Бесконечные хлопоты о том, как остаться в стране

Летом пёнпо снова пригласили нас. На этот раз они довольно энергично призывали установить временны́е рамки нашему пребыванию в Кьироне.

К этому времени от непальских торговцев и из газет мы уже знали, что война закончилась. Но, как нам было известно, после Первой мировой войны англичане еще в течение двух лет не распускали индийские лагеря для военнопленных. И понятное дело, нам совершенно не хотелось рисковать своей свободой. Поэтому мы решились предпринять еще одну попытку проникнуть внутрь Тибета. Мы были в восторге от этой страны и хотели во что бы то ни стало продолжить ее исследование. Мы уже свободно говорили по-тибетски и неплохо знали здешнюю жизнь – что же могло помешать нам? Мы оба были альпинистами, и нам представилась замечательная возможность исследовать Гималаи и районы, где обитали кочевники, и сделать зарисовки. На скорое возвращение домой мы давно перестали надеяться и теперь хотели через северные равнины Тибета добраться до Китая, чтобы попытаться найти там работу. Наш первоначальный план достичь японских позиций после окончания войны потерял всякий смысл.

Поэтому мы пообещали пёнпо покинуть деревню осенью, если они, в свою очередь, предоставят нам свободу передвижения. На это чиновники согласились, и главной целью всех наших вылазок стал поиск путей через горы на тибетское плато в обход деревни Дзонка.

Во время этих летних экспедиций мы познакомились с местной фауной. Нам встречались самые разные животные, мы видели даже обезьян, которые, по-видимому, забрели сюда из Непала, двигаясь по ущельям Кози. Был такой период, когда пантеры чуть ли не каждую ночь убивали коров и яков, так что местным жителям пришлось устраивать ловушки. Поэтому во время наших прогулок следовало быть очень осторожными, я обычно носил с собой портсигар с перцем, чтобы отпугивать медведей, которые могут напасть только днем, а ночью не опасны. У некоторых дровосеков на лицах были шрамы после встреч с медведями, а один после удара медвежьей лапой совершенно ослеп. Ночью, чтобы отпугнуть этих животных, достаточно горящей лучины.

Однажды на границе произрастания деревьев я обнаружил на свежем снегу глубокие следы, происхождение которых не мог определить, но отдаленно они напоминали человеческие. И будь у меня побольше фантазии, я бы вполне мог заключить, что это следы знаменитого снежного человека.

Я всегда старался сохранять спортивную форму. В физической нагрузке тут недостатка не было. Я помогал крестьянам сеять и молотить, валил деревья и рубил щепу для лучин со смолистых сосен. Тибетцы, благодаря суровому климату и тяжелой работе, физически очень выносливы. Кроме того, они любят устраивать соревнования, чтобы помериться силами.

Каждый год в Кьироне проходит настоящий спортивный праздник продолжительностью несколько дней. Главные дисциплины тут – скачки, стрельба из лука в длину и в высоту, а также прыжки в длину и в высоту. А для самых крепких есть тяжелый камень, который нужно поднять и пронести определенное расстояние.

Я, ко всеобщему восторгу, тоже поучаствовал в некоторых соревнованиях и даже чуть не выиграл забег. Я шел первым практически всю дистанцию с самого старта. Но мне были незнакомы местные приемы: на последнем и самом крутом участке пути один из участников нагнал меня и схватил за штаны. Я от неожиданности остановился и оглянулся. Этого негодяй и добивался: он опередил меня и первым дотронулся до финишного камня. Обескураженный этой хитростью, под общий смех я получил второй приз.

Спортом в Тибете занимаются только мужчины, женщины же про эмансипацию не слыхивали и довольствуются тем, что готовят еду для пикника и разливают пиво.

Даже помимо праздников, жизнь в Кьироне была достаточно разнообразной. Летом через деревню каждый день проходили караваны. После сбора урожая риса в Непале мужчины и женщины привозили сюда корзины зерна, чтобы обменять на соль. Это важнейший продукт экспорта страны, ее добывают в бессточных озерах Чантана, после чего месяцами на спинах яков и овец везут к границе, где выгодно обменивают на рис, который здесь ценится много выше.

Товары из Кьирона в Непал переносят батраки, потому что дорога идет по узким ущельям, а кое-где для перехода через скалы высечены ступени. Бо́льшую часть носильщиков составляют непальские женщины, увешанные дешевыми украшениями и в коротких юбках, открывающих взору их мускулистые ноги.

