Глава 10
Долгожданное наступление

Лёжа на топчане в землянке, Илья вспомнил весь свой боевой путь. Большую часть пришлось пешком, километров четыреста, лишь кое-где ехал, поездом, мотоциклом. За спинами товарищей не прятался. Отступал? Да, как и вся армия. Зато немцам ощутимый урон нанёс и в живой силе, и в боевой технике. В общем – удовлетворён был.

Утром в тылу наших войск началось активное движение техники, к передовой подтягивались войска. После завтрака старшина взвода принялся раздавать боеприпасы. Разведчики брали по нескольку пачек патронов, бросали в сидор. А ещё в карманы полушубков по одной-две гранаты. В наступлении, если оно удавалось, на прежнюю дислокацию уже не возвращались, потому, хоть не всегда удобно, сидоры приходилось брать с собой, в них всё скудное солдатское имущество. Илья взял три пачки патронов к автомату, в каждой по семьдесят штук, как раз на дисковый магазин. А ещё выпросил у старшины десяток гранат Ф-1.

– Сафронов, ты торговать ими вздумал? Зачем тебе столько? Тяжело ведь таскать будет.

– Своя ноша не тянет, – откликнулся Илья.

Уж он-то знал, что гранатами лучше всего выкуривать противника из ДОТов, ДЗОТов, землянок, да и траншею расчищать.

День прошёл в тревожном ожидании. А рано утром, в сумерках, раздался истошный рёв, совсем рядом. Бойцы из землянок повыскакивали. Кто в исподнем, кто тулупы поверх белья успел накинуть, но все при оружии. Недалеко от землянок разведчиков расположился дивизион БМ-13, иначе «катюши», реактивные миномёты. Илья раньше, в училище, на учениях, видел, как стреляют «Грады», «Смерчи», «Ураганы». Впечатление сильное. С пусковых направляющих одна за одной срывались ракеты, с воем, огненным хвостом улетали за линию фронта. На немецких позициях бушевали разрывы, пламя. Не зря немцы за характерный звук именовали «катюши» «Сталинскими органами».

Отстреляв боезапас, машины развернулись и уехали. Немцы обычно старались засечь огневую позицию и тут же нанести ответный удар артиллерией.

А через наши позиции к немецким ринулись танки с пехотой на броне. Казалось, на немецких позициях не осталось живых, ан нет. Послышались выстрелы, пулемётные очереди. Задача первого эшелона наступающих – взломать, прорвать оборону врага и следовать дальше. В первом эшелоне самые большие потери всегда. А второй эшелон зачищает от остатков войск противника территорию, расширяет прорыв, закрепляется.

Гулко ахали выстрелы танковых пушек, частили автоматы и пулемёты. За снежной круговертью уже толком поля боя не видно.

Командир взвода приказал:

– Всем построиться. Ставлю задачу – преодолеваем нейтралку и по немецким траншеям. Тех, кто остался и сопротивляется, добить, кто оружие бросит и руки поднимет, собирайте в группы и под конвоем сюда. Разворачиваемся цепью и вперёд!

Взводный выхватил пистолет и сам побежал первым. Лейтенант в сапогах, а бойцы в валенках, бежать в них неудобно, отставать стали. На нейтралке трупы наших пехотинцев – в шинелях, тулупах. Илья ожидал худшего, бо́льших потерь. Илья сместился левее, побежал по следу танковых гусениц. Там снег примятый, бежать легче. Со стороны немецкой передовой стали раздаваться выстрелы. Один из разведчиков упал. Слева и справа от взвода разведчиков бежали пехотинцы, связисты, сапёры. Илья подбежал к траншее. Несколько убитых немцев, одна стенка траншеи обрушена танком, видны следы. Илья спрыгнул, побежал за нашим бойцом. Выстрел, боец впереди него упал. Илья успел заметить, как немец скрылся в боковом ходе. Выхватив из кармана гранату, сорвал чеку, шаг вправо сделал, укрываясь в стрелковой ячейке, швырнул гранату. Взрыв, чёрный дым. Держа на изготовку автомат, заглянул в ход сообщения. Готов фриц! Лучше бы сдался, остался в живых. Вообще-то немцы, вопреки советской пропаганде, верили в своего фюрера практически до сорок пятого года, как и в чудо-оружие, которое обещал нации Гитлер. А ведь был у Гитлера мудрый советник, Я. Шахт. После первого поражения вермахта под Москвой советовал заключить с СССР мир. Говорил – «доллар начал эту войну, он её и закончит». Убрал Гитлер Шахта со всех постов, поставил Шпеера, но закончилось всё именно так, как предсказывал финансист Шахт. В итоге из кровопролитной войны с прибылью и мощной экономикой вышла Америка, а Германия и СССР понесли серьёзные потери в людских и материальных ресурсах. Война – это прежде всего борьба экономик и ресурсов. Хитрый партайгеноссе Борман с началом войны образовал экономический штаб оккупированных территорий. Под руководством штаба из СССР было вывезено более миллиона тонн железной руды из Курской области, Украины, 175 тыс. станков, сотни тысяч тонн мяса, молока, яиц, леса, вывезли исторические и культурные ценности.

Один из ДОТов огрызался пулемётным огнём долго, пока бойцы не забросали амбразуру бутылками с «коктейлем Молотова».

Наступающий первый эшелон прорвал оборону клином, на узком участке. Второй эшелон пытался расширить фланги, а немцы пытались удержать позиции. Чем дальше продвигались бойцы от места прорыва, тем ожесточённее сопротивление. На помощь пехоте бросили несколько СУ-76, прозванных на фронте «сучками». Они подходили поближе к огневым точкам, расстреливали. На немецкие позиции их подпускать остерегались. На «сучках» сверху брони на рубке нет, стоит забросить сверху гранату, как весь экипаж погибнет. Не танк – лёгкая самоходка, уязвимости больше. Но помогли «сучки» здорово.

Илья действовал ловко. Подбежит к землянке или блиндажу, бросит в дверь гранату и за изгиб траншеи. После взрыва подбегал ко входу, для верности очередь давал. Глядя на него, и другие бойцы начали действовать так же. Разведчики быстро трофеев набрали. Илья себе пистолет, бутылку шнапса и несколько плиток шоколада. Кому повезло – мясные консервы из землянок или часы наручные с убитых снимали, забирали портсигары. Командование такие трофеи осуждало, но не наказывало.

