Дуэйн

Над равнинами нависало небо пыльно-серого цвета. Несмотря на накопившуюся усталость и напряжение, Дуэйн Парсонс, не отрывавший глаз от асфальтированного покрытия 70-й дороги, сам не заметил, как пересек границу между Пенсильванией и Огайо.

Моросил дождь, мало-помалу застилая лобовое стекло. Дуэйн включил дворники и глянул на Джоша – тот спал на заднем сиденье, закутавшись в одеяло и сжимая в руках большущего плюшевого кролика.

Они покинули Нью-Йорк сутки назад. Дуэйн решил одолеть добрую сотню километров, прежде чем подыскать какой-нибудь мотель. Он чувствовал в себе силы ехать и ночью, хотя ему хотелось, чтобы мальчонка спал в настоящей постели.

Дуэйн надавил на газ, напевая себе под нос звучавшую по радио песню Gimme Shelter, иногда отвлекаясь на громадные рекламные щиты, благо вдоль обочины их было хоть отбавляй.

Если бы он ехал бойко, они оказались бы в Чикаго завтра к вечеру. Так бы оно и было, если бы он не повел себя настолько опрометчиво и не пустил свою жизнь под откос.

Через сорок километров он остановился на маленькой автозаправке севернее Барнсвилла. Дуэйн прикрыл лицо Джоша верхним краем одеяла, залил бензина на шестьдесят долларов и расплатился наличными в магазинчике тут же, на станции, купил заодно банку кока-колы, две плитки шоколада «Херши».

И без лишних проволочек направился к машине. На полпути он столкнулся с девицей в светло-зеленом платьице и замшевой куртке, бросившей на него короткий, но пристальный взгляд. Почувствовав недоброе, он не сводил с нее глаз, пока открывал дверцу машины. Девица шла своей дорогой, потом замедлила шаг, обернулась и снова посмотрела на него, слегка покусывая нижнюю губу. Дуэйн подождал, пока она не зашла в магазин, и забрался в машину.

Джош уже проснулся – и сидел на заднем сиденье. Дуэйн протянул ему плитку шоколада, отпил колы и тронулся с места, не желая задерживаться: вдруг та девица его признала?

Небо становилось все чернее. По радио передали экстренное сообщение, что большая опасность образования торнадо распространяется на штаты Огайо, Индиана и Кентукки. Дуэйн сосредоточился на дороге, а Джош, с перепачканными шоколадом губами, смотрел и смотрел на мелькавшие за окном ландшафты, все прижимая к груди плюшевую игрушку, которую он, Дуэйн, дал ему, перед тем как они сбегали. Когда-то с ней игрался его младший братишка Деннис. Он случайно откопал ее в одной из коробок на чердаке в доме своей матери в Бруклине, когда как-то раз, пересилив себя, приехал к ней скоротать воскресный вечерок. Дуэйну и думать не хотелось о том, что ей могло прийти в голову. Он позвонил матери сегодня рано утром и предостерег, чтобы она не верила газетным сплетням, а еще заверил, что в свое время все объяснит. Но до каких пор она будет ему доверять?

Позвони он ей прямо сейчас – что она скажет?

Я так и знала – все здорово, и ты, в общем, ничуть не лучше своего папаши: яблоко от яблони недалеко падает.

Под вечер Дуэйн остановился у мотеля в пригороде Колумбуса. Оказавшись в номере, он пошел в душ, а Джош тем временем затеял катать машинку по паласу; потом он включил телевизор и стал переключать каналы, пока не увидел Сибил в новостях: она стояла на лестнице своего дома – черный английский костюм, собранные в идеальный пучок светлые волосы. Глядя в камеру, она заклинала его вернуть ей сына. Дуэйна чуть не вырвало. Времени даром она не теряла – поставила на уши все средства массовой информации, мастерски прикинувшись убитой горем мамашкой.

Потом показали его фотографию двухлетней давности, снятую аккурат после того, как его задержали по обвинению в налете на бакалейную лавку на 52-й улице, и он тут же представил себе всех этих людишек, уткнувшихся в телевизоры – в эту черно-белую карточку и ненавидевших его за то, что он похитил у матери сынишку, которому было три с половиной годика.

Один из следователей заявил, что ребенок, вероятно, жив и выкуп за него пока еще никто не потребовал. Он же предполагал, что похититель, Дуэйн Парсонс, двадцати трех лет, должно быть, скрывается где-то в городе и выжидает удобного случая, чтобы потребовать денег. Никаких иных мотивов, кроме денег, у ничтожного злоумышленника, похитившего сына у состоятельной жительницы Третьей авеню, очевидно, не было. Бруклинская полиция перевернула его квартиру вверх дном, но никаких указаний на то, где он мог бы скрываться, не нашла. Однако, согласно некоторым уточнениям, никаких материалов педофилического характера ни в самой квартире, ни на жестком диске компьютера ее хозяина обнаружено не было.

Дуэйн содрогнулся при мысли о том, что во всем этом усмотрели такой след, и почувствовал, как его мать на миг подумала то же самое, глядя в телевизор.

Следом за всем этим журналистка поведала о его безалаберном детстве, стоившем ему тюремного срока. Он с отвращением включил другой канал и наткнулся на документальный фильм о животных, боровшихся за жизненное пространство в каком-то африканском озере, которое постепенно пересыхало и превращалось в топкое болото.

В конечном счете там не осталось никого, кроме крокодилов.

Он познакомился с Сибил четыре месяца назад. Ей было около сорока, и она работала в адвокатской конторе «Салливан и Кромвель». Как-то вечером, выиграв крупное дело против одной риелторской компании, она наняла его по совету подружки: он уже год предлагал свои услуги состоятельным мужчинам и женщинам. Его хмурый взгляд, красивое мускулистое тело и слава хулигана производили фурор в богатых кварталах Манхэттена.

После двадцатиминутной болтовни за бокалом скотча она затащила его к себе в спальню и сорвала с него одежду, как обертку с подарка.

С тех пор они встречались не раз. Обычно Сибил вызванивала его вечером и платила ему за всю ночь.

