Мона. 08.00
Поезд метро прогромыхал по мосту Транебергсбрун. «Хорошо, что я не взяла машину», – порадовалась Мона. Сегодня она была не в состоянии сесть за руль.
Уже три дня, как исчезла Люкке. Одна сплошная черная печаль.
Поезд въехал в туннель.
Выйдя на станции Эстремальмсторг, она едва смогла вспомнить, как сюда попала. Ноги налились тяжестью, в груди ныло.
Мона медленно пошла по улице Нюбругатан. Обычно она никогда не опаздывала, но в это утро все было не так, как всегда. Иногда ей приходилось останавливаться, чтобы перевести дух.
Она вставила ключи в дверь квартиры на Карлавеген, но повернула их в замочной скважине только через несколько секунд. Она боялась того, что ждет ее по другую сторону. Боялась не справиться с тем, что Люкке там нет.
Обычно, когда она приходила утром, в квартире царило оживление, а теперь ее встретила оглушительная тишина.
– Привет, – тихо сказала Мона и огляделась в темном холле. Но Люкке не пряталась в холле, чтобы выйти и обнять ее.
Утреннее объятие чаще всего было каким-то неловким, словно Люкке сердилась на нее и была разочарована, что Мона вечером оставила ее одну на ночь. Хуже всего бывало по понедельникам. Тогда они не виделись несколько дней и долго заново приспосабливались друг к другу, как будто Люкке наказывала Мону за то, что та бросила ее на все выходные.
Люкке редко рассказывала о своих чувствах и переживаниях. Иногда Мона приносила с собой книги, которые брала в библиотеке, и читала Люкке вслух. Она часто использовала этот старый прием, чтобы разговорить ребенка. Сказки, в которых рассказывалось о разводах и семьях, где дети попеременно живут то у одного, то у другого родителя, о том, что такое чувствовать себя невидимым и о проблемах с друзьями. Об одиночестве. Список был обширным. Обычно прием срабатывал с другими, более разговорчивыми детьми, но иногда и с Люкке.
На прошлой неделе Люкке едва прикоснулась к ней. Мона поняла, что выходные прошли плохо, и на всю неделю Люкке еще больше, чем обычно, замкнулась в себе.
Мона отставила в сторону свой маленький раскрытый зонтик и повесила плащ в гардеробной рядом с дверью.
Она стояла в холле, не зная, куда ей идти, – направо в сторону спален или налево в сторону кухни, гостиной и столовой.
Вообще-то на этой неделе она должна быть у Хелены, но вчера они говорили с Хеленой и решили, что сегодня ей нет никакого смысла приходить. Мону ведь наняли для того, чтобы заботиться о Люкке. После этого позвонил Харальд и попросил помочь Хлое, и у нее не хватило решимости отказать ему. Им надо помогать друг другу.
Она неохотно надела домашние тапочки. Ее терзало беспокойство, и она толком не знала, с чего начать.
– А, это ты. Привет, – в тишине раздался голос Хлои.
Мона поправила блузку и подтянула юбку, и только потом повернулась к Хлое, которая вышла к ней в холл.
– Людде не спал всю ночь, и я совсем без сил. Все вверх дном. Он только что уснул, и мне надо пойти лечь. Пожалуйста, присмотри за ним. – Хлоя подошла к входной двери и убедилась, что она заперта. – У меня паранойя, мне кажется, за нами кто-то охотится. Никого не впускай. Обещай мне.
Мона кивнула. Она никогда не устанет восхищаться Хлоей в отрицательном смысле этого слова. Как можно так любить своего ребенка и проявлять такую холодность к Люкке? Это было выше понимания Моны. Таким противоречивым поведением отличались библейские персонажи.
– Людде у себя в кроватке. В выходные весь распорядок дня был нарушен. Мы должны вернуться к Джине Форд или Анне Вальгрен, или что там был за метод, которому мы следовали. – Она закатала рукава халата. – Даже не помню, как он точно называется. Теперь ты понимаешь, насколько я устала, – сказала она, потрогав пальцами щеки. – Боже, я не сняла с лица маску. Я ее передержала. Это большой стресс для кожи, и эффект может быть противоположный. – И она бросилась в ванную.
– Пожалуйста, вымой посуду, – крикнула Хлоя из ванной.
– Да, конечно, – тихо откликнулась Мона. Хотя ее не нанимали для уборки, у нее не хватило духу отказаться. К тому же теперь им надо помогать друг другу. Она надеялась, что шум посудомоечной машины сможет заглушить тревожные мысли.