Хоть и в движении все были, а холодно. В рукавицах стрелять или вырывать чеку гранаты неудобно, правую рукавицу снял, убрал в карман, кисть руки от голого железа мёрзнет. Отвинтил крышку на бутылке, отхлебнул, тут же очередь из желающих образовалась, пустили бутылку по кругу, опорожнили. И дальше траншеи зачищать. Первую линию прошли, ко второй кинулись, она метрах в трёхстах от первой. А здесь несколько убитых немцев, а живых – никого. Сбежать успели. За боем большая часть дня прошла. Солдаты возбуждены, довольны. Не всё им отступать, случился и на их улице праздник.

Полевая кухня горячий обед прямо на захваченные позиции привезла. Поели, выпили фронтовые сто грамм, а кому и больше досталось, старшина не жадничал. Водку старшина по списочному составу получал, а потери были, лишняя водка осталась. А командиры, дав время на обед и короткий отдых, снова командуют.

– Вперёд!

За световой день удалось с боями пройти с десяток километров, уже окраины Клина видны. Но с темнотой боевые действия прекратились. Как воевать, коли ни зги не видно? Кроме того, бойцам отдых нужен, техника нуждается в заправке топливом, боеприпасами. Конечно, всякая задержка наступления на руку немцам – перегруппироваться, резервы подтянуть. Хотя ближних резервов не было, а подкрепление из Франции, как распорядился Гитлер, по-всякому прибыть не успеет. Это СССР с его огромными расстояниями, а не европейская страна, которую на машине за несколько часов проехать можно от края до края.

Думали бойцы, что с утра взламывать немецкую оборону придётся. А германцы оставили в траншеях лишь несколько пулемётных гнёзд, а личный состав отвели в город и предместья. Уличный бой – самый сложный вид боя. Преимущество в танках, в авиации, артиллерии уже роли не играет, всё от пехоты зависит, поскольку драться надо за каждый дом, за каждый квартал. Наступающие всегда значительно бо́льшие потери несут, чем обороняющиеся. Немцы город укрепили. Первые этажи заложили кирпичом, оставив амбразуры. В удобных для обстрела местах расставили танки и пушки. Что помогало – морозы. Немецкая техника не рассчитана на столь низкие температуры. Замерзала смазка, не проворачивались механизмы. Немцы не глушили моторы танков, тягачей, машин, тратя попусту бензин и моторесурс. Качественная румынская нефть шла для изготовления бензина для авиации, наземную технику переводили на синтетический бензин, выгнанный из угля.

При штурме самым ходовым видом боеприпасов были гранаты. А ещё бойцы в полной мере оценили маневренность и плотность огня автоматов. В поле винтовка имеет свои преимущества – дальность и точность огня, но в стеснённых городских условиях её габариты мешали, а мощность была избыточна.

Бойцы забрасывали гранаты в подъезды, в окна, потом очередь веером в дверной проём и только тогда забегали. Клин, родина великого русского композитора Чайковского, был городом небольшим. Но немцы сопротивлялись упорно, и на взятие города ушла неделя. Может быть, немцы сопротивлялись и дольше, однако реальная возможность попасть в окружение их пугала. Вермахт всеми силами старался удержать шоссе Клин – Солнечногорск. Девятого декабря 8-я танковая бригада овладела Ямугой, а 21-я танковая бригада перерезала дорогу Клин – Рогачёво. Армия Рокоссовского 11 декабря заняла Солнечногорск, а 13 декабря 47-я стрелковая бригада перерезала последнюю дорогу Клин – Высоковск, замкнув кольцо вокруг Клина.

Немецкие части оказались в окружении, лишившись подвоза топлива, боеприпасов и продовольствия. Но сильнее голода немцев донимал мороз. Солдаты жгли в кострах и печах всё, что могло гореть, – книги, мебель, заборы. Клин обороняла немецкая 36-я моторизованная дивизия, и потерь от обморожения было не меньше, чем от ранений. Конечно, немцы с наружной стороны кольца пытались деблокировать окружённый гарнизон, предприняв не одну атаку, причём с поддержкой танками. Наша артиллерия танки выбила, и атаки захлебнулись. Резервов в своём тылу немцы не имели и усилить наступающих не могли.

Троих разведчиков, в том числе и Илью, направили для захвата языка. Сплошной передовой в её классическом понимании не было. На окраине города один дом мог быть занят нашими, а соседний – немцами, иной раз на дальности броска гранаты. Снег и мороз для разведчика первые враги. На снегу следы остаются, кроме того, снег при морозе ниже пяти градусов скрипит. А мороз долго в снегу лежать не даёт. В засаде или в поиске иногда подолгу в неподвижности находиться надо. Были случаи, когда разведчики из поиска возвращались с сильным обморожением, когда портянки снимались вместе с кожей. Таких отправляли в госпиталь, заживление шло плохо и зачастую после обморожения бойцов комиссовывали. Да только выбора у бойцов не было.

Старшим группы был назначен старший сержант Тимохин, старожил разведвзвода, к нему под команду – ефрейтор Аршинов и Илья. Тимохин сразу сказал – надо устраивать засаду. Немцев в городе полно, идти в глубь кварталов рискованно, снег скрипом выдаст. Решили просочиться за домами, залечь. Немцы от холодов в домах укрываются, в землянках. Около танков или пушек часовые, которых по такой погоде меняют через два часа. Можно дождаться смены караула, напасть, работать ножами. На разведчиках белые маскировочные халаты, автоматы обмотаны бинтами. С десятка шагов разведчики на снегу не видны, тем более ночью. Ползли медленно, один за другим, по следу. Всё равно снег предательски поскрипывал. Только хруст этот никто не слышал, попрятались немцы от морозов. Залегли у полуразрушенного дома, от руин гарью тянуло. Впереди две пушки видны, немцы их на прямую наводку поставили. Возле пушек часовой прохаживается. Шинель поверху тряпками обмотана, а на ногах эрзац-валенки из плетёной соломы, их обувают прямо на сапоги. Ходить в них неудобно, а стоять неподвижно часовому на морозе невозможно, холод сквозь тонкую шинель пробирается. Разведчики лица салом намазали от обморожения, на ногах кроме тёплых байковых портянок ещё вязаные шерстяные носки – подарок из тыла. Зимой часто в действующие части посылки приходили с тёплыми вещами – носки, перчатки, шарфы, да по мелочи – кисеты для табака, носовые платки. Вместо адреса и фамилии адресата надпись – «Бойцу на фронт». Часто в посылках письма. Детские, женские.

