Глава 11
Следователь, капитан Лаура Хейворд, прошла через гостиную, выглянула из окна, стараясь не задеть стоявший у подоконника стол. Через дыру в стекле увидела, что на Бродвее, далеко внизу, стало наконец тихо. Первым делом она отдала своим людям строгий приказ – не подпускать никого к дому, и они прекрасно справились с задачей: раненых быстро увезли в машинах «скорой помощи», любители поглазеть в конце концов устали, замерзли и разбрелись. Пресса проявила больше выдержки, но и они поздно вечером уступили отданному ею приказу. Место преступления было сложное – тут тебе и квартиры, и ресторан на первом этаже, но Лаура лично проинструктировала все бригады, и сейчас на месте преступления работала лишь следственная команда. Специалисты, снимавшие отпечатки пальцев, фотографы и аналитики только что ушли. Осталась лишь смотрительница здания, дававшая показания, но скоро и она уйдет.
Лаура Хейворд испытывала удовольствие от прекрасно проведенной работы. Убийство всегда вносит беспорядок. Следователи накатывали сюда волна за волной, медицинские и технические эксперты, криминалисты, при этом каждый действовал в предписанных ему рамках, и после того как место преступления досконально изучили, хаос и ужас приняли осмысленную форму. После проведенного анализа каждое свидетельство заняло свое место в тщательно выстроенной классификации. Так и получается – убийство разрушает естественный ход вещей, а расследование наводит порядок.
И все же, оглядывая комнату, Хейворд не чувствовала удовлетворения. Напротив, на душе было неспокойно.
Ее знобило, она подышала на руки, застегнула верхнюю пуговицу пальто. Немудрено: окно разбито, сама же приказала людям ничего не трогать (даже систему отопления), а потому в комнате было лишь на несколько градусов теплее, чем на улице. На миг захотелось, чтобы Д'Агоста был сейчас рядом с ней. Неважно: она расскажет ему обо всем, когда вернется домой. Лаура была уверена, что он заинтересуется, он часто удивлял ее интересными практическими соображениями. Может, это дело отвлечет его от нездорового увлечения братом Пендергаста. Только-только стал он отходить от горестного известия о смерти Пендергаста и от чувства вины за то, что не уберег друга, как явился этот проклятый шофер...
– Мадам? – сержант сунул голову в дверь гостиной. – Пришел капитан Синглтон.
– Пропустите его, пожалуйста.
Синглтон был капитаном местного полицейского участка, и Хейворд знала, что он лично прибудет. Это человек старой закваски. Он считал, что его место – рядом с подчиненными, работавшими на улице или месте преступления. Хейворд знала Синглтона по прежней работе и считала одним из лучших капитанов в городе, особенно когда дело касалось убийств. Он тесно сотрудничал, помогал на каждой стадии расследования.
А вот и он сам, в длинном пальто из верблюжьей шерсти, аккуратно подстриженные волосы, как всегда безупречен. Синглтон постоял, внимательно оглядел комнату. Потом улыбнулся, шагнул вперед и протянул руку.
– Здравствуйте, Лаура.
– Добрый день, Глен. Рада вас видеть.
Рукопожатие было коротким и деловым. Интересно, подумала она, знает ли он о ней и Д'Агосте. Тут же решила, что не знает. Они были очень осторожны: не хватает еще, чтобы нью-йоркская полиция перемывала им косточки.
Синглтон взмахнул рукой.
– Прекрасная работа, как всегда. Надеюсь, вы не против моего прихода?
– Нет, что вы. Мы уже собирались уходить.
– И как успехи?
– Хорошо.
Она запнулась. Нет причины не говорить Синглтону: в отличие от большинства полицейских, он не испытывал радости от неудач потенциальных соперников. К тому же, он тоже капитан, она могла ему доверять.
– По правде говоря, я не слишком уверена в этом, – сказала она, избавившись от оптимистического тона.
Синглтон взглянул на женщину, ответственную за вещдоки. Она стояла в дальнем конце комнаты и делала пометки в блокноте.
– Расскажете?
