Плавание проходило относительно спокойно, если не считать какой-то нервозности членов экипажа, если быть точнее, то боцманской команды. Причиной тому была попытка пройти под парусами с попутным ветром. Но как-то все пошло не как всегда… и ветер оказался на удивление приличным по силе и волна поднялась. Из-за прослабленных вантов, буквально через час похода под парусом, разболтался и рухнул почти на рубку салинг… то-то было шуму, беготни и трехэтажного, военно-морского мата. Разболтавшийся такелаж подтянули, паруса убрали и продолжили путь на соляре, а боцманская команда занялась салингом – здоровенным куском бруса, что крепится к мачте.

На рассвете второго дня, когда я уже из последних сил боролся со сном, показалась Новая Земля.

– Точка один, – утопил я кнопку тангеты, – вызывает «Аврора»

– Слышу тебя, здесь точка один…

– Рад слышать тебя Эрик! Твоя команда готова?

– Я тоже рад тебя слышать, Сергей… Команда готова, но к сожалению у нас тут обстановка изменилась. Не сможем выйти вместе с вами.

– Что случилось?

– «Исключительная нация» опять мешает жить всем… У нас много беженцев с их острова, есть проблемы с безопасностью, и сейчас каждый боец у нас не счету.

– Что-то серьезное? Может, помочь?

– Справляемся… Шеф просил передать, что забросили на Лысый остров провизии вам на всякий случай.

– Помощь точно не нужна?

– Справимся.

– Что ж, доложу капитану. Тогда проходим мимо вас.

– Да, Сергей, у нас тут… Мы на связи в общем.

– Принял, – ответил я и отключился.

Вот же, создала проблем эта «исключительная нация», ладно, надеюсь, обойдемся без Эрика и его команды… сколько там времени? Еще час ждать окончания вахты. Чтобы не уснуть, и провести время с пользой занялся записями в вахтенный журнал, попил кофе, что под утро принес в термосе Володя и наконец-то, наступило мое любимое время – жать кнопку корабельного ревуна, оповещая команду о начале нового дня.

– Николаич, – толкал меня Юра в плечо, – Иваныч зовет на мостик.

– Угу, – я свесил босые ноги со шконки и протер глаза, неплохо выспавшись после вахты, – времени сколько?

– Обед скоро.

– Ого… А что там?

– Не знаю, – Юра пожал плечами, – с палубы, насколько хватает глаз – кругом вода, а Иваныч смурной что-то, сопит, трубкой пыхтит.

Я умылся, подтянул ремень с открытой кобурой ТТ-шника и, напялив свою «парадно-выгребную» бейсболку, что носил исключительно на «Авроре», потопал из каюты.

– Что у нас…

– Плохого? – не дал мне закончить вопрос Иваныч.

– Что? – вопросом на вопрос ответил я и уселся на откидной стул, мимоходом глянув на приборы и поняв, что по курсу нет никакого крупного куска суши и тем более Сахалина.

– Пустота Серега, – Иваныч грыз мундштук трубки и смотрел вперед, не отвлекаясь на меня, – еще четыре часа пилим на среднем ходу, и если ничего не будет отсвечивать на приборах, то разворачиваемся.

– Понял, – я кивнул и поболтал пустой термос.

– Иди, обедай, – хмуро сказал Иваныч, – и твоя вахта… я с тобой побуду.

Бывало у нас Иванычем такое не раз… стоим оба, угрюмые и смотрим на горизонт – ничего и никого, только невысокая волна да ветер, играющий такелажем, нас развлекают. Надежды на то, что в прибрежной зоне Сахалина что-то уцелело, были огромные.

– Вот же переколбасило земельку-то и Татарского пролива, судя по всему больше нет, – хмыкнул Иваныч, через час молчаливого созерцания водной глади, похлопал меня по плечу и добавил, – ладно, бди… я в каюту, все же подремлю, жара начинается.

Вот и «бдю», уж который час… Тихий океан, или что тут теперь на его месте? Да тоже самое, наверное, только теперь название полностью соответствует, так как раньше, до Волны, эти воды были самыми беспокойными и опасными, а теперь – максимум полтора балла волна, долгая, спокойная и тишина вокруг, а слабый ветер меж мачт будто поет реквием по миру, что был до Волны. Судя по приборам, 400 миль уже от Сахарного прошли и…

– Береговая линия, прямо по курсу, расстояние десять кабельтовых! – практически прокричал я в микрофон «громкой», когда на экране радара высветилась четкая линия и прибор два раза тревожно пиликнул.

