На половину четвертого записалась соседка Антонина Николаевна. Ей было лет семьдесят, точнее, Алена не знала, а спрашивать считала неприличным, хотя общались уже давно, лет восемь, с тех пор, как Алена сняла квартиру в этом районе. Первый же раз пойдя в сетевой супермаркет неподалеку от дома, она познакомилась там с веселой старушкой из тех, что красят седину в бледно-фиолетовый цвет и ходят в забавной несуразной одежде. Разговорившись в очереди у кассы, они выяснили, что живут в соседних подъездах. Алена рассказала, что работает парикмахером на дому, и Антонина Николаевна этим заинтересовалась. Узнала расценку и начала ходить к соседке, радуясь, что у той дешевле, чем в салонах, а качество не хуже. За время их знакомства Антонина Николаевна почти не изменилась, разве что поддалась на уговоры Алены и стала краситься в более естественные цвета. А так оставалась все той же неисправимой оптимисткой и шутницей, всегда приходила с какой-нибудь забавной историей или новым анекдотом. Иногда Алена втихаря завидовала жизнерадостности старушки. Сама она последнее время все чаще хандрила и чувствовала, что у нее опускаются руки. Особенно после того, как у Ника начался этот проклятый переходный возраст.

Однако сегодня Антонина Николаевна не казалась такой веселой, как обычно. Соседка выглядела задумчивой, и мысли ее явно были не из приятных.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Алена, забирая у старушки мокрое пальто и вешая его на вешалку. — Погода сегодня дрянь, да? Не то что вчера…

— Погода? — рассеянно переспросила соседка. — А, да… я и не заметила…

— Что-то случилось? — обеспокоилась Алена.

— Да так… — вздохнула Антонина Николаевна и наклонилась, чтобы снять боты. Алена поспешила подать ей новенькие тапочки, которые специально покупала для клиенток пачками.

Они прошли в комнату Алены, и соседка машинально уселась в кресло.

— Все как обычно, стрижемся-красимся? — уточнила Алена, накрывая ее пеньюаром.

— А? Ну да… Знаешь, я бы и не пришла сегодня, но раз записалась… Не хотела тебя подводить. У меня Леня заболел, — поведала Антонина, когда Алена начала разводить краску.

Леонидом звали мужа Антонины. Алена часто встречала его во дворе, одного или вместе с супругой. Он ей нравился — сухенький, интеллигентный, заметно постарше жены, но еще бодрый старик. Он всегда вежливо здоровался и любил носить шляпы. Настоящий старый петербуржец, которых с каждым днем, увы, становится все меньше и меньше.

— Почку ночью прихватило, — рассказывала Антонина. — Так он до утра ждал и меня не будил. Проснулась — а он по квартире ходит, за поясницу держится. Я говорю: что же ты, надо было сразу «Скорую» вызывать! А он: надеялся, что пройдет, не хотел ночью людей беспокоить. Деликатный он у меня… К утру не прошло, конечно. Вызвали врачей, а те даже смотреть толком не стали, сразу увезли в больницу, в Александровскую. Хотела с ним поехать — не пустил. Нечего, говорит, Тоня, тебе тащиться куда-то в такую рань, поспи лучше, отдохни… А мне какой отдых, когда он в больнице…

— И как он сейчас, не знаете? — сочувственно поинтересовалась Алена, накладывая краску на поредевшие волосы клиентки.

— Да уж позвонил… — Антонина чуть улыбнулась сквозь навернувшиеся на глаза слезы. — Говорит, укол сделали, стало получше. Но я ж слышу, что голос слабый… Небось нарочно сказал, чтобы я не переживала. Но я сейчас вот прямо от тебя в больницу, там как раз с семи приемные часы… А завтра с утра поеду, с врачом поговорю. Узнаю, что и как.