Однажды утром, когда Дуэйн варил себе кофе на кухне, он встретился с Джошем – тот стоял в дверях с плюшевой игрушкой в руке. Сперва он удивился, а потом пригласил малыша за стол и приготовил ему горячего шоколада, но тут в кухню вошла Сибил – она сухо велела сынишке возвращаться к себе в комнату, располагавшуюся в другом конце квартиры.

В тот же день, избегая объяснений, она повела Дуэйна по магазинам и накупила ему шмоток с обувью на две с лишним тысячи долларов.

В зале суда Сибил всегда являла собой образец сдержанности, а дома от этого не оставалось и следа.

Через неделю она отшлепала Джоша за то, что он пролил несколько капель апельсинового сока на ее кожаный диван. Когда же он отказывался от еды, или начинал реветь, или не делал того, что было велено, она запирала его на несколько часов в совершенно пустой комнате. По лицу она его никогда не била – только по спине, животу или попке. В ход шли ремень или хлыст.

Первое время Дуэйн не смел вмешиваться: он отлично понимал – случись что против ее воли, она тут же его бросит. Сибил любила его, когда он был нем как рыба, одевался с иголочки и по-всякому ублажал ее как непревзойденный любовник.

Ни в какие учебно-воспитательные учреждения Джоша не водили. Днем им занималась женщина с легким итальянским акцентом, и ей щедро платили за то, чтобы она держала язык за зубами и не распространялась о том, какие приступы жестокости иной раз случались у ее работодательницы. Сибил, похоже, старалась делать все, чтобы Дуэйн и Джош встречались как можно реже, но Дуэйн, улучая редкие мгновения, когда ее не было дома, играл с малышом, чтобы тот стал более общительным.

Но чем больше Дуэйн виделся с ним и чем крепче привязывался к мальчонке, тем сильнее ненавидел его мать.

Как-то вечером, заслышав, что Джош плачет навзрыд, он кинулся к нему в комнату и увидел там Сибил – она стояла, согнувшись над его маленьким распластанным тельцем, с ремнем в руке. Недолго думая он перехватил ее руку и пригрозил заявить в социальные службы. А она только рассмеялась и намекнула, что ей довольно сделать один-единственный звонок – и его сотрут в порошок.

Вслед за тем она указала ему на дверь.

Дуэйн, сознавая свою беспомощность, старался больше не думать о Джоше: он все время стыдился своей трусости и забывал о ней, только когда напивался в стельку.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды утром, выйдя из студии, принадлежавшей одной богатенькой чете, он случайно не наткнулся на него, вместе с нянькой, на улице в двух-трех кварталах от дома Сибил. Он смутился и отвел глаза в сторону, но Джош мгновенно узнал его и подбежал к нему. Дуэйн присел на корточки и обнял малыша, не обращая внимания на остолбеневшую воспитательницу, а потом оставил его там же, на тротуаре, и пошел своей дорогой, заклиная себя ни за что не останавливаться и не думать о его взгляде, полном надежды, о его синяках, хоть и скрытых под одеждой, но вполне ощутимых и обжигавших его руки даже сквозь ткань.

Но, пройдя десяток-другой метров, он все же обернулся – и разглядел его крохотную светловолосую головку, готовую вот-вот скрыться в толпе. Он вдруг развернулся, уже твердо решив отобрать его у той женщины и забрать подальше отсюда.

Через десять минут воспитательница позвонила Сибил и предупредила, что ее сынишку похитили. А Дуэйн тем временем выскреб всю наличность, какая нашлась у него дома, сел в машину, усадив Джоша на заднее сиденье, и пустился куда глаза глядят, лишь бы поскорее выбраться из этого города, который грозил того и гляди сомкнуться вокруг них, как ловушка.

Только ближе к ночи в гостинице неподалеку от Филадельфии он наконец смекнул, что нужно делать. Порывшись в компьютере – в небольшом интернет-кафе, он, к своему облегчению, нашел, куда податься… но вот прошло несколько часов, и его охватила тревога: все пошло наперекосяк – бежать было некуда.

Дуэйн усадил Джоша перед телевизором, запер номер на ключ и отправился в бакалею на другой стороне дороги – там, стараясь не обращать на себя внимание других посетителей, он купил готового цыпленка, пластиковые столовые приборы, пакет жареного лука и огромный шоколадный торт. По первому впечатлению, распространить описание их примет дальше Нью-Йорка еще не успели, и, тем не менее, терять бдительность не следовало.

Они поели под мультфильмы, которые показывали по кабельному каналу. А в восемь вечера Дуэйн почистил Джошу зубы и уложил его спать.

Устав за этот день, проведенный в дороге, Дуэйн погасил большой свет, разделся и тоже нырнул под одеяло. Пощелкав каналы, он наткнулся на последние сцены из «Печати зла» Орсона Уэллса – этот фильм он смотрел в маленькой киношке в Бруклине вместе с Джиной, тогдашней своей подружкой.

В соседнем номере послышались крики – заскрипели пружины. Дуэйн постучал в стену, но за ней не то что не унялись, а напротив, загудели громче и вдобавок еще и захихикали. На дворе шел дождь. Вдалеке рокотала гроза.

Когда он начал сосредоточиваться на экранном действии, прямо перед их номером остановилась машина, пронизавшая оконное стекло светом своих фар. Послышался мужской голос, потом шум захлопнувшейся дверцы, при том что двигатель продолжал урчать. Дуэйн привстал и заметил, как мимо двери метнулась чья-то тень. У него бешено заколотилось сердце. Наверное, управляющий узнал его и вызвал местную полицию… а бежать уже поздно…

Они, в форме, наверняка затаились снаружи с пушками в руках и вот-вот потребуют, чтобы он сдался, а если откажется, без лишних проволочек вышибут дверь. Ворвутся в номер и уложат его мордой в пол на глазах у перепуганного Джоша, даже не дав времени все ему объяснить, сказать, чтобы он не боялся.

Жестокая вечная невезуха.

