Однако все, что я видел до этого, затмил первый официальный прием в доме родителей Далай-ламы, на котором я присутствовал. Честно говоря, оказался я там случайно. Я как раз работал в саду – мне заказали украсить и его. Вдруг за мной послала мать Далай-ламы и попросила прервать работу на этот день и присоединиться к гостям. В некотором замешательстве я взирал на блестящее собрание в приемной зале. Собралось примерно три десятка знатных персон – все в лучших своих нарядах, настроение у всех приподнятое. Мне сообщили, по какому поводу торжество: отмечали рождение младшего сына «Святой Матери», который появился на свет за три дня до того. Я смущенно пробормотал поздравления и подарил белый хадак, который только и успел одолжить у одного знакомого. «Святая Мать» благосклонно улыбалась. Я снова поразился этой женщине. Как ни в чем не бывало она ходила по зале и оживленно беседовала то с одним, то с другим гостем. Просто удивительно, как быстро тибетские женщины восстанавливаются после родов. По этому поводу здесь вообще не очень волнуются. Врачей тут нет, поэтому женщины просто помогают друг другу. Тибетки гордятся, если у них много здоровых детей. Даже знатные дамы кормят детей сами, и притом удивительно долго. Нередко бывает, что даже трех – и четырехлетние дети продолжают сосать грудь. Жены кочевников и бедняков, занимаясь делами, носят младенцев с собой, в специальном нагрудном кармане овчинных тулупов, и, когда малыш голоден, он быстро сам находит себе пропитание. И бедняки, и богачи очень любят детей и балуют их. Но, к сожалению, практически каждая семья платит страшную дань венерическим болезням, поэтому, особенно в городах, действительно многодетных семей довольно мало.
Когда ребенок появляется в знатной семье, к нему тут же приставляют служанку, которая не отходит от малыша ни днем ни ночью. Рождение ребенка всегда пышно отмечают. Церемонии вроде нашего крещения и крестных родителей тут нет. Имя – точнее сказать, имена, ведь каждый ребенок получает их несколько, – выбирает лама, учитывая при этом множество астрологических аспектов и связи с различными святыми. Если ребенок переносит тяжелую болезнь, но остается в живых, обычно ему меняют имя: прежнее с этого момента считается дурным предзнаменованием и поэтому больше не используется.
У меня был один друг, который уже во взрослом возрасте перенес тяжелую дизентерию и сменил имя – я к этому никак не мог привыкнуть и вечно путался.
По поводу рождения младшего брата Далай-ламы был устроен веселый праздник и по-настоящему роскошный пир. Мы сидели на подушках перед маленькими столиками, разместившись точно в соответствии с рангом и статусом.
Два часа подряд слуги подавали все новые и новые блюда. Поначалу я хотел сосчитать количество перемен, но после сорока сбился. Для такого пиршества необходима определенная тренировка – ограничить себя во время первых перемен, продержаться до конца и быть в состоянии отведать чудесные лакомства, подаваемые на десерт. Проворные слуги ловко меняли посуду, бесшумно уносили ненужное и приносили новые яства. Чего там только не было! Деликатесы со всего света стояли рядом с блюдами местной кухни из баранины, мяса яка, курицы и риса. Тут же были и индийские кушанья, благоухающие карри и всевозможными приправами. А когда под конец подали обязательный суп с лапшой – его было уже не осилить. И хотя все были несколько утомлены поглощением этого великолепия, некоторые гости стали просить устроить игры. За ними незаметно пролетает время и наступает вечер. Тут подают ужин, он как будто еще обильнее обеда, хотя это сложно себе представить, и снова несколько часов все заняты поеданием великолепных блюд. Я про себя удивлялся, что остались еще блюда, которых до того не было на столе. Потом пили чан в больших количествах, потому что кушанья были острые и после них очень хотелось пить. Тем, кому пиво казалось слишком легким напитком, предлагали виски или портвейн. Гости становились все веселее, хозяева радовались, что угодили гостям. Немного опьянеть не считается зазорным, – наоборот, здесь придерживаются мнения, что это способствует всеобщему веселью.
