Наша первая работа
Поэтому, когда один высокопоставленный чиновник-монах обратился к Ауфшнайтеру с просьбой спроектировать оросительный канал, мы восприняли это как добрый знак в плане нашего будущего. Мы от радости просто лишились дара речи. Это был первый шаг к тому, чтобы закрепиться в Лхасе, и сами монахи помогали нам сделать его!
Ауфшнайтер незамедлительно начал делать замеры. Я захотел помочь ему в этом, потому что рассчитывать на более понимающего в этом вопросе помощника не приходилось.
Монах-полицейский. Во время празднования Нового года он несет ответственность за поддержание порядка в городе. В знак власти у него в руках деревянная дубинка и хлыст. Подпоясан он коралловыми четками
Монахи, танцующие во время празднования «малого Нового года» в столичном районе Шо у подножия Поталы. На них раскрашенные деревянные маски и сетчатые «фартуки», сделанные из человеческих костей и слоновой кости. В руках – ритуальные жезлы-ваджры и колокольчики
Так что я отправился к месту его работы на Линкоре. Там меня ожидало поразительное зрелище, равного которому не найти во всем мире.
Сотни или даже тысячи монахов в красных одеждах сидели на корточках и занимались делом, для которого мы обычно ищем уединения. Это было просто неописуемо. Да, незавидное досталось Ауфшнайтеру место для работы! Мы яростно принялись за дело, стараясь не смотреть по сторонам. Только бы побыстрее все закончить и уйти оттуда.
Дело у Ауфшнайтера спорилось, и уже через две недели можно было приступать к рытью траншеи. Для этого ему выделили сто пятьдесят рабочих, и мы почувствовали себя крупными предпринимателями. Но мы еще не были знакомы с местными методами работы…
Тем временем я тоже искал себе занятие. Сад Царона все еще оставался самым подходящим местом для меня, больного человека, и я много размышлял о том, что можно сделать для его украшения. Наконец меня осенило: надо соорудить фонтан!
Я все тщательно замерил и сделал чертеж – замечательный план был готов. Царон с энтузиазмом воспринял мою идею. Он лично выбрал слуг мне в помощь, и я удобно устроился на солнышке и стал руководить своей свитой. Скоро был проложен подземный трубопровод и вырыта чаша бассейна. Когда мы приступили к бетонированию, Царон не смог отказать себе в удовольствии и лично принял участие в этом процессе, ведь во время строительства большого железного моста он стал настоящим экспертом в бетонном строительстве.
Затем мы разместили на крыше дома цистерну, из которой в фонтан должна была поступать вода. К сожалению, закачивать воду наверх оказалось делом долгим и трудным. Но я извлек для себя пользу и из этого процесса: орудовал ручным насосом, тренируя таким образом мышцы.
Наконец наступил торжественный момент: струя воды поднялась в воздух на высоту дома. Детская радость охватила всех домочадцев. Этот фонтан, единственный в Тибете, с этих пор стал главной достопримечательностью знаменитых праздников в саду Царона.
За всеми этими новыми впечатлениями и необычными занятиями мы почти забыли о своих заботах. Но тут в один прекрасный день Танме принес нам вышедшую на тибетском языке газету и показал заметку о нас. Мы с большим любопытством принялись за чтение. В статье рассказывалось, как мы преодолели горы, чтобы добраться до Лхасы и попросить защиты в этой благочестивой нейтральной стране. Доброжелательный тон заметки мог только положительно повлиять на общественное мнение, а значит, в какой-то мере поддерживал наше прошение. Вообще-то, такая газета в Европе была бы совершенно незначительным листком: она выходила раз в месяц в Калимпонге, в Индии, тиражом в пять сотен экземпляров, и издатель сам прилагал усилия к ее распространению. Но в Лхасе это издание пользовалось определенной популярностью в тех кругах, которым оно было адресовано, а отдельные экземпляры издатель даже посылал исследователям Тибета в разные уголки мира.
Спортивные состязания в Лхасе
Новогодние торжества продолжались. Самые пышные церемонии уже завершились, и теперь начались спортивные соревнования на Паркоре у Цуглакхана. Меня, заядлого спортсмена, конечно, это очень интересовало. Каждый день на восходе солнца я уже выходил на улицу, потому что соревнования начинались очень рано.