Алена слушала клиентку внимательно и сочувственно. Ей всегда становилось грустно, когда у знакомых что-то случалось с их близкими. Особенно остро она стала ощущать это с тех пор, когда у нее появился сын, примеряя все печальные житейские истории на себя и Ника. К счастью, у сына было хорошее здоровье, и за свои пятнадцать лет он еще ни разу не лежал в больнице. Но случись что-то подобное, Алена бы, наверное, с ума сошла от переживаний… Антонина привязана к мужу не меньше, чем Алена к сыну. Иногда Алена пыталась убедить себя, что быть одной, без мужа, — это даже лучше. А то в старости, когда и у самой-то здоровья уже нет, сиди и переживай то за детей, то за супруга. Да и один умирающий родитель — все же меньшая нагрузка для ребенка, чем два немощных старика… Это, конечно, были просто слабые утешения одинокой женщины за тридцать, но иногда Алене почти удавалось в них поверить.

— Может, его отпустят домой на праздники, Новый год все-таки… — снова заговорила соседка. — А нет — так хоть мандаринчиков ему отвезу. Есть мандарины ему, наверное, не разрешат, но он очень запах любит. Не может в Новый год без мандаринов… — Антонина Николаевна сморгнула, и Алена испугалась, что соседка сейчас заплачет.

— Конечно, принесите, — бодро поддержала она соседку. — Он обрадуется и быстрее на поправку пойдет.

Ей было всей душой жаль Антонину Николаевну, но едва ли ей можно чем-то помочь, кроме сочувственных слов. Старость, как говорится, не радость…

— А я ведь совсем одна в квартире, с котом, — снова вздохнула Антонина Николаевна. — Так не хочется Новый год без Лени встречать…

— А что же Алеша с семьей? Вы говорили, они собирались приехать на каникулы? — Сын Антонины Николаевны работал в Китае, и старушка, чтобы общаться с ним и внуками, даже освоила скайп, чем очень гордилась.

— Да вот, не получилось. У них ведь наш Новый год — не праздник. Тяжело, конечно, так редко детей видеть. Но что поделаешь… Зато Алеша зарабатывает хорошо. И нам с Леней помогает. На пенсию-то поди проживи…

— Это точно, — согласилась Алена и тоже невольно вздохнула.

Сегодня общение с Антониной Николаевной, обычно всегда поднимавшее настроение, еще больше выбило Алену из колеи. Она почему-то принялась представлять себя в старости: дряхлой, больной, беспомощной… И одинокой. Будет ли Никита заботиться о ней? Судя по тому, как он ведет себя сейчас, — вряд ли…

Краска была наложена, теперь оставалось подождать сорок минут, пока она подействует. Чтобы клиентка не скучала, Алена включила телевизор, пощелкала пультом, нашла какой-то сериал, а сама отправилась на кухню. Надо все-таки выпить наконец кофе. И неплохо бы еще съесть какой-нибудь бутерброд, а то со вчерашнего дня, после Ларисиного новоселья с Дашкиными вкусняшками, у Алены еще маковой росинки во рту не было. Снова ткнув кнопку чайника, женщина открыла банку растворимого кофе и достала из сушилки над раковиной любимую красную кружку.

Красный всегда нравился Алене больше других цветов — такой яркий, позитивный, жизнеутверждающий. На выпускной она надела платье ярко-алого цвета и была в нем, как не уставали ей повторять весь вечер, ослепительно хороша. Конечно, то, что она красива, не стало для Алены новостью — она слышала об этом с детства. Еще с тех времен, когда совсем крошкой неуверенно ковыляла по улице с мамой за ручку, Алена привыкла, что люди с улыбкой смотрят на нее и хвалят: «Какая хорошенькая!» В школе Алена считалась первой красавицей класса, девчонки ей завидовали, а мальчишки все одиннадцать лет постоянно оказывали ей знаки внимания. Но сначала Алене они просто не были интересны, ее гораздо больше привлекало шитье нарядов для кукол. А потом, когда она доросла до подросткового возраста, уж тем более стало не до любви — требовалось решать куда более приземленные проблемы. Так что, если не считать невнятных детских влюбленностей в парочку актеров, можно сказать, что до самого отъезда в Питер сердце Алены оставалось свободно.