Для начала она заглянула к Людде, спавшему в своей кроватке. Он мирно лежал на спине, вытянув ручки.
Мона осторожно погладила его розовую щечку, так, чтобы он не проснулся. К счастью, он не имел ни малейшего представления о том, что произошло. Беда пока что миновала его, и, хочется надеяться, так будет всегда.
Мона пошла на кухню и стала убирать со стола после завтрака. «И после выходных», – отметила она, увидев гору тарелок. Несмотря на две посудомоечные машины, они умудрились не поставить в машину ни одной тарелки и ни одного стакана.
Из ящика под раковиной она достала желтые хозяйственные перчатки и натянула их на свои потрескавшиеся руки. Запах резиновых перчаток смешался с запахом засохших объедков.
Дыша ртом, попыталась отскрести остатки детской каши. Разве вот так все должно было кончиться?
Мона слегка поскользнулась и уронила миску с кашей в керамическую раковину. Раздался грохот. Она замерла на несколько секунд, испугавшись, что ее услышит Хлоя.
Не вынимая рук из раковины, она смотрела в окно на утопающий в зелени сад.
К стене стоявшего во дворе дома был прислонен велосипед Люкке.
Храни меня Господь.
Сделав несколько глубоких вдохов, Мона взялась за молочные бутылочки.
В пятницу ее пригласили на выпускной вечер Карла, мальчика, о котором она заботилась много лет. И вот он вырос. В пятницу она также уходила на пенсию. Она вспомнила, что, когда ей пришло приглашение, она очень обрадовалась такому совпадению. А теперь одна сплошная тьма. Но ей так хочется обнять мальчишку. Она скучала по нему, скучала по всем детям, с которыми работала. Как она будет без своих золотых детей? От воспоминаний на душе стало теплее.
– Ты так шумишь. Пожалуйста, осторожнее, – в кухню вошла Хлоя.
Хлоя еще не оделась, и Моне было неприятно видеть этот обтянутый кожей скелет в одном нижнем белье.
– Извини.
– В пятницу ты разбила стакан.
Мона не хотела вспоминать, но деться было некуда. Она уронила стакан в раковину в тот же день, когда пропала Люкке. Харальд позвонил Хелене и попросил ее забрать Люкке на выходные.
Хлоя не хотела видеть у них Люкке, и бесхребетный Харальд позволял своей новой жене командовать, а дочери страдать.
Хлоя протиснулась между Моной и мойкой, и Мона вздрогнула, когда Хлоя ее задела.
Хлоя выдвинула ящик рядом с ней и принялась что-то искать.
– Людде заболел? – спросила Мона.
– Что ты хочешь сказать? – Хлоя перестала рыться в ящике.
– Я так подумала, потому что ты очень боялась, что Люкке заразит его. Ведь, наверное, поэтому ты хотела, чтобы она провела выходные у Хелены?
Хлоя посмотрела на нее своими водянистыми глазами.
Мона знала, что идет по тонкому льду. Но какое это имеет значение? Теперь уже ничего не имеет значения.
– Да, именно, – ответила Хлоя. – К счастью, с Людде все обошлось, – продолжила она и закрыла ящик.
– Но зачем ты тогда отвезла Люкке на теннис, если она так плохо себя чувствовала?
Хлоя пожала плечами.
– Не знаю. Что ты хочешь сказать? Это же не я решила отвезти ее на теннис.
«Что правда, то правда, – подумала Мона. Зато ты решила, что она должна уехать отсюда на выходные. Это ты захотела избавиться от нее, чтобы играть в семью и притворяться, что Люкке не существует».
– Хотя она не казалась больной, когда я привела ее в школу. – Мона включила воду, взяла тарелку и сполоснула ее.
Хлоя, похоже, не отреагировала на ее слова или просто не захотела отвечать. Она знала так же хорошо, как и Мона, что Люкке была здорова. Хлоя всегда выдумывала предлоги, по которым Люкке не могла у них жить. Хлоя была против того, чтобы девочка оставалась у них. Она всегда была против.
Самое плохое, что Люкке это тоже понимала.
– Почему ты не выключишь воду, если все равно не моешь посуду? – спросила Хлоя.
– Прости, – сказала Мона и взяла следующую тарелку, одновременно сделав шаг в сторону, чтобы отодвинуться от Хлои.
Хлоя оперлась о мойку.
– А Люкке могла поранить себя?
Мона не сразу поняла ее вопрос.
– А зачем ей это делать?
Хлоя еще раз приподняла свои костлявые плечи. Она что, не понимает, как все серьезно? Или как раз понимает?