«Дорогой боец! Шлю тебе от чистого сердца посылку. Связала сама. Бей фашистов! С горячим комсомольским приветом. Соня Перминова».

Через полчаса ноги в сапогах замерзать стали. Под комбинезоном телогрейка, в тулупе маскировочный костюм не натянешь, да и движения он сковывает. Слева из проулка вышел разводящий с солдатом. Часовой, который сменялся, снял эрзац-валенки, передал их сменщику. И разводящий и часовой быстрым шагом, почти бегом, направились в дом. Нет, к разводящему, обычно это офицер или фельдфебель, не подобраться. Оставалось снять часового. Но много ли знает рядовой?

По команде Тимохина поползли к пушкам. Часовой как встал на одном месте, так и стоит неподвижно, отвернувшись от ветра. На немце стального шлема нет, поверх кепи женский пуховой платок повязан. До немца уже несколько метров, от разведчиков его пушка прикрывает. Тимохин пальцем в Илью и Аршинова ткнул, потом в часового. Надо фрица брать, жесты понятные. Тимохин подстраховывал. Разом вскочили разведчики, бросились к часовому. Ефрейтор на снегу поскользнулся, упал. Часовой, шум заслышав, стал поворачиваться. Илья кулак вперёд выкинул, ударил немца в подбородок. Вырубил сразу, часовой на снег упал. Аршинов подбежал, руки за спину часовому завёл, связал ремешком. Заранее приготовленный кляп в рот часовому сунули. Под локти подхватили, от артиллерийской позиции бегом метров на тридцать оттащили, залегли. Вроде тихо, не обеспокоился никто. Местные жители, из немногих оставшихся, в подвалах прячутся. Немцы спят, пытаются согреться, трубы печные дымят. Темно, ветер, мороз, пусто на улицах. Назад выбрались прежним маршрутом, по своим же следам. Только тяжелее. Фашист с виду не крупный, а тяжёлый. Разведчики немца тащат, Тимохин сзади отход прикрывает. Обошлось. Немца затащили в дом, по щекам похлопали. В себя пришёл, глаза в ужасе округлил. Командир взвода попробовал его допросить, а не понимает его немец. Командир на разведчиков с упрёком.

– Вы кого приволокли?

– Языка.

– Он по-немецки толком не понимает.

Пленного переправили в штаб полка, оказалось – финн. А финского языка никто не знает. В общем, старания разведчиков «языка» взять обернулись провалом. «Язык» есть, а узнать ничего невозможно. Это плохо, считай – не выполнили задание. И на следующую ночь поиск приказали повторить. Тимохин в замешательстве.

– Кто предположить мог, что фашист не немец? У него что – национальность спрашивать надо?

В вермахт вступали добровольцами жители союзных Германии стран – чехи, финны, словаки. Не отставали оккупированные – Франция, страны Прибалтики, Бенилюкса. Кроме того, на Германию работала промышленность этих стран. Чехи поставляли лёгкие танки, пушки, Румыния – бензин, Норвегия – полиметаллическую руду для танковой брони.

Наша страна большие потери понесла, не сравнимые с немецкими. На 1 июля 1941 года население СССР составляло 200 миллионов, за время войны сократилось на 40,2 миллионов, из которых 18 миллионов – военные. К первому декабря 1941 года немцы оккупировали территории, где проживали 92 миллионов советских людей, каждый третий житель погиб. Да и воевать научились не сразу. Немцы в октябре 1941 года захватили Тульскую и Орловскую области, с населением 5 миллионов, потеряв убитыми 2 тысячи человек. РККА, отвоёвывая эти области, потеряла убитыми 500 тысяч воинов. Например, в феврале – апреле 1942 года в сражениях на Орловском направлении, когда ни на метр не смогли продвинуться вперёд, потеряли 50 тыс. убитыми и 50 тысяч ранеными. Только к сорок третьему году военачальники всех уровней стали применять грамотное планирование операций, научились беречь людей. А кроме того, и войска насытились новой боевой техникой. Кроме танковых появились самоходные полки, чего раньше в РККА не было. В истребительной авиации стали летать маневренными парами, а не устаревшими в тактическом отношении звеньями из трёх самолётов.

Поскольку предыдущий поиск был неудачным, «языком» взяли финна, ночью снова отправились в разведку группой в прежнем составе. Тимохин посетовал:

– Плохо, что ни один из нас германским языком не владеет. Опросили бы после захвата. Коли немец – к своим тащим, если нет – убить сразу.

В Подмосковье хоть не было венгров, румынов, итальянцев, как в Крыму или на центральном участке фронта.

Удачно просочились через немецкие позиции. Мороз нынешней ночью помягчел, по ощущениям – градусов двадцать. После предыдущих дней, когда мороз до сорока доходил, почти тепло, всё познаётся в сравнении.

Миновали позиции, где пушки стояли и где пленили финна.

– Дальше продвигаемся, а то снова возьмём какого-нибудь иноземца, – прошептал Тимохин.

Углубились квартала на три от немецкой передовой. В одном из частных дворов свет блеснул на короткое время. Сразу в снег попадали, замерли. Разговор послышался, вроде на немецком. Для разведчиков электрический свет, как приманка. В землянках у немцев коптилки, у офицеров зачастую в блиндажах карбидные лампы, аккумуляторные фонари и вовсе редкость. А электричество у большого начальства. Тимохин ткнул пальцем на Илью и вперёд показал. Понятно, вперёд посылает посмотреть, что за источник света. Пополз Илья. Там, где у хозяев раньше огород был, стоит грузовик с крытым кузовом, кунг называется. Возле него часовой топчется. Такие машины часто применяются как штабные или пункты управления, радиостанции. Антенна и впрямь из кунга торчала. Хоть штабная машина, хоть радиостанция, для разведчиков находка ценная. Там по-любому документы быть должны, а это важнее любого «языка». А если радиомашина, то радиокоды есть. Тогда наши, пока немцы коды шифрования не сменят, смогут слушать вражеский радиообмен. У Ильи от перспектив получить важные данные глаза загорелись.