Тогда, в то далекое послешкольное лето, Петербург встретил их солнцем и цветами. В буквальном смысле цветами, потому что, выйдя с подругами из здания вокзала, Алена первым делом увидела цветочный ларек, наполненный розами. Ярко-алыми, как ее выпускное платье. И это показалось счастливым предзнаменованием.

Алена подала документы в художественно-промышленную академию. Разумеется, на бюджет — когда у тебя оба родителя алкоголики, о платной учебе не может быть и речи. Творческое собеседование она прошла хорошо, принимавшая его преподавательница с интересом рассматривала работы абитуриентки и похвалила некоторые из них. И даже дошла до конца экзаменов, но для поступления не хватило баллов. Подвело сочинение, за которое Алена получила только тройку. Не повезло, все темы попались по произведениям, которые она сама и не читала даже, а знала только по пересказам Ларисы и Дашки.

В первый момент показалось, что все, жизнь кончена, — но это ощущение прошло на удивление быстро. Подружки убедили, что на будущий год Алена обязательно поступит, надо только как следует позаниматься. Тут же подвернулась и работа — официанткой в симпатичном кафе неподалеку от дома Дашкиной тетки. Там Алена и влюбилась. Влад пришел в кафе утром, а вечером уже ждал ее после смены с огромным букетом роз. И Алена даже не удивилась, увидев, какого цвета эти розы — разумеется, ярко-красные.

Ухаживаниями Алену было не удивить — она давно привыкла к своему успеху, к телефонным звонкам (на городской телефон — мобильного у нее тогда еще не было), приглашениям, объяснениям, подаркам и прочим знакам внимания и от мальчишек-ровесников, и от парней постарше, и от взрослых мужчин. Но ни один из ее прежних поклонников и в подметки не годился Владу. Он ухаживал действительно красиво — то заказывал для нее песню по радио, то ухитрялся незаметно подложить в карман ее форменного фартука распечатку стихотворения, которое сам написал и посвятил ей, то снимал катер и всю ночь катал Алену по рекам и каналам, то внезапно, сюрпризом, увозил ее на своей машине куда-нибудь в Петергоф или Ораниенбаум… И конечно, она не могла остаться равнодушной. Впервые за всю жизнь Алена влюбилась. Не из-за ухаживаний, цветов и подарков — а потому, что Влад оказался первым в ее жизни человеком (ну, кроме Дашки, Ларки и их родителей), кто по-настоящему хорошо к ней относился, заботился о ней и искренне хотел видеть ее счастливой.

Их роман развивался стремительно. Познакомились они в августе, а двенадцатого сентября Влад первый раз привел ее к себе домой и заявил: «Мама, это Алена, моя невеста. Сегодня я сделал ей предложение, и она согласилась. Мы будем жить у нас». И, демонстративно не обратив внимания на гримасу, которую скорчила его мамаша, понес в свою комнату спортивную сумку и старенький чемодан с Алениными вещами.

Ставшие невольными свидетелями ее любовной истории подруги не могли нарадоваться за Алену. То, что происходило, действительно было похоже на сказку, а Влад — на настоящего принца. Красивый, умный, обаятельный, коренной петербуржец, пятикомнатная квартира в центре, интересная и престижная профессия… Недавно умерший отец Влада был далеко не последним человеком на Петербургском телевидении, и сын пошел по его стопам — оканчивал продюсерский факультет Института кино и телевидения.

Первое время Алена сама не верила своему счастью — неужели такое бывает? Такая любовь — удивительная, волшебная, головокружительная… И такое счастье. И такая спокойная жизнь, когда никто рядом не бухает, не приводит в дом собутыльников, не валяется пьяный, когда не надо вечно ходить полуголодной, считать каждую копейку и прятать ее, чтобы родители не нашли и не пропили… Дом Влада оказался по-настоящему полной чашей — огромная квартира с лепниной на потолках и старинной, давно уже не работающей, но оставленной для красоты изразцовой печью, роскошная мебель, картины, антиквариат. Ели там не на кухне, а в столовой, на столе всегда лежала белоснежная скатерть, а в шкафу красовалась гарднеровская и кузнецовская посуда, которую, правда, подавали только для важных гостей, а каждый день пользовались тарелками и чашками попроще — но тоже из немецкого сервиза, даже с супницей. Холодильник всегда ломился от еды. Посуду мыла специальная машина, а готовила, стирала и убирала приходящая помощница по хозяйству, которую свекровь почему-то называла экономкой.