Мона заглянула в раковину – из-за остатков еды началось засорение, и вода еле уходила.
– Пожалуйста, займись и стиркой. – Хлоя подошла к крану и налила себе стакан воды. – Пойду лягу. – Она положила в рот таблетку, сделала глоток воды и посмотрела на Мону. – Что? Почему ты на меня уставилась? Я не спала всю ночь, и мне не по себе. Мне надо принять снотворное. – Она поплелась в спальню. – Разбуди меня, только если позвонит Харальд. – С этими словами она исчезла.
Моне было непонятно, где был Харальд: он что, не ночевал дома или уехал рано утром?
Мона совсем обессилела и присела к кухонному столу. Несколько раз глубоко вдохнула и только потом встала. Надо приниматься за работу, другого выхода нет.
По пути в ванную она прошла мимо комнаты Люкке. Остановилась и долго смотрела на закрытую дверь, прежде чем войти. Наконец, толкнула ее и дверь заскрипела.
Комната выглядела не так, как в пятницу, когда она из нее вышла. Постель скомкана. Вещи на письменном столе лежат в полном беспорядке.
Шторы задернуты. Мона взяла на себя смелость раздвинуть их и впустить немного света. Она взяла собаку по имени Собака, любимую игрушку Люкке, и прижала ее к себе. Закрыв глаза и вдохнув запах собачки, она словно увидела перед собой Люкке.
Ее взгляд упал на маленькую балетную пачку, висевшую на спинке кровати, – подарок Моны, который Люкке так и не успела поносить, хотя мечтала стать балериной. Мона пощупала тюлевую юбку шершавыми пальцами, и юбка затрещала так, будто вот-вот лопнет. Точно так, как лопнули все мечты Люкке.
Мона подняла глаза и посмотрела на школьное фото Люкке, висящее на стене.
– Что ты здесь делаешь?
Мона резко повернулась.
– Сюда никому нельзя. Уходи отсюда, – велела Хлоя.
– Прости. – Мона опустила голову и поспешила к двери.
– Ты что, не слышишь, что Людде проснулся? Он так кричит, что я не могу спать.
– Я не слышала…
– Зато я слышала. Нам нельзя здесь находиться, так сказала полиция. – Хлоя закрыла за ними дверь.
На пол упала записка, написанная рукой Люкке. Мона не осмелилась ее поднять, отложив это на потом.
Вместо этого она поспешила в комнату Людде и, крадучись, вошла в нее. Мальчик лежал и спал, как она и думала. Она снова осторожно погладила его по щечке, но он не проснулся. Она убедилась, что он крепко спит и не кричит.
Когда Мона направилась обратно в прачечную, Хлоя опять легла. Проходя мимо двери в комнату Люкке, она украдкой взглянула на нее. Записки на полу не было.
Хлоя ее выбросила?
Мона пошла в ванную, где стояла стиральная машина, и с тяжелым вздохом стала сортировать грязную одежду.
Темное.
Чулки, брюки, полотенца. Все темное в одну кучу.
Розовое.
Она отобрала все вещи розового цвета. Почему ей нельзя находиться в комнате Люкке? Неужели полиция действительно это запретила?
Она заботливо положила в одну розовую кучку майки Люкке, ее платья и колготки. Достала футболку с набивным рисунком. Кошка в солнечных очках. Мона поднесла ее к лицу и вдохнула запах.
Люкке.
Она не могла больше сдерживаться и почувствовала, как по щеке стекает слеза. «Я не могу стирать ее вещи, – подумала она. – Я не могу стереть ее запах. Стереть Люкке?» Мона вытерла щеку и бережно сложила футболку, а потом достала остальную одежду из кучи и сложила и ее.
Все синее она бросила в одну кучу, даже не глядя, что это.
Белое.
Футболки. Чулки. Мерзкие простыни. Нет ничего противнее, чем дотрагиваться до их простыней. Запах постели выветривается с трудом. Она быстро отбросила постельное белье в сторону. Слишком быстро. В спине кольнуло.
Она наклонилась, чтобы достать последнюю вещь.
Футболка Харальда.
Мона стала класть ее в белую кучу и вздрогнула.
Она опять достала футболку и, развернув ее, увидела внизу большое пятно. Не думая, потрогала пятно.
Потом застыла и отдернула руку.
С виду кровь, и на ощупь кровь. Засохшая кровь.
В груди сильно кольнуло.
Хотелось крикнуть, но она сдержалась. «Не может быть», – подумала она.