Чтобы выяснить, что к чему, Дуэйн глянул в окно, спрятавшись за шторой. Водила, в бежевом плаще, стоял в метре от стены, повернувшись к ней спиной, и говорил по телефону. В машине, на переднем сиденье, сидела размалеванная, как кукла, дамочка – она гляделась в подсвеченное зеркало заднего вида.

Припав к стене, Дуэйн постоял так мгновение-другое – и лег обратно в постель, чувствуя, как у него дрожат ноги, в то время как на экране телевизора полицейский, герой Орсона Уэллса, подыхал в какой-то промзоне на мексиканской границе.

Дуэйн искал его в темной воде и видел только простертую руку, бледную, с растопыренными пальцами, движимую надеждой, что он сумеет за нее схватиться и вытащит его из бездны, в которую тот погружался.

Но нырнуть глубже он не мог, потому что его сковывал страх и в легких почти не осталось воздуха.

Вконец обессилев, он совсем отпустил его и мало-помалу всплыл на поверхность, обливаясь горькими слезами, растворявшимися в хлорированной воде, – поднялся навстречу жизни, которая взывала к нему сверху.

Дуэйн внезапно проснулся. Вдалеке слышался неумолчный гул мчащихся по федеральной автостраде грузовиков. По телевизору передавали репортаж с конкурса «Мини-мисс Арканзас».

Он потянулся за пультом, собираясь выключить телевизор, и только тогда заметил, что Джош выбрался из своей постели и перебрался к нему. Дуэйн обнял его за плечо и закрыл глаза, успокоенный ровным дыханием мальчонки, который, казалось, спал сном без сновидений.

Едва открыв глаза, Дуэйн уткнулся в автодорожную карту, чтобы свериться с маршрутом, который им оставалось проделать. Ехать сперва придется по той же 70-й дороге – до Индианаполиса, потом надо будет свернуть на 65-ю дорогу – до Чикаго. На все про все семь часов, если не тратить времени понапрасну.

Они вышли из номера и отдали ключи управляющему за стойкой; за одним из окон слышались детские крики. Джош с любопытством подошел к этому окну, сжимая в руках плюшевого кролика, и Дуэйн поднял его на руки, чтобы ему было лучше видно. За мотелем располагалась маленькая детская площадка – там резвилась ребятня. Джош глядел на них как зачарованный – создавалось нелепое впечатление, будто своих сверстников он видел первый раз в жизни.

Дуэйн подвел его за руку к площадке и отпустил – мальчуган сперва робко, а потом все смелее включался в игру; в конце концов присоединился к резвящейся ватаге ребятишек.

Прикуривая сигарету, Дуэйн раз-другой оглядел родителей, которые, пользуясь передышкой, перед тем как тронуться дальше в дорогу, не обращали на него никакого внимания, хотя вполне могли бы его узнать, даже несмотря на то что он прикидывался молодым папашей, отпустившим сынишку поиграть с другими малышами.

Между тем Джош взобрался на вершину маленькой зеленой горки и помахал ему. Дуэйн помахал ему в ответ и отошел в сторонку покурить. Тут же находился и бассейн – он, очевидно, давненько не использовался по назначению: вода в нем застоялась и на поверхности плавали листья. Дуэйн схватился руками за ограду и, чувствуя головокружение, мысленно перенесся в сад вокруг их старенького дома в Джерси-Сити – в то безмятежное утро под летним солнцем, разливавшим нежную позолоту по синему небосводу. Ему тогда было одиннадцать, он стоял на коленях, в купальном костюмчике, на самом краю бассейна и, не в силах пошевелиться, глядел на тело своего младшего братишки Денниса, которое плавало в холодной воде, окрасившейся кровью вокруг его головы.

Но ведь он его не видел и ничего не мог поделать.

Мать выбежала из дома в розовом халатике, с ее волос стекал шампунь и пенными хлопьями падал на траву. Дуэйн с замирающим сердцем увидел, как она прыгнула в воду, обдав его холодными брызгами, и перепугался – вдруг она тоже утонет… Но она выбралась из воды, прижимая к себе Денниса, уложила его на потемневшие от сырости плитки и безуспешно принялась оживлять – и ее слезы смешивались с хлорированной водой, стекавшей с его безжизненного тельца.

Смотря на мертвое лицо брата, Дуэйн почувствовал безграничный ужас, будучи не в силах отвести взгляд от его глаз, которые, казалось, были того же цвета, что и вода, отнявшая у него душу.

Сжав руками перила ограды, он совладал с одышкой и, повернувшись, пригляделся, как Джош в очередной раз катится с горки.

Чуть погодя они уехали из мотеля и ближе к вечеру остановились у закусочной в нескольких километрах к северу от Лафейетта, в Индиане. Дуэйн, который вел машину шесть часов без передыху, немного прошелся, чтобы размять ноги, потом нахлобучил Джошу на голову бейсболку, взял его на руки и толкнул дверь закусочной. Народу там пока было немного, в воздухе пахло жареным мясом и фритюрным маслом. Дуэйн усадил Джоша за столик у окна; другие посетители были настолько заняты содержимым своих тарелок, что не проявили к новоприбывшим ни малейшего интереса.

К их столику подошла официантка лет тридцати пяти, с вьющимися русыми волосами, в розовой блузке и белой юбке. Дуэйн заказал чизбургер, жареный картофель и детское меню для Джоша.

Ели они молча, Дуэйн с любопытством поглядывал на женщину средних лет, сидевшую у входа со стаканом в руке и подпевавшую звучавшим по радио «Флитвуд Мэк». По закрепленному на стене телевизору, работавшему без звука, передавали вечерние новости – и Дуэйн содрогнулся, подумав: что, если покажут его фотографию и все сразу смекнут, кто он такой? Покончив с едой, он подошел к стойке и заказал кофе у официантки, которую, судя по надписи на значке, звали Мэри Бет. Она была довольно красивая: синие глаза с фиолетовым оттенком, правильные черты лица, – несмотря на макияж, который, на его вкус, был излишне ярким. Он с трудом удержался, чтобы не впериться ей в грудь, сдавленную тесноватой блузкой.