Вообще-то Алене очень хотелось жить отдельно. Пусть в маленькой комнатушке, пусть в съемной — но не у свекрови, а самим по себе. Будь это хоть чулан — Алена все равно превратила бы его в уютное гнездышко. Подремонтировала бы что нужно, она это умела, подкрасила, набрала всяких уютных штучек для интерьера, повесила бы красивые шторы… Чувствовала бы, что она у себя дома, хозяйничала бы, не стеснялась принимать гостей. В квартире Влада хозяйничать не получалось. Но несмотря ни на что, Алена была счастлива. И, вопреки тому, что болтали злые языки, она была счастлива именно с Владом, а не с его деньгами и квартирой.

Из кафе она сразу же уволилась — на этом настоял Влад: «Не хочу, чтобы там на тебя пялились всякие». Алене казалось неловко садиться ему на шею, но Влада это нисколько не смущало: «Ничего, ты уж поверь, мы с маман не бедствуем!» В итоге договорились на том, что Алена, чтобы не чувствовать себя бездельницей и нахлебницей, запишется на подготовительные курсы и станет готовиться к поступлению.

Свадьбу сыграли накануне Рождества, 6 января. Наплевав на предрассудки, что, мол, плохая примета, подвенечное платье Алена сшила сама — узкое, строгое, цвета слоновой кости, с длинными рукавами и юбкой годе. Роспись и банкет заказали в Юсуповском дворце. Родителей Алена звать не стала — только Дашу с Ларой и их семьи. На другое утро после свадьбы молодожены улетели в свадебное путешествие в Париж. Там было сыро, холодно, все время дул пронизывающий ветер и шел мокрый снег — но зато относительно мало туристов. И Алена, которая еще полгода назад не смела и мечтать о подобном путешествии, чувствовала себя самой счастливой девушкой на Земле. Не разнимая рук, они с Владом в любую погоду гуляли по Елисейским Полям, мостам и набережным, целовались на смотровой площадке Эйфелевой башни и каждую ночь любили друг друга в номере с панорамным видом на знаменитые крыши Монмартра. Но самым сильным впечатлением Алены стало посещение парижского Диснейленда — словно реальное, наяву, воплощение сказки, в которой она вдруг оказалась…

Но, как известно, в каждой сказке обязательно присутствует какое-то зло. В сказке о Золушке-Алене роль злой королевы-колдуньи играла мать Влада. С первого же дня знакомства она невзлюбила будущую невестку и не считала нужным скрывать свою неприязнь. При сыне Виктория Анатольевна еще сдерживалась и только демонстративно не разговаривала с Аленой. Но стоило Владу уйти в институт, как на девушку тут же выливался целый ушат оскорблений. Свекровь считала ее провинциальной шлюшкой, деревенской хищницей, окрутившей ее бедного доверчивого мальчика ради питерской прописки, квартиры и отцовского наследства. Алена, которой на тот момент не исполнилось еще и девятнадцати лет, просто не знала, как себя вести, как доказать свекрови, что та ошибается. Она старалась быть вежливой, полезной, проявлять заботу о свекрови, даже сшила ей в подарок на Новый год красивое платье из темно-бордового бархата — но все это напрасно. Увидев платье, Виктория Анатольевна только презрительно поджала губы и процедила: «Да уж, не чаяла, что мой сын когда-нибудь женится на какой-нибудь швее-мотористке!..»

— Влад, давай съедем отсюда, — начала предлагать Алена еще до свадьбы. — Снимем комнату. Я опять работать пойду, у тебя стипендия хорошая — проживем как-нибудь.

Но Влад только смеялся.

