– Ты поняла меня, Паулина?

– Поняла, – прошептала она.

– Хорошо. – Он отошел к своему коню и отдал команду небольшому щуплому всаднику, на которого я до сих пор не обращала внимания. Это был совсем ребенок, мальчик. Седло с Отто надели на стоящую поодаль лошадь, приторочив к нему мою фляжку с водой. Каден поднял с земли кинжал, отброшенный Финчем, и сунул в свой вьюк.

– Почему мне нельзя убить ее прямо сейчас? – спросил мальчик.

– Eben! Twaz enar boche! – прикрикнул на него здоровяк, покрытый шрамами.

Разразилась словесная перепалка, посвященная, как я решила, тому, когда и где меня убить, но даже за разговором они продолжали ловко и быстро двигаться; нас вместе с осликами повели в заросли. Финч посматривал на меня, держась за раненную руку, ругаясь на ломаном морриганском и повторяя, что мне повезло, что задета только мякоть.

– Рука меня подвела, – ответила я. – Я целила в твое черное сердце. Но не волнуйся, скоро подействует яд, которым я смазала лезвие. Смерть твоя будет медленной и мучительной.

Финч опешил, потом метнулся ко мне, но Каден, оттолкнув его, что-то крикнул по-вендански. Схватив меня за плечо, он наклонился к самому уху.

– Не дразни их, Лия, – прошипел он, не разжимая зубов. – Все они прямо рвутся убить тебя здесь же, на месте, и им это ничего не стоит.

Хоть я и не знала языка, но это поняла и без его перевода.

Мы зашли глубоко в густые заросли падуба и снежной ягоды. Когда дороги не стало видно, осликов привязали к стволам деревьев. Каден повторил Паулине свои наставления, а меня подвел к лошади, на которой мне предстояло ехать.

Я повернулась к Паулине. Ее ресницы еще были мокры от слез, а по щекам размазалась грязь.

– Помнишь, подружка, как мы считали, чтобы скоротать время по пути сюда? Делай так же.

Она кивнула, а я поцеловала ее в щеку.

Каден подозрительно покосился на меня.

– Садись в седло.

Лошадь была огромной, почти такой же, как его громадный жеребец. Каден подал мне руку и помедлил, придержав поводья.

– Ты жестоко раскаешься, если нарушишь данное мне слово.

Я смерила его презрительным взглядом.

– Коварный лжец, который рассчитывает на честное слово другого? Полагаю, это надо воспринимать как насмешку? – Я протянула руку за поводьями. – Но я дала тебе свое слово и буду ему верна.

До поры до времени.

Каден отдал мне поводья, и я повернула следом за остальными.

Когда мы с Паулиной неслись во весь опор на своих равианских лошадях, нам казалось, что быстрее и быть не может. Но эти вороные звери летели, точно крылатые демоны, за которыми гонится дьявол. Я боялась, что на повороте вылечу из седла и попаду прямо под копыта жеребца Кадена. Когда выбрались из кустарника, мы перестроились, теперь по одну сторону от меня скакал Каден, по другую мальчишка Эбен. Только дикари могли обучить ребенка убивать.

Я пыталась считать, как посоветовала Паулине, но скоро сбилась. Знала только одно, мы скакали и скакали, проезжали милю за милей – а солнце все еще стояло высоко в небе. Мы с Паулиной знали: сосчитали до двухсот, значит, проехали милю, по крайней мере, на наших равианцах. Она должна понять, что варвары уже слишком далеко и не вернутся за ней, что ей не обязательно ждать, пока солнце скроется за холмом. Через час она уже отправится в Терравин – с той скоростью, на какую способны наши неторопливые ослики. А значит, скоро она будет в безопасности, там, где варварам ее не достать – и в тот же момент данное мною слово потеряет силу. Но пока время еще не настало. Еще слишком рано начинать искать удобный случай, если вообще мне удастся его найти.

Мы оказались в незнакомых местах, скакали по бездорожью, а я пыталась запоминать ландшафт. Наш путь лежал через пустоши, вдоль высохшего речного русла, через холмы, по редколесью, потом по низине. Я отмечала расположение гор, форму отдельных вершин, хребты, поросшие высоким лесом, – все, что поможет мне найти дорогу назад. У меня горело лицо от ветра и солнца, пальцы сводило от боли. Сколько еще я смогу продержать в седле, не сбавляя ходу?

– Sende akki! – крикнул, наконец, Каден, и кони перешли на шаг.

У меня заколотилось сердце. Если они собираются убить меня, зачем было тащить меня в такую даль? Может, это мой последний шанс. Смогу ли я опередить остальных коней?

Каден подъехал вплотную.

– Протяни руки, – велел он.

Я нерешительно посмотрела на него, потом на остальных.

– Я могу предложить вам драгоценности, – начала я. – И денег больше, чем любой из вас сможет истратить за всю жизнь. Отпустите меня, и вы…

Ответом мне был дружный смех.

– Даже всех денег двух королевств не захочешь, если знаешь, как поступает с предателями Комизар, – прохрипел Малик.

– Золото ничего для нас не значит, – сказал Каден. – А теперь протяни свои руки.

Я вытянула перед собой руки, и он обвязал их веревкой. Подергал за концы, проверяя, туго ли затянут узел, и я поморщилась. Финч, увидев это, одобрительно крякнул.

– Теперь наклонись ко мне.

Сердце у меня выскакивало из груди, я задохнулась.

– Каден…

– Лия, наклонись.

Я посмотрела на свои связанные руки. Скакать так я бы не смогла. Ноги у меня дрожали, но я надеялась, что все же смогу ударить лошадь в бока, чтобы пустить ее в галоп к дальней рощице.

– Даже не думай, – тихо сказал Каден. Его глаза были холодными, как у мертвеца, он ни на миг не отрывал их от моих, видимо, догадываясь, что я собираюсь сделать.

Я нагнулась, как он просил. Каден занес у меня над головой руку с черным колпаком. С криком я откинулась было назад, но он резко и грубо дернул меня, колпак упал на глаза, и мир стал черным.

– Это всего на несколько миль, – примирительно произнес Каден. – Тебе не нужно видеть эту часть пути.

– Ты думаешь, что я смогу ехать с закрытыми глазами? – Мой голос дрогнул, выдавая панический страх.

Рука Кадена погладила мои связанные руки.

– Не бойся, Лия. Я поведу твою лошадь. Не делай резких движений в стороны. – Он помолчал и добавил, убирая руку. – Проход очень узкий. Один неверный шаг, и ты, и лошадь погибнете. Делай так, как я сказал.

Под колпаком было душно и трудно дышать. Я думала, что задохнусь задолго до конца путешествия. Мы поехали. Я не смела пошевелиться, отклониться влево или вправо и только заставляла себя делать вдох за вдохом. Я не намерена умирать вот так. Я слышала, как камни, срываясь из-под копыт, падали вниз, ударяясь о скалы. Эхо повторяло звук ударов без конца. Казалось, под нами бездонная пропасть, и с каждым шагом я повторяла, что если доберусь до конца, если меня развяжут и снимут колпак, я не упущу шанса – если уж мне суждено умереть, то прежде я хочу увидеть, как умирает Каден, когда я воткну кинжал в его подлую венданскую грудь.