– Малый вперед! – хоть и сонным голосом, но сразу же ответил Иваныч в рацию.

Сбавив ход, припал к биноклю, пытаясь разглядеть и сообразить, что же я вижу в паре километров впереди.

– Что там? – поднялся на мостик Иваныч.

– Не пойму, вроде остров, большой… торчит над ним что-то… ферма какая-то, конструкция металлическая, – я пригляделся к надписи на одной из стен сооружения и прочитал вслух, – «KURILSKAYA-3».

– Похоже, что мы нашли буровую, с которой сорвало наш «мандарин»… дай-ка, – Иваныч потянул руку за биноклем, пару секунд смотрел на объект, а потом утвердительно кивнул, – ну точно, буровая, это на сколько метров ее выдавило вместе с морским дном?

– Не знаю. И что делаем?

– Подходим, швартуемся у того мыска для начала, дай-ка, – Иваныч деликатно так меня бортанул от штурвала и утопил кнопку громкой связи, – Юра, готовь команду.

Приходилось прилично задирать голову, чтобы рассмотреть всю эту монументальную конструкцию, которая с небольшим креном, градусов в десять, опираясь на два понтона, возвышалась над каменистым участком острова, к слову не такого и большого – в длину километров десять, а в ширину не более полутора. Сама платформа находилась на высоте порядка двадцати метров, самая высокая точка острова была на отметке десяти метров, а остров – почти ровное плато. Пятеро бойцов во главе с Юрой уже рассредоточились вокруг понтонов и осматривали территорию.

– Ну, не томи, «двадцать второй», что у тебя? – не выдержал я и вызвал Юру, к которому по наследству перешел позывной Алексея.

– Николаич, – забыв про всякие уставы и субординацию ответил тот, – не поверишь, тут… тут картошка, рядков… да десять рядков, лестница веревочная, кустарная, выше по опоре лестница штатная, железная… ржавая, следы кругом так себе, выветрились. Тут это…

– Что?

– В десятке метров от грядок три могилы… каменные, кресты из труб…

– Следов много? – вылезая на открытый мостик, спросил я и одновременно с этим показал бойцу за «Утесом» направление прицеливания.

– Не особо, будто один человек ходил тут.

– Что еще?

– Так, мусор всякий, бытовой, пустые банки консервные, упаковки… Ладно, мы наверх.

– Давай, осторожнее там.

– Принял.

– С канала не уходи, как на платформу выберешься, докладывай по ходу продвижения, – приказал я вернувшись в рубку.

– Принял.

Я наблюдал в бинокль за подъемом абордажной команды по лестнице, что была закреплена к одной из опор понтона и через десять минут Юра доложил:

– Мы в агрегатной… установки какие-то, куча хлама всякого железного…

– Ну вот, имеешь ты, Сергей Николаевич, целую буровую платформу, – Иваныч уселся в свой высокий капитанский стул, утопил прикуриватель и указал мундштуком трубки на буровую, – а что дальше? Что-то не слыхал я в докладах Макарыча и Михалыча о прибывших поселенцах, имеющих специальности связанные с нефтянкой.

– Ты это от нервов поговорить решил на отвлеченные темы?

– Ага… – Иваныч раскурил трубку, – что делать-то будем со всем этим?

– Вот сейчас абордажная группа осмотрит объект, а потом мы с тобой туда полезем, оценим приобретенное имущество и решим.

– Генераторная… чисто, идем дальше… первый этаж жилого модуля, заходим…

– «Двадцать второй»!

– В канале.

– Ты что, устройство буровой знаешь? – поинтересовался я.

– Тут же подписано все… о, столовая…

– Понял, – ответил я и присел рядом с Иванычем.

Около двух часов ушло у абордажной группы на обследование платформы, и доклад Юры был буквально следующим:

– … не похоже, что тут нефть фонтаном била… в генераторной емкости под соляру, здоровые, но почти сухие… шесть дизель-генераторов, больших… в жилом модуле бардак, видно, что жили люди, но будто в спешке уходили – все перевернуто, разбросано… нет, каюта главного инженера в порядке, и такое ощущение…

– Что? – я даже привстал.