— Ты что, заяц, прикалываешься, что ли? С каких бананов я должен сваливать в коммуналку при наличии собственной нормальной квартиры? А маман ты просто отправляй в игнор — и всего делов. Позудит-позудит, да и перестанет. Ее ведь тоже можно понять, она-то думала, что я как минимум на дочке министра женюсь…

«А женишься на дочке алкоголиков», — грустно констатировала про себя Алена и прекратила этот разговор.

Вот только игнорировать свекровь не получалось. Даже в огромной пятикомнатной квартире нет-нет да столкнешься с другими жильцами. И услышишь много неприятного в свой адрес.

«Ты на нашу собственность губы-то не раскатывай, — слышала Алена целыми днями. — Ничего у тебя не получится. Владик у меня умненький, он быстро раскусит, что ты собой представляешь… И выгонит тебя отсюда пинком под зад. Думаешь, на тебе свет клином сошелся? Как бы не так. Да у него вагоны таких, как ты! За ним знаешь какие девушки бегают — не тебе чета!»

Как ни хотела Алена пропускать эти мерзкие речи мимо ушей, но все же чувствовала, что в словах свекрови есть доля правды. Высокий, спортивный, красивый, как модель из глянцевого журнала, Влад действительно пользовался огромным успехом у девчонок. Алена постоянно убеждалась в этом — и на свадьбе, где, стоило ей на минутку отойти, как жениха облепляли целые стайки девушек-гостий с его стороны, и на улице, в кафе или на прогулках, где на него откровенно пялилась чуть не каждая вторая встречная женщина. Редкий вечер у них проходил без того, чтобы не позвонила какая-нибудь сокурсница, бывшая одноклассница или подруга детства. Алена старалась не обращать на это внимания, но трудно делать вид, что ничего не происходит, когда твой молодой муж минут по сорок болтает по телефону с какой-то девушкой, которую называет солнышком, и вспоминает, как весело они проводили время позапрошлым летом…

— Да ладно тебе! — смеялся Влад в ответ на ее упреки. — Ну, подумаешь, потрепался с однокурсницей или сходил с ней в кафе. Я же все равно люблю только тебя. Зачем делаешь из мухи слона?

— А ты разве не стал бы делать из мухи слона, если б мы поменялись ролями? — сердилась Алена. — Если б я часами болтала бы с другим парнем или ходила бы с ним в кафе?

— Ну, это совсем другое дело! — возражал Влад, похоже, абсолютно уверенный в своей правоте. — Ты женщина, жена — тебе не положено. А я мужчина. Мужчина по своей натуре — существо полигамное. Так заложено природой, против природы не попрешь.

Тогда Алене еще казалось, что насчет полигамности он шутит. Ей, привыкшей к мужскому вниманию, трудно было представить, что любимый и любящий муж сможет променять ее на другую. А ведь Влад действительно ее любил, в этом она не сомневалась. И потихоньку училась мириться с тем, что так у них, похоже, теперь будет всю жизнь.

В начале марта к Виктории Анатольевне стала ходить ученица — дочь одной из ее многочисленных приятельниц, студентка, которой вдруг срочно понадобилось подтянуть английский. Диана, пухленькая брюнетка, обожавшая ядовито-розовый цвет и стразы, которых у нее не было разве что на зубах, появлялась в их квартире чуть ли не каждый день — и почему-то всегда именно в те часы, когда Влад был дома. Свекровь то и дело придумывала новые поводы для контакта сына и ученицы и оказалась в этом весьма изобретательна. То Влад должен был посмотреть вместе с Дианой какую-то запись, то обучить ее пользованию компьютерной программой, то встретить на машине, так как ему все равно по пути, то отвезти домой после занятий, потому что уже поздно и просто опасно отпускать красивую девушку в такое время одну… Невестку в присутствии Дианы Виктория Анатольевна всячески старалась унизить и подчеркнуть то, что Алена оказалась в этом доме случайно и долго тут не задержится. Чего стоило только одно их знакомство, когда Алена вышла поздороваться и свекровь представила ее ученице так:

— Это Лена, подружка Владика. А ты, Дианочка, наверное, приняла ее за нашу прислугу?