Однажды нам довелось наблюдать непальцев за сбором меда. Тибетцы этим не занимаются, поскольку это запрещено официальным распоряжением правительства, ведь их религия не разрешает лишать животных пищи. Но здесь, как и везде в мире, люди любят обходить запреты, поэтому тибетцы вместе со своими пёнпо просто платят за удовольствие полакомиться сладким. Они предоставляют непальцам собирать мед, который, вообще-то, мог доставаться им самим бесплатно, а потом покупают у них свое любимое лакомство.

Сбор меда в этих краях – довольно опасное занятие, потому что пчелы любят прятать соты под скальными выступами в узких ущельях. В расселины опускают длинные бамбуковые лестницы, и по ним, свободно раскачиваясь в воздухе, люди спускаются вниз на семьдесят-восемьдесят метров. Под ними ревет река Кози, и обрыв веревки означает для сборщика меда верную смерть. Во время сбора разъяренных пчел отпугивают дымом. Добыча складывается в специальные емкости и поднимается другой веревкой. Самое главное в этом деле – слаженность действий, потому что крики или иные сигналы в шуме реки было бы не разобрать. В тот год в ущелье близ Кьирона мед собирали одиннадцать непальцев в течение недели, и цена на лакомство явно не соответствовала той опасности, которой они подвергались во время работы. Я очень жалел, что у меня нет кинокамеры, чтобы запечатлеть это потрясающее зрелище.

Когда закончились обильные летние дожди, мы начали систематически обследовать окрестные вытянутые долины. Часто, взяв с собой продукты, картографические материалы и компас, мы уходили в экспедиции на несколько дней. Мы жили на альпийских лугах вместе с пастухами, которые, совсем как у нас, летом присматривали за скотом, пасущимся на пышных горных пастбищах. Сотни коров и самок яков щипали сочную травку среди заснеженных горных вершин. Я часто помогал взбивать масло, за что получал в награду золотисто-желтый свежий кусок. Чтобы масло быстрее застывало, с глетчеров приносят лед и бросают его в огромные маслобойные чаны.

Всякую хижину в горах охраняют резвые и очень агрессивные собаки. Обычно они сидят на цепи, и по ночам их лай отпугивает пантер, волков и диких псов. Эти сторожевые собаки крепко сложены, к тому же их кормят в основном молоком и сырой телятиной, что делает их еще сильнее и опаснее. Я пережил несколько весьма неприятных столкновений с этими зверями. Однажды такая собака сорвалась с цепи, когда я проходил мимо, и попыталась схватить меня за горло. Я увернулся, но тут псина вцепилась мне в руку и отпустила ее только после долгой борьбы. Моя одежда превратилась в лохмотья, но собака после схватки осталась неподвижно лежать на земле. Остатками рубашки я перевязал себе раны, глубокие шрамы от которых видны и по сей день. Впрочем, собачьи укусы зажили довольно быстро благодаря тому, что я регулярно окунался в один из целебных источников, куда в это время года, к сожалению, гораздо чаще наведываются змеи, нежели тибетцы. Как мне потом рассказали пастухи, в той схватке несладко пришлось не только мне. Пес после этого случая целую неделю пролежал в углу и ничего не ел.

Во время прогулок нам встречалось огромное количество земляники, но те места, где ягод было больше всего, кишели пиявками. Из литературы я знал, что эти гады – чума многих гималайских долин, а теперь мне на собственном опыте пришлось убедиться, насколько беззащитен перед ними человек. Они падают на животных и людей с деревьев, проползают через любую дырочку в одежде, даже через отверстия для шнурков на ботинках и присасываются к телу. Если их тут же оторвать, то кровопотеря будет больше, чем если дать им насосаться крови – тогда они отпадают сами. В некоторых долинах пиявок так много, что защититься от этих тварей просто невозможно. Как они выбирают себе жертву, я не знаю, но часто спастись от них помогал мне быстрый бег. На теплокровных животных этих мест часто сидят дюжины паразитов, присосавшихся к естественным отверстиям их тел. Лучший способ отпугнуть пиявок, который я знаю, пропитывать солью носки и штанины брюк.

