73

Лине проснулась от холода. Она завела мотор и включила печку. Часы на приборной панели показывали, что она спала почти три часа. Среди ночи дождь прекратился, и машину окружил туман.

Прежде чем ехать дальше, она проверила мобильный и увидела, что два с лишним часа назад Мортен П. отправил ей смс: «Х поехал домой. Мы на местах».

Туман лежал сероватой дымкой. Фонари освещали размытые контуры шоссе. Навигатор сообщил, что Лине будет в Истаде в 06:47. Звонить в дверь Мод Сведберг будет рано, зато можно хорошенько где-нибудь позавтракать.

Она ехала сквозь ночь и думала, стоит ли ей позвонить Мортену П., чтобы узнать, как обстоят дела с наблюдением за Хаглунном. Но если Хаглунн пошел спать, то остальные, вероятно, спали по очереди, и она не хотела разбудить Мортена П. Она нашла шведский радиоканал с музыкой, включила, чтобы взбодриться. Если бы что-то произошло, то ей бы в любом случае сообщили.

С каждой оставленной позади милей предполагаемое время прибытия изменялось. Лине остановилась на заправке между Гетеборгом и Мальме, чтобы сходить в туалет и купить бутылку газировки, но тем не менее, когда Лине проехала указатель, сообщающий, что она в Истаде, на часах было 06:34.

Она перестала следовать указаниям навигатора и просто ехала прямо, пока не очутилась возле небольшой яхтенной пристани, после чего поехала вдоль моря. Разносчик газет остановился перед желтым кирпичным домом с увитым розами входом; вообще улица была пустой и безлюдной.

Возле железнодорожной станции Лине свернула на соседнюю улицу и взяла курс на центр. Светились окна кондитерской, и она остановилась у тротуара. На дверной табличке было написано, что кондитерская открывается в семь; в остававшееся время Лине погуляла по улицам и быстро составила впечатление: приятный городок с маленькими красивыми площадями и старыми зданиями.

Когда кондитерская открылась, она заказа два сэндвича, бутылку минеральной воды «Рамлеса» и кофе. Нашла бесплатный вай-фай и, завтракая, читала с мобильного газеты. В «Дагбладет» она увидела фотографию отца. Он входил в дверь и глядел через плечо. По подписи она поняла, что в статье говорилось о вчерашней встрече в спецотделе. «Прервал допрос», – гласил заголовок. Известный и опытный руководитель следствия сам рисковал сесть в тюрьму после того, как выяснилось, что главная ДНК-улика была сфабрикована. Высокопоставленный сотрудник специального отдела внутренних расследований подтвердил, что Вильям Вистинг ушел со вчерашнего допроса, не дожидаясь его окончания, а дальше рассказывал о том, почему дело не было закрыто за давностью и почему законодатели относились к фальсификации улик так же серьезно, как к убийству. В худшем случае виновному мог грозить двадцать один год тюрьмы. Лине задержала взгляд на фотографии отца и почувствовала, как от объективного изложения фактов у нее в горле встает ком.

В конце шли реклама бумажной версии газеты и длинное интервью с Рудольфом Хаглунном, который рассказывал о ложных обвинениях и о том, каково это, когда тюрьма украла годы твоей жизни.

Когда она вышла из кондитерской, светало. Большой белый паром подходил с Балтийского моря к причалу по ту сторону железной дороги.

Лине села в машину и включила навигатор. Он провел ее по выложенным брусчаткой улочкам до нужного адреса: Лилла Норрегатан.

Мод Сведберг жила в побеленном фахверковом доме с косой черепичной крышей. Улочка была узкой, припарковать машину было негде. Лине проехала дальше, свернула на соседнюю улицу, нашла место перед церковью и вернулась к дому пешком.

Женщина, жившая с Юнасом Равнебергом семнадцать лет назад, выглядела именно так, как Лине и думала после того, как услышала по телефону ее неуверенный голос. Она была маленькой и щуплой, но с довольно крупными чертами лица, поэтому ее голова казалась слишком большой для тела. Глаза у нее были круглыми и светлыми, слегка напуганные.