Алена терпеть не могла, когда ее называли Леной, и свекровь прекрасно об этом знала.

Обычно Алена старалась не реагировать на выпады свекрови, но здесь не смогла сдержаться.

— Меня зовут Аленой, — заявила она. — И я не подружка, а жена Влада. Вам, Виктория Анатольевна, уже пора с этим смириться. Потому что изменить вы уже ничего не сможете.

Диана от удивления разинула розовый перламутровый ротик с неестественно пухлыми губами. А Алена развернулась и ушла в свою комнату.

Сначала Влад только смеялся над появлением в их доме Дианы и с удовольствием привлекал к этому веселью жену. Но потом шуточки как-то резко иссякли, он стал избегать упоминаний о «маминой ученице». И сначала Алена не придала этому значения…

Ту субботу, семнадцатое апреля, Алена запомнила на всю жизнь. С утра она была записана к зубному, а в полдень собиралась ехать в универ на День открытых дверей. Но, выходя из кабинета стоматолога, вдруг сообразила, что забыла кошелек. Получилось очень неловко. Пусть врач был и знакомый — не Алены, конечно, а Влада, точнее, его матери, — и мог подождать оплату, но все равно нехорошо. Посмотрев на часы, Алена прикинула, что если поторопится, то все успеет. Рванула домой, влетела в квартиру, даже не сняв пальто, вбежала в их с мужем комнату и обнаружила, что Влад, который в это время должен был находиться в институте, никуда не ушел, а лежит в постели… Вместе с Дианой. В супружеской постели, на том самом белье, которое Алена только позавчера собственноручно постелила…

Будильник на смартфоне подал сигнал — сорок минут прошло, пора возвращаться к клиентке. Очнувшись от грустных воспоминаний, Алена затушила сигарету и поспешила в комнату.

Антонина Николаевна покинула ее с новой стрижкой, но такая же печальная, как и пришла. Проводив клиентку, Алена снова отправилась на кухню. На столе крошки, в раковине грязная посуда — опять Никита за собой не убрал! Ну хотя бы поел, уже хорошо. Она обязательно поговорит сегодня с сыном, но попозже, сначала надо позвонить Милене и сообразить что-нибудь на ужин. Номер Милены было беспробудно занят, и Алена, пока дозванивалась, успела покидать в мультиварку рис и филе индейки. Простой и быстрый способ поесть для тех, у кого мало времени. Алена была благодарна мирозданию за изобретение мультиварки, она не представляла, во что бы превратилась ее жизнь, приходись ей проводить больше времени на кухне. Едва она потянулась за сигаретой, раздался очередной звонок в домофон. Алена подумала, что это ее клиент пришел чуть пораньше, но за дверью оказался Никитин школьный приятель, Игорь.

— Здрасьте, теть Ален, — привычной мальчишеской скороговоркой выпалил он.

— Здравствуй, Игорь, — ответила Алена. — Никита не пре-дупредил, что у него будут гости.

Игорь неловко пожал плечами. Мол, что он мог поделать с тем, что Ник не сказал? И правда, что? Алена посторонилась, пропуская парня. Из комнаты выглянул Никита.

— Заходи быстрей, — сказал он другу, который стягивал с себя обувь.

— Ник, дай человеку разуться, — сделала замечание Алена.

Никита ее демонстративно проигнорировал, скрывшись в своей комнате и нарочито громко закрыв дверь.

— И музыку сделай тише! — крикнула вслед Алена. — У меня скоро клиент.

— У тебя всегда клиент! — огрызнулся из-за двери Ник.

Игорь разулся и смущенно посмотрел на Алену. Он едва ли хотел участвовать в семейных разборках. Алена махнула рукой и улыбнулась Игорю, а потом ушла к себе. Дозвониться до Милены снова не получилось, и она стала готовить место для следующего клиента. Им был Петр, единственный мужчина из ее клиентуры.

Вообще-то Алена была женским мастером и специализировалась на женских стрижках. Но однажды по ее объявлению позвонил мужчина и спросил: «А меня подстричь сможете?»

