Заманчивое и рискованное предприятие – увидеть Лхасу

Теперь наш путь лежал в сторону от Цанпо. Миновав еще один перевал, через два дня мы достигли Сансан-Геву, выйдя, таким образом, на ту самую караванную дорогу из Гартока в Лхасу, с которой ровно год назад свернули в сторону Кьирона. В Сансан-Геву тоже была резиденция пёнпо, но в то время он как раз находился в монастыре на медитации. Заместитель чиновника задавал нам множество вопросов, но, видно, слухи о том, как хорошо обращались с нами в Традюне, дошли и сюда, так что он решил последовать примеру тамошних коллег. К счастью, ему было неизвестно, что мы путешествовали вопреки запрету.

Мы были очень рады, что он не стал чинить нам препон – от разных дум у нас и так голова шла кругом. Мы стояли перед серьезным выбором. Из денег у нас осталось всего восемьдесят рупий и маленький кусочек золота, потому что нам пришлось покупать провизию и обзавестись пятым Армином. А цены по мере приближения к городам росли, и нам казалось уже совершенно невозможным при таком плачевном финансовом положении добраться до китайской границы. Ведь до нее оставалось еще несколько тысяч километров. Но до Лхасы наших средств еще хватило бы! Снова он, этот потрясающий «запретный город». Вдруг мечта познакомиться с ним стала казаться нам вполне осуществимой. Нас охватила непреодолимая жажда побывать в столице Тибета, и ради этого мы готовы были на любые жертвы.

Еще в лагере мы жадно проглатывали все книги о Лхасе, которые только могли достать. Их было мало, и все они были написаны англичанами. В 1904 году небольшой отряд английской армии впервые достиг этого города, и с тех пор в Европе появились хотя бы поверхностные сведения о нем. В последующие десятилетия довольно многим европейцам удалось посетить Лхасу. Но все еще познакомиться с городом Далай-ламы было заманчивой целью для любого исследователя. И неужели мы, находясь так близко оттуда, не попробуем этого сделать? Иначе зачем мы преодолевали все эти трудности, тренировали смекалку, добирались сюда, изучали местный язык? Чем больше мы размышляли, тем больше укреплялись в решимости отправиться в Лхасу. К тому же по прежнему опыту мы знали, что вести переговоры с начальниками высокого ранга куда проще, чем с мелкими чиновниками. Так что в Лхасе мы что-нибудь придумаем. У нас не выходил из головы блестящий пример австрийца Иоганна Грюбера, патера, который триста лет назад первым из европейцев проник в этот «запретный город». Он добрался туда с караваном и был тепло принят.

Итак, с целью мы определились, но вот с маршрутом – еще нет. Нас так и манила оживленная дорога с тасамами, где можно было бы ночевать в тепле. Двигаясь по ней, мы добрались бы до Лхасы за несколько недель. Но на этом пути была велика опасность, что нас разоблачат и арестуют. Даже если бы мы обошли стороной Шигаце, второй по величине город Тибета, по дороге нам встретилось бы еще много окружных центров, власти которых могут расстроить все наши планы. Риск был слишком велик. Так что мы решили двигаться по северным равнинам, через Чантан. Эти районы населены исключительно кочевниками, а с ними мы умели наладить отношения. Двигаясь таким путем, мы подойдем к Лхасе с северо-запада, откуда не ожидают появления чужаков, и нам будет легче пробраться в город. Подобным планом за сорок лет до нас руководствовался Свен Гедин, но в итоге потерпел неудачу из-за упрямства некоторых местных чиновников. Наверное, для него лично это было огромное разочарование, но наука таким образом получила сведения об областях, которые до того были совершенно неизвестны. Мы в тот момент находились в похожем положении. Никаких карт или описаний маршрута, по которому мы собирались двигаться, не было. Мы отправлялись в неизвестность, зная о предстоящем пути только то, что нам следует придерживаться северо-восточного направления. Возможно, по дороге нам будут иногда встречаться кочевники, у которых мы сможем уточнять направление и расстояние до Лхасы.