Илья шустро пополз к Тимохе, как между собой разведчики Тимохина называли. На ухо все доводы изложил.

– Часового Аршин снимет, он мастак, так в машине офицерьё наверняка есть! Начнёшь стрелять, сюда вся немчура сбежится, не уйти нам.

– Пусть Аршин немца снимет, а я в машину.

– Если там один фриц, в ножи его! Только документы забери.

– В руках нести?

Да, сидор с собой не брали. Шли-то за «языком».

– Я Аршину скажу, как часового снимет, пусть следом за тобой в грузовик лезет. Найдёте какую-нибудь тряпку, в узел сложите.

Тимоха отдал приказ ефрейтору. Он к машине первым пополз, следом Илья. Как только Аршин часового снимет, мешкать нельзя. Тимохин автомат к бою приготовил. Если немцы из избы на помощь своим придут, его дело – задержать. Вот только надолго это не поможет, гитлеровцев вокруг полно, будут гнать, как волков на облаве, пока всю группу не уничтожат.

До кунга десяток метров, Илья замер. Аршин правее полз, к часовому, тот у кабины болтался. Смутная в темноте фигура часового видна, а Аршинова нет. С другой стороны подбирался? Вдруг часовой упал. Со стороны посмотреть – подскользнулся. Всё, теперь не медлить! Илья к дверце грузовика, что была сзади, подскочил, поднялся на пару ступенек, ухо к двери приложил. Есть кто-то, слышен бубнящий голос, потом писк рации. Неужели двое? Илья нож вытащил, ручку двери потихоньку опустил, дверь на себя потянул. В тоненькую щёлку посмотрел. За столом, спиной к двери радист сидит в наушниках. А больше никого не видно, сектор обзора мал. Илья рывком дверь отворил и к радисту побежал. От двери до немца метра два. Радист звуков не слышал, наушники не давали, а движение холодного воздуха почувствовал, поворачиваться стал.

Кроме командира подразделения, начальника штаба и офицера-шифровальщика, никто в радиомашину входить права не имел. Увидеть вошедшего радист не успел. Илья ударил его ножом сверху, в надключичную ямку. Удар этот всегда смертельный, клинок или в сердце попадает или в аорту. Радист со стула повалился. Больше в кунге не было никого. В закрытом кузове тепло от буржуйки. Илья сразу дверь прикрыл, чтобы свет не виден был. А её снаружи Аршин тянет. Внутрь забрался, дверь мягко прикрыл, чтобы не стукнуть.

– Что у тебя?

– Ты досматривай правую сторону, я левую и стол. Увидишь сидор, бери. И документы все, в полку разберутся.

Документы были, напечатанные на машинке и написанные убористо от руки, а ещё толстые тетради, вроде амбарных книг, а там строчки – буквы и цифры вперемежку. Похожи на книги приёма и получения радиограмм.

Аршин сказал.

– Ранец нашёл.

– Что внутри?

– Личные вещи.

– Вытряхивай на пол.

Уложили найденные документы в солдатский ранец из телячьей кожи, еле закрыли клапан, на обе застёжки застегнули. Илье только стол осталось досмотреть. Нижний, самый большой ящик открыл, а там мягкий пакет. Хотел отшвырнуть, на документы не похоже. Но любопытство взыграло. Открыл пакет, внутри ткань. Вытянул, развернул. Ба! Да это немецкое знамя! Свастика в белом круге, полукругом надписи готикой.

– Аршин, глянь!

– Да брось ты эту тряпку, документы важнее.

Нет, знамя для любой воинской части – святыня. Илья знамя свернул, засунул под маскхалат, на грудь. Топорщилось, наверняка ползти будет мешать. Но это неудобства временные, можно потерпеть.

– Уходить надо, – распорядился Илья. Хоть и быстро разведчики действовали, а всё равно минут десять-пятнадцать потеряли. Много! Выбрались из кунга, пробежали немного, упали рядом с Тимохиным. Старший сержант шипит злобно.

– Где вас так долго носит? Ноги уносить надо, и побыстрее.

Сначала ползли, в некоторых местах короткими перебежками по очереди, минуя открытые пространства. Похоже – последний дом, занятый немцами. В поиске повезло и не хотелось под занавес пулю схлопотать. Ползли по очереди, сначала Аршинов, за ним Илья, замыкал Тимохин. Наконец из темноты окликнули.

– Стой!

– Свои, разведка.

Разговор на пониженных тонах. Наши пехотинцы знают, что разведка ушла, должны возвратиться. И боязно, а вдруг немцы подберутся, гранатами закидают? За углом дома поднялись. Илья на ногах пальцев не чувствовал, замёрзли. Командир пехотного взвода сам их в тыл провёл, относительно безопасным путём. Он знал, где немцы пространство простреливают.

Командир взвода разведки не спал, в холодной комнате накурено, хоть топор вешай. Печь в доме есть, а топить нечем. Всё, что могло гореть, немцы уже сожгли. Немцев декабрьские морозы многому научили. Из угольных районов Германии стали привозить на фронт брикеты мелкого угля, а ещё тёплые вещи – меховые куртки, перчатки зимние, шерстяные носки. Ранее подобные вещи в перечень амуниции вермахта не входили, только в горно-егерские части.

– А где «язык»?

Лицо командира взвода вытянулось. С него спрос строгий. Аршин на стол немецкий ранец водрузил. Тимохин сразу рапортовать стал:

– В глубине обороны наткнулись на штабную машину. Крытый грузовик с антенной. Парни часового сняли и радиста. Собрали документы. Я решил пленного не брать, если документы ценные, риск их потерять велик.

Лейтенант ранец открыл, стал доставать бумаги. Многие с печатями, сверху надписи – «Секретно».

– Похоже, улов на самом деле ценный. Отнесу переводчику в штаб полка.

– Это не всё, товарищ лейтенант!