Дело было под праздник, и все парикмахерские оказались забиты до отказа. Петр попытал счастья наугад, и Алена согласилась. В конце концов, обкорнать мужика — дело нехитрое. С тех пор Петр время от времени захаживал к ней поправить стрижку. Ходил он к Алене по той же причине, что и Антонина Николаевна — Алена брала за свои услуги дешевле, чем парикмахерские салоны, а стригла не хуже, а порой даже лучше салонных мастеров.

Петя сегодня пришел с опозданием. Алена уже было подумала, что он перенесет запись, он часто менял время из-за авралов на работе, как раздался звонок в домофон.

— А я сегодня бездомный! — жизнерадостно заявил с порога Петр, симпатичный мужичок лет под сорок. Внешне он казался простоватым, этакий деревенский Ваня, но на самом деле отличался умом, работал программистом в солидной конторе и был там на хорошем счету.

— Это как? — удивилась Алена.

— Да с женой поругался под праздник. Выгнала. Второй день дома не ночую, — весело отмахнулся он.

Приглядевшись, Алена увидела, что рубашка у Пети слегка помята, а ботинки нечищены. Но больше никаких признаков бомжевания она не заметила, о чем не преминула сообщить.

— Я пока в офисе ночую, друзья пускают помыться. А теперь вот к тебе зашел, — пояснил Петя, пока Алена в ванной намыливала ему голову.

— Из-за чего поругались-то? — спросила Алена, перекрикивая шум льющейся воды.

— Да из-за ерунды какой-то… сам не понял. — Петя забрал у нее полотенце и стал вытираться сам, отфыркиваясь, как морж. — Понял только, что сделал что-то не так. То ли кофе в постель не принес, то ли картошку не почистил…

— Может, натворил что?

— Да вроде нет… все как обычно было. Ушел на работу — все нормально, а пришел — вот вам и здрасьте.

На это Алена могла только посочувствовать. И Пете, и, что греха таить, его жене. Разве ж со стороны разберешься, кто прав, кто виноват? Наверняка оба хороши. Может, жена и впрямь сорвалась не по делу… А может, сам Петя в чем-то провинился, о чем не рассказывает. Может, изменяет жене втихаря, а она узнала. Так тоже нередко случается… Алена старалась никогда никого не судить и принимать чью-то сторону не спешила. Спокойно подстригла, побрила клиента и, закрывая за ним дверь, пожелала обязательно помириться с женой до Нового года. В кухне уже ждала следующая клиентка, а еще нужно было позвонить Милене. Алена ума не могла приложить, как все успеет, но, по счастью, Милена на этот раз тоже не взяла трубку.

В половине одиннадцатого Алена уже просто с ног валилась от усталости. Однако, заглянув к сыну, она обнаружила, что Игорь еще не ушел. Мальчишки рубились в компьютерную приставку.

— Эй, — буркнул Ник. — А ты стучать не пробовала?

— Мальчики, вам не пора расходиться? — спросила Алена, демонстративно проигнорировав его грубость.

— Еще только десять! — огрызнулся Никита.

— Вообще-то уже половина одиннадцатого.

— Да ладно, Ник, я пойду… — засуетился Игорь.

— Сиди, — возразил Никита. — Доиграем, тогда и пойдешь.

— Да нет… меня дома ждут… Поздно уже. Да и вот теть Алена против…

— Да пофиг!

— Не… я все-таки пойду. — Он торопливо поднялся на ноги, а Никита посмотрел на мать с такой неприязнью, что Алене стало не по себе. Ох, вставить бы ему по первое число — но в комнате ее ждет клиентка…

— Закроешь за Игорем дверь и поешь. В мультиварке рис с индейкой, — только и сказала Алена. — А потом сразу спать.

Ник что-то буркнул в ответ, но Алена его уже не слушала. Игорь быстро собрался, попрощался и вышел, а она поспешила к клиентке. Как бы не забыть — сегодня еще обязательно надо дозвониться до Милены и постараться договориться с ней поточнее. Иначе и завтрашний день тоже пойдет кувырком…