К счастью, нам досталось место у окна на третьем этаже китайского представительства, откуда, спрятавшись за занавеской, мы наблюдали за происходящим. Только так можно было обойти запрет в присутствии регента находиться выше первого этажа. Регент восседал на троне за газовой занавесью на верхнем этаже Цуглакхана, а четыре члена Кабинета министров наблюдали из окон.
Сначала проходили состязания борцов. Я так и не решил, на что больше похожа тибетская борьба – на греко-римскую или на вольный стиль. Правила здесь несколько другие. Для нокаута достаточно, чтобы борец коснулся земли какой-нибудь частью тела, кроме ног. Никакой предварительной записи участников нет. На земле расстилается войлочный мат, и добровольцы из числа зрителей выходят продемонстрировать свою силу. Специальными тренировками здесь не занимаются.
Борцы выступали практически обнаженными, в одной набедренной повязке, а потому дрожали от утренней прохлады. Все они были рослые, мускулистые мужчины. Выходя, они начинали с яростными ужимками размахивать руками перед носом противника, желая продемонстрировать свою храбрость и похвастаться силой. Но те приемы, которые применяются у нас на ринге, здесь неизвестны, поэтому любой настоящий борец-спортсмен их бы с легкостью победил. Бои были короткие, пары быстро сменяли друг друга. Ожесточенной борьбы до победного конца здесь не увидишь. Впрочем, это и неудивительно: для победителей не предусмотрено никаких наград. По окончании поединка оба борца, и победитель, и проигравший, получают белые шарфы-хадаки. Борцы кланяются пёнпо, который с милостивой улыбкой вручает им награду, три раза падают ниц, выказывая свое почтение регенту, и покидают площадку лучшими друзьями.
Потом состязались в поднятии тяжестей. В качестве снаряда для этого упражнения используется большой гладкий камень, явно видевший уже не одну сотню новогодних торжеств. Этот камень нужно поднять и пронести вокруг мачты с флагом. Удается это лишь немногим. Снова и снова раздается смех, когда кто-нибудь, переоценив свои силы, с заносчивым видом подходит к камню и не может даже оторвать его от земли или когда камень выскальзывает у силача из рук и падает, грозя раздробить пальцы ног.
Вдруг издали донесся топот скачущих коней. Поднятие тяжестей тут же закончилось. Начались скачки! В облаке пыли уже можно было различить фигуры лошадей.
Для скачек тоже не предусматривалось специальной трассы. Монахи-солдаты пустили в ход свои палки и стали расчищать место от любопытных, которые пока толпились прямо на дороге. Но дело это заканчивают лошади – они сами прокладывают себе путь. Скачки тоже проходят непривычным нам образом. Наездников на конях нет, лошадиный масс-старт дается в нескольких километрах от города. Животных выпускают и гонят сквозь неохотно расступающуюся толпу. К соревнованию допускаются только кони, выращенные в Тибете, у каждого на спине закрепляется платок с именем владельца. Тут соревновались за честь коннозаводчика. Но, конечно, победить должен обязательно конь Далай-ламы или принадлежащий правительству. Если вдруг какому-нибудь аутсайдеру вздумается бежать быстрее правительственных лошадей, его останавливают слуги перед финишем. За конями следят с большим увлечением, возбужденная толпа и слуги аристократов вопят и кричат, чтобы подбодрить участников скачек, а знатные господа, в основном сами владельцы беговых лошадей, сохраняют достоинство. Словно во время какой-то безумной охоты, кони проносятся мимо и устремляются к финишу, который располагается чуть за границей города.
Еще не улеглась пыль, поднятая копытами лошадей, как появились первые запыхавшиеся бегуны. Кто только не участвовал в этом забеге! Ведь и в соревнованиях по бегу могут стартовать все желающие, так что тут бегут и старики, и маленькие мальчики. Бегут все босиком, ноги сбиты в кровь и покрыты мозолями, лица перекошены от напряжения – сразу видно, что эти люди никогда в жизни не тренировались. Еще задолго до цели – забег устраивается на восемь километров – многие сходят с дистанции и в награду за все усилия и страдания получают в лучшем случае насмешки зрителей.