Небо затягивалось огромными черными тучами, позолоченными по краям меркнущим солнечным светом. Дуэйн решил остановиться где-нибудь здесь на ночь. Оставалось еще часа два пути, но ему не хотелось добраться до места назначения слишком поздно.

И, таким образом, провести с Джошем последний вечер.

– А он у вас миленький, – заметила официантка. – Сколько ему?

– Через два месяца будет четыре… Я вот думаю остановиться где-нибудь на вечер – уже поздно, а ехать дальше чего-то боязно. Тут есть поблизости мотель?

– Ну, если вы не очень придирчивы, вам надо проехать еще километров пятнадцать до Фаулера – там есть мотель, а нет, тогда придется возвращаться в Лафейетт. Вы с сынишкой путешествуете?

С сынишкой.

– Да, вроде того, – сказал Дуэйн, повернувшись к Джошу, который все так же посиживал на диванчике и болтал ногами.

– Ну, догадаться не трудно, я имею дело только со случайными посетителями. А вы откуда?

– Из Нью-Йорка, – недолго думая ответил он.

– Понятно, и впрямь не ближний свет! У меня есть подруга, она там работает… А вот я нипочем не прижилась бы в таком большом городе – боялась бы там потеряться.

– Потеряться можно где угодно, – заметил Дуэйн, глядя на прикнопленную к стене фотографию Золотых Ворот.

В закусочную заглянула супружеская пара с двумя мальчишками лет десяти, изрядно упитанными. Когда все они расселись за столиком, глава семейства, во взмокшей от пота тенниске, подозвал знаком другую официантку, мелкую блондиночку в очках, и она тут же направилась к ним принимать заказ.

Дуэйн, допив кофе, попросил Мэри Бет приглядеть за Джошем, а сам вышел на улицу покурить. Он запахнул куртку и немного прошелся по пустынной дороге, вдыхая прохладу, пахнущую горелым деревом. На другой стороне кукурузного поля проглядывал сгоревший зерносклад – от него остались лишь дымившиеся развалины.

Дуэйн попробовал представить себе, что сейчас чувствует Сибил, если утрата сына могла вызвать у нее хоть какие-то чувства. Скучала ли она хотя бы чуточку? После их отъезда Джош ни разу не спросил, где мама. Как будто она выветрилась из памяти малыша вместе с отравленным воздухом Нью-Йорка, высвободившимся из его легких, и он освободился от нее так же, как организм избавляется от недуга. Она была единственным виновником во всей этой истории. И не заслуживала иметь такого сына, как Джош. Но кто он был такой, чтобы ее судить, тем более после того, как у него на глазах утонул его младший братишка, а он пальцем о палец не ударил, чтобы его спасти? Дуэйн всю жизнь, все время спрашивал себя, что было бы, если бы в тот день умер он, а не Деннис, и как бы сложилась жизнь братика, если бы он его спас, и что он мог бы сделать, если бы тот не расшиб себе лоб, ударившись о бортик бассейна. Добился бы Деннис успеха там, где у него, Дуэйна, все валилось из рук? Или же Деннис угодил бы в те же ловушки, что и он, Дуэйн Парсонс, жалкий неудачник, так и не сдержавший обещания, которое он дал тогда, много лет назад, стоя на крыльце их старенького дома в синеватых отсветах полицейских мигалок.

Из закусочной, шатаясь, вывалился мужчина в ковбойской шляпе и отсалютовал ему. «Ковбой» остановился у обочины и, сунув руки в карманы, ждал, пока рядом не притормозил серенький грузовичок, в который он не преминул забраться, после чего сидевшая за рулем бабенка, не говоря ни слова, дала по газам.

Дуэйн бросил окурок на землю в то самое время, когда в сотне метров от него только что отъехавший грузовичок разминулся с полицейской машиной, приближавшейся с противоположного направления. Заметив ее, Дуэйн вернулся в закусочную, чувствуя, как у него свело живот, и снова нахлобучил на Джоша бейсболку.

Полицейская машина остановилась прямо перед закусочной – Дуэйн ощутил, как у него к горлу подступает не успевший перевариться чизбургер. В машине, спереди, сидели двое полицейских. Тот, что был за рулем, не переставая разговаривать по рации, заглянул через стекло в закусочную. Дуэйну пришлось стиснуть зубы, чтобы не схватить Джоша за руку и не рвануть вместе с ним к запасному выходу.

Полицейский захлопнул дверцу машины. Ему было лет пятьдесят, с брюшком, лицо загорелое. Дуэйн отвернулся к стене и сжал в руке пустой стакан, не слыша ничего, кроме скрипа отворяющейся двери закусочной и шарканья ног полицейского по линолеуму…

– Здравствуй, Мэри! – весело бросил он.

Мэри Бет кивнула в знак приветствия.

– Кофейку, Гарри? – спросила она, ставя чашку на стойку.

– Да уж, не откажусь. А то все в разъездах, вот и на ферму к Эрлу надо еще заглянуть – опять затеялся колотить женушку, старый пьянчужка…

Полицейский, бурча себе под нос, облокотился на стойку, встав напротив Дуэйна, который заставил себя держаться как можно более естественно, хотя при одном лишь взгляде на полицейскую форму у него сосало под ложечкой.

Хотя, по всей видимости, служитель правопорядка явился сюда не за ними.

– Кстати, как там Паула – когда родит? – полюбопытствовала Мэри Бет. – Уже скоро, да?

– Через неделю, ежели ничего такого не случится.

У Дуэйна отлегло от сердца. Поболтав еще немного с официанткой, полицейский залпом выпил кофе и, насвистывая, приветственно подмигнул Дуэйну с Джошем.

– Похоже, вы не очень-то жалуете полицию, – заметила Мэри Бет, забирая у них посуду.

– Да уж, если начистоту, и связано это, скажем так, с не лучшими воспоминаниями.

– Любишь пироги? – спросила она, наклонившись к Джошу с тарелкой в руке.

Джош согласно закивал.

– А я не знала… Тогда у меня, кажется, кое-что есть, чтобы тебя порадовать!