Этим невообразимым ужином завершился праздник в доме роженицы. На улице уже ждали хозяйские слуги и лошади, готовые развезти гостей по домам, – это считается верхом гостеприимства. Все прощаются и благодарят за прием. На прощание гостям дарят белые шарфы-хадаки. Со всех сторон слышатся новые приглашения – тут нужно иметь тренированный слух, чтобы уловить разницу между простыми формулами вежливости и приглашениями всерьез. Мы с Ауфшнайтером далеко не сразу научились различать эти тонкие нюансы в строении фраз и тоне. А после оставались очень довольны гостеприимством тибетцев.
Еще не раз бывали мы в гостях в этом доме, и вскоре я искренне подружился с Лобсаном Самтэном. Это был очень приятный юноша. Тогда он только начал карьеру монаха-чиновника. Перед ним, сыном своей матери и братом Далай-ламы, открывались замечательные перспективы. Ему предстояло взять на себя важную роль связующего звена между своим царственным братом и правительством. Но бремя будущей ответственности довлело над его жизнью уже сейчас. Он не мог свободно выбирать себе круг общения – из каждого его шага тут же делались какие-то выводы. Когда он посещал по официальному поводу дом какого-нибудь высокопоставленного чиновника, сразу везде воцарялась тишина и все – будь то члены Кабинета министров или губернаторы – поднимались с мест, чтобы выразить свое почтение брату Божественного Правителя. Все это легко могло бы вскружить голову молодому человеку, но Лобсан Самтэн не потерял скромности.
Он часто рассказывал мне о своем божественном младшем брате, который вел одинокую жизнь в Потале. Мое внимание уже давно привлекало то, что во время праздников гости прятались, если различали на крыше дворца фигуру Далай-ламы. Лобсан дал трогательное объяснение этому: как-то юному божеству подарили несколько первоклассных подзорных труб, и он развлекался тем, что с крыши наблюдал за жизнью своих подданных в городе. Ведь Потала была для него вроде золотой клетки. Он проводил по многу часов в день за учебой и молитвами в сумрачных залах дворца, свободного времени для развлечений оставалось очень мало. И вот, если веселая компания чувствовала, что за ней наблюдают, все старались как можно быстрее скрыться из поля зрения Божественного Правителя, не желая расстраивать мальчика, навсегда лишенного подобных радостей.
Его единственным другом и доверенным лицом был Лобсан Самтэн, который мог навещать брата в любое время. Он и сейчас уже исполнял роль посредника между внешним миром и Божественным Правителем и должен был рассказывать ему обо всех новостях. От Лобсана я узнал, что Далай-лама интересуется нашей деятельностью и уже видел меня за работами в саду в подзорную трубу.
Еще Лобсан рассказал, что его брат очень рад предстоящему переезду в летнюю резиденцию, которая называется Норбу́ Линка́ («Драгоценный парк»). Погода стояла прекрасная, и в Потале мальчику было слишком тесно, хотелось поскорее на волю.
Время песчаных бурь прошло, зацвели персиковые деревья. На окрестных горных вершинах блестели остатки снега, ослепительно сверкая в жарких солнечных лучах, и этот контраст придавал вступившей в полную силу весне особое очарование, знакомое мне еще по горам моей родины. Но вот наступил день, когда официально было объявлено о наступлении теплого времени года. Это означает переход на летнюю одежду. Ведь в этой стране ни в коем случае нельзя самовольно перестать носить зимние тулупы. Каждый год по различным знамениям, описанным в древних религиозных книгах, устанавливается день, когда знатным людям и монахам следует начинать носить летнюю одежду – не важно, что потом могут быть еще бури и снег или что, наоборот, до этого уже совсем тепло. То же происходит и осенью, когда переходят на зимнюю одежду. Мне множество раз приходилось слышать жалобы на то, что одежду сменили слишком рано или слишком поздно, что люди почти задыхаются или, напротив, едва не коченеют. Но принятое решение никогда не отменяют.
Переход на одежду другого сезона происходит у знати в форме смотра гардероба, и эта церемония занимает несколько часов. Слуги на спинах приносят огромные тюки с нарядами для нового времени года. У монахов все проще: они лишь меняют отороченную мехом шапку, которую носят во время религиозных церемоний, на тарелкообразную шляпу из папье-маше. Таким образом, когда все выходят в новых костюмах, разом меняется облик города.
Но смена одежды происходит еще по одному поводу: когда все чиновники пышной процессией сопровождают Божественного Правителя в летнюю резиденцию.
Мы с Ауфшнайтером уже радовались предстоящей процессии, надеясь, что по такому случаю нам представится возможность вблизи увидеть Живого Будду.