Илья комбинезон расстегнул, достал знамя, развернул. При тусклом свете коптилки серая ткань смотрелась почти чёрной. Лейтенант голову наклонил, читать стал, вскинул удивлённо брови.

– Ты знаешь, что это такое? Знамя тридцать шестой мотопехотной дивизии! Вот это трофей!

Лейтенант стал накручивать ручку полевого телефона.

– Товарищ пятый, это тринадцатый. Разведка документы захватила в штабной машине и знамя. Да, тридцать шестая моторизованная дивизия вермахта. Да, слушаюсь! Сейчас будем.

Карпов трубку положил.

– Приказано прибыть в штаб полка. Сафронов, бери знамя, Аршинов, за тобой ранец. Ну, парни, по медали точно получите!

Прошли между домами квартал. У одного из наиболее сохранившихся домов часовой. Лейтенанта хоть и узнал, а потребовал пароль. А из двери уже полковой комиссар показался.

– Неужели знамя дивизии захватили? Надо в политотдел армии телефонировать! Первое знамя противника, которое мы взяли, это событие, товарищи!

В комнате, куда все вошли, уже и командир полка, и начальник штаба, и переводчик. Ранец с документами ему вручили. Командир полка приказал:

– Самое важное переведи, если шифровальные книги есть, вызывайте «особиста». Ну, Карпов, не томи!

Командиру полка, как и остальным военачальникам, хотелось убедиться, что знамя настоящее, а не то, которое на дверях комендатур или других воинских учреждений вывешивают. Илья знамя достал, развернул. Тут же переводчик подошёл, прочитал.

– Всё верно, товарищ майор. Знамя тридцать шестой дивизии.

– Ура, товарищи! – почти прокричал комиссар. – Я немедленно иду телефонировать в полит-отдел армии! Какое событие!

Качая головой, комиссар ушёл. Командир полка всмотрелся в лица разведчиков.

– Благодарю за службу!

– Служим трудовому народу! – гаркнули дружно бойцы.

– Карпов, пиши на всех бойцов представление к наградам, я подпишу.

В сорок первом-втором годах награждали редко. В ГКО, а может и Сталин лично, считали – Красная армия отступает, несёт тяжёлые потери, о каких наградах может идти речь? Недостойны!

– Карпов, останься, вы свободны.

Это комполка разведчикам.

– Есть!

Повернулись, вышли. Уже в землянке разведвзвода, доставшейся от немцев, Аршинов хитро подмигнул, выудил из кармана маскхалата бутылку шнапса.

– Обмоем?

– Аршин, да ты очумел? К командиру полка с бутылкой!

– А что ей, пропадать? Я в штабной машине взял. Законный трофей, для сугрева.

Ну, раз так, разлили по кружкам, выпили.

– Как немцы такую дрянь пьют? Слабый шнапс-то и сивухой отдаёт.

Но от выпитого, да в тёплой землянке согрелись. Сняли маскхалаты, прямо в телогрейках на топчаны улеглись. Сон сморил мгновенно. Илье показалось, только смежил веки, а его за руку тянут.

– Сафронов, подъём! Нехорошо заставлять командира ждать!

Всю троицу, ходившую в поиск, подняли. Илья на часы посмотрел – десять. Всего-то и удалось пять часов поспать. В комнате командира взвода сам Карпов, батальонный комиссар и фотограф. На столе коробочки с медалями. Карпов под щелчки затвора фотоаппарата вручил разведчикам медали и удостоверения к ним. Батальонный комиссар короткую речь сказал. Конечно – о роли партии большевиков, о высоком моральном духе. И в конце обмолвился, что в армейской газете заметка про разведчиков выйдет.

Во взводе, как узнали о наградах, поздравляли сослуживцев. Каждый хотел медали сам посмотреть, а ещё требовали обмыть. Медаль «За отвагу» была на фронте почитаема, не юбилейная какая-нибудь, вроде «20 лет РККА». Медалями своим приказом мог наградить командир полка или дивизии. Орденом «Красной Звезды» командир армии или фронта, а «Ленина» – уже президиум Верховного Совета, и вручали их отличившимся или в Кремле, или командир фронта. Ещё ценилась медаль «За боевые заслуги», но бойцы её рангом пониже ставили, чем «За отвагу».

У немцев, кроме «Железных крестов» разных степеней, были знаки отличия – «За штыковую атаку», «За танковый бой» и прочие.

В РККА только нашивки за ранение красного цвета и золотистого. После введения гвардии появился ещё гвардейский знак.

Всё же разведчики – народ ушлый. И консервы нашлись, и водка, да ещё с полевой кухни несколько котелков каши с мясом принесли. Всё равно отметили награждение сослуживцев, первое за много месяцев.

Бои продолжались, город освободили 15 декабря. Армия двинулась дальше, Клинско-Солнечногорская операция продолжалась. За полмесяца напряжённых и трудных боёв наша армия продвинулась на некоторых участках на сто километров. Угроза захвата столицы миновала. Это была первая крупная победа в череде непрерывных отступлений. Сводки об освобождённых деревнях и городах, о количестве захваченной вражеской техники известило Совинформбюро, все газеты СССР. Для народа событие радостное, долгожданное. А ещё знак для всего мира – сильна Красная армия. Развития событий за рубежом ждали многие. С падением Москвы в войну должна была вступить Япония, колебалась Турция, известный враг наш на юге и союзник Германии во многих войнах. И Америка решила кратно увеличить поставки техники, боеприпасов, продовольствия, бензина, стратегического сырья, вроде алюминия.

Полк при взятии Клина и уничтожении засевших там немцев понёс большие потери, и когда наступление застопорилось, его отвели для пополнения в Лобню. Рано или поздно любые наступления выдыхаются, наступает неустойчивое равновесие противоборствующих сторон. Противники теряют боевую технику, личный состав. У немцев резервы, как и у Красной армии, исчерпаны, передышка вынужденная. Из полка, где служил Илья, едва бы мог набраться полноценный батальон. После полумесячных боёв, почти непрерывного нахождения в холоде, нерегулярному питанию, бойцы вымотались. С наслаждением отогревались-отсыпались в тёплых казармах. Приняли долгожданную баню, постриглись, сменили бельё. А ещё горячая еда по расписанию. Многие пехотинцы не хлебали горячего супа неделю, а то и больше. Командиры разъехались по запасным полкам в качестве покупателей.