Удостоверившись, что Дуэйн не против, Мэри Бет принесла с кухни здоровенный шмат яблочного пирога. Джош поблагодарил ее, и она вернулась за стойку.

– Так не могли бы вы дать адрес вашего мотеля? – спросил Дуэйн, подходя к ней, чтобы расплатиться.

– Да, конечно. Так вот, спать вы там будете в удобных постелях, только не думайте, что это «Хилтон».

– Надеюсь, будет не хуже, чем вчера. У меня на спине до сих пор остались следы от матраса…

– Знаете, я живу тут неподалеку, смена скоро заканчивается, и у меня найдется свободная комната, если хотите… Иногда я ее сдаю, если люди внушают мне хоть мало-мальское доверие, к тому же я была бы рада, если бы кто-то составил мне компанию на вечер. Я должна была провести его с подружкой, но она отказалась…

Дуэйн несколько удивился такому предложению и подумал – правильно ли он понял намек, показавшийся ему вполне очевидным. Мэри Бет тут же залилась краской и больше не смела поднять глаза.

Дуэйн усмехнулся, и она тоже рассмеялась. Понимая, что отдых, пусть и короткий, пойдет ему только на пользу, он охотно принял ее предложение, усадил Джоша себе на колени и остался поболтать с нею – так, за разговорами, они и скоротали время, пока наконец не пришла ее сменщица.

Мэри Бет жила в прелестном домике в глубине просеки к северу от Лафейетта. Лучшего места, чтобы пересидеть какое-то время, и не сыщешь, подумал Дуэйн, следуя по вымощенной плиткой дорожке, что вела ко входу.

После короткого осмотра дома они уложили Джоша в комнате для гостей на втором этаже.

Мэри Бет села рядышком с ним с книжкой в руке и стала ему читать на сон грядущий. Джош, пока она читала, не сводил с нее глаз, удивляясь, с чего бы эта тетя проявляет к нему такую заботу. Почувствовав, как у него кольнуло сердце, Дуэйн понял, что, быть может, малышу впервые в жизни читали книжку перед сном. Он решил оставить их вдвоем, вернулся в гостиную, сел за компьютер Мэри Бет и впечатал в «Карты Гугл» их адрес назначения, чтобы свериться с маршрутом, которым им предстояло следовать из Чикаго. Завтра, в это же время, ему придется расстаться с Джошем, и бог его знает, доведется ли им встретиться еще когда-нибудь. Впрочем, это был единственный выход, хотя Дуэйн все никак не мог избавиться от мысли, что он обрекает малыша на неясное будущее, в то время как ему удалось с такой легкостью заручиться его доверием.

На камине стояла фотография Мэри Бет, совсем юной и худенькой, – она сидела на лужайке в парке с маленьким мальчишечкой на руках. По ее потухшему взгляду Дуэйн догадался, что она была под действием наркотика: в глазах девушки, несмотря на напускную улыбку, читалось полное безразличие к жизни.

Он налил себе стакан воды на кухне и, пока пил, разглядывал огромный портрет Натали Вуд на стене. Окно над мойкой выходило в сад – там, в глубине, виднелись качели, на которых, похоже, давно никто не качался. Прошмыгнувшая в траве кошка вскарабкалась на дерево и зашуршала листвой аккурат напротив Дуэйна: как видно, она охотилась за птицами.

Когда он вернулся в гостевую комнату, Джош уже спал. Мэри Бет нежно гладила его по щечке, а услышав, как Дуэйн вошел, поднялась, глянув на него покрасневшими, как будто заплаканными глазами.

На дворе уже смеркалось. Было слышно, как где-то вдалеке прошел поезд. Мэри Бет поставила музыку на стареньком, но высокоточном проигрывателе и присела рядом с Дуэйном на гостиный диван. Они говорили о том о сем и потягивали пиво, чувствуя некоторую неловкость оттого, что остались вдвоем, будучи вполне взрослыми. За разговором Дуэйн, поняв, что девушке можно довериться, признался, почему был вынужден похитить Джоша; рассказал, что с ним делала Сибил и как он сам пришел в ужас, когда осознал, что дал маху: ведь малышу могло стать хуже после всего того, что случилось в том числе и по его вине. Мэри Бет слушала внимательно, ни за что не осуждала, и, сам того не ожидая, он почувствовал, как у него отлегло от сердца. А еще он чувствовал, что она его понимает, что не держит его за сумасшедшего и что на его месте она, наверное, повела бы себя точно так же. Неужели, чтобы найти такого чуткого слушателя, надо было проехать не одну сотню километров? Друзья наверняка принялись бы уговаривать его сдаться властям, чтобы не усугублять положение; мать скорее всего стала бы играть на чувствах, отлично зная, на какие тайные пружины его души надо нажимать. Они все говорили бы только о нем, а не о Джоше.

Когда он закончил свой рассказ, Мэри Бет, проникшаяся к нему нескрываемым сочувствием, тронула его за плечо.

– В прошлом году в Лафейетте задержали женщину – та до смерти забила дочурку, – сказала она. – Об этом тогда шумели все газеты. Я знала девочку, правда, только в лицо, они жили тут неподалеку. И никто из ближних не пришел ей на помощь, чего я ну никак не понимаю.

– Джошу тоже никто не мог помочь, кроме меня.

– Вот-вот, кроме тебя, – по крайней мере, у него был хоть какой-то шанс.

Дуэйн допил пиво и поставил бутылку на журнальный столик.

– И что ты думаешь делать? Ведь ты не можешь прятаться вечно, да и Джош еще совсем малютка, он не может скитаться по городам и весям, ему нужна хоть какая-то стабильность, особенно сейчас. К тому же ты должен подумать и о себе.

– За меня не беспокойся – я знаю, что делаю, скоро все образуется… Ну да ладно, теперь твоя очередь рассказать о себе, хотя бы в двух словах. Ты давно здесь живешь?