Последние бегуны еще хромают к финишу, а уже начинается следующее состязание. Снова появляются кони, но на этот раз с наездниками. Их приветствуют радостными криками. Всадники в исторических национальных костюмах яростно нахлестывают своих лошадей, стараясь выжать из них все возможное. Зрители гомонят и машут руками – где-то испугалась лошадь и сбросила наездника на землю. Но это никого не смущает.
Этим соревнованием состязания на Паркоре заканчиваются. Все добравшиеся до финиша выходят в центр с номерами занятых мест на деревянных табличках. Больше сотни бегунов и почти столько же всадников. Судьи награждают участников цветными и белыми шарфами, но аплодисментов не слышно – хлопать здесь не принято. Зрители смеются, кричат и потешаются, видя какие-нибудь забавные ситуации. Все довольны зрелищем.
Потом на большом лугу за границами Лхасы проводятся еще конные игры.
Мы снова оказываемся в людской толчее и очень радуемся, когда один знатный человек приглашает нас в свой шатер. Праздничные шатры из роскошных шелковых и парчовых тканей с пышными орнаментами расставлены аккуратными рядами – каждый занимает место в точном соответствии с рангом своего владельца – и смотрятся просто замечательно. А вокруг – мужчины и женщины в богатых нарядах – какая симфония красок! Светские чиновники четвертого ранга и выше одеты в блестящие желтые шелка и большие тарелкообразные шляпы, отороченные чернобурой лисой. Этот мех привозят в Тибет из Гамбурга! Местные лисы тибетцам почему-то не подходят. Не только женщины, но и мужчины стараются перещеголять друг друга пышностью нарядов. Азиатская любовь к роскоши заставляет тибетцев налаживать контакты с разными странами мира, хотя в остальном они не большие знатоки дальних краев. Но чернобурых лисиц доставляют сюда из Гамбурга, культивированный жемчуг – из Японии, бирюзу – через Бомбей из Персии, кораллы – из Италии, а янтарь – из Берлина и Кёнигсберга. Позже мне самому приходилось писать письма в разные страны мира по просьбе богатых и знатных людей, желавших заказать каких-нибудь роскошных вещей. Блеск и пышность здесь насущная необходимость, без них не обойтись ни в одежде, ни в проведении праздников. Простой народ, для которого роскошь недоступна, с благоговением смотрит на наряды господ и с тем большей готовностью подчиняется их власти. Пышные праздники по сути своей – демонстрация власти и богатства. Высокопоставленные чиновники прекрасно это понимают и знают, чем порадовать народ. И когда в последний день торжеств четверо членов Кабинета министров отдают свои роскошные головные уборы слугам и надевают их отороченные красной бахромой шапки, чтобы на минуту показать свое равенство с народом, радость и восторг публики не знают границ.
Но вернемся к выступлениям всадников.
Это любимое всеми мероприятие, видимо, пережиток военных парадов, которые устраивали феодалы в определенное время, чтобы убедиться в боеспособности своих войск. Этот смысл конный праздник давно утратил, но кое-что в этих играх напоминало о периоде военной мощи Тибета, в них чувствовалось влияние монголов, о наездническом искусстве которых и по сей день рассказывают удивительные вещи.
Нас поразила невероятная ловкость тибетцев. Каждое знатное семейство выставляет определенное количество участников для этих игр, и, конечно, все стараются выбрать лучших из лучших, чтобы показать достойный командный результат. Участники демонстрировали такое замечательное искусство верховой езды и стрельбы, что я просто не мог поверить своим глазам. Они практически стоят в седлах и, пока лошадь проносится мимо мишени, успевают поднести горящий фитиль к заряжаемому с дула ружью и выстрелить, держа его под прямым углом. Тут же ружья сменяются луком и стрелами, и радостные крики толпы возвещают об очередном попадании в цель. Эти наездники с невероятной ловкостью обращаются с оружием и меняют один его вид на другой.
Во время праздников тибетское правительство проявляет замечательное гостеприимство, даже по отношению к иностранцам. Для сотрудников всех иностранных представительств устанавливают роскошные шатры, а слуги и офицеры связи заботятся о том, чтобы почетные гости ни в чем не нуждались.