– Кажется, что кто-то отсюда ушел не так давно… каюты осмотрели – чисто, идем в столовую… цивильно тут все, столы, плиты на кухне, холодильники, большие… странно…

– Что?

– В холодильнике, тут кое-что по мелочи… и тут холодно, в смысле он работал вроде совсем недавно.

– Зря ты на вертолетку одного бойца послал, – ответил я, видя, как по лестничному пролету пробежал силуэт.

– Я не посылал… Пиманов! Степашин! На вертолетку, живо!

– Юра, спокойно… – приказал я, сам изрядно занервничав, – он наверняка тут с момента Волны… не факт что адекватен, поделикатнее там.

– Принял…

Этот человек вызвал у меня не только чувство глубокого уважения, но исходя из современных реалий и того что произошло с нашим миром, он еще им и остался – человеком! Это был индус, самый настоящий, не заросший как Робинзон Крузо на иллюстрациях из детской книги, а вполне себе приличного вида мужчина лет сорока. Трехдневная щетина, аккуратно перешитая одежда под погодные условия, да, худой, но не истощенный и главное – сносно говорящий по-русски. Оказался он, ни много, ни мало, а каким-то международным инспектором по экологии, что прибыл в составе комиссии на буровую за день до Волны. Мы с Иванычем оставили его в кают-компании, дабы не смущать и не стеснять, пока он ужинал. Винод Нанди, так он представился. От Юры ему конечно досталось, так как индус никак не хотел слезать с высокой надстройки рядом с вертолетной площадкой, ну Юра естественно полез за ним, отвесил пару тумаков, спустил вниз и доставил на «Аврору». Винод был единственным кто остался на буровой в живых, из его рассказа стало понятно, что большая половина персонала успела покинуть буровую в спасательных ботах, прежде чем ударила Волна, то есть пока происходило землетрясение и буровую выталкивало вместе с участком морского дна все выше и выше. Была паника, были травмы и увечья, одних калечило падающим оборудованием, других смыло Волной, третьи погибли, выясняя отношения друг с другом когда все уже успокоилось и привычный мир изменился. Оставшись вчетвером, Винод, главный инженер и еще двое молодых ребят из Питера, кое-как смогли наладить быт, найти общий язык и не выживать, а жить в новых условиях. На продуктовом складе и в холодильниках оставалось еще достаточно еды и воды, и они, попытались наладить свою жизнь, ожидая спасения… но естественно, никто не пришел их спасать. Затем, когда стала заканчиваться вода, пришел второй виток паники и на фоне личной неприязни, студенты решили покинуть буровую, соорудив из бочек парусный плот. Произошла драка в процессе дележа провианта и драгоценной питьевой воды, молодость одержала верх – главный инженер был забит до смерти, пока Винод у одной из платформ огородничал. Он давно сделал определенные выводы, исходя из последствий катастрофы и пытался донести это до соратников по робинзонаде, однако, никто даже не стал слушать индуса. Студенты отчалили, и к вечеру парус плота исчез за горизонтом, так Винод остался один.

Была еще информация, которая стоила такого затратного и длительного перехода… Приведя себя в порядок, сытно поев и поняв что ему ничто не угрожает, Винод поведал нам следующее:

– Несколько кораблей, больших. Рано утром подошли к острову и встали на рейде. Хорошо, что я привык рано просыпаться и заметил их.

– Что за корабли?

– Вообще, я сразу же спрятался, сначала решил выяснить кто это и какие у них намерения, – Винод отпил чая и с удовольствием прикрыл свои близко посаженные глаза с черными кругами, – это были американцы, а корабли… один – военный, второй – большое круизное судно, третий – танкер.

– А тот, что военный, большой? Какое вооружение? – нахмурился Иваныч, – и откуда пришли?

– С востока пришли. А военный корабль… я не специалист, но корабль большой, с самолетами.

Иваныч приподнял бровь, поскреб щетину и уточнил:

– Авианосец?

– Да, так их называют, точно, – кивнул Винод.

– Почему же они ушли? Тут же нефть! – я встал из-за стола в кают-компании, подошел к иллюминатору и внимательно осмотрел горизонт.

– Нет нефти, – индус развел руками и как-то странно улыбнулся.