– Уже шесть лет. Это дом моего двоюродного деда, а я с родителями жила тут еще до того, как мы перебрались в Калифорнию. Он забирал меня к себе, когда я была совсем маленькая, и вот однажды по дороге в Индианаполис мне захотелось проведать его. К сожалению, он тогда сильно хворал – рак поджелудочной железы. И тогда я осталась с ним, а то он так и умер бы в одиночестве. Когда его похоронили, я узнала, что он завещал мне все свое имущество. Детей у него не было, да и семьи тоже, кроме меня. Потом я несколько лет кряду переезжала с места на место, все нигде не могла обосноваться. Сперва я думала пожить здесь какое-то время – передохнуть, уладить дела, заняться скотиной, а кончилось все тем, что я так никуда и не уехала.

– Ты жила в Калифорнии?

– До совершеннолетия – в Сан-Хосе, затем – в Сан-Франциско, но, едва мне исполнилось девятнадцать, уехала и оттуда. Потом моталась туда-сюда, работала где придется.

Дуэйна такое совпадение позабавило. В Сан-Франциско вот уже много лет жил его закадычный дружок Бен – он постоянно звал его к себе, но Дуэйн все никак не решался.

Он дал себе слово ему позвонить, как только все уляжется. Когда они были детьми, Бен жил в паре кварталов от дома Дуэйна и вечером, по средам и субботам, частенько приходил поиграть с ним и его младшим братишкой. Потом, подростками, они ходили в один колледж и стали неразлучными друзьями – и дружили до тех пор, пока его отец, преподаватель экономики, не принял предложение от университета в Беркли и ему, вместе с семьей, не пришлось переехать в другой конец штата. С тех пор они взяли себе в привычку созваниваться по телефону по крайней мере раз в месяц. Бен работал журналистом в «Сан-Франциско кроникл» и навещал его всякий раз, когда приезжал в Нью-Йорк. Он был единственным, с кем Дуэйн согласился повидаться, когда сидел в тюрьме. В отличие от прочих его друзей, которыми он обзавелся потом, Бен занимал особое место – наверное, потому, что он хорошо знал Денниса и помнил Дуэйна таким, каким он был до той трагедии, – совершенно беззаботным.

Дуэйна так и подмывало спросить, что за мальчонка запечатлен вместе с Мэри Бет на фотографии и что с ним сталось, но он сдержался и наклонился к ней, собираясь обнять.

Чуть погодя они поднялись к ней в комнату.

За последнее время он первый раз спал с женщиной не за деньги, а совсем по другой причине.

Дуэйн проснулся поздно утром и повернулся к Мэри Бет – она лежала на животе, и солнечный луч подчеркивал ее наготу; потом он встал, стараясь не разбудить девушку, натянул трусы и вышел из комнаты.

Они завтракали втроем в садике за домом, и Джош сидел на коленях у Мэри Бет. Дуэйн растроганно смотрел на них, пока девушка кормила малыша: заурядная картина, самая что ни на есть обыденная, и с малышом должны были бы обходиться так с самого начала, будь жизнь чуть справедливее.

Перед отъездом он обнял Мэри Бет и поблагодарил за все. Она передала ему клочок бумаги с номером своего телефона, чтобы он как-нибудь дал о себе знать. Он сунул его в свой бумажник, надеясь в глубине души увидеться с нею еще когда-нибудь.

В Чикаго они прибыли в середине дня. Карты города у Дуэйна не было, и, чтобы добраться до района Эвергрин-Парк, у него ушло добрых полчаса. Там, на просторной зеленой лужайке, шумела ярмарка, и Дуэйн решил сводить туда Джоша, чтобы еще хоть какое-то время побыть вместе с ним. Он купил ему клубничное мороженое, усадил себе на плечи и понес к аттракционам. Была суббота, кругом полно народа, в воздухе витали сладкие запахи.

Обойдя все карусели, они присели на скамейку – чуть поодаль от толпы. По дорожке, обрамленной травой, гоняли на велосипедах мальчишки, и Дуэйн, глядя на них, перенесся в далекое прошлое, когда он вместе с Беном и Деннисом так же мчался по улицам их квартала тем летним днем, когда время как будто застыло и все еще казалось таким простым. Он хотел научить Денниса кататься на двухколесном велосипеде и сговорился с Беном ехать быстро-быстро по первой же попавшейся прямой, чтобы младший братишка поднапрягся и смог бы их догнать, сосредоточившись только на этом стремлении и забыв про страх, что может упасть. Точно так же учил его кататься на велосипеде и их отец, когда жил с ними. Он с умилением вспомнил, как Деннису вдруг удалось их обогнать, и он один помчался впереди по плавящейся на солнце асфальтированной дороге, гордый и взрослый.

И вот теперь, спустя много лет, Деннис навсегда остался позади – гонку в одиночестве возглавил Бен, а Дуэйн, падавший не раз и не два, был еще слишком слаб, чтобы подняться в полный рост и угнаться за ним.

Решив, что пора ехать, он взял Джоша на руки и вернулся к машине, спросив дорогу у молодой женщины, прогуливавшейся с детской коляской по тротуару.

Через четверть часа он нашел нужную улицу и остановил машину у дома номер 48. Дом выглядел довольно импозантно: три этажа, стены обшиты белой дранкой – для вящей надежности. Дуэйн оставил Джоша в машине, а сам позвонил в дверь – но на звонок никто не ответил.

Он вернулся в машину и принялся барабанить пальцами по приборной доске, а Джош меж тем внимательно разглядывал все, что происходило на улице.

Оставалось только ждать.

Через полчаса к дому подъехал серый «Кадиллак». Водитель, лет тридцати, был спортивного сложения, темноволос и коротко стрижен. Даже если бы Дуэйн его никогда раньше не видел, он тотчас бы его узнал.

– Самьюэл Уолфрам? – осведомился он, подходя к нему ближе.

– Да. А вы кто?

– Я Дуэйн Парсонс, а Джош в машине – там, сзади… думаю, вы следили за новостями…

Мужчина чуть отпрянул и глянул на старенький «Бьюик» Дуэйна, где, уткнувшись лбом в стекло, сидел Джош.