В тот раз на поле я заметил особенно много китайцев. Они довольно сильно отличаются от тибетцев, хоть и принадлежат к той же расе. У тибетцев не такие узкие глаза, приятные открытые лица и румяные щеки. Многие китайцы предпочитают богатым традиционным нарядам европейские костюмы и даже носят очки – в этом вопросе они куда менее консервативны, чем тибетцы. Большинство китайцев в Лхасе занимаются торговлей, успешно налаживая торговые связи между Тибетом и своей родиной. Им нравится жить здесь, и часто они переезжают в Тибет навсегда. На это есть особая причина. Многие китайцы – большие любители опиума, а в Тибете, хотя власти отрицательно относятся к курению, а иногда даже наказывают за это, специального запрета на курение опиума не существует. Время от времени и местные жители, соблазнившись примером китайцев, берутся за опиумную трубку. Но и тут власть правительства дает о себе знать: курение опиума не выходит из-под контроля, потому что за курением вообще строго следят. В Лхасе можно купить сигареты всех сортов из самых разных уголков мира, но курить в официальных учреждениях, на улице и во время церемоний категорически запрещено, а когда монахи доб-доб следят за порядком во время новогодних праздников, прекращается даже торговля сигаретами.
Зато нюхательный табак распространен повсеместно. И простые люди, и монахи используют его в качестве тонизирующего средства. Готовят его сами, и каждый гордится своей смесью. При встрече тибетцы обмениваются щепотками табака. Еще они любят хвастаться своими табакерками – они бывают самые разные, от дешевых до нефритовых с золотом. Тибетцы с большим удовольствием сыплют порошок на ноготь большого пальца и… Здесь все настолько привычны к этому порошку, что спокойно выпускают его клубами изо рта, ни разу не чихнув. Из присутствующих при этом безудержно чихал только я, что очень веселило окружающих.
Еще в Лхасе есть непальцы. Они всегда весьма дородны и богато одеты – по этим степенным купцам издалека видно, что живется им тут привольно. Согласно старому договору, они освобождены от всех налогов и податей – такие условия для этого народа были установлены после какой-то давнишней войны – и умело используют это преимущество. Самые лучшие лавки на Паркоре принадлежат именно непальцам, ведь они прирожденные торговцы, шестым чувством чующие выгоду. Свои семьи они по большей части в Тибет не перевозят и по прошествии некоторого времени уезжают на родину – в отличие от китайцев, которые часто берут в супруги тибетских женщин и создают образцовые семьи.
Во время официальных торжеств непальские дипломаты выделяются на фоне пестрой толпы еще более ярким островком. Их наряды ярче общего разноцветия, а красные мундиры солдат-гуркхов, их телохранителей, видны издалека.
Эти непальские солдаты особым образом прославились в Лхасе: они единственные отваживались нарушать запрет на ловлю рыбы. Когда сообщения об этом доходят до тибетского правительства, оно заявляет официальный протест непальской дипломатической миссии. И тут начинается настоящий спектакль. Нарушителей, конечно, следует наказать, потому что представительство всячески стремится сохранять хорошие отношения с тибетским правительством. Но высокие господа чаще всего и сами не безгрешны: многие знатные лхасцы не прочь втихаря полакомиться рыбным блюдом. Провинившихся после ужасного скандала приговаривают к битью плетьми. Но это наказание в итоге никого не пугает.
В Лхасе никто не смеет самостоятельно ловить рыбу. Во всем Тибете рыбная ловля разрешена только в одном месте – там, где Цанпо протекает по песчаной пустыне. В тех местах не вырастить никаких злаков, нельзя держать скот, потому что нет лугов, и рыба – единственный возможный источник питания, поэтому закон сделал исключение для этой области. Правда, к жителям тамошней деревни относятся с презрением, так же как к забойщикам скота и кузнецам.