В Сансане мы, конечно, никого не посвящали в свои планы, а сообщали, что намереваемся направиться к северным месторождениям соли. Слыша об этом, люди приходили в ужас и всячески старались нас отговорить. Те края так неприветливы, что отправляться туда – сумасшествие. Но с помощью этой выдумки мы достигли цели: мы отвлекли внимание, и ни у кого не возникло подозрения, что мы собираемся идти в Лхасу. Между тем план наш действительно был не из простых, и, судя по снежным бурям в Сансане, можно было предположить, что нас ожидает впереди.

2 декабря 1945 года мы все же отправились в путь. В Сансане мы подружились с несколькими людьми народности шерпа. Представители этой народности живут в основном в Непале, они считаются лучшими проводниками и носильщиками в Гималаях, за что получили прозвище «гималайские тигры». Наши знакомцы давали нам ценные советы по ходу наших приготовлений и помогли выбрать нового «Армина», чтобы нас снова не надули. И действительно, с самого начала пути мы заметили, как хорошо ведет себя наш новый товарищ. Это был мощный бык, его длинная, густая, черная с несколькими белыми пятнами шерсть почти касалась земли. Еще в молодости ему спилили рога, что улучшило его нрав, но не уменьшило силу. В носу у него было кольцо, чтобы животным удобнее было управлять. Стоило его немного подстегнуть, как средняя скорость его шага увеличивалась до трех километров в час. Бедняга был сильно нагружен – мы взяли себе за правило всегда иметь запас провианта по меньшей мере на неделю.

Мысль об очередной переправе через реку очень тревожила нас. На этот раз нам предстояло пересечь Рага-Цанпо. Но, добравшись до нее, мы обнаружили, что она замерзла и лед настолько толстый, что выдержал даже нашего Армина. Мы были просто счастливы! Так что первый день дороги после Сансана прошел без затруднений. Наш путь пролегал по слегка поднимающейся вверх долине. Как только солнце стало склоняться к закату и холод начал пробираться под одежду, словно по заказу, впереди показался черный кочевничий шатер. От ветра его защищала невысокая каменная стена, лхега. Такие сооружения встречаются по всему Тибету, ведь кочевники, которые строят их вокруг своих шатров, постоянно перемещаются к новым пастбищам. Стены-лхега также прекрасно защищают скот от холода и нападения волков.

Когда мы приблизились к шатру, навстречу нам с лаем выбежала пара дюжих собак. Я очень жалел нашего пса, который был куда меньше этих тварей, но обязательно хотел при случае проявить героизм. Почти всегда ему удавалось отогнать от нас разъяренных собак и отвлечь их потасовкой. При этом поначалу он боялся больше всех. К счастью, ничего серьезного с ним ни разу не случилось. На шум из шатра вышел кочевник. Он не слишком любезно отреагировал на просьбу пустить нас переночевать и наотрез отказался взять нас к себе в шатер, но все же принес немного сухого ячьего помета для костра. Нам пришлось ночевать под открытым небом, но в итоге мы устроились довольно уютно: на склонах нашлось достаточно можжевельника, чтобы поддерживать спасительный огонь всю ночь.

В эту ночь я никак не мог уснуть. У меня сосало под ложечкой, чувство было похоже на то, что я испытывал перед подъемом на северный склон Эйгера или при первом взгляде на Нанга-Парбат. В такие моменты мучаешься вопросом, не переоценил ли ты свои силы, поставив перед собой такую задачу, и успокаиваешься только тогда, когда дело сдвигается с точки и начинаешь действовать.

Хорошо, что мы не знали, что ждет нас впереди. Имейся у нас хоть смутное об этом представление, мы повернули бы назад. Но перед нами лежали неизведанные земли, и на картах этой местности было множество белых пятен.