– Откуда же вы прибыли? Прямиком из Нью-Йорка? Я узнал обо всем только сегодня утром – жена позвонила мне на работу!

– Послушайте, дайте мне всего лишь минуту, я все объясню, и вы сразу поймете, у меня просто не было выхода…

– Не было выхода? И поэтому вы похитили Джоша у матери? Но зачем было тащить его сюда – это же безрассудно! По крайней мере, с ним все хорошо?

– Да, все хорошо, мистер Уолфрам, и я отмахал не одну сотню чертовых километров только потому, что вы единственный, кто может помочь вашему сыну, ведь оставаться с Сибил для него небезопасно…

– Небезопасно? Отчего же оставаться с ней для него небезопасно? И с какой стати я должен вам верить?

Дуэйн, вконец надломленный, кинулся к своей машине и, вернувшись вместе с Джошем, предъявил малыша его родному отцу, потом стянул с него майчонку и при свете дня выставил напоказ сплошные кровоподтеки, четко выделявшиеся на его хрупком тельце. Джош, не понимая, что происходит, выронил плюшевого кролика и расплакался.

Потрясенный до глубины души, Самьюэл опустился перед сынишкой на колени и робко запустил руку ему в волосы.

– Я же не знал… клянусь, я ничего не знал…

Он прижал малыша к себе. Джош не шелохнулся. Дуэйн спросил, узнал ли он родного сына.

– Я ничего не мог поделать, а если бы отвел его в центр детской помощи или в любую больницу, Сибил в тот же день забрала бы его обратно…

Самьюэл встал с колен, держа сынишку на руках.

– Ладно, сейчас мы втроем пройдем в дом и все обсудим, хорошо?

– Хорошо, – ответил Дуэйн и, подобрав плюшевого кролика, пошел следом за ними по дорожке к дому.

Ему хотелось убедиться, что малыш попал в добрые руки.

Они сели в просторной, строго убранной гостиной в бежевых тонах, – две ее стены целиком занимали книги, еще одна, остекленная, выходила в тенистый сад.

– Как вы меня нашли? Сомневаюсь, что мои координаты дала Сибил…

– Ну да, так и есть, раз или два она говорила про вас, я знал – после развода вы переехали в Чикаго, так что оставалось только найти ваш адрес по Интернету.

– Да-да, понятно, – проговорил Самьюэл, поворачиваясь к Джошу, который смирно сидел рядышком. – Если мне не изменяет память, мы с ним не виделись два с лишним года. Сибил уж постаралась, чтобы я не смог взять его к себе на летние каникулы в прошлом году, я не раз пытался узнать, как там Джош, а она все говорила – он, мол, спит или гуляет с нянькой… А потом прошло время, я, так уж вышло, с головой ушел в работу, ну и…

– Я вас ни в чем не виню.

– Понимаю. Вот только я никак не могу взять в толк, когда успел ослепнуть, ведь было же ясно – творится неладное… Как бы там ни было, я завтра же позвоню адвокату, и он скажет, что делать… А еще запишусь на прием к врачу – пусть посмотрит Джоша, да и детскому психологу не мешало бы его показать. Так будет легче с нею судиться. Не может быть и речи, чтобы мой сын вернулся к этой психопатке… И давно она его так колотит – знаете?

– Нет… Узнал только четыре месяца назад…

По глазам Самьюэла Дуэйн понял, что тот хочет его о чем-то спросить, но не решается.

– Во всяком случае, если я могу вам чем-то помочь, скажите прямо. После всего, что вы сделали для моего сынишки, для меня это сущий пустяк. Я постараюсь, чтобы ваша роль во всей этой истории прояснилась раз и навсегда, а когда будет установлено, что к чему, все обвинения Сибил пойдут прахом. Если необходимо, мой адвокат защитит и вас. Отныне скрываться придется ей, уж вы мне поверьте…

Самьюэл протянул ему визитную карточку, и Дуэйн убрал ее в бумажник.

– Если угодно, можете здесь переночевать. Вот-вот вернется моя жена – она с дочкой пошла на ярмарку, – и мы все вместе пообедаем.

– С вашей дочкой? Сколько же ей?

– Полтора годика. Да уж, такое и представить себе трудно, ведь Джош увидится с ней в первый раз.

Со своей сестренкой.

– Благодарю за предложение, но, наверно, откажусь. Теперь дело за вами, не так ли?

Самьюэл согласился, искренне и решительно, – и Дуэйн успокоился.

– Теперь ты останешься со своим папой, ладно? – сказал он, присев на корточки перед малышом. – Здесь будет хорошо, а я скоро приеду тебя проведать, обещаю…

– Ладно, – проговорил Джош, прижимая к себе плюшевого кролика.

– Ты уж… это… приглядывай за кроликом, теперь он твой. Потом, я узнал, что у тебя есть маленькая сестренка, понимаешь? Она вот-вот будет, и ты станешь ей старшим братом!

Тут Джош кинулся в его объятия. Дуэйн, немного смутившись, какое-то время прижимал малыша к себе, силясь совладать с волнением, потом поцеловал его в лобик, поднялся, пожал Самьюэлу руку и направился к двери.

Не смея оглянуться.

И каждый шаг в сторону от дома отдавался в его теле, как удар кинжала.

Дуэйн сел за руль и, лишь когда тронулся, заметил, что Самьюэл стоит на крыльце с Джошем на руках, и они оба машут ему на прощание. Он тоже им помахал – Самьюэл скрылся в доме вместе с сынишкой.

С Джошем, которого он, быть может, больше никогда не увидит. С Джошем, который со временем все забудет… и его забудет.

Но таков уж порядок вещей. Он и не надеялся, что может быть по-другому.

Поначалу Дуэйн ехал, куда глаза глядят, потом выбрался из Чикаго, держа на восток. Но сворачивать на ту же дорогу, по которой он приехал, ему не хотелось, как не хотелось и поворачивать в другую сторону – до поры до времени.

Пока он ехал по 88-й дороге, мало-помалу стемнело. Вокруг повсюду простирались бескрайние равнины Иллинойса. В сумеречном небе тучи собирались в огромные сгустки, похожие на громадные, подернутые сажей клочья хлопка. Дуэйн включил радио и стал слушать новости, следя за уходящей вдаль лентой дороги.