Когда Лине представилась, она осторожно улыбнулась и протянула ей руку с длинными, худыми пальцами.

– Надеюсь, я не слишком рано, – сказала Лине.

Мод Сведберг покачала головой.

– Я рано встаю, – сказала она и зашла в дом вперед Лине. У нее была сгорбленная спина, она выглядела старше своих пятидесяти лет.

Они сели за стол в гостиной. Мод Сведберг положила ноги на табурет.

– Я плохо спала, – призналась она. – Ситуация с Юнасом меня мучает.

– Как вы познакомились? – поинтересовалась Лине.

– Это было много лет назад, – ответила женщина на другом конце стола; казалось, она не собирается ничего рассказывать.

Лине рассказала об убийстве и о том, что выяснила о Юнасе Равнеберге.

– Он был неуверен в себе, боязлив, – осторожно сказала Мод Сведберг. – Поэтому у него и была пенсия по инвалидности. Ему было не по себе среди людей. Он не мог работать. Мы были довольно похожи, и, наверное, это нас и сблизило. Но в последнее лето с ним что-то произошло. После этого с ним стало невозможно жить.

– Что именно?

– Он замкнулся в себе. Никогда ни о чем не говорил и злился, если я спрашивала.

– Вы знаете, почему он таким стал?

– Нет. Мы жили вместе, но у него ведь была и своя жизнь. От родителей у него осталось хозяйство, он мог там сутками пропадать, а я ничего от него не слышала. В конце концов мы просто отдалились друг от друга.

Мод Сведберг сидела, держа руки на коленях. На словах о том, как они отдалились друг от друга, она развела руками.

– Он взял свою одежду и переехал в родительский дом, к своим вещам, – тихо сказала она. – К коллекционным моделям, ко всему, что он собирал.

– Вы помните дело Сесилии? – спросила Лине.

Бледное лицо женщины напряглось, на лбу появились морщины.

– Она пропала в последнее лето, когда мы были вместе, – кивнула она.

– Юнас когда-нибудь говорил об этом деле?

– Он вообще ни о чем не говорил.

– Но он знал мужчину, осужденного за убийство Сесилии?

Мод Сведберг вжалась в спинку стула. Ее глаза стали еще больше. Голова качнулась из стороны в сторону.

– Рудольфа Хаглунна, – напомнила Лине.

– Нет…

Лине наклонила голову.

– Вы уверены?

Худощавая женщина поднялась с места.

– Мы жили вместе почти два года, – сказала она. – Но я так и не узнала его. Он никогда меня ни с кем не знакомил, никогда не рассказывал мне о знакомых и друзьях, хотя я знаю, что они у него были. Иногда он звонил кому-то по телефону, но не хотел, чтобы я слышала его разговоры.

Говоря, Мод Сведберг ходила по комнате. Наконец она открыла ящик комода. Извлекла из него коричневый конверт, вернулась и положила конверт перед Лине, словно показывая, что визит окончен.

– Вот он, – сказала она, указывая на имя отца Лине.

Лине взяла конверт и пощупала его. Он почти ничего не весил. Его содержимое было прямоугольным, с острыми краями, вроде небольшой твердой коробочки.

– Можно посмотреть, что он написал? – спросила Лине.

Женщина подошла к тому же ящику, достала лист бумаги и протянула его Лине. Буквы плясали, как будто писавший очень торопился. Там не было написано ничего сверх того, что Мод Сведберг сказала по телефону. Что он думал о ней и очень хотел приехать в Швецию и увидеться, но пока что просит сделать ему одолжение и последить за конвертом в письме. Он многое хотел ей рассказать, но как-нибудь позже. Если с ним что-то случится, то она должна передать конверт инспектору Вильяму Вистингу из Ларвика.

Лине вернула ей письмо.

– Вы его не откроете? – спросила женщина и замерла.

Вообще-то Лине собиралась сделать это в машине, но она понимала, что Мод Сведберг так же интересно, как и ей, поэтому она должна была вскрыть конверт до ухода.

Девушка разорвала бумагу с одного края и вытряхнула содержимое на колени. Из конверта выскользнула кассета. Маленькая видеокассета.