– Замок на входной двери открыт мастерски. Квартира маленькая, всего две спальни, одна из них переделана в студию. Преступник незаметно проник в квартиру и, по всей видимости, спрятался здесь. – Она указала на темный угол рядом с дверью. – Он прыгнул на жертву, когда тот входил в гостиную. Возможно, ударил по голове. К несчастью, тело при падении так пострадало, что теперь трудно определить, каким оружием воспользовался преступник.
Она указала на стену – брызнувшая кровь залила картину с изображением пруда в Центральном парке.
– Присмотритесь к этому пятну.
Синглтон присмотрелся. Капли сравнительно небольшие, вытекали со средней скоростью.
– Какой-то тупой инструмент?
– Мы тоже так решили. Рисунок пятен здесь и здесь подтверждает наше предположение. И высота струи относительно стены указывает на то, что удар пришелся по голове. Опять же расположение пятен – капли упали на ковер. Человек, шатаясь, прошел несколько шагов и свалился вот здесь. Количество крови также указывает на рану в голове – вы ведь знаете, что такие раны сильно кровоточат.
– Насколько я понимаю, оружие не найдено?
– Нет. Похоже, преступник унес его с собой.
Синглтон задумчиво кивнул.
– Продолжайте.
– Затем преступник подтащил оглушенную жертву к дивану, где – что очень странно – обработал рану, которую сам же и нанес.
– В самом деле?
– Промокнул ее марлевыми тампонами, которые взял из аптечки в ванной. Рядом с диваном валялись несколько пустых упаковок, а в мусорном ведре лежали окровавленные тампоны.
– Отпечатки пальцев обнаружены?
– Криминалисты нашли около пятидесяти отпечатков. В крови жертвы обнаружили кое-что. Все отпечатки принадлежат либо самому Дучэмпу, либо прислуге, либо друзьям. Других нет – ни на аптечке, ни на дверной ручке, ни на медицинских упаковках.
– Убийца работал в перчатках.
– Судя по следам, перчатки хирургические. К утру лаборатория даст более четкий ответ. – Хейворд указала на диван. – Затем жертве заложили за спину руки и связали. Надели веревку на шею, такие петли в ходу у палача. Я попросила криминалистов снять с тела веревки и сохранить как вещественное доказательство. Узлы – редкостные, я таких никогда еще не видела.
Она кивнула в сторону запечатанных больших полиэтиленовых мешков.
– Да и сами веревки выглядят необычно.
Похоже, это единственное вещественное доказательство, оставленное убийцей. И несколько ворсинок с его одежды. Единственная хорошая новость в этом деле, подумала про себя Хейворд. У веревок почти столько же характерных черт, как и у отпечатков пальцев: тип скручивания, число оборотов на дюйм, количество прядей, характеристика волокна. В сочетании с типом узла это может сообщить очень многое.
– Когда Дучэмп пришел в сознание, он был уже связан. Убийца поставил этот длинный стол под окно. Затем – каким-то образом – заставил Дучэмпа забраться на стол и броситься вниз. Выскочив из окна, человек повесился.
Синглтон нахмурился.
– Вы в этом уверены?
– Взгляните на стол. – Хейворд показала ему череду кровавых следов.
Каждый след был зафиксирован криминалистами.
– Дучэмп по собственной крови прошел к столу. Взгляните на первые отпечатки. Здесь он стоит. Другие следы ведут к окну, и расстояние между ними увеличивается. А здесь... взгляните на последний отпечаток перед окном. Остался след лишь от каблука. Все это – свидетельство того, что он даже не пошел, а побежал.
Синглтон смотрел на стол не менее минуты. Затем обратился к Хейворд.
– А что, если они подделаны? Не мог ли убийца снять туфли с Дучэмпа, сделать отметки, а потом снова их на него надеть?
– Мне эта мысль тоже приходила в голову. Но криминалисты сказали, что это невозможно. Таким способом следы не подделать. Кроме того, по тому, как сломана оконная рама, видно, что человек выскочил сам, что его не вытолкали.
– Чушь собачья! – Синглтон сделал шаг вперед.
Подбитый глаз окна уставился в манхэттенскую тьму.