И что теперь? Что делать? Уехав из Нью-Йорка, Дуэйн на самом деле и не думал о будущем – когда в одно прекрасное мгновение он снова останется один-одинешенек. Он успокаивал себя тем, что у него хватит денег, чтобы продержаться какое-то время и подождать, пока вокруг отца Джоша все не уляжется. Но он, как ни крути, все равно не мог вечно колесить по дорогам, хотя самая мысль о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк, вызывала у него тошноту; и не только потому, что его могли обвинить в похищении ребенка и снова отправить в тюрьму, – он надеялся, что все обвинения с него непременно снимут, если отец Джоша сдержит слово, – а потому, что ему претило возвращаться в свою ужасную, беспросветно мрачную жизнь, в квартирку в Куинсе, где он коротал большую часть времени, замкнувшись в четырех стенах и все больше опасаясь высунуть нос наружу; в эту самую жизнь, которая неумолимо шла под откос сквозь кромешную тьму, не считая редких просветов, отчего он приходил в полное отчаяние, подобно тому, как отчаивается пловец, вынырнувший на поверхность после долгого пребывания под водой и вынужденный нырять снова.

Но это была его жизнь – другой у него не было.

Возвращаться к Мэри Бет он не решился. Знал – никакого толку от этого не будет. Тогда он вспомнил про Бена. Единственного человека, которому он действительно хотел излить душу – прямо сейчас.

Найти телефон, позвонить, все ему объяснить и постараться его выслушать.

Дорожный знак указывал, что через двадцать километров будет город Дэвенпорт. Сгорая от нетерпения, Дуэйн прибавил газу.

И в голове у него созревала мысль – безрассудная и вместе с тем вполне очевидная. Вместо того чтобы звонить, он решил податься прямиком на запад – и застать его в Сан-Франциско. В конце концов, что ему теперь мешает? Снова оставшись в одиночестве, свободный, ни с чем и ни с кем не связанный, он мог только одно – гнать вперед, не останавливаясь… К тому же Бен, ясное дело, примет его с распростертыми объятиями, тем более что он уже звал его к себе, когда они последний раз говорили по телефону.

Дуэйн сверился с маршрутом, который предстояло преодолеть до Калифорнии. Около трех тысяч километров, или четыре дня безостановочной езды через пять штатов, – то бишь двойное расстояние в сравнении с тем, которое он уже одолел.

На мгновение он приуныл. Но только на мгновение. Сейчас, когда он уже дал полный вперед, включать заднюю было просто немыслимо. А приехав на место, он сядет на берегу океана и там, греясь на песочке, возможно, решит, что делать со своей скотской жизнью.

Через пару часов Дуэйн остановился в небольшом городке Ньютон, в Айове, и, пройдя через автостоянку, где припарковался, пришел в изумление: оглядывая поблекшие домишки вокруг, он вдруг поймал себя на мысли, что попал в другой мир, распахнувшийся перед ним в сотнях световых лет от того мира, где он прожил всю жизнь, и вместе с тем возникший чуть ближе к тому месту, куда он держал путь.

В поисках гостиницы, где можно переночевать, он двинулся по широкой, обсаженной деревьями улице, и тут увидел: на тротуаре лежит человек, а двое полицейских в форме пытаются его поднять. Дуэйн встретился взглядом с тем, что помоложе, – в его глазах читались недовольство и отвращение. А рядом мигали синеватые проблесковые огни на крыше полицейской машины – они отбрасывали отсветы на фасады стоящих поблизости зданий, в точности как оно было в тот вечер, тринадцать лет назад, когда они с Деннисом вышли на крыльцо их дома, гадая, откуда взялись эти громоподобные голоса… как в тот самый вечер, когда все вдруг резко изменилось.

У верхнего края лестницы переминался с ноги на ногу отец – он не сводил глаз с полицейских, укрывавшихся вдесятером за машинами, которые остановились прямо посреди дороги.

Вооруженные. Готовые открыть огонь.

Сперва Дуэйн не поверил своим глазам. Как в кино про гангстеров.

Услышав, как они подходят сзади, отец резко обернулся – его багровое от гнева лицо вмиг преобразилось. Дуэйн только тогда заметил, что в руках у отца была винтовка, нацеленная на полицейских, – та самая, которая завораживала его всякий раз, когда он заглядывал в оружейный чулан.

И тогда он понял – их жизнь уже никогда не будет прежней.

Отец встал перед ними на колени и стал объяснять, что он сделал что-то плохое, что ему предстоит уехать – очень надолго и что они оба должны слушаться маму: ведь это самое главное. А еще он взял с Дуэйна слово, что тот всегда будет защищать своего братишку, что бы там ни случилось.

Вслед за этим Уильям Парсонс опустил винтовку на дощатое крыльцо и обнял их крепко-крепко. Потом встал с колен и, сложив руки за голову, пошел вниз по лестнице, так и не оглянувшись ни разу на двух своих сыновей.

На него накинулись трое или четверо полицейских – они повалили его на землю и защелкнули на запястьях наручники, а потом запихнули в одну из своих машин. Кто-то из полицейских, как только положение снова стало под контролем, поднялся на крыльцо за винтовкой и велел Дуэйну с Деннисом возвращаться в дом – к матери, которая наблюдала за происходящим из-за шторы в гостиной.

Но они оба даже не шелохнулись – будто не слышали этого властного дядьку в форме, который вызывал у них только ярость… а через несколько минут на улице все стихло, если не считать воя удалявшихся сирен и приглушенного гомона кучки соседей, высыпавших из своих нор поглазеть, чем закончился этот переполох.

Деннис, расплакавшись, все глядел в ту сторону, куда укатили машины, укравшие у них папу.

А Дуэйн, стоя рядом, поднял глаза к небу – словно хотел увидеть свет звезд, которых там не было.

Потом, вспомнив свое обещание, он крепко стиснул ручонку братишки и повел его в дом.