Требовались все воинские специальности – сапёры, связисты, миномётчики, артиллеристы, разведчики. Пополнение прибывало группками. Хорошо, когда среди вновь прибывших были люди обстрелянные, после госпиталей или расформированных по разным причинам частей. Хуже было, когда новобранцы, не умеющие стрелять, в лучшем случае стрелявшие из «мелкашки» в тире по неподвижной мишени, в спокойной обстановке. Парни необстрелянные, необученные, но рвавшиеся в бой.

То ли взятие знамени и награда сыграли роль, то ли остро не хватало младшего командного состава, но Илье присвоили звание старшины. Мелочь, но приятно, хотя ответственности больше, поскольку вместе со званием назначили командиром отделения. На войне из-за потерь, из-за проявленных личных качеств, люди продвигались быстро.

Новички во взводе и отделениях были, пришлось заняться обучением. Илья сам показывал то, что знал. В первую очередь обращению с оружием, отечественным и трофейным, навыкам обнаружения мин. Работе с ножом помогал новичкам Аршинов. А ещё изучали немецкие звания, обозначения родов войск. Все командиры, от майора до сержантов, торопились. Понимали – отдых кратко-временный, приказ выступать может последовать в любой момент. И от того, как быстро они смогут «натаскать» новобранцев, зависели успехи в будущих боях или провал и потери.

Увольнительных не было, занимались с подъёма и до отбоя, с перерывами на приём пищи. Наступление Нового 1942 года встретили скромно. На обед вместо ржаного хлеба выдали пшеничный и вместо чая компот из сухофруктов. Старослужащие и рады бы отметить, да фронтовые сто грамм или «наркомовские», как их называли, выдавались только на передовой, а не в тылу, а трофейной выпивки не было.

Чему бойцы радовались, так это смягчению морозов. Даже на Крещение, когда всегда морозы трещат, было десять градусов.

Отдыху, как и всему хорошему, рано или поздно приходит конец. Одним днём на плац полка въехала целая автоколонна грузовиков «ЗИС-5». Даже последний новобранец понял – отправляют на фронт. Грузились с оружием, с сидорами.

Западный фронт наступал на Вязьму, 24 января вышли на линию Погорелое Городище – Дурыкино – Шанский Завод, 28 января 113-я, 338-я и 160-я стрелковые дивизии достигли рубежа Кузнецовка – Морозово, в 30 километрах от Вязьмы, 29 января заняли Сухиничи.

Ставка требовала продолжения наступления. «Наступательными действиями изматывать противника, лишая его возможности прочно закрепиться и накапливать силы…».

Командующий Западным фронтом Г.К. Жуков считал иначе. «Наступательными действиями мы изматывали свои войска во много раз больше, чем вражеские. Это изматывание было выгодно противнику, а не нам. Наши силы исчерпаны до предела. Ставка и Генштаб не хотели видеть настоящего положения дел».

Пятая Армия РККА упёрлась в оборонительный рубеж врага, прорвать его не смогла. Да и как, если во многих дивизиях осталось по две с половиной тысячи человек вместо двенадцати по штату. Кроме того, сильно мешал глубокий снежный покров. Артиллерийская поддержка наступающих слабая из-за малого числа орудий и недостатка снарядов. Пока пехота, утопая в снегу, доберётся до немецких траншей, большая её часть выбита пулемётным огнём.

Полк, где служил Илья, везли на грузовиках до вечера, высадили в какой-то деревне, рядом с лесом. В километре впереди оборону держит сильно потрёпанный наш полк. Командиры батальонов получили у командира полка свои участки обороны. За ночь полк занял позиции, сменив потрёпанный, понесший большие потери, его отвели в тыл. Что радовало бойцов – уже отрытые траншеи, стрелковые ячейки, пулемётные гнёзда и землянки. Рыть их в мёрзлой земле – ещё та работёнка, врагу не пожелаешь. Только обустроились, командование задачу ставит – взять «языка». В ночь сразу три группы отправились в поиск. Илья, по праву командира отделения, мог не идти, но сам набрал группу из старослужащих, три бойца и он, как старший.

Плохо то, что не было времени понаблюдать за позициями немцев, установить, где у них пулемётные гнёзда, ракетчики. Отступая, немцы не установили минные поля, да и сделать это в морозы, при большом снежном покрове, затруднительно. А вот проволочные заграждения были, Илья их сам днём видел. Немецкие позиции в полукилометре от наших.

Экипировались – белые маскхалаты, автоматы обмотали бинтами, в карманах гранаты, как называли их тогда – карманная артиллерия. У всех бойцов ножи, заранее принесли куски верёвок, связать пленного. И пара тряпок для кляпов.

В полночь выбрались из нашей траншеи. Большую часть нейтралки шли во весь рост. Если бы ползли, времени на преодоление нейтралки потратили много, сами из сил выбились. И так шли цепочкой, след в след и первого бойца Илья менял. Снега по колено, местами до середины бедра. Неожиданно ударил очередью немецкий пулемёт, трассирующие пули прошли левее группы. Но пулемётчик оказался ближе, чем предполагали, метрах в семидесяти. Разведчики сразу попадали в снег. У всех есть фронтовой опыт, никому приказывать не надо.