На следующий день, взойдя на высоту перевала, мы с удивлением обнаружили, что спуска впереди нет, а перед нами – высокогорное плато. То есть, образно говоря, мы поднялись на верхний этаж Азии, если считать от Индии. Этот перевал был водоразделом Гангдисе, выглядевшим отсюда цепью незначительных холмов. Вид бескрайнего пространства не радовал. Казалось, мы стоим перед бесконечностью и, чтобы пересечь это пространство, понадобятся многие месяцы. Мы находились на высоте не меньше 5400 метров, вокруг все было покрыто слоем старого снега, и дул пронизывающий ветер. Сколько хватало глаз – ни единого живого существа. Так что я обрадовался, заметив небольшие горки камней. Значит, летом тут все же иногда проходят караваны, идущие к месторождениям соли. И эти пирамидки протягивали ниточку от одного странника к другому и взывали к богам из этой бескрайней пустынной земли…

Следующие ночи мы останавливались в заброшенных лхега. В них всегда можно найти достаточно ячьих лепешек, чтобы разжечь костер. Значит, в какие-то периоды здесь жили кочевники и проходили караваны, – видимо, летом эти заснеженные равнины превращались в зеленые пастбища. Мысль о том, что зима – самое неблагоприятное время для такого путешествия, не покидала нас.

Наконец в один прекрасный день нам повезло. Мы набрели на кочевничий шатер, где нас радушно приняли. Это была пожилая пара с сыном, несколько месяцев прожившие в этом месте и продолжавшие бороться с холодами. С тех пор как восемь недель назад начались сильные снегопады, они почти не выходили из шатра. У них погибло много яков и овец, потому что в глубоком снегу животные больше не могли отыскать траву. Остатки их стада грустно стояли вокруг шатра или долбили копытами наст в поисках пищи. Такие мощные снегопады очень редки в сухом климате Центральной Азии, поэтому и застали этих людей врасплох.

Как нам показалось, хозяева сами были рады увидеть человеческие лица. Впервые нас так радушно пригласили в шатер и предложили переночевать внутри. Кочевники приняли нас за индийцев и ничуть нас не опасались. У них были большие запасы мяса, потому что многих животных пришлось забить. Нам за гроши продали ячью ногу, и мы тут же отрезали от нее огромный кусок себе на ужин. Мы уютно устроились и стали наслаждаться теплом. Наши хозяева тоже ужаснулись, узнав, куда мы идем, и начали отговаривать от этой затеи. Но в разговоре они упомянули, что на этом пути нам скоро должны встретиться жилища других кочевников, что укрепило нашу решимость двигаться вперед.

На следующий день, едва мы отправились в путь, началась сильная пурга. Ходьба в нашей обуви, не приспособленной к такой погоде, скоро превратилась в настоящую пытку. Наст держал плохо, и то и дело мы вместе с яком проваливались глубоко в снег. Кроме того, кое-где под снегом скрывались ручьи. Пару раз нам приходилось вброд переходить ледяные потоки, которых мы не видели, но прекрасно чувствовали, и наши штанины и ботинки очень скоро покрылись слоем льда. Продвигаться вперед получалось очень медленно, в тот день мы прошли всего несколько километров. И как рады мы были увидеть шатер кочевников! Но на этот раз его обитатели не пожелали приютить нас у себя, но были довольно любезны и поставили нам отдельный небольшой шатер из ячьей шкуры. Я был просто счастлив, когда наконец смог освободить ноющие ноги от обуви. На некоторых пальцах были заметны признаки обморожения. Я тут же начал массировать их и добился того, что через несколько часов кровообращение восстановилось.

Сложности этого дня, обморожение – все это заставило нас задуматься. В тот вечер мы долго и очень серьезно разговаривали с Ауфшнайтером. Еще не поздно было вернуться, и мы не отбрасывали такую возможность. Особенно беспокоил нас як. Уже несколько дней он почти ничего не ел, и по пальцам можно было пересчитать, сколько дней такой жизни он еще вынесет. А без него и думать о продолжении путешествия было нечего. Мы долго взвешивали все «за» и «против» и наконец пришли к компромиссу: еще день идти вперед, а по его итогам и в зависимости от снежной обстановки принять окончательное решение.

Через слегка всхолмленную местность на следующий день мы добрались до очередного перевала. Мы миновали его, и – кто сможет описать наше удивление? – дальше снега не было! Провидение все решило за нас.