В ходе вылазок мы собрали обширный картографический материал и сделали множество набросков, но найти подходящий для побега путь нам так и не удалось. Без специального снаряжения, да еще с тяжелым багажом все перевалы были непреодолимы. А мысль возвращаться по знакомому пути через деревню Дзонка нам не грела душу. Поэтому мы направили еще один запрос в Непал, желая точно узнать, вышлют нас оттуда в Индию или нет. Ответа так и не последовало. До того момента, когда нам надлежало покинуть Кьирон, оставалось еще два месяца, и мы посвятили это время тщательным сборам. Чтобы увеличить наши финансовые запасы, я ссудил одного торговца под обычные в этих краях тридцать три процента. Впоследствии я очень пожалел об этом, потому что он постоянно оттягивал выплату долга, отчего наш план тайного отъезда едва не пошел прахом.

Наши отношения с миролюбивыми и покладистыми сельчанами становились все более тесными. Тибетцы работают, как и наши крестьяне, используя не то что каждый час, а каждую минуту светлого времени дня. В сельскохозяйственных районах Тибета явственно ощущается недостаток в рабочей силе, так что здесь неведомы нищета и голод. Общины обеспечивают всем необходимым монахов, которые не участвуют в крестьянском труде, а заботятся только о благополучии души. Крестьяне живут вполне зажиточно, у них в сундуках хранятся чистые праздничные наряды для всей семьи. Женщины сами ткут и шьют платья дома.

Полиции в нашем понимании этого слова здесь не существует, а преступников всегда судят публично. Наказания довольно жестоки, но в некотором смысле только такие и возможны, учитывая здешний менталитет. Я слышал про человека, который украл золотую лампадку в одном из храмов неподалеку от Кьирона. Его изобличили и наказали, по нашим понятиям, бесчеловечным образом. Ему публично отрубили руки, а изувеченное тело зашили в сырую ячью шкуру. Потом ее высушили и сбросили в глубокое ущелье.

Но нам самим таких страшных наказаний видеть не довелось, да и, кажется, с течением времени нравы тибетцев смягчаются. Однажды я наблюдал за публичной поркой, которая мне показалась даже недостаточно суровой. Наказывали монахиню, принадлежавшую к реформированной буддийской церкви, которая предписывает строгое безбрачие. Эта монахиня от монаха той же церкви прижила ребенка, которого убила тотчас после рождения. Их обоих изобличили и поставили к позорному столбу. Об их преступлении объявили во всеуслышание и каждому назначили по сто ударов плетью. Во время экзекуции местные жители просили власти проявить милосердие, как обычно предлагая им деньги. В результате приговор был смягчен, и в толпе, где многие плакали, раздался вздох облегчения. Монаха с монахиней изгнали из округа, лишив религиозного сана. Нам такое сочувствие показалось странным и почти необъяснимым. Добросердечные поселяне одарили преступников деньгами и съестными припасами, так что эта пара покинула Кьирон и отправилась в паломничество с полными мешками всякой снеди.

Реформированная школа буддизма, к которой принадлежали эти двое, в Тибете наиболее распространена. Но как раз в нашей местности было несколько монастырей, в которых были иные правила. В них монахи и монахини жили семьями, а их дети оставались в монастыре. Такие монахи сами обрабатывали свои поля, но никогда не получали государственных должностей – на них могли претендовать только представители реформированной школы.

Власть монахов в Тибете – явление уникальное, его можно сравнить только с жесткой диктатурой. Монахи с недоверием относятся ко всякому внешнему влиянию, которое может угрожать их власти. Они достаточно умны, чтобы понимать, что власть их все-таки не безгранична, но наказывают любого, кто выразит какое-либо сомнение по этому поводу. Поэтому многие из них были очень недовольны нашим общением с местным населением. Ведь наше поведение, свободное от всяких предрассудков, могло натолкнуть тибетцев на разные вредные для монахов мысли. Мы ходили по ночам в лес, не боясь прогневать демонов, забирались на горы, не зажигая жертвенного огня, и с нами ничего плохого не происходило. В некоторых местах с нами обращались подчеркнуто холодно, что можно приписать влиянию лам. Но с другой стороны, тибетцы приписывали нам сверхчеловеческие способности, поскольку считали, что другого объяснения нашим вылазкам не найти. То и дело нас спрашивали, что мы задумали сделать с ручьями и птицами, зачем мы с ними так много общаемся. Ведь тибетцы никогда и шагу не ступят без определенной цели, поэтому они считали, что мы неспроста бродим по лесам и сидим на берегах ручьев.