Когда стрельба прекратилась, поползли вперёд. Замешкались у проволочного заграждения. Между кольями натянуты спирали Бруно, довольно плотно, густо. У ефрейтора Сергеева с собой сапёрные ножницы. Он колючую проволоку резал, рядовой Фатеев концы придерживал, чтобы не звякнули. Узкий проход проделали, поползли к траншее. Илья на бруствер заполз, заглянул – пусто. Никого, даже часового не видно. За поворотом прячется от ветра? Вопрос существенный, нахождение часового определить надо, иначе он может по-явиться внезапно в самый неподходящий момент. Минут через десять напряжённого ожидания размеренные шаги. Часовой вышел справа. Автомат поперёк груди, обе руки в карманах, от мороза прячет. Здесь участок траншеи прямой и входов в блиндажи или землянки не видно. Надо брать немца. И что на руку разведчикам, на голове немца стального шлема нет, холодно в нём. Сделать своим знак Илья не успевал, а голосом приказ отдать невозможно, часовой услышать может. Илья приготовился, когда часовой с ним поравнялся, прикладом «ППШ» ударил по затылку. Обычно по голове старались не бить. Сложно рассчитать силу удара, можно череп проломить. А кому нужен тяжелораненый «язык»? Но получилось. Немец упал, как подкошенный, загремело железо. Илья рукой махнул. В траншею спрыгнули двое разведчиков, ухватились за немца, из траншеи на бруствер выбросили, сами выбрались. Фатеев с шеи немца автомат снял, на себя перевесил. Первым делом кляп в рот. И быстро поволокли за руки к проходу в проволочном заграждении. Как только миновали колючку, связали «языку» руки во избежание возможных эксцессов. И по своему следу в сторону наших позиций. Сначала ползли максимально быстро, потом встали. Двое разведчиков немца под локти держат. Одного не предусмотрели. Сами разведчики в белых маскхалатах, со снегом сливаются. На немце шинель тёмно-серая, на белом фоне заметна. Узрел немецкий пулемётчик нечто непонятное, дал очередь. Пули рядом прошли. Разведчики залегли. Пулемётчик их из вида потерял, стрельбу прекратил. Дальше поползли. Один разведчик за ворот шинели немца тянет. Немец на спине, чтобы дыхательные пути снегом не забились. «Языка» теперь оберегать надо, командованию он живой нужен. Холодно, а вспотели все, хоть и местами менялись. Немец худощавый вроде, а по глубокому снегу его волочить, усилия большие нужны. Наконец оклик часового.

– Стой! Пароль!

– Свои, разведка. Мушка.

Обычно пароль брали немудрящий, зачастую название детали оружия. А отзывом – город на ту же букву.

– Москва, – отозвался часовой.

Сначала два разведчика в нашу траншею спрыгнули, бережно немца приняли. Тут же кляп изо рта вытащили. Илья обеспокоен.

– Жив?

– Дышит, но не стоит, сволочь.

– Потрите ему уши снегом.

Бесчувственное тело – это плохо. «Язык» командованию «петь» должен. Помогло. После жёсткого натирания ушей снегом очнулся фриц. Дёрнулся, а оружия нет и руки связаны.

– Что, фашист? Гитлер капут! Допросят тебя и в лагерь для военнопленных. Кончилась для тебя война.

Немца доставили в штаб полка, допросили. Рядовой гитлеровец знал немного, но хоть понятно стало, какой полк перед нами стоит, чем вооружён, где располагаются тылы, батареи. Ещё одна поисковая разведгруппа взяла «языка», и какая-то картина начала складываться. А третьей группе не повезло, немцы обнаружили их, обстреляли. Группа понесла потери и отошла. Одного раненого и убитого вынесли с собой. В разведке непреложное правило – своих не бросать. Немцы своих убитых бросали, а в тяжёлых ситуациях раненых добивали сами. Их разведка тоже действовала активно. Не проходило ночи, чтобы кого-нибудь из военнослужащих не выкрали. Особенно досаждал способ их разведчиков, прозванный нашими – «на хапок». Пользуясь преимуществом в миномётах и артиллерии, их разведгруппа подбиралась к нашим позициям. В обусловленное время их миномёты или гаубицы накрывали наши траншеи плотным огнём. Затем огневой налёт резко прекращался, немцы врывались в нашу траншею, хватали двух-трёх уцелевших и наутёк. Миномётчики сразу прикрывали отход своих огнём.

Двое суток отдыха, и снова приказ «взять языка», причём обязательно офицера. Илья в поиск отправился сам, группа в прежнем составе плюс один новичок, новобранец из Челябинска Котоврасов. Как стемнело, группа вышла на нейтралку. Подобрались к немецкой траншее, колючую проволоку перерезали, первую линию траншей перешли. Илья рассудил – уж коли рисковать, так брать офицера в ближнем немецком тылу. На передовой младшие офицеры – командиры взводов, рот. А хотелось дичь покрупнее, хотя бы командира батальона или батареи. Эти знают больше, а информация нужна как воздух. Насколько понимал Илья, наши войска готовили новое наступление. Обычно разведка активизировалась по приказу командования перед наступательными операциями.

С предосторожностями преодолели вторую линию траншей. Обычно здесь немцы ведут себя более беспечно. Из землянок, блиндажей трубы торчат, дымят, сгоревшим углём пахнет. Илья выбрал землянку несколько поодаль от остальных. Подобрались к землянке. По логике офицер должен быть здесь. Немецкие офицеры – особая каста, с солдатами держат дистанцию, многие выходцы из благородных семейств, фамилии имеют приставку «фон», дворяне.

Офицеры, начиная с командира батальона, помощников имеют – денщиков или ординарцев. И не факт, что офицер в землянке один. Ворваться в землянку можно, но как бы на выстрелы не нарваться. От передовой, случись перестрелка, с километр, а то и полтора будет. Прорваться к нейтралке будет в таком случае затруднительно, а скорее всего, невозможно. К Илье новичок подполз, прошептал:

– Товарищ старшина, позвольте их выкурить?

– Хм, валяй.

Решение было неожиданным. Котоврасов на скаты землянки заполз, снял с себя шапку и на трубу одел. В таких случаях тяга в трубе прекращается, весь дым в землянку идёт. Группа рядом с ходом сообщения залегла, готовая к действию. Минута, другая, пятая прошла. Приоткрылась дверь землянки, показался солдат. Из двери дым валит, солдат кашляет, глаза трёт, они от дыма слезятся. Илья рукой махнул, на немца сержант Охмянин прыгнул, ударил ножом. Убитого тут же в боковой ход оттащили. Илья в сомнениях. Ждать, пока офицер покажется, или самим в землянку идти? Оба варианта плюсы и минусы имеют. И снова Котоврасов с предложением.

– Я шапку сниму, тяга восстановится, дым вытягивать в трубу начнёт. Тогда и входить надо. Офицер подумает – солдатик вернулся.

– Годится, давай!