– Представьте себе Дучэмпа, стоящего здесь со связанными за спиной руками и веревкой на шее. Что можно было сказать ему, чтобы он с готовностью выбросился из собственного окна?
Он повернулся к Хейворд.
– Если только это не было его собственным желанием. Самоубийство, совершенное с помощью другого человека. В конце концов, где следы борьбы?
– Их нет. Но как же тогда вскрытый замок? Перчатки? Нападение, перед тем как связать Дучэмпа? Следы на столе не говорят о колебаниях, характерных для попыток самоубийства. Кроме того, мы опросили соседей Дучэмпа, друзей и нескольких клиентов. Все в один голос сказали: это был приятнейший из людей. Всегда улыбался, для каждого умел найти доброе слово. И лечащий врач это тоже подтвердил. У Дучэмпа не было психологических проблем. Холостяк, но о недавнем разрыве никто не слышал. С финансами все в порядке. Своими картинами он заработал кучу денег. – Хейворд пожала плечами. – Никаких неприятностей, насколько мы знаем, у него не было.
– Может, кто-то из соседей что-нибудь заметил?
– Нет. Мы запросили записи видеокамер. Сейчас их готовят.
Синглтон кивнул и поджал губы. Затем, заложив руки за спину, медленно прошелся по комнате, поглядывая на следы порошка, с помощью которого криминалисты снимали отпечатки пальцев, на упакованные вещдоки. Наконец он остановился, Хейворд подошла к нему, и вместе они уставились на тяжелую веревку, уложенную в прозрачный мешок. Необычное волокно, блестящее, и цвет странный: темно-лиловый, почти черный, цвет баклажана. Веревка, снятая с шеи, свернута в тринадцать петель, и таких странных петель Хейворд никогда не видела – толстые, словно кишки, сплетенные в немыслимый узел. В другом мешке, поменьше, лежала веревка, которой Дучэмпу связали запястья. Хейворд сказала сотрудникам, чтобы они обрезали веревку, но не узел. Этот узел выглядел почти столь же экзотично, как и тот, что сняли с шеи.
– Вы только посмотрите, – присвистнул Синглтон. – Огромные, толстые, идиотские узлы.
– Я бы с вами не согласилась, – ответила Хейворд. – Попрошу специалиста посмотреть в базе ФБР все, что у них есть по узлам. Тут необычный случай. Веревка, на которой он повис, посередине была частично подрезана острым ножом, возможно, бритвой.
– Вы хотите сказать... – Синглтон замолчал.
– Да. Веревка должна была порваться, как это и произошло.
Они еще немного постояли возле странной веревки, слабо поблескивающей в свете лампы.
Женщина-офицер, ответственная за вещдоки, деликатно кашлянула.
– Прошу прощения, капитан, – сказала она. – Могу я это забрать?
– Конечно. – Хейворд отошла в сторону, а женщина осторожно уложила мешки в ящик на колесиках, запечатала его и покатила к входной двери.
Синглтон посмотрел ей вслед.
– Что-нибудь украдено? Драгоценности, деньги, картины?
– Ничего. У Дучэмпа в кошельке было около трехсот долларов, а на туалетном столике несколько действительно дорогих драгоценностей. Ни к чему не притронулись.
Синглтон заглянул ей в глаза.
– А чувство беспокойства, о котором вы говорили?
Она не отвела взгляд.
– Я в самом деле не могу ни за что зацепиться. С одной стороны, все выглядит очень уж ясно и правдоподобно, словно инсценировка. Преступление совершено мастерски. Однако в нем нет никакого смысла. Зачем бить человека по голове, а потом врачевать его раны? Зачем надевать на шею петлю, заставлять прыгать из окна, намеренно ослаблять веревку? Какие слова могли побудить Дучэмпа выпрыгнуть из окна? И самое главное – зачем понадобились такие сложности, чтобы убить невинного художника, пишущего акварели, человека, за всю свою жизнь и мухи не обидевшего? Мне кажется, что за этим преступлением стоит глубокий и тонкий мотив, о смысле которого мы даже еще и не начали догадываться. Я уже привлекла к этому делу психолога. Надеюсь, он нам что-нибудь подскажет. Ведь если не узнаем мотива, убийцу нам не отыскать.