Довольно много живет в Лхасе и мусульман. У них есть собственная мечеть, и никто не стесняет их свободу исповедовать свою веру. Это одна из замечательных черт тибетского народа – несмотря на всевластие монахов в стране, жители не стремятся никого обращать в свою веру и глубоко уважают другие религии. Большинство мусульман приезжало сюда из Индии и смешивалось с тибетцами. Сначала в религиозном рвении мусульмане пытались обращать в ислам своих тибетских жен, но скоро в этот вопрос вмешалось правительство и разрешило тибеткам вступать в брак с мусульманами только при условии сохранения своей веры. Поэтому женщины и девочки из смешанных семей носят тибетские платья, с красивыми, в косую полоску передниками, и о хиджабе в их одежде напоминает только головной убор. А мусульмане-мужчины сразу выделяются на городских улицах своими фесками и тюрбанами. Занимаются эти люди тоже по большей части торговлей и имеют хорошие связи с Индией, особенно с Кашмиром.
Во время конных соревнований как на ладони можно было наблюдать все группы населения Лхасы.
Это была пестрая смесь: ладакцы, бутанцы, монголы, сиккимцы, казахи и представители всех прочих соседних народов. Особенно интересна народность хуэй – это китайские мусульмане с Кукунорской равнины. Им принадлежат скотобойни, расположенные в особом квартале за пределами Линкора. К этим людям относятся с некоторым презрением, потому что они убивают животных, что противоречит буддийскому учению. Но и у них в городе есть свой храм.
И как бы ни различались все эти люди верой, происхождением и обычаями, все они единодушно присоединялись к празднованиям первого месяца года. Даже шатры двух главных соперников за влияние в Тибете, англичан и китайцев, мирно стояли рядом.
Празднества завершали, как уже было сказано, конные игры, а за ними следовало еще состязание в стрельбе из лука вдаль и соревнование знати. Я в жизни никогда ничего подобного не видел и, если бы услышал о таком, просто не поверил бы. Натянули пестрый занавес, а перед ним закрепили концентрические кожаные кольца с черной шайбой примерно пятнадцать сантиметров в диаметре в центре. Стрелок занимает позицию метрах в тридцати от цели и пускает стрелу в мишень. Стрелы во время полета издают необычные звуки, слышные издалека. Потом мне удалось вблизи рассмотреть такую стрелу. Вместо обычного наконечника у нее была деревянная головка с дырками. Воздух проходит через них, отчего и получаются эти странные звуки. И вот таким снарядом стрелки исключительно точно попадали в цель – почти каждая стрела попадала в самый центр мишени. Знатных участников этого состязания тоже награждали белыми шарфами-хадаками.
После окончания праздника знать пышной процессией возвращается в город, а народ стоит по краям дороги и безо всякой зависти восхищается роскошным видом своих полубогов. Все довольны. Глаза и уши вдоволь насладились зрелищем, сердца верующих еще долго будет согревать мистика великих церемоний и вид юного Божественного Правителя. Теперь можно возвращаться к повседневной жизни. Снова открываются лавки, и хозяева, в предвкушении наживы, начинают со вкусом торговаться с покупателями, на углах улиц появляются всегдашние игроки в кости, в город возвращаются собаки, на время праздничной чистоты по понятным причинам перебиравшиеся за Линкор.
Наша жизнь текла размеренно. Приближалось лето, ишиас почти перестал мучить меня. Никаких новостей о нашей высылке не было. Английский врач все еще регулярно навещал меня, но я уже был в состоянии в погожие дни работать в саду. Теперь заказы мне поступали постоянно. По городу заговорили о том, что новые приспособления и фонтан в саду Царона – моих рук дело, и знатные люди один за другим приходили ко мне, загоревшись желанием построить у себя что-то подобное.
Дело в том, что тибетцы очень любят сады. На каждом клочочке земли сажают цветы, часто их растят в горшках, причем самых необычных видов – в старых чайных чашках, в консервных банках, в треснувшей посуде. Каждый дом, каждую комнату обязательно украшают цветы. А сад становится настоящим культом.
Ауфшнайтер тоже был весь в делах. Он занимался строительством канала, первого рукотворного канала в Тибете. С утра до вечера он был на месте строительства, где работы останавливались только по важным праздникам. Большой удачей можно считать то, что в роли заказчиков выступили монахи. Потому что, хотя светские чиновники играют важную роль в управлении страной, последнее слово при решении любого вопроса всегда остается за небольшой группкой монахов.