Котоврасов шапку с трубы снял, дым сразу повалил. Илья ткнул пальцем в Сергеева, он самый мощный. Сам в траншею спрыгнул, дверь в землянку распахнул. Ему в затылок ефрейтор дышит. За первой дверью вроде небольшой комнаты, два на два метра, здесь же топчан для солдата. Вторая дверь в отсек офицера идёт. Илья дверь резко распахнул, ворвался. Офицер на настоящей кровати с панцирной сеткой лежит, одеялом укрылся. Взгляд влево-вправо. Офицер один. Илья к кровати подошёл, из кобуры пистолет вытащил. Офицер почувствовал рядом с собой движение, проснулся, глаза открыл. А рядом с ним два призрака в белом. Илья командует: «Хенде хох!»

Офицер руки поднял, сразу оценив – положение у него проигрышное. Он один и в постели, а русских двое, оружие наготове и рожи зверские. Руки поднял.

– Сергеев, дай одежду ему и сапоги, пусть оденется.

Сам Илья землянку обыскивать стал. В кожаном кофре личные вещи офицера обнаружил, ему без надобности. А вот командирский планшет с картой – самое то. Ремешок командирской сумки себе на шею набросил. Офицер тем временем форму одел, сапоги натянул – хромовые, с высоким голенищем. Сергеев шинель с гвоздика снял, офицеру бросил. Илья погоны увидел в свете аккумуляторного фонаря, что на столе стоял. Погоны витые, поля чистые. Майор! Офицер шинель натянул, сам с вешалки снял зимнюю шапку. Сшита по образцу егерского кепи, только с мехом из овчины.

– Вяжи его!

Руки офицеру связали сзади, Сергеев кляп в рот пленному воткнул, хотя офицер пытался сопротивляться, мотал головой. Сергеев здоровенный кулак к носу офицера поднёс, тот подчинился.

Теперь главная забота – удачно выбраться. По своим же следам в снегу до первой линии траншей добрались. Выждали, когда часовой мимо пройдёт. Двое разведчиков в траншею спрыгнули, офицера помогли перенести. Через проделанный проход в проволочном заграждении проползли. Дальше и дальше отползали, как Фатеев, ползущий первым, руку поднял. Знак опасности, замерли все. Илья полз в группе последним, замыкающим. Он к Фатееву подполз.

– Чего?

– Вроде движение впереди, – прошептал Илье в ухо разведчик.

Оба всматриваться начали. Немецкие позиции в сотне метров сзади, шуметь нельзя. Подвесят осветительную ракету, из пулемётов обстреляют. В самом деле, движение впереди. Один человек, в армейской форме, без маскхалата. И непонятно – наш или немец. Темно, да и фигура не вся видна. Человек проползёт немного и останавливается, осторожничает. Илья к тому времени несколько немецких слов выучил. Руки ко рту рупором приложил:

– Ахтунг! Вас из лос?

Человек впереди замер, потом закричал:

– Господа немцы, не стреляйте! Я добровольно сдаться хочу!

Вот сучонок! Перебежчик! Илья на ломаном русском в ответ:

– Лежать на месте! Оружие брось!

– Нет оружия! Бросил я винтовку.

– Сергеев, ножом гада!

Ефрейтор вперёд пополз. Через время рукой махнул. Группа вперёд поползла. Когда поравнялись с убитым, Илья приказал.

– Обыщи! Документы надо командиру роты сдать.

– Собаке – собачья смерть.

Документы нашлись в нагрудном кармане гимнастёрки. Илья их к себе в карман сунул. Трус и изменник, каково семье будет узнать о бесславной смерти своего сына или отца?

Через полсотни метров встали. Немец сам шёл. Добрались до наших траншей. Командир взвода разведки в землянке сидит, тут же командир пехотной роты. Карпов при виде группы вскочил, разведчиков взглядом обвёл. Все! И «язык» знатный, майор. Илья коротко доложил о пленении, командирскую сумку немца лейтенанту отдал.

– Молодцы! С уловом вас! Идём в штаб.

Разведчики вышли, Илья задержался, командиру роты красноармейскую книжку убитого отдал.

– Немцам сдаваться полз. У самых немецких траншей его встретили.

Командир роты вскочил, документ открыл.

– Он же часовым назначен!

– Для перебежчика самое место. Один, впереди траншеи, никто не видит. Теперь уже не уйдёт, зарезали мы его.

Для ротного это ЧП! Особист нагрянет, политрук. Ротному по шапке надают – недоглядел, не раскусил предателя. Илья это обстоятельство понимал.

– Мои разведчики молчать будут, старшой. А ты сам решай – давать делу ход или нет.

– Спасибо, старшина. Сочтёмся, я должником быть не привык.

На ротном, на его роте вся оборона держится. Младших командиров – взводов, рот, выбивали быстро, особенно в наступлении. Мало кто больше месяца на передовой выживал, так зачем ещё и неприятности по службе командиру доставлять? Илья не кровожаден был.

Догнал свою группу у штаба уже. Карпов посмотрел неодобрительно. Илья оправдался.

– Живот прихватило, товарищ лейтенант.

«Язык» ценным оказался, мало того, что на карте майора дислокация всей немецкой дивизии нанесена, так ещё и на допросе многое рассказал, переводчик едва успевал переводить, а машинистка печатать.

Разведчиков отпустили на отдых. Улеглись в своей землянке уже под утро. Немцы после завтрака, как по расписанию, открыли артиллерийский огонь. Один из снарядов угодил в землянку, где разведчики отдыхали. Взрыв, огонь, дым. Земля и обрушившиеся брёвна Илью придавили, едва дышать возможно. Кое-как рукой пошевелить можно. Вскоре после взрыва сверху голоса:

– Целое отделение накрыло!

Илья с силами собрался, крикнул:

– Жив я! Завал разбирайте!

Засуетились воины. Брёвна убирают, другие сапёрными лопатками землю отбрасывают, а то и руками. На грудь не так давить стало, потом дневной свет в глаза ударил. За руки подхватили, вытащили. Сразу закричали:

– Санитаров сюда!

Из-под завалов достали ещё одного живого – Котоврасова, новобранца. На одной машине в медсанбат отправили. Илья улыбался. Редко кому так везёт! А впереди ещё три с половиной года войны было.