– Как нет? – в один голос спросили мы с Иванычем, а Володя аж вылез по пояс из раздаточного окна.

– Я думаю… что-то случилось, там, – Винод указал пальцем вниз, – Это стало известно после катастрофы. Военные и те, кто с ними были, тоже расстроились. Вертолет несколько раз делал рейсы и привозил людей, они три дня изучали документы, что вели специалисты буровой. Я подслушал, они решили вернуться сюда позже, когда найдут пригодную для колонизации территорию, здесь много ценного оборудования. Потом они все уплыли на юго-запад.

– Вот-так, Серега… – вздохнул Иваныч, заметно опечалившись.

Да и я, если честно, расстроился сильно…

– Сколько времени прошло с того момента как они ушли? – вздохнув спросил я.

– Шесть… нет, пять дней. Да, пять.

– Ну, если мы с ними не встретились по пути сюда, значит они ушли не в нашу сторону, – крепко задумавшись сказал Иваныч, а потом добавил, – пока… пока, не в нашу.

В таких случаях, говорят, что по спине пробежал холодок, но куда там! Меня словно из ледяного душа окатило!

– Пригодную значит для колонизации территорию… – Иваныч нервно стал отбивать частую дробь мундштуком трубки по столешнице.

Винод тоже молчал с минуту, глядя то на меня, то на Иваныча, а потом сказал:

– Знаете, Сергей Никл… Нио, – Виноду с трудом давалось выговорить отчество.

– Просто Сергей, – махнул я рукой.

– Я особых симпатий к американской политике не испытываю, более того…

– Вы уверены, что это американцы?

– У них плохой английский, – улыбнулся Винод и изобразил пальцами кавычки, – у них американский язык.

– А, в этом смысле.

– Мои родители дали мне отличное образование, я закончил Кембридж, у меня докторская степень и десять лет преподавал сам и жил в Англии, только последние три года перед этой катастрофой перебрался в Австралию, где и занимался важными экологическими программами в Мельбурнском университете.

– А где вы так хорошо научились говорить по-русски?

– Моя жена… – Винод опустил голову и стал теребить пуговицу рубахи, – ее ребенком увезли из Казахстана, когда закончилось стоячее время…

– Период застоя, – хмыкнул и уточнил Иываныч.

– Верно, она из этнических немцев, что там проживали… а познакомился я с ней уже в Мельбурне, в университете, Лида профессор лингвистики.

– А что относительно ваших выводов о случившемся?

– Это только гипотеза…

– И все же?

– Можно? – Винод указал на мой ежедневник, что лежал на столе.

– Да, конечно, – я раскрыл ежедневник на чистой странице и протянул ему карандаш.

Схематично изобразив два полушария, Винод провел линию нового экватора и начал говорить:

– Учитывая положение звезд, я склоняюсь к тому, что это выглядит теперь так… а то, что в сутках теперь около тридцати шести часов, говорит о том, что вращение земли замедлилось, – Винод посмотрел на меня и Иваныча.

– Это нам понятно уже давно, – Иваныч сел рядом с ученым.

– А понятны ли вам последствия таких изменений?

– Нет, – честно ответил я.

– Атмосфера и мировой океан! Воды мирового океана и атмосфера отошли к полюсам, – Винод заштриховал на полюсах, а потом ткнул карандашом в линию экватора, – а здесь, на экваторе, возможно и нет теперь никакого океана, и воздух разряжен на столько, насколько он был разряжен до Волны в Гималаях на высоте восьми километров. Теоритически, это должно иметь просто апокалиптические последствия, колоссальные изменения в геосфере! Однако, все немного иначе, насколько можно наблюдать.

– Да уж, – почесал я затылок.

– Мне это тоже, жутко интересно, – Иваныч стал набивать трубку, – но я предлагаю вернуться к этому разговору позже, а пока, жопой чую, надо на самом полном пилить до Новой Земли, предупредить Эдуарда Яковлевича и домой, готовиться к неприятностям.

– Чуете что? – «завис» Винод.

– Согласен, – кивнул я, не обращая внимание на трудности перевода, и вызвал по рации Василия.

Спустя час, когда Винод в сопровождении Юры вернулся с платформы, где он собрал кое какие свои вещи, мы взяли курс